|
ПОЛНЫЙ ТЕКСТ И ZIР НАХОДИТСЯ В ПРИЛОЖЕНИИ *****************************************
* *
* *
* *
* *
* *
* *
* *
* Джо ХОЛДМЕН *
* *
* *
* *
* *
* *
* *
* ВРЕМЕНА ГОДА *
* *
* *
* *
* *
* *
* *
* Фантастическая повесть *
* *
* Перевод с английского *
* *
* *
* *
* *
* *
* *
* *
* *
* *
* 1 9 8 9 *
* *
*****************************************
Jое НАLDЕМАN
SЕАSОNS
(С)1985 by Jое Наldеmаn
Илл.: Jоhn Stеwаrt
(С)1989 by А.Миллер (перевод)
Впервые опубликовано в сборнике `Аliеn Stаrs`, 1985 г.
- 1 -
I.
Транскрипт, изданный по записям прошедших нескольких часов:
МАРИЯ
Сорок один год - слишком рано для смерти. Меня никогда не учили
быть солдатом. Меня учили выживать, это правда, но не убивать и не быть
убитой.
Конечно, это не лучший способ начинать, но все же позвольте мне
начать именно так.
Если мои расчеты хотя бы приблизительно соответствуют истине, то у
нас сейчас середина ноября, АС238. Я Мария Рубера, старший ксенолог
Второй экспедиции Конфедерации на Санхрист IV. В настоящий момент я стою
на вахте у входа в пещеру, пока пятеро моих товарищей пытаются заснуть.
Все мое вооружение - каменный топор, копье с кремневым наконечником и
куча камней, которые можно бросать. Идет мелкий холодный дождь, а на мне
только жесткий килт* и жилет из насквозь промокшей толстой шкуры. Я
промерзла до мозга костей, но мы не насмеливаемся развести костер. У
плати хороший нюх. ---------------
Килт - короткая юбка.
Я наговариваю эту запись почти беззвучно в один из этих
искусственных коренных зубов, которые есть у каждого из нас;
единственный артефакт более поздних эпох в этой пещере каменного века.
Этот маленький рекордер может остаться целым даже в том случае, если
этого не случится со мной, что очень вероятно. Хотя, может быть, он тоже
не выживет. Плати имеют обыкновение сначала съедать головы животных; они
перемалывают зубами череп и мозг, пока обезглавленное тело бьется и
извивается у их ног, и они считают, что это очень смешно. Невинный, но
ужасный юмор. Я почти люблю их. Что вовсе не значит, что я их понимаю.
Позвольте мне попытаться оформить этот документ по возможности
более подробно. Это меня волнует. Я уверена, что у вас есть машина,
которая отфильтрует стук моих зубов. Некоторое время приемы дзэн*
помогали мне сдерживать его, но сейчас слишком холодно. К тому же,
совершенно ясно, что я умру, и поэтому мне очень страшно.
---------------
Дзэн - течение буддизма, для которого характерно абсолютное
пренебрежение к любой внешней форме бытия личности. Моя специальность - ксенология, но я имею еще докторскую степень по
историко-культурной антропологии, которую мне присудили за изучение
мертвых культур с помощью записей мертвых же антропологов. В
девятнадцатом и двадцатом веках по старому летоисчислению были десятки
изолированных культур, существовавших без обработки металлов и даже без
письменности; в некоторых случаях даже без земледелия и какой-либо
социальной структуры, которая выходила бы за пределы семьи. Ни одна из
этих культур не просуществовала после соприкосновения с цивилизацией
дольше нескольких поколений; но тогда цивилизация могла себе позволить
- 2 - такую роскошь в науке. Поэтому-то у нас и есть относительно полные
записи. Эти записи очаровательны; не только из-за содержащейся в них
информации о примитивных, но и из-за исправления неосознанных
предубеждений, которые постоянно вкрадываются в исследования чуждых
культур. Моей специальностью были племена маори и эскимосов и (из-за
неясных ассоциаций) европейские и американские культуры, которые их
изучали и тем самым разрушили.
Я постараюсь не отклоняться от темы. Этот вид тренировок и
определил мое назначение руководителем этой банды холодных, полуголых и,
вероятно, приговоренных к смерти псевдопримитивных ученых. Мы не
повторяем ошибок наших предшественников. Мы приходим теперь к
первобытным в такие же условия, чтобы не служить в их обычном образе
жизни примером цивилизаторского превосходства. Мы практикуем не больше
превосходства, чем это возможно. Конечно, большинство из нас не
откусывает головы живым животным и не обмениваются приветствиями, пробуя
на вкус кал другого.
Слова и мысли об этом опять вынуждают меня спуститься с холма. Мы
назначили себе в качестве отхожего места скалу, возвышающуюся в
нескольких сотнях метров отсюда и видимую от входа в пещеру. Мы
стараемся не делать к ней приметной тропинки, чтобы по крайней мере пока
не создавать следа запаха. По дороге я буду молчать, ведь у них очень
тонкий слух.
Я вернулась. Я хожу слишком часто и со слишком незначительным
успехом. Наша диета состоит главным образом из мизерных количеств сырого
мяса. Единственное теплое место на моем теле - горячий и зудящий задний
проход. В каменном веке нет никакой возможности для достаточной гигиены.
В лучшем случае найдешь гладкий камень. Я прямо ощущаю кишение червей и
бацилл в моем пищеварительном аппарате. Но пока ничего опасного - крови
нет. У Карла Флеминга началось кровотечение, а два дня спустя что-то в
нем лопнуло, и он умер от горлового кровотечения. Мы заложили его тело
камнями. Земля промерзла и была чересчур твердой, чтобы выкопать могилу.
Вероятно, его выкопали и съели.
Но причина не в питании. На Земле я тратила много денег на сырое
мясо и сырую рыбу и никогда от этого не болела, кроме как от
переполнения живота. Боюсь, это вирус. Мы предсказывали все будущие
события по исследованию стула, и потому молча переносим эту копроманию*.
Есть кровь в твоем кале - значит, тебе отмерено короткое будущее.
Может быть, причиной смерти Карла был стресс. Мы все в чрезвычайном
стрессе. Но я опять отвлеклась. ------------
* От греческ. kорrоs - кал. На компетентную комиссию особое впечатление произвело мое изучение
эскимосов. Эскимосы были дружелюбным народом, жившим маленькими общинами
в полярных областях Северной Америки. Как и плати, они питались мясом,
не знали земледелия, устраивали охоты на стада крупных животных и при
случае рыбачили. У плати не было потребности в рыболовном искусстве
эскимосов, так как море здесь буквально кишело съедобными и глупыми
тварями. Но они предпочитали есть кровавое мясо, разгрызать кости,
жевать печень и высасывать содержимое кишок и теплый мозг из черепов.
Они достойны любви, но неприхотливы. И непредсказуемы, как мы узнали к
своему сожалению.
Как и эскимосы, плати любили холод и в теплое время года
становились довольно ленивыми и сонными. Санхрист IV не имеет наклона
- 3 - оси вращения и поэтому не знает времен года в земном смысле, но его
орбита очень вытянута, так что в течение более двух третей года (три с
половиной земных года) на нем царит холод. Мы определили шесть четко
различимых времен года: весна, лето, осень, зима, мертвая зима и таяние
снега. Кроткое море к середине осени затягивается тонким слоем льда.
Каждый не совсем полный невежда в науке знает, что Санхрист одна из
чрезвычайно редких планет, на которой не только царят близкие к земным
условия, но также возникли формы жизни, копирующие наш ДНКкод. Есть
различные теории, объясняющие эту случайность, которая не может быть
случайностью, но их можно прочесть и в другом месте. А в отношении нашей
ксенологической деятельности это означало то, что мы могли хорошо
действовать с минимальными экологическими затратами и жить дарами земли.
А также мясом, кровью и костным мозгом, но это требовало тренировки для
десенсибилизации организма. (Для меня в меньшей степени, чем для
остальных, так как я, как уже упоминалось, всегда отдавала
атавистическое предпочтение таким блюдам, как мясо по-татарски и суши.
Наблюдения со спутников выявили 119 общин или семей плати и
никакого признака других человекоподобных рас. Они все жили на островах
южного субтропического моря - по крайней мере, на Земле оно было бы
субтропическим - мелкие воды, что в мертвую зиму промерзают до дна, и их
с поздней осени и до начала таяния снегов можно было преодолеть пешком.
В теплые месяцы - если они, конечно, в самом деле соберут свои старые
кости, чтобы перебраться в другое место - плати переталкивались на
плотах от острова к острову. Во время отлива они могли бы весь путь
пройти пешком.
Мы устроили базу в тропиках, на порядочном расстоянии по другую
сторону экватора от предпочитаемой ими области, и поздним летом сделали
вылет на юг. В нашем месячном путешествии мы встречались с отдельными
персонами и маленькими группами, но не встретили ни одной семьи, пока не
достигли южных гор.
Плати в летние месяцы не особенно легки на подъем, кроме как в
короткий период спаривания. Они большей частью болтаются вокруг,
двигаются не более, чем это необходимо, и питаются копченым мясом
животных, которое хранят в закрытых ямах, заполненных к сезон таяния
снегов. Если мясо становится слишком старым или его запасы кончаются,
они довольствуются рыбой, что требует небольших трудов. Приливы летом и
осенью довольно высокие, и рыбакам не нужно делать ничего, кроме как
забросить в подходящее место свои сети. Отступая при отливе, море
оставляет в них копошащееся серебристое изобилие. Но они ворчат и
насмехаются над вкусом рыбы.
Они восприняли наше появление без лишнего шума и, как будто это
само собой разумелось, поделились с нами пищей и кровом, как сделали бы
это для любого путешествующего члена другого туземного племени. Хотя они
ни в коем случае не могли принять нас за туземцев. Самый маленький
юноша-плати весил вдвое больше, чем самый тяжелый член нашей группы. Они
были около двух с половиной метров ростом, а ширина плеч достигала
полутора метров. Головы скорее конусовидные, чем прямоугольные,
чрезвычайно мощные челюсти и рот почти от уха до уха. Глаза сидят
глубоко, и вместо наших выступающих вперед носов и ушей щели со
слизистой мембраной. Тела покрыты тонким шелковистым мехом, более густым
на голове, плечах, подмышками и в пахах (у мужчин еще и на спине). У
самок видны четыре соска, расположенные по углам прямоугольной
поверхности жировой, продуцирующей молоко ткани. Отверстие на теле,
которое мы называем влагалищем, находится почти на спине, в то время как
отверстия для выделения расположены спереди. Мужские половые органы
- 4 - расположены на животе и преимущественно спрятаны под меховым передником.
(Нам долго пришлось разыгрывать детективов, прежде чем узнали это; оба
пола носят `целомудренный` кожаный лоскут, кроме, разве что, теплого
сезона и периода течки.)
Мы наблюдали их примерно три недели, когда самки вдруг впали в
горячку - все зрелые самки и все в один день. Их половое влечение было
почти фантастическим.
Все сбросили свои фартуки и предались недельной и какой-то
принужденной сексуальной активности. Нет никакой параллели ни в одной
духовно высокостоящей расе - и среди животных тоже! - которые я
когдалибо изучала. Но было бы ошибочно говорить об оргии; по-моему, это
было бы к тому же клеветой на плати. Стимулирующие феромоны,
продуцируемые ими, скорее пробуждают тропизм, который мы знаем у
растений, но никак ни один из регулярных животных или человеческих
инстинктов. Просто они шесть дней делают только одно - совокупляются.
В нашей семье было 82 взрослых самца и 19 самок (ужасная причина
такого неравенства должна стать очевидной в одном из более поздних
циклов), поэтому самки были заняты без всяких пауз. С ними спаривались
даже тогда, когда они спали. Пока совокуплялся один, двое-трое других
ждали своей очереди; беспокойно бегали взад и вперед или мастурбировали;
иногда они удовлетворяли себя с помощью партнера того же пола.
(`Удовлетворяли` - не совсем подходящее выражение. Мы не нашли ни
малейших признаков того, что они получали удовольствие от своей
сексуальной деятельности; это скорее походило на временное облегчение
ужасного влечения, которое быстро нарастало снова.) Они пытались
спариться с подростками и с членами нашей экспедиции. Но, к счастью, при
всей их физической силе у них относительно медленная реакция, и несмотря
на гнет, вызывающий в них потребность в нас, нам легко удавалось
обороняться. Сильного пинка под колено было достаточно, чтобы заставить
их заковылять в направлении другой `жертвы`.
Все эти шесть дней ни один взрослый плати ничего не ест. Они более
или менее спят к концу этого периода; самцы время от времени впадают в
сон даже во время совокупления. (С другой стороны, мы во многих случаях
наблюдали у них непроизвольную эрекцию во сне, заканчивавшуюся
семяизвержением.) Когда все это, наконец, закончилось, плати некоторое
время оцепенело сидели кругом; затем самки отправились к ямам с запасами
и вернулись с полными охапками вяленого и копченого мяса и рыбы. Каждый
съел гору всего этого, а потом впал в глубокий коматозный сон.
Можно было наблюдать показательную синхронность. В другие времена
года такая продолжительная уязвимость означала бы искоренение семьи или
всего вида, так как совокуплялись одновременно все взрослые плати. Но
крупные хищники с севера в это время года не плавали в южном
направлении. И ко времени рождения детенышей - примерно пятьсот дней
спустя - еще не заканчивалось время самой легкой добычи, когда стада
мелких животных тянулись на север, к теплу.
Конечно, у нас никогда не было удобного случая вскрывать плати.
Было бы очень важно изучить внутреннее строение плати - ведь именно оно
было ответственно за причудливое сексуальное поведение этого вида. А
внешнее исследование могло создать лишь слабое впечатление об этой
странности. Вульва - маленькое отверстие, менее сантиметра в диаметре -
постоянно закрыта, кроме как в период течки у самки. Пенис самца - в
нормальном состоянии едва заметный вырост - вытягивается в пурпурного
червяка с удивительной длиной до двадцати сантиметров. Наружной мошонки
нет; мы предположили наличие внутреннего (и довольно большого)
резервуара для семенной жидкости.
- 5 - Анатомические особенности беременности и родов еще более странные.
Самки вообще почти больше не двигаются и набирают в весе около
пятидесяти процентов. Перед родами скелет будущей матери соответственно
деформируется; похоже на то, как наши змеи растягивают нижнюю челюсть,
когда им удается заглотить большую добычу. Этот процесс, совершенно
очевидно, болезненный. Вульва (или каким бы названием ни обложить это
отверстие) не участвует в образовании родового канала, вместо этого
вдоль всей области живота возникает почти полуметровая щель, закрытая
молочно-белой мембраной. Самка разрывает эту мембрану когтями и серией
очень резких конвульсий выдавливает из себя детеныша. Затем она
выпрямляет свои тазовые кости с ужасным звуком, напоминающим звук
вращающихся мельничных жерновов. Несколько дней она неподвижна и
бесчувственна и лишь кормит грудью детеныша. Самцы в этот период
приносят самкам пищу и чистят их.
Среди записей первой экспедиции мы не нашли ничего, что подготовило
бы нас к подобным вещам. Члены той экспедиции прибыли мертвой зимой и
находились здесь один (земной) год, а потому не видели периода родов.
Они заметили, что очевидно существует строгое табу на упоминание чего бы
то ни было, касающегося сексуальных вещей и родов. Но я считаю `табу`
все же ошибочным обозначением. Дело вовсе не в том, что плати связывают
с упомянутыми процессами чувство вины или стыда. Нам кажется более
верным, что в тот период, когда у самок течка или сезон родов, они
просто впадают в другое состояние сознания; в состояние, которое,
очевидно, гасит их речевой интеллект. Они так же мало могли сказать о
сексуальности, как и мы рассуждать о том, что в настоящее время
поделывает наша слюнная железа.
Я вспоминаю забавный и одновременно поучительный эпизод, который
произошел, когда мы были в семье уже несколько месяцев. Я с некоторого
времени хорошо сошлась с Тибру, старой самкой с необыкновенными
лингвистическими способностями. Она была потрясена тем, что ей рассказал
один из подростков.
У плати нет чувства личного; они свободно заходят в любую маффа
(юртоподобная палатка, служащая им жилищем) и в любое время дня и ночи.
И, конечно, нельзя было избежать того, что они однажды стали свидетелями
человеческого варианта секса. Подросток - девочка - довольно точно
описала, что она видела. Я уже до того пыталась объяснить Тибру
человеческую сексуальность, чтобы как-то мотивировать разговор об этой
же стороне их жизни. Она во время всего моего сообщения криво улыбалась
и к тому же кивала - жест, который дествует на нервы и которым они
обычно одаривают своих детей, когда те говорят глупости.
Увидев такую возможность, я решила действовать совершенно открыто и
без стеснений. Я открыла дверной клапан маффа, чтобы внутри стало
светлее, потом подняла свой килт и вскарабкалась на стол. Там я улеглась
на спину и попыталась простыми словами и жестами объяснить, что к чему,
кто и что с кем делает, и что может произойти или не произойти спустя
девять месяцев.
На этот раз она была более склонна воспринимать меня всерьез.
(Ребенку, который наблюдал совокупление, было четыре года - уже
подросток - то есть, достаточно много, чтобы научиться сдерживать свою
фантазию.) По окончании моих объяснений она исследовала меня сама, что
было не особенно приятно, так как ее четырехпалая рука была больше
человеческой ступни и, кроме того, достаточно грязной и вооруженной
опасными когтями.
Тибру, казалось, правильно поняла только назначение грудей, так как
припоминала, что в конце периода, который она провела в бессознательном
- 6 - состоянии и который на языке женщин называется `большие боли в бедрах`,
ее сосал ребенок. (Ее выражение для другого бессознательного состояния
звучит буквально: `Боль-в-заднице`.) Она деловито и к месту
осведомилась, не могу ли я притащить самца и показать ей все это.
Ну, я считаю себя в достаточно степени исследователем, чтобы
согласиться на ее предложение - если бы мне удалось найти мужчину,
который тоже был бы способен на это и захотел бы воспользоваться
случаем. Если бы это было в конце нашего пребывания здесь, я бы,
вероятно, пошла на это. Но руководство экспедицией - дело щекотливое;
даже тогда, когда руководишь десятком высокообразованных и свободных по
должности людей; а впереди у нас было еще три года.
Я объснила, что старейшины избегают подобных действий с мужчинами,
которыми они руководят; и Тибру приняла это объяснение. Они хоть и не
помешаны на дисциплине, но имеют понятие о вежливости и социальных
правилах. Она сказала, что попросит об этом других человеческих самок.
Возможно, я сама должна была бы выполнить эту просьбу, но ей я
этого не сказала. Я с облегчением восприняла то, что сорвалась, наконец,
с крючка, но мне было очень любопытно узнать, как отреагируют на это
наши люди.
Парочка, согласившаяся на это, оказалась той самой, от которой я
меньше всего этого ожидала. Оба они были робкими, стеснительными, во
всяком случае, по отношению к своим. Хорошие исследователи, но не того
сорта, в чьем обществе можно было бы расслабиться от условностей. Я
полагаю, у них лучшая `антропологическая перспектива`, чем у остальных,
если брать в расчет их собственное поведение.
Во всяком случае, они вошли в маффа, которая, как правило,
принадлежала Тибру, и Тибру испустила крик, означающий `Все свободные
самки, сюда!` Я спрашивала себя, была ли наша парочка на самом деле в
состоянии дать представление в этой маленькой, укрепленной на колышках
юрте, заполненной потеющими и задающими вопросы на чужом языке
гигантами.
Все созванные женщины устремились в палатку и через несколько минут
начали издавать странные звуки. Сначала эти звуки меня удивили, но потом
я узнала их смех! Я слышала индивидуальный смех плати - своего рода
хрип, как при втягивании воздуха... но девятнадцать одновременно
смеющихся плати издавали совершенно неземной шум.
Эти двое продержались там долго, но я так никогда и не узнала,
действительно ли они закончили свою демонстрацию. Когда они вышли из
маффа, лица их были кровавокрасными, они смотрели в пол, а позади них
несся нестихающе-громкий смех. Я никогда не говорила с этими двумя об
этом, а когда спрашивала об этом Тибру или какую-нибудь другую самку,
ответом был лишь полузадушенный смех, поэтому я почти поверила, что мы
стали здесь виновниками непристойной шутки. (С другой стороны, я
уверена, что сексуальность плати, наконец, найдет свое место в
непристойном лексическом фонде каждой человеческой культуры.)
Но позвольте мне вернуться к началу.
Мы пришли на Санхрист IV с ничтожным словарным запасом и массой
ошибочной информации. Я не хочу сказать этим ничего унизительного о
способностях и поступках моих коллег. Экспедиция Гарсии просто пришла
сюда не в то время и находилась тут недостаточно долго.
Большая часть их опыта в отношении плати была собрана ими глубокой
зимой, что соответствует самому оживленному и цивилизованному времени
года. Они проводят свое время дома, создавая тонко обработанные
скульптуры, которыми десять лет назад был так поражен мир искусства, и
исполняя музыкальные произведения и танцы, вызывающие своей
- 7 - диковинностью содрогание. Вне жилища они услаждали себя сложными играми
и показательной спортивной борьбой. Кладовые полны, время родов и
вскармливания детенышей давно прошло, и семья излучает довольство до
самого наступления времени таяния снегов. Мы и сами познакомились с этим
приподнятым настроением. Я не могу осуждать людей Гарсии за их
восторженные сообщения.
Но мы до сих пор не знаем, что произошло. Или почему это произошло.
Возможно, если эти записи сохранятся, следующие исследователи...
Но я в этом сомневаюсь. ГАБРИЭЛЬ Мне снился странный сон, о еде - о настоящей, вареной пище - как
вдруг в нем появилась Мария, потянула меня за рукав, оттаскивая от
стола. `Габ, проснись!` - и я проснулся; промерзший, наполненный болью и
голодный.
- Что..? - Но она легко прикрыла мне рот ладонью.
- Кто-то снаружи. Думаю, это Милаб.
Милабу этой зимой исполнилось три года, и он получил имя. Мы вместе
с Марией подползли к выходу из пещеры, оба вскочили - и моя лодыжка
резко хрустнула.
Это был Милаб, верно; обычно светлый у остальных мех был над одним
его ухом почти белым. Я обрадовался, что не взрослый. Он был лишь на
голову выше меня. Но, конечно, сильнее и упитаннее.
Под защитой темного входа в пещеру мы увидели, как он исследовал
нашу отхожую скалу; он обошел ее, обнюхивая и облизывая.
- Может, это разведка для предстоящей охоты, - прошептал я. - На
нас.
- Думаю, он слишком молод для этого. - Она протянула мне каменный
топор. - Надеюсь, нам не придется его убивать.
Как бы в ответ на эту реплику плати отвернулся от скалы и,
принюхиваясь, поднял нос. Его голова задумчиво покачалась взад-вперед,
как будто он занимался тригонометрическими расчетами. Потом он побродил
полукругом, остановился и поглядел в нашу сторону.
- Не шевелись!
- Здесь, в тени, он нас не увидит.
- Будем надеяться, что ты прав.
Днем зрение плати лучше нашего, но ночью они слепы.
Тут позади нас кто-то проснулся и чихнул. Милаб насторожился и
затрусил прямо к нашей пещере.
- Проклятье! - прошептала Мария. Она поднялась и села на корточки
сбоку от входа в пещеру. - Перейди туда!
Я занял пост на противоположной стороне, которая благодаря
скальному выступу была защищена намного лучше.
В нескольких метрах от входа Милаб замедлил свои шаги и начал
приближаться осторожно, принюхиваясь и напряженно щуря глаза. Мария еще
плотнее прижалась к камню и обеими руками обхватила свое копье, готовая
ударить.
Все продолжалось несколько минут, но в моей памяти вспыхивала
последовательность замедленных изображений: Он увидел Марию - или почуял
ее - и неуверенно пошел прямо на нас, рыча и растопырив когти.
Она два раза ударила его копьем в грудь, пока не подскочил я и
обеими руками не ударил его топором по голове.
- 8 - Такой удар раскроил бы череп человека до самого подбородка. Но
топор отскочил от толстой теменной кости плати и ударил ему в плечо;
потом он вырвался из моих рук.
Милаб затряс головой, повернулся кругом и протянул ко мне свою
длинную руку. Я быстро отскочил назад и почти ушел из пределов его
досягаемости; только один коготь разодрал мне щеку и кончик носа. Кровь
из обоих ран на его груди била фонтаном. Он двинулся вперед, чтобы
покончить со мной, и Мария ударила его копьем в затылок. Кремневый
наконечник с фонтаном крови вышел из его горла под подбородком.
Некоторое время он, качаясь, стоял между нами, пытаясь схватить
древко копья позади своей головы. Из пещеры вылетели два камня; один
пролетел мимо, другой с треском ударил его в висок. Милаб повернулся и
неверными шагами начал спускаться по склону. Копье гротескно
покачивалось в его шее.
Из пещеры вышли шестеро остальных и присоединились к нам. Бренда,
наш врач, осмотрела мою рану и выразила свое сожаление по поводу нашего
скудного снаряжения. Я с ней согласился.
- Надо идти за ним, - сказал Дерек. - И убить его.
Мария покачала головой. - Он еще опасен. Если мы подождем несколько
минут, то сможем идти по кровавому следу.
- Он мертв, - сказала Бренда. - Просто его тело еще не знает об
этом.
- Может, ты права, - согласилась Мария. Ее плечи обессиленно
повисли. - И все же нам нельзя оставаться здесь. Ненавижу быть днем
снаружи, но другого выхода нет.
- Мы не единственные, кто может пойти по кровавому следу, -
заставил задуматься всех Херб. У него был особый талант высказывать
очевидное.
Мы собрали свое скудное оружие, пузыри с водой и узлы с запасами
еды, к которым добавили ровно пять маленьких животных, похожих на
летучих мышей и состоящих главным образом из шкуры и костей. В настоящий
момент мы не чувствовали такого голода, чтобы заставить себя есть их.
След был легко заметен; на каждом метре пути было множество
ярко-красных брызг. Милаб прошел почти триста метров, пока не свалился.
Мы нашли его за скалой во все увеличивающейся луже крови; копье
круто вздымалось вверх. Когда я его выдернул, раздался ужасный
булькающий звук. Бренда проверила, действительно ли он мертв.
Мария казалась очень возбужденной; она кусала губы и, как мне
показалось, старалась сдержать слезы. Странная женщина. Суровая и
чувствительная одновременно. Она обращалась с плати, как по учебнику и,
несмотря на это, казалось, питала к ним сентиментальные чувства. Я тоже
в известном смысле любил их, но считаю, что ни одного из них не взял бы
с собой домой.
Бренда тоже была возбуждена; теперь она начала давиться, сдерживая
рвоту. Это я виноват, я должен был предложить ей уступить мне работу с
ножом. Но она не попросила меня об этом.
Лучше я припомню о необходимом. Теперь я заканчиваю записи. Нужно
сосредоточиться на том, чтобы не оказаться захваченными врасплох.
МАРИЯ
Назад, к началу. Мы высадились в полночь на тропический материк;
было довольно жарко. Работали мы быстро и без света (что бы я сейчас
отдала за очки ночного видения!), чтобы соорудить купол нашей базы.
- 9 - В некотором смысле выражение `база` неверно, так как мы покинули ее
уже следующей ночью, чтобы не возвращаться три с половиной года. Так, во
всяком случае, мы думали. В самом деле, эта база была не более чем
оговоренным местом встречи; местом, где мы собирались ждать, чтобы нас
забрали, когда закончится наша миссия. Мы, конечно, не предусматривали,
что будем вынуждены бежать к ней, чтобы укрыться от плати.
Площадка была замаскирована кое-как; база выглядела как скальный
купол, возвыщающийся среди джунглеподобной местности, где никаких других
скальных возвышенностей не было. Согласно тогдашним нашим знаниям, ни
один плати не забредал так далеко на север, так что наши заботы о
неприметности базы объяснялись скорее обычаями, чем действительно
имеющейся или предполагавшейся необходимостью. Между тем, мы знали, что
некоторые плати в их ритуальных странствиях заходили так далеко. И
оказалось благословением, что мы не довольствовались просто установкой
силового поля.
Думаю, лучшим примером на Земле были бы джунгли бассейна Амазонки.
Кроме того, тут много вулканов, делающих пребывание здесь немного
горячее и напряженнее. Настоящая парная с примесью двуокиси серы,
дополняющей запах свежей растительности. На полянах аромат тропических
цветов, досадным образом напоминающий у большинства видов запах гниющего
мяса.
На начальном этапе экспедиции в нашем распоряжении было современное
энергетическое оружие, скрытое внутри вполне настоящих копий и топоров.
Конечно, спортивнее было бы выступить навстречу мезозойской фауне с
более примитивным оружием, но у нас не было большой тяги к подобного
рода приключениям. Мы часто неожиданно оказывались лицом к лицу с
созданиями, напоминавшими динонихусов нашего мелового периода - ростом
примерно с человека, но невероятно проворных и состоящих только из
когтей и зубов. Они передвигаются стаями, очевидно, охотясь на мирных
растительноядных. Мы никогда не видели группы менее чем в шесть
экземпляров, а однажды подверглись нападению стаи из двадцати таких
зверей. Пришлось убить всех; наши лучевые ружья беззвучно разрывали их
на дымящиеся куски мяса. Ни одну из этих тварей ни в малейшей степени не
заботила судьба соседа; они просто продолжали наступать, пригибаясь к
земле и рыча.
Их мясо напоминало по вкусу курятину, но было очень жестким.
Чтобы достичь побережья, нам понадобилось девять дней пути вдоль
реки. (Упоминала ли я, что сутки здесь длятся двадцать восемь часов? Наш
ритм жизни соответственно перестроился, но были другие психологические
факторы, и большинство из них утомляло.) Мы нашли подходящее скалистое
образование и зарыли все наше современное оружие в ста шагах севернее
его, Затем еще в ста шагах на север мы зарыли энергетические батареи
наших ружей и оставили только один гразер для защиты нашей группы,
который выбросили перед тем как добрались до первого острова; и в нашем
распоряжении не осталось ничего, кроме кремней и обломков скал; и
коренные зубы со счастливыми воспоминаниями.
Во время наших тренировок на Сельве мы строили много лодок из
подобных материалов, но тут все оказалось совсем иначе. Длинный день и
отсутствие удобной постели, на которой можно было бы выспаться,
заставили нас повозиться. Ни палатки, которая бы защищала от летающих
насекомых, ни чистой и удобной одежды, которую можно было бы одеть
утром; ни того, ни этого. Да еще ужасная жара и вездесущий запах
гниения; несмотря на все наши антиаллергены, которыми пичкала нас наша
модифицированная система внутренней секреции, все это заставило нас
попыхтеть.
- 10 - Нам удалось разжечь огонь, подаривший чувство безопасности и
поджаренное мясо и существенно облегчивший строительство лодок. Мы
свалили два могучих дерева, выжгли сердцевину и тем самым изготовили
долбленые каноэ такого вида, какой использовали маори для заселения
южной части Тихого океана. Но мы не могли себе позволить поставить
парус, так как плати не знали этой техники. Правда, парус все равно мало
чем помог бы, так как летом тут большей частью царит мертвый штиль. Мы,
конечно, не слишком жаждали плыть по такой жаре на веслах двести
пятьдесят километров, но понемногу сделали бы и это.
Херб был вполне приличным гончаром, поэтому я освободила его от
строительства лодок и заставила изготовить несколько десятков кувшинов
для воды и обжечь их. Вода была самой большой проблемой для нас, так как
вряд ли можно было рассчитывать на дождь в течение тех недель, что мы
проведем в море. Питание же, напротив, не представляло проблемы; мы
могли копьями бить рыбу и, как предполагалось, птиц (хотя есть сырых
птиц - не самое любимое мое занятие). Кроме того, у нас был некоторый
запас копченого мяса динозавров.
Я заставила построить лодки такими, чтобы каждая из двух могла
вместить все двенадцать человек, на случай, если вдруг с какой-то из них
случится несчастье. В качестве дополнительной меры безопасности мы
предприняли пробный заплыв, гребли день и ночь и встали на якорь близ
реки. Потом приняли последнюю ванну в пресной воде, наполнили кувшины,
перетащили все на борт и на закате солнца вышли в море.
Мы намеревались грести всю ночь с десятиминутными передышками через
каждый час и после восхода солнца продолжать путь еще несколько часов,
пока по солнцу можно надежно определять направление. Затем хотели
вставать на якорь (глубина моря нигде не превышала десяти-двенадцати
метров) и весь день прятаться от солнца под матерчатым навесом;
рыбачить, спать и посвящать себя возвышенным разговорам и беседам.
Продолжать движение мы собирались только при достаточно низко
опустившемся солнце, по которому можно было бы ориентироваться.
Много дней все шло по плану, а потом изменилась погода.
Появилась лишь легкая дымка, но и ее было достаточно, чтобы
полностью связать нас. У нас не было никаких навигационных приборов, и
мы полностью зависели от треугольника из слабо видимых звезд,
обозначающего южный полюс неба. Нет звезд - нет движения.
Это как раз и оказалось той ситуацией, в которой я поняла, что
хорошо подобрала людей. Когда две ночи спустя небо снова прояснилось,
никто не выразил желания вернуться, хотя каждый был в состоянии
сосчитать кувшины и прикинуть, на какое время хватит воды. Еще несколько
дней безветрия - и возникла бы серьезная опасность умереть от жажды, так
как земли нигде не было видно.
Я рассчитала, что за ночь мы преодолевали около двадцати пяти
километров. Мы гребли все яростнее и сократили перерывы на отдых до пяти
минут; кроме того, мы гребли час после восхода солнца, рискуя сбиться с
курса.
Дни проходили в невеселом молчании. Кто не спал, убивал время
ловлей рыбы тем самым способом, о котором я уже рассказала. Это был
метод эскимосов, хотя мы сидели не у проруби: поднимешь руку с копьем и
направляешь взгляд на точку прямо под поверхностью воды; как только рыба
появляется в пределах досягаемости по ту сторону этой точки, бросаешь
копье. Ни один эскимос не предавался этому занятию с большим вниманием;
и ни один из них не бил рыбу не столько ради мяса, сколько ради воды.
За эти дни, проведенные в море, мы научились различать, какие виды
рыб имеют достаточно сочное мясо, чтобы его можно было бы высосать, а
каких из-за солоноватой крови, пропитывающей их ткани, следует избегать.
- 11 - Вода распределялась очень строго, и такими маленькими порциями, что
ее хватило бы даже в том случае, если бы каждая третья ночь была
туманной.
Но, как оказалось, туманных ночей больше не было, и когда мы,
наконец, увидели землю, воды оставалось еще почти на четыре дня. Мы
преодолели искушение выпить все, празднуя показавшуюся землю; ведь
сначала еще нужно было найти реку.
Я твердо запомнила карты и фотографии со спутников, но ландшафт в
натуре выглядит совсем иначе, поэтому нам пришлось несколько часов
грести вдоль берега, прежде чем я смогла определить, где мы находимся.
Счастливым образом приметой оказался широкий ровный поток.
Прежде чем выбросить гразер и его энергетические заряды, мы
воспользовались им, чтобы разжечь огонь. Когда плати путешествуют, они
носят с собой тлеющие угли от костра прошедшей ночи, присыпанные пеплом
в сосуде из толстых растительных волокон. Мы намеревались делать так же;
это было намного лучше, чем каждый день тратить час и тереть друг о
друга два куска сухого дерева.
Мы вытащили наши каноэ на берег и утащили их на несколько сотен
метров вглубь суши, в кусты, где и оставили, предварительно
замаскировав. Шанс, что мы спустя год снова будем здесь, был невелик, но
это все же было лучше, чем оставить их на виду.
Мы прошли вглубь суши, пока в воде илистой реки не перестала
ощущаться соль, и начали плескаться в реке, как школьники. Потом мы с
Брендой разожгли костер, а остальные занялись поисками пищи.
Вблизи реки дичи было более чем достаточно, но мы оказались не
слишком ловкими охотниками. Невозможно было идти бесшумно по жесткой,
высотой до плеч траве. И так получилось, что больше всего повезло тем
охотникам, что на цыпочках прокрались по склону берега. Они вернулись с
пятью крупными змеями. Мы сняли с них кожу, выпотрошили и, наколов на ПОЛНЫЙ ТЕКСТ И ZIР НАХОДИТСЯ В ПРИЛОЖЕНИИ
Док. 116836
Опублик.: 20.12.01
Число обращений: 0
|
