ПОЛНЫЙ ТЕКСТ И ZIР НАХОДИТСЯ В ПРИЛОЖЕНИИ

Урсула Ле Гуин.
Глаз цапли

-----------------------------------------------------------------------
Ursulа К.Lе Guin. Тhе Еyе оf thе Неrоn (1978).
Пер. - И.Тогоева. `Миры Урсулы Ле Гуин`. `Полярис`, 1997.
ОСR & sреllсhесk by НаrryFаn, 30 Маrсh 2001
-----------------------------------------------------------------------

1

Лев сидел на самом солнцепеке, в центре круга деревьев, скрестив ноги и
склонив голову над сложенными чашечкой руками.
Меж его теплых ладоней устроилось крохотное существо. Он его не
удерживал; оно само решило, а может, согласилось пока побыть там. Существо
было похоже на маленькую жабу с крылышками. Крылышки, серовато-коричневые
с темными полосками, сейчас были сложены и высоко подняты над спинкой; все
остальное тело было темным. Три золотистых глаза, словно три булавочные
головки, украшали голову - по одному с каждой стороны и один посредине.
Этот обращенный вверх центральный глаз неотрывно смотрел на Льва. Лев
моргнул. Существо тут же переменило обличье. Какие-то перистые отростки
пыльно-розового цвета, похожие на пальмовые листья, появились из-под
сложенных крыльев. Теперь это был просто покрытый перьями шарик, который и
рассмотреть-то как следует не удавалось - эти отростки или перья
непрестанно дрожали, делая неясными очертания самого тела. Понемногу
дрожание прекратилось. Жаба с крылышками по-прежнему спокойно сидела у
Льва на ладошке, только теперь она была светло-голубого цвета. Она
почесала свой левый, боковой глаз самой задней из трех левых лапок, и Лев
улыбнулся. Жаба, крылья, глаза, ножки - все тут же исчезло. Совершенно
плоское, похожее на моль существо распласталось у него на ладони, став
почти невидимым. За исключением чуть заметных темноватых пятнышек, оно
теперь имело в точности тот же*цвет и структуру, что и кожа человека. Лев
застыл, и постепенно голубая жаба с крылышками возникла вновь, но один
золотистый глаз внимательно следил за ним. Она прошла по его ладони и
взобралась на согнутые пальцы. Шесть крохотных теплых лапок чуть сжимали
его кожу при подъеме и тут же отпускали; двигалась она очень изящно и
точно. Потом крылатая жабка застыла, устроившись на кончиках его пальцев,
и склонила голову набок, чтобы посмотреть на него своим правым глазом, в
то время как два остальных глаза, левый и центральный, изучали небеса.
Затем загадочное существо собралось, вытянулось наподобие стрелы,
выпустило два прозрачных подкрылка, длиной вдвое больше тела, и взлетело -
плавно, без малейшего усилия, - направляясь к залитому солнцем склону
холма за кольцом деревьев.
- Лев!
- Да я тут уотситом любуюсь. - Он встал и пошел навстречу Андре.
- Мартин считает, что мы уже сегодня можем добраться домой.
- Хорошо бы. - Лев подхватил свой заплечный мешок и присоединился к
остальным семи членам экспедиции. Они двигались гуськом, молча, нарушая
тишину лишь в том случае, если нужно было сообщить впереди идущему, где
легче обойти то или иное препятствие, или же когда второй человек в
цепочке, у которого был компас, говорил, что теперь пора свернуть вправо
или влево. Они шли на юго-запад. Идти оказалось нетрудно, однако ни тропы,
ни каких-либо отметок вокруг не было. Деревья здесь росли как бы кругами -
от двадцати до шестидесяти деревьев образовывали почти правильное кольцо,
внутри которого оставалось свободное пространство. В этой холмистой долине
деревья-кольца росли так густо, часто смыкаясь друг с другом, что
путешественникам постоянно приходилось прорубаться сквозь густой подлесок,
которым заросла земля между темными волосатыми стволами; потом они
пересекли относительно чистую округлую, залитую солнцем поляну, покрытую
болотной травой, и снова оказались в густой тени, среди переплетенных
ветвей и шершавых стволов. На склонах холмов кольца деревьев были
разбросаны более вольготно, и порой открывался довольно широкий вид на
невысокие холмы и долины, до самого горизонта покрытые круглыми
расплывчатыми пятнами темно-красного цвета.
Когда перевалило за полдень, солнце скрылось в облачной дымке. На
западе сгущались тучи. Посыпался мелкий тихий дождичек. Было тепло и
совершенно безветренно. Обнаженные торсы путешественников блестели, словно
натертые маслом. Капельки воды повисли на волосах. Они упорно шли вперед,
забирая все больше к югу. Свет чуть померк, стал сероватым. В низинах,
внутри деревьев-колец, было сыро и сумрачно.
Идущий впереди Мартин первым взобрался по длинному каменистому склону
на вершину холма, обернулся и что-то крикнул. Один за другим они тоже
взобрались на вершину и остановились с ним рядом. Здесь была самая высокая
точка долины. Внизу виднелась широкая река; сверкая на солнце, она
казалась бесцветной меж темными берегами.
Самый старший в группе по имени Упорный поднялся на вершину последним и
стоял, глядя на реку с выражением глубокого удовлетворения. `Здравствуй`,
- дружески шепнул он ей.
- А где у нас лодки? - спросил тот парень, у которого был компас.
- Вверх по течению, вроде бы, - осторожно сказал Мартин.
- Вниз, скорее, - усомнился Лев. - По-моему, они вон там, на западе,
напротив самой высокой горы.
Они с минуту поспорили и решили попробовать пойти вниз по течению. Но
все-таки чуточку еще постояли на вершине в полном молчании; отсюда
открывался широкий вид на ту долину, которой они в течение многих дней
стремились достигнуть. За рекой, на юго-запад, по склонам холмов тянулись
леса, образованные бесконечными пересекающимися и смыкающимися кольцами
деревьев; по небу неслись непрерывно менявшие свои очертания облака. К
востоку, вверх по течению реки, почти от ее берегов начинался довольно
крутой подъем; на западе река вилась по серым равнинам среди низких
пологих холмов. У самого горизонта, где река исчезала из виду, виднелось
слабое свечение - то были отражавшиеся в морской воде солнечные лучи. На
севере, за спинами путешественников, лежали заросшие лесом холмы, сейчас
полускрытые дымкой дождя и надвигающимися сумерками; долгие дни и многие
мили пройденного ими пути.
И во всем этом огромном и тихом пространстве - над холмами, над лесами,
над рекой - ни одной ниточки дыма, ни единого намека на жилище человека
или тропу.
Они свернули на запад, не спускаясь в долину, и примерно через километр
юноша по имени Желанный, который теперь вел отряд, окликнул остальных и
указал на две черные скорлупки в излучине реки на усыпанном галькой
берегу; это были лодки, которые они втащили туда несколько недель назад.
Путешественники спустились на берег, оскальзываясь и обдираясь о камни
на крутом склоне. Внизу неожиданно оказалось как-то темно и холодно, хотя
дождь прекратился.
- Скоро совсем стемнеет. Лагерь разбивать будем? - неуверенно спросил
Упорный.
Они посмотрели на серую массу речной воды, скользившую мимо, на серое
небо над нею.
- Ничего, на воде будет светлее, - сказал Андре, вытаскивая весла
из-под перевернутой лодки.
Целая семейка сумчатых летучих мышей устроилась между веслами.
Подросший молодняк испуганно метнулся над берегом, судорожно махая
крыльями и оглашая воздух пронзительными воплями, от которых стыла кровь в
жилах; зато их рассерженные родители вылезли не спеша и медленно полетели
за ними следом. Путешественники посмеялись, подхватили легкие лодочки на
плечи и спустили их на воду. Потом уселись - по четыре человека в лодку.
Взлетающие мокрые весла сверкали серебром в закатных лучах. На середине
реки действительно оказалось светлее, небо словно поднялось выше, а
берега, наоборот, стали как будто ниже и темнее.

О, когда придем,
Когда дойдем до Лиссабона,
Нас будут ждать
На рейде белые суда!..

Один из юношей в первой лодке затянул эту песню, два или три голоса из
второй подхватили. А вокруг лежала тишина дикого края, точно в чаше держа
ритмичную негромкую мелодию, окружая путешественников со всех сторон -
снизу и сверху, спереди и сзади.
Постепенно берега стали еще ниже, расступились, окутанные тенью, и
теперь лодки нес могучий серый поток в полмили шириной. С каждой минутой
становилось все темнее. Потом где-то на юге вспыхнул первый огонек,
далекий и ясный, прорвавшись сквозь окутавшую людей древнюю тьму.

В деревнях все спали. Путешественники поднимались по тропе меж рисовых
полей, освещая себе путь покачивающимися при ходьбе фонарями. В воздухе
висел запах дыма - торфяных брикетов для очагов. Путники тихо, как
сеявшийся с неба мелкий дождь, прошли по улице, между спящими домиками, и
вдруг Желанный, испустив дикий клич: `Эй, а ведь мы добрались!`, с размаху
распахнул дверь своего дома и еще громче завопил: `Мама, проснись! Это я!`
Через пять минут полгорода высыпало на улицу. Вспыхнули огни,
отворились двери, дети заплясали вокруг путешественников, одновременно
заговорили сотни голосов - кто-то что-то кричал, кто-то спрашивал, кто-то
радостно приветствовал отважных исследователей.
Лев сам пошел навстречу Южному Ветру. Она спешила к ним по улице,
заспанная, улыбающаяся, набросив шаль на растрепавшиеся во сне волосы. Он
протянул к ней руки, обнял ее, остановил.
Она подняла глаза, посмотрела ему в лицо и рассмеялась.
- Вы вернулись! Вернулись!
Потом, почуяв неладное, она примолкла, быстро огляделась - вокруг
царила радостная суета - и снова вопросительно посмотрела на Льва.
- Ох, - сказала она, - я так и знала. Я знала.
- Да. Когда мы еще шли на север. Дней десять назад. Мы спускались по
руслу ручья, среди скал. Он схватился за камень, тот выскользнул у него
из-под руки, а под камнем оказалось гнездо скорпионов. Сперва он почти
ничего не почувствовал. Но он получил несколько десятков укусов, и чуть
позже руки у него начали распухать...
Он крепко держал девушку за плечи; она по-прежнему смотрела ему прямо в
глаза.
- Он умер ночью.
- Ему было очень больно?
- Нет, - солгал Лев, скрывая набежавшие слезы. - Он там и остался.
Возле водопада. Мы сложили над могилой пирамиду из белых камней. Так что
он... он теперь там.
И вдруг рядом с ними среди всеобщей суеты и оживленных разговоров
отчетливо прозвучал женский голос:
- А где же Тиммо?
Южный Ветер бессильно опустила плечи; она, казалось, сразу стала меньше
ростом, вся съежилась - вот-вот исчезнет совсем...
- Пойдем со мной, - сказал Лев, нежно обняв ее за плечи, и они молча
пошли к дому ее матери.
Лев оставил девушку там, с обеими матерями - с матерью Тиммо и с ее
собственной. Выйдя из дома, он постоял в нерешительности, потом медленно
двинулся обратно к толпе. Ему навстречу вышел отец; Лев узнал знакомые
вьющиеся седые волосы и полные ожидания глаза, поблескивавшие в свете
факелов. Саша всегда был хрупким и невысоким, но, когда они обнялись, Лев
почувствовал, как похудел за это время отец, хотя твердость духа в этом
легком теле ощущалась прежняя.
- Ты был у Южного Ветра?
- Да. Я не мог...
На минутку он по-детски прижался к отцу, и тот своей тонкой рукой
погладил его по плечу. Свет факелов дрожал и расплывался у Льва перед
глазами. Когда он отстранился, Саша чуть отступил назад, чтобы как следует
рассмотреть сына; он ничего не говорил и только глядел на него очень
внимательно своими темными глазами, пряча улыбку в колючих седых усах.
- С тобой все в порядке, отец?
Саша кивнул.
- Ты устал, сынок. Пойдем-ка домой. - И когда они уже шли по улице, он
спросил: - А вы нашли ту землю, что обещали?
- Да. Отличную долину! Там большая река, миль пять до моря, и вообще,
есть все, что человеку нужно. И там так красиво! Долина со всех сторон
окружена горами, один горный хребет за другим, все выше и выше, вершины
уходят за облака и белее облаков... Ты просто не представляешь, как нужно
задрать голову, чтобы разглядеть самую высокую вершину... - он вдруг
умолк.
- Значит, путь туда лежит через горы? И через реки?
Лев мгновенно спустился с тех белых вершин, что виделись ему, на
грешную землю и вопросительно уставился на отца.
- Ты считаешь, что добраться туда нелегко? Хозяевам трудно будет
преследовать нас?
Чуть помедлив. Лев улыбнулся и ответил:
- Я думаю, да.

Уборка риса была в самом разгаре, и многие крестьяне прийти просто не
смогли, однако каждая деревня прислала в Шанти хотя бы одного человека -
послушать, о чем расскажут разведчики и как это воспримут остальные. В
полдень все еще шел дождь; огромная площадь перед Домом Собраний была
буквально забита народом; люди прятались под зонтами, сделанными из
широких, красных, шуршащих как бумага листьев тростниковой пальмы, и либо
стояли, либо сидели на корточках, а то и прямо на земле, подстелив
сплетенные из тех же листьев циновки, щелкали орехи и разговаривали, пока
наконец в Доме Собраний не прозвонил маленький бронзовый колокольчик.
Тогда все разом повернули головы и посмотрели на высокое крыльцо, где уже
стояла Вера, готовая говорить.
Это была стройная женщина с серо-стальными седыми волосами, изящным
узким носом и темными продолговатыми глазами. Голос ее звучал громко и
ясно, и, пока она говорила, никто не проронил ни звука, только мягко
шелестел дождь да порой в толпе раздавался тихий щебет какого-нибудь
малыша, которого мгновенно утихомиривали.
Вера поздравила разведчиков с возвращением. Потом рассказала о смерти
Тиммо и, очень тихо и кратко, о самом Тиммо - каким она видела его в день
отправки экспедиции. Она говорила об их стодневном путешествии по дикому
краю, о том, что они нанесли на карту огромную территорию к востоку и
северу от Залива Мечты, и о том, что они все-таки его отыскали, отличное
место для нового поселения, и проложили туда путь.
- Довольно многие из жителей Шанти, - сказала Вера, - даже и думать не
хотят о том, чтобы куда-то переселяться, тем более так далеко от родного
дома. Все это требует обсуждения. К тому же среди нас присутствуют и
представители наших соседей из Столицы; возможно, они тоже захотят
присоединиться к нашей дискуссии. Каждый имеет право высказать свою точку
зрения совершенно свободно. Итак, разрешите мне первыми предоставить слово
Андре и Льву, которые выступят от имени разведчиков: пусть расскажут нам,
что видели и что нашли в диких краях.
Андре, плотный застенчивый мужчина лет тридцати, описал их путешествие
на север. Говорил он тихо и невнятно, однако люди слушали с напряженным
вниманием, ибо перед ними постепенно возникала картина того мира, что
расстилался далеко за пределами привычных полей. Кое-кто в задних рядах,
однако, вытягивал шею, чтобы лучше разглядеть людей из Столицы, о
присутствии которых Вера столь вежливо всех предупредила. Да, они
действительно стояли возле самого крыльца - шестеро мужчин в коротких
кожаных, куртках и грубых высоких ботинках: телохранители и верные псы
своих Хозяев; у каждого на бедре длинный нож в ножнах и плеть, аккуратно
свернутая и заткнутая за ремень.
Андре пробормотал что-то в заключение и передал слово Льву, стройному и
очень худому юноше с густыми черными блестящими волосами. Лев начал тоже
нерешительно, подыскивая нужные слова, чтобы как можно лучше описать ту
долину, которую они наконец нашли, и объяснить, почему она показалась им
наиболее подходящей для нового поселения. Но постепенно голос его зазвучал
живее, он увлекся, словно увидев перед собой то, о чем старался поведать
своим слушателям - широкую долину и спокойную реку, которую они назвали
Безмятежной, и озеро в горах над нею, и болотистые земли, где растет дикий
рис, и отличный строевой лес, и залитые солнечным светом склоны холмов,
где могут раскинуться сады и огороды, и прекрасные участки для постройки
домов на высоких сухих местах, не то что здесь, в грязи и сырости. Он
рассказал об устье реки, о заливе, в который она впадает, где полно
съедобных моллюсков и водорослей; и еще он много говорил о горах, что
окружают долину, защищая ее от северных и восточных ветров, которые делают
зиму в Шанти такой мучительной и промозглой.
- Их вершины вздымаются за облака, туда, где вечный покой и вечно сияет
солнце, - говорил он. - Они обнимают долину, как мать младенца. Мы назвали
их Горы Махатмы. Чтобы как следует убедиться, насколько они задерживают
сильные холодные ветры, мы прожили там целых пятнадцать дней. Там ранняя
осень - все равно что здесь разгар лета, только ночи чуть холоднее; зато
дни солнечные и никаких дождей. Упорный считает, что в этой долине можно
собирать три урожая риса в год. В лесах довольно много диких фруктов, а
рыбная ловля в реке и заливе будет хорошим подспорьем поселенцам, особенно
сначала - до первого урожая. А какие там ясные зори! Мы задержались не
только потому, что хотели выяснить, какая будет погода. Просто трудно было
сразу уйти из этих замечательных мест, хотя домой и хотелось.
Люди слушали как зачарованные и довольно долго еще молчали, когда Лев
кончил говорить.
Потом кто-то спросил:
- А как далеко это? Сколько дней пути?
- Это выяснит головная группа; она же выполнит и основную работу по
прокладыванию пути. Эта группа должна выйти на несколько дней раньше
остальных и отметить наиболее легкий путь. Возвращаясь назад, мы
сознательно избегали тех труднопроходимых районов, которые пересекли,
когда шли на север. Самое сложное препятствие - наша река Поющая;
переправляться через нее придется на лодках. Остальные речки можно перейти
вброд, за исключением Безмятежной.
Посыпались еще вопросы; теперь люди вышли из состояния восторженного
восхищения и, разбившись на группы, ожесточенно спорили под своими зонтами
из красных листьев. Наконец снова попросила слова Вера, и все примолкли.
- Мне хотелось бы представить вам одного из наших соседей; он
собирается кое-что нам сообщить, - объявила она и пропустила вперед
мужчину, стоявшего у нее за спиной. Его черный наряд был подпоясан широким
ремнем с серебряной пряжкой, украшенной искусной чеканкой. Те шестеро, что
до того стояли возле крыльца, тоже поднялись наверх и полукругом обступили
человека в черном, как бы отделяя его от остальных людей, находившихся на
крыльце.
- Приветствую вас, - сказал человек в черном. Голос его звучал сухо,
негромко.
- Фалько, - перешептывались люди. - Это сам Хозяин Фалько.
- На меня возложена приятная обязанность передать поздравления от
правительства Виктории этим храбрым исследователям и путешественникам. Их
карты и отчеты станут ценнейшим вкладом в Государственный Архив нашей
Столицы. Планы ограниченной миграции земледельцев и работников ручного
труда в настоящее время внимательно изучаются Советом. В данном случае
четкая организация и контроль совершенно необходимы, чтобы обеспечить
безопасность и благополучие всего нашего общества в целом. Как то
совершенно ясно доказала данная экспедиция, мы, люди, обитаем лишь в одном
небольшом районе, в одном-единственном райском уголке огромного и
неизведанного мира. Мы, которые прожили здесь дольше всех, хранящие записи
о первых годах жизни колонии, знаем, что необдуманные планы рассеивания
людей по столь обширной территории могут угрожать нашему выживанию здесь,
и мудро поступят те, кто будет соблюдать порядок и строгие правила
взаимодействия. С удовольствием сообщаю вам также, что Совет приглашает
храбрых разведчиков прибыть в Столицу, где намерен от имени всех ее
жителей поздравить их и щедро вознаградить за старания.
Теперь воцарилась тишина совсем другого рода.
Первой заговорила Вера; она выглядела очень хрупкой рядом с высокими
грубыми мужчинами в кожаных куртках, но голос был чист и звонок.
- Мы благодарны представителю Совета за любезное приглашение...
- Совет намерен пригласить членов экспедиции после того, как изучит их
карты и отчеты, то есть через три дня, - вставил Фалько.
Снова возникла напряженная пауза.
- Мы еще раз благодарим Советника Фалько, - вмешался Лев, - и отклоняем
его приглашение.
Андре, старший из них, крепко сжал руку Льва и что-то горячо зашептал
ему на ухо; люди на крыльце начали оживленно переговариваться, но огромная
толпа перед Домом Собраний хранила молчание и оставалась недвижима.
- Нам необходимо сперва обсудить несколько очень важных вопросов, -
пояснила Вера, обращаясь к Фалько, однако сказала она это достаточно
громко, чтобы могли слышать все. - Только тогда мы будем готовы принять
приглашение Совета.
- Все важные вопросы обсуждаются Советом, сеньора Адельсон. И все
решения уже приняты. От вас ожидается лишь соблюдение законов и
послушание. - Фалько поклонился - только Вере, - поднял руку, приветствуя
толпу, и спустился с крыльца в окружении своих телохранителей. Люди широко
расступились, давая им пройти.
На крыльце тут же образовались две группы: члены экспедиции и другие,
главным образом молодые, мужчины и женщины собрались вокруг Веры, а их
оппоненты - вокруг светловолосого голубоглазого человека по имени Илия.
Внизу, в толпе, происходило деление по тому же принципу, и вскоре
собравшиеся стали похожи на лес из деревьев-колец: небольшие кольца
состояли, главным образом, из молодежи, а кольца побольше - из людей
старшего поколения. Все спорили страстно, однако совершенно беззлобно.
Когда какая-то высокая старуха начала вдруг трясти своим красным зонтом
перед носом у что-то горячо доказывавшей молодой девушки и кричать:
`Сбежать хотите! А нас на съедение Хозяевам бросить! Трепку бы вам задать
хорошую!` - и действительно огрела девушку своим зонтиком, то люди вокруг
разъярившейся старухи мгновенно как бы растаяли, разошлись и увели с собой
девушку. Старуха осталась в полном одиночестве, покраснев, точно
собственный зонтик, которым все еще лениво замахивалась неизвестно на
кого. Впрочем вскоре, нахмурившись и что-то бормоча себе под нос, она
присоединилась к другому кружку.
Две группы на крыльце к этому моменту уже воссоединились. Илия говорил
с тихой убежденностью:
- Прямое пренебрежение - это уже насилие. Лев, не хуже удара кулаком
или ножом.
- Поскольку я отвергаю насилие, я отвергаю и служение тому, кто насилие
совершает, - сказал молодой человек.
- Отвергая просьбу Совета, ты сам провоцируешь насилие.
- Аресты, избиения? Что ж, возможно. Но что нам, в конце концов, нужно,
Илия? Свобода или же самая примитивная безопасность?
- Отвергнув приглашение Фалько - пусть даже во имя свободы или чего-то
там еще, - ты провоцируешь репрессии. Ты играешь ему на руку.
- Мы и так уже у него в руках, разве нет? - вмешалась Вера. - И хотим
мы все одного - вырваться на свободу.
- Да, все согласны: действительно давно настала пора объясниться с
Советом - поговорить с ними честно, разумно. Но если мы начнем с открытого
неповиновения, с морального насилия, то ничего не добьемся, и они все
равно станут действовать с позиции силы.
- Мы вовсе не собирались выказывать им неповиновение, - сказала Вера. -
Мы просто намерены придерживаться собственных воззрений. Но если они
начнут с применения силы, то ты же понимаешь, Илия: любая наша попытка о
чем-то договориться будет выглядеть как сопротивление.
- Сопротивление в данном случае бесполезно, и мы непременно должны
добиться нормальных переговоров! Если же к ним примешается насилие - в
любой форме! - то истину будет доказать трудно, и наши жизни, наши надежды
на свободу будут растоптаны. Править будет сила, как это было на Земле!
- Она там правила не всеми, Илия. Только теми, кто соглашался ей
подчиниться.
- Земля изгнала наших отцов, - сказал Лев. Лицо его светилось; голос
звучал громко и требовательно, как басовая струна арфы, когда по ней
ударят особенно сильно. - Мы изгои и дети изгоев. Разве не сказал
Создатель, что изгой - это свободная душа, дитя Господа? Наша жизнь здесь,
в Шанти, - не свободная жизнь. Там, на севере, в новом поселении мы будем
свободны.
- А что такое свобода? - спросила стоявшая подле Илии красивая
темноволосая женщина по имени Сокровище. - Не думаю, что вы придете к ней
путем открытого неповиновения, сопротивления силе, упрямства. Свобода
будет с вами, только если вы изберете тропу любви. Принять все - значит и
получить все.
- Нам был дан целый мир, - сказал Андре, как всегда смущаясь. - Разве
мы его приняли?
- Открытое неповиновение - это ловушка, насилие - это тоже ловушка; и
от того, и от другого необходимо отказаться - мы именно так и поступаем, -
сказал Лев. - Уходим свободными. Хозяева непременно попытаются остановить
нас, используя как моральное, так и физическое давление; однако насилие -
оружие слабых. Стоит нам поверить в себя, в нашу общую цель, в нашу общую
силу, стоит нам сплотиться, и все их могущество растает, как тают тени в
лучах восходящего солнца!
- Лев, - тихо сказала темноволосая женщина по имени Сокровище, - Лев,
но это ведь и есть мир теней.

2

Налитые дождем тучи плыли длинными размытыми вереницами над Заливом
Мечты. Дождь все стучал и стучал по черепичной крыше Каса Фалько. В
дальнем конце дома, в кухонных помещениях, слышались далекие голоса не
замершей еще жизни, переговаривались слуги. Но больше ни звука - только
стук и шелест дождя.
Люс Марина Фалько Купер сидела под окном на уютном диване, подобрав
колени к подбородку. Порой она смотрела сквозь толстое зеленоватое стекло
на море, на дождь и на тучи. Порой опускала глаза на раскрытую книгу, что
лежала возле нее, и прочитывала несколько строк. Потом вздыхала и снова
смотрела в окно. Книга оказалась неинтересной.
И очень жаль! Она так надеялась! Она никогда прежде не читала книг.
Ее, разумеется, учили читать и писать, как дочь самого Хозяина Фалько.
Помимо заучивания уроков наизусть, ей приходилось переписывать в тетрадь
правила поведения, различные заповеди, она могла также написать письмо -
приглашение в гости или, напротив, отказ от чьего-либо приглашения - и
украсить письмецо изысканной рамочкой, красиво написать приветствие и
расписаться. Однако в школе они пользовались грифельными досками и
тетрадками, которые учительницы надписывали от руки. Книг же она никогда
даже не касалась. Книги были слишком драгоценны, чтобы ими пользоваться в
школе; их в мире и существовало-то всего несколько десятков. Они хранились
в Архиве. Однако сегодня днем, войдя в гостиную, она увидела на низеньком
столике небольшую коричневую коробку и подняла крышку, чтобы посмотреть,
что там внутри. `Коробка` оказалась полна слов. Аккуратных крохотных
словечек, в которых все буквы были одинакового размера, и что же за
терпение нужно было иметь, чтобы так аккуратно выписать их все! Книга,
настоящая книга с Земли! Должно быть, ее забыл там отец. Люс схватила
книгу, отнесла к окну, уселась на диван и снова осторожно открыла
`крышку`, а потом очень медленно прочитала все, и крупные, и мелкие, слова
на самой первой странице.

ОКАЗАНИЕ ПЕРВОЙ ПОМОЩИ.
ПОСОБИЕ ПО ОКАЗАНИЮ ПЕРВОЙ ПОМОЩИ
ВО ВРЕМЯ НЕСЧАСТНЫХ СЛУЧАЕВ И БОЛЕЗНЕЙ.
М.Е.Рой, д-р медицины.

Женева Пресс, Женева, Швейцария, 2027.
лицензия Nо 83А38014. Женева.

Все это показалось ей сущей белибердой. Ну еще `первая помощь` - это
понятно, но уже следующая строчка представляла собой загадку. Чье-то имя,
какие-то несчастные случаи и болезни? И целая куча заглавных букв, и точки
после каждой из них? И что такое `женева`? Или `пресс`? Или `Швейцария`?
В той же степени загадочными были и красные буквы, написанные как бы
поверх всего остального, наискосок, в левом верхнем углу страницы: ДАР
МЕЖДУНАРОДНОГО КРАСНОГО КРЕСТА ДЛЯ ИСПОЛЬЗОВАНИЯ В ИСПРАВИТЕЛЬНОЙ КОЛОНИИ
НА ПЛАНЕТЕ ВИКТОРИЯ.
Она перевернула бумажную страницу, восхищаясь ее качеством. Бумага была
куда более гладкой, чем самая тонкая ткань; казалась ломкой, однако легко
сгибалась, точно молодой лист тростника. И еще она была совершенно белой.
Люс с трудом, от слова к слову пробивалась сквозь текст и дошла до
самого низа первой страницы, а потом начала переворачивать по несколько
страниц сразу - все равно большая часть слов для нее ровным счетом ничего
не значила. Появились ужасные картинки: она даже вздрогнула, однако в ней
вновь проснулся интерес. Люди поддерживали головы другим людям и дышали им
в рот; потом последовали изображения костей как бы изнутри или вен внутри,
например, руки; затем пошли цветные рисунки на восхитительной блестящей
бумаге, похожей на стекло: люди с красными пятнышками на плечах, или с
огромными красными прыщами на щеках, или с отвратительными нарывами по
всему телу, а под картинками загадочные слова: аллергическая сыпь, корь,
ветрянка, оспа. Она внимательно рассмотрела все картинки, изредка пытаясь
с налету вычитать что-нибудь на соседней странице. Она поняла, что это
книга по медицине и что это, должно быть, доктор, а не отец забыл ее здесь
на столике прошлой ночью. Доктор был хорошим человеком, только чересчур
обидчивым и раздражительным; интересно, он рассердится, если узнает, что
Люс рассматривала его книгу? Ведь своих тайн книга ей все равно не
раскрыла. Доктор тоже никогда не отвечал на вопросы. И предпочитал хранить
свои секреты при себе.
Люс снова вздохнула и посмотрела в окно, на растрепанные дождевые
облака. Картинки она уже все видела, а слова были ей не интересны.
Она встала и в ту самую минуту, когда она клала книгу точно так, как та
лежала прежде, в комнату вошел отец.
Движения его были энергичны, спина прямая, взгляд ясный и жесткий. Он
улыбнулся, увидев Люс. Немного растерявшись, чувствуя свою вину, она
присела перед ним в шутливом реверансе, юбками прикрывая и низенький
столик, и книгу на нем.
- Господин мой! Тысячу приветствий!
- Ах ты, моя маленькая красавица! Микаэл! Горячей воды и полотенце - я
себя чувствую буквально вывалявшимся в грязи. - Отец уселся в одно из
резных деревянных кресел и вытянул перед собой ноги; спина его оставалась
как всегда прямой.
- Где же это ты так перепачкался, папа?
- Среди этого сброда.
- В Шанти-тауне?
- Три вида живых существ прибыли с Земли на планету Виктория: люди, вши
и жители Шанти-тауна. Если бы я мог избавиться только от одного из этих
видов, то выбрал бы последний. - Он снова улыбнулся, довольный собственной
шуткой, потом посмотрел на дочь и сказал: - Один из них осмелился
возражать мне. По-моему, ты его знаешь.
- Я его знаю?
- По школе. Детям этого сброда не следовало бы позволять посещать
школы. Забыл его имя. У них не имена, чушь собачья - Липучка, Вонючка,
Как-тебя-там... Ну такой тощий как палка мальчишка, с копной черных
волос...
- Лев?
- Вот именно. Настоящий возмутитель спокойствия.
- А что он такого тебе сказал?
- Он сказал мне `нет`.
Слуга примчался с тазом и кувшином горячей воды, за ним шла служанка с
полотенцами. Фалько тщательно оттирал руки и лицо, отдувался, фыркал и все
время продолжал говорить:
- Он и еще несколько человек только что вернулись из экспедиции на
север дикого края. Уверяют, что нашли отличное место для нового города. И
хотят, чтобы все жители Шанти перебрались туда.
- И покинули Шанти-таун? Все сразу?
Фалько нарочито громко фыркнул и выставил вперед ногу в высоком
ботинке, чтобы Микаэл его разул.
- Как будто они способны хоть одну зиму прожить без поддержки и заботы
Столицы! Земля пятьдесят лет назад выслала их сюда, этих тупиц, не
способных ничему научиться. Что ж, такими они и остались. Пора снова дать
им хороший урок.
- Но не могут же они просто так взять и уйти в дикие края? - сказала
Люс, которая слушала не только отца, но и собственные мысли. - Кто тогда
будет возделывать наши поля?
Отец не обратил на ее вопрос внимания, но повторил его иначе, как бы
превратив заключенные в нем женские эмоции в чисто мужскую трезвую
констатацию факта.
- Разумеется, нельзя позволить им начать разбредаться подобным образом.
Они выполняют общественно-необходимую работу.
- А почему сельским хозяйством занимаются именно жители Шанти?
- Потому что ни на что другое они не способны. Убери с дороги эту
грязную воду, Микаэл.
- Вряд ли кто-нибудь из наших людей умеет возделывать землю, - заметила
Люс. Она размышляла. У нее были темные, круто изогнутые брови, как у отца,
но когда она думала, брови вытягивались у нее над глазами в ровную линию.
Это очень не нравилось Фалько. Мрачно насупленные брови совсем не шли
такой хорошенькой двадцатилетней девушке. Они придавали ей чересчур
суровый, какой-то неженский вид. Отец часто говорил ей об этом, но она так
и не отучилась от этой дурной привычки.
- Дорогая моя, мы ведь жители Столицы, а не крестьяне!
- Но кто, в таком случае, занимался земледелием до того, как сюда
прибыли жители Шанти? Колония существовала уже целых шестьдесят лет, когда
они здесь появились.
- Ручным трудом, разумеется, занимались рабочие. Но даже наши рабочие
никогда крестьянами не были. Мы все жители Столицы.
- И мы голодали, верно? Были ведь периоды голода? - Люс говорила
мечтательно, словно вспоминая уроки по древней истории, однако брови ее
по-прежнему были сдвинуты в одну темную линию над глазами. - В течение
первых десяти лет существования Колонии и потом тоже... многие люди
голодали. Они не умели выращивать богарный рис или сахарную свеклу, пока
не прибыли жители Шанти-тауна.
Теперь брови ее отца тоже сошлись в одну черную прямую. Он отпустил
Микаэла, горничную, а потом устранил и сам предмет неприятного разговора с
дочерью одним решительным взмахом руки.
- Это большая ошибка, - сухо промолвил он, - посылать крестьян и женщин
в школу. Крестьяне становятся наглыми, а женщины начинают раздражать.
Два-три года назад такие его слова непременно заставили бы Люс плакать.
Она бы тогда сразу сникла, выползла из гостиной и отправилась к себе,
чтобы там проливать слезы, пока отец не придет и не скажет ей что-нибудь
хорошее. Но теперь он не мог заставить ее расплакаться. Она не понимала,
почему теперь это так. Очень странно! Разумеется, она по-прежнему очень
сильно любила его и боялась; но теперь она всегда знала, что он скажет в
следующий момент. Никогда ничего нового она от него не слышала. Да и
вообще ничего нового никогда не происходило.
Она отвернулась и снова сквозь толстое неровное стекло посмотрела на
Залив Мечты, на изгиб дальнего берега, занавешенного дымкой
непрекращающегося дождя. Она стояла прямая, полная сил и жизни в неярком
свете сумрачного дня, в своей длинной красной домотканой юбке и блузке с
оборочками. Она казалась себе равнодушной и одинокой посреди этой длинной,
с высокими потолками комнаты. И чувствовала, что отец смотрит на нее. И
знала, что он сейчас скажет.
- Пора тебе замуж, Люс Марина.
Она подождала, пока он произнесет следующую фразу.
- С тех пор, как умерла твоя мать... - Последовал тяжкий вздох.
Довольно, довольно, довольно!
Она повернулась к нему лицом.
- Я читала эту книгу, - сказала она.
- Книгу?
- Ее, должно быть, доктор Мартин позабыл. Что значит `исправительная
колония`?
- С какой стати тебе понадобилось это читать?
Он был весьма удивлен. Ну что ж, уже интересно.
- Я думала, что это коробка с сушеными фруктами, - сказала она и
рассмеялась. - Но что все-таки значит: `исправительная колония`? Колония
для преступников? Тюрьма?
- Тебе это знать совершенно необязательно.
- Наши предки ведь были сосланы сюда как заключенные, верно? Именно так
говорили в школе ребята из Шанти-тауна. - Фалько начинал бледнеть, однако
опасность только раззадорила Люс; мысли ее стремились вперед, и она
говорила то, что давно уже было у нее на уме. - Они говорили, что все
Первое Поколение состояло из преступников. Земное правительство
использовало Викторию как тюрьму. А вот жителей Шанти-тауна как раз
сослали сюда за то, что они верили в мир или во что-то такое. Мы же
оказались здесь, потому что все были ворами и убийцами. И большая часть
Первого Поколения состояла из мужчин; их женщины не могли прилететь сюда,
поскольку не были за ними замужем, и именно поэтому здесь сперва женщин
очень не хватало. Мне это всегда казалось довольно-таки глупым - ну почему
было не прислать достаточно женщин для колонии? Зато теперь мне понятно,
почему те космические корабли могли долететь только сюда. Вернуться на
Землю они уже не могли. И почему жители Земли никогда сюда не прилетали.
Нас просто вышибли вон и заперли за нами дверь. Это ведь правда, не так
ли? Мы называем себя Колония Виктория. Но на самом деле мы - тюрьма.
Фалько уже встал. Потом медленно подошел к ней. Она стояла неподвижно,
с высоко поднятой головой, крепко упершись ногами в пол.
- Нет, - легко, даже почти равнодушно сказала она. - Нет, не смей,
папа.
И этот голос остановил его; подавив гнев, он застыл, глядя на нее. На
какое-то мгновение он увидел ее по-настоящему. Она поняла по его глазам,
что он увидел ее, теперешнюю, по-настоящему. И он испугался. Но лишь на
мгновение, на одно мгновение.
Потом он резко отвернулся. Подошел к столику и взял книгу, которую
забыл доктор Мартин.
- Что все это значит, Люс Марина? - спросил он наконец довольно
спокойно.
- Я просто хотела знать.
- Это произошло сто лет назад. И с Землей мы расстались навсегда. И мы
такие, какие есть.
Она кивнула. Когда он говорил своим обычным тоном, сухо и спокойно, она
снова видела в нем ту силу, которой всегда восхищалась, перед которой
преклонялась.
- Что меня особенно злит, - сказал он совершенно беззлобно, - так это
то, что ты наслушалась россказней этого сброда. Они вечно все
переворачивают с ног на голову. А что они знают? Вот ты позволила им
рассказывать, что Луис Фирмин Фалько, мой прадед, основатель нашего дома,
был вором, тюремной пташкой, уголовником. Да что им об этом известно! А
вот я действительно знаю историю нашей семьи и могу рассказать ее тебе -
чтобы и ты поняла, каковы были они, наши предки. Это были настоящие
мужчины. Слишком сильные для Земли. Правительство выслало их с Земли на
другую планету, потому что боялось их, самых лучших, самых смелых, самых
сильных из мужчин. Да, их просто боялись - тысячи тысяч жалких людишек на
Земле боялись их, ставили на них ловушки, высылали с Земли на ракетах, не
способных вернуться... Людишки желали распоряжаться Землей по своему
усмотрению. Понимаешь? Ну и что же, когда дело было сделано, когда все
настоящие мужчины с Земли улетели, там остались одни слабаки и слюнтяи,
которым оказался страшен даже такой сброд, как теперешние жители
Шанти-тауна. Тогда и тех тоже выслали с Земли - сюда, к нам, видимо, чтобы
мы их привели в божеский вид. Что мы и сделали. Понимаешь теперь? Вот как
оно было на самом деле.
Люс кивнула. Она приняла его очевидную попытку как-то оправдаться и
успокоить ее, хотя и не понимала, почему он впервые говорил с ней так
заискивающе, что-то доказывал, будто она ему ровня. Но какова бы ни была
причина такого поведения отца, а его объяснения звучали хорошо; Люс
привыкла выслушивать все, что звучит хорошо, и уж потом разбираться в
истинном смысле сказанного. Нет, правда, пока она не познакомилась в школе
со Львом, ей и в голову не приходило, что кто-то может предпочесть честное
высказывание лжи, даже ложь выгоднее и звучит гораздо лучше. Люди всегда
говорили то, что соответствовало их целям, если были серьезны; а если не

ПОЛНЫЙ ТЕКСТ И ZIР НАХОДИТСЯ В ПРИЛОЖЕНИИ

Док. 117520
Опублик.: 20.12.01
Число обращений: 0