ПОЛНЫЙ ТЕКСТ И ZIР НАХОДИТСЯ В ПРИЛОЖЕНИИ

Исправленное и дополненное издание.

Похождения штандартенфюрера СС
фон Штирлица после войны.

Щербаков А. М., Петровский А. А., Теплицкий Д. Б.

Предисловие.

Данный текст составлен РСS соrроrаtiоn летом 1991 года. Авторы
оставляют за собой право изменений, внесения поправок и удаления
отдельных фрагментов текста, а также добавление новых, без
предварительного уведомления читателей. Для адекватного восприятия
материала следует заметить, что авторы не посягают на авторское право
Ю. Семенова на имя `Штирлиц`, равно как и на все остальные имена
действующих лиц, задействованных в тексте. Ни одно из произошедших
событий не является реальным фактом, и, возможно, партайгеноссе Борман
не такой уж и великий мерзопакостник.
Текст написан под впечатлением произведения неизвестных нам друзей
по невидимому фронту под названием `Восемнадцатое мгновение весны`,
известное нам как `Похождения Штирлица, или Как размножаются ежики`.
Авторы не несут ответственности за последствия незаконных публикаций
или распространения данного текста.
Текст является нарушением авторских прав, если изменен или
уничтожен номер версии или текст программы лицами, не являющимися
авторами данного текста.
Эпиграф:

Штирлиц - это не фамилия.
Штирлиц - это призвание.


Пролог.

На улице стояла жара и колонна военнопленных. Товарищ Сталин
отвернулся от окна и спросил:
- Так товарищ Жюков, вас все еще не убили?
- Нет, товарищ Сталин, - скорбно ответил Жуков.
- Тогда дайте закурить.
Жуков достал из кармана портсигар, подумал, давать или не давать,
и протянул главнокомандующему последнюю папиросу. Товарищ Сталин
покрошил папиросу в трубку, задумчиво закурил от протянутой спички и
некоторое время молча посапывал трубкой с очень противным звуком,
разглядывая свой собственный портрет на стене, изображавший толстого
грузина в чукотской одежде, ловящего тощего тюленя с обилием плавников,
с надписью `Однако, товарищу Сталину от товарищей чукчей по Дальнему
Северу`.
Через десять минут он спросил:
- А как там чувствует себя этот.. как его... ну этот..., с ежиками
который... Штирлиц, то есть товарищ Исаев?
- Ему, наверное, трудно, - неопределенно ответил Жуков.
- Это харашо, - сказал вождь, потирая руки. - У меня для нэго есть
новое задание.
- Он просился в отпуск, - печально ответил Жуков.
- Товарищ Жюков, - сказал Сталин. - Если вождь сказал - задание,
значит - задание. И вообще, товарищ Жюков, кто у нас вождь - я или вы?
Так что идите и па-адумайте.
Жуков покорно вздохнул и, втянув голову в плечи, вышел из
кабинета.


ГЛАВА ПЕРВАЯ

Германия, май 1945 года, Берлин. Немецкие части бежали из Берлина
в разные стороны. Даже Igеl`ю было ясно, что война проиграна. Впрочем,
Igеl`и сбежали из окрестностей Берлина еще два года назад.
Штирлиц торжествовал и ел тушенку большими банками.
В Рейхсканцелярии уничтожали секретные архивы. Гитлер, страдая и
качаясь от принятого шнапса, шел по коридору и заглядывал в двери. У
любимого Фюрера после принятого спиртного всегда было ужасное
настроение. Офицеры, встельку пьяные, терзали балалайки, горлопанили
русские народные песни и не обращали никакого внимания на страдающего
Фюрера, даже не предлагали выпить за партию. Уже совсем обессиленый
мощными звуками `Дубинушки`, сопровождаемыми покачиванием рояля, Фюрер
заглянул к Штирлицу.
Отрываясь от завязывания первой пары шнурков зеленого цвета,
Штирлиц вскочил и, выбрасывая руку вперед вместе со шнурками,
выкрикнул:
- Хайль Гитлер, мой любимый фюрер!
Гитлер покосился на наколку на руке Штирлица, изображавшую
репродукцию с плаката `Родина-мать зовет!`, и сказал:
- Эх, Штирлиц, и вы туда же..., - и вышел из кабинета, доставая
бутыль со шнапсом.
`Любимый...`, - проворчал любимый Фюрер.

* * *

В своем роскошном кабинете Мюллер, сматывая антенну от шпионской
радиостанции, собирал чемоданы и отдирал от стен свою гордость -
различные непристойные картинки, изображающие различных обнаженных
красоток и любимого Фюрера на всяких торжественных мероприятиях.
Картинки приклеились на редкость крепко и не отдирались.
- Мюллер, а куда это вы собрались? - спросил вошедший Штирлиц.
- В Бразилию; чертовски надоел холодный германский климат, -
сказал Мюллер, засовывая в чемодан совок, детскую панамку, формочки для
лепления куличиков, шмайссер и инструменты для пыток.
- Значит, вот как? - Штирлиц недоверчиво достал кастет и взвесил
его на руке. Мюллер заволновался.
- Штирлиц, езжай со мной, а? - примирительно предложил он.
Штирлиц убрал кастет и достал другой, побольше, с надписью
`дорогому товарищу Штирлицу от друзей по невидимому фронту...`.
- Знаешь, Мюллер, во-первых, предателей родины в Бразилии нет, -
сказал Штирлиц, провожая глазами дыбу, исчезающую в бездонном чемодане
Мюллера, ужасный дырокол, который безшумно дырявил самую лучшую броню в
Германии, и бронированные бикини, с которыми шеф Гестапо не раставался,
даже выполняя свои супружеские обязанности, - а во-вторых давай поедем
в твою Бразилию и возьмем с собой Шелленберга и... и Бормана, а то без
него скучно.
- Скучно!? - Мюллер поморщился и потер большую красивую шишку на
затылке, которой Борман вполне мог бы гордиться. Несмотря на разруху,
кирпичи у Бормана водились, и в большом количестве. К тому же Борман
был профессионалом.
- А как Германия отнесется к тому, что Штирлиц покинет ее в самый
ответственный момент? - патриотически заметил Штирлиц, вытягиваясь по
швам.
- Ну, - задумчиво сказал Мюллер, - можно поехать под чьим-нибудь
именем... Ну, там, ...
- Нужно мне чужое имя, - обиделся Штирлиц, доставая кастет и
служебное удостоверение. - Мне и своих хватает.
Мюллер задумался.
Штирлиц убрал кастет и, достав банку американской тушенки,
озлоблено воткнул консервный нож в изображение какого-то президента на
крышке банки. Президент обреченно скорчился. Мюллер покосился на нож
и взглянул на свирепое рязанское лицо Штирлица, и все мысли о сказочных
пейзажах Бразилии превратились в кошмар - Мюллер понимал, что если
Штирлиц поедет с ним, то пионерские линейки и сборы каждый день и
противные звуки горна по утрам ему гарантированы. Не смотря на
дружеские отношения, Штирлица брать с собою не хотелось. Кроме того,
Штирлиц мог напакостить хуже, чем Борман - это знали все в рейхе. Тем
не менее Мюллер понимал, что Штирлица придется брать с собой, иначе он
поплелся бы за Мюллером пешком. Мюллер вытащил панамку из чемодана и
сказал:
- Знаешь, Штирлиц, ты поедешь в чемодане.
Штирлиц оскалил зубы в усмешке и достал третий кастет, самый
большой со следами крупного хищного зверя на поверхности, возможно,
большого сибирского медведя.
- Друг детства, а может, ты меня еще в кошелек засунешь? Сам в
чемодан полезешь.
- Вообще-то, офицеры рейха не ездят в чемоданах... - сказал Мюллер
и надел свою форменную фуражку.
- И советские тоже, - заметил Штирлиц, доставая из кармана
пилотку, на что Мюллер загадочно улыбнулся.
Неожиданно с грохотом распахнулась дверь и вбежал озлобленный
Фюрер, тряся рукой с зажатым в мышеловке пальцем и злобно сверкая
выпученными глазами.
- Обергруппенфюррер, что вы тут делаете? - прокричал с порога
Фюрер, с испугом уставившись на стены, которые после отдирания всех
картинок имели такой вид, словно были построены из различных частей
женского тела.
- А мы тут плюшками балуемся, - ехидно сказал Мюллер, пряча под
стол бутылку шнапса. `Никогда спокойно не выпьешь в этой Германии`, -
подумал он, почувствовав, что шнапс тоненькой струйкой ласково льется
ему в сапог.
- Господа! - вскричал Фюрер. Увидев Штирлица, он подумал и
деликатно добавил: - И товарищи. - Штирлиц, польщенный вниманием со
стороны самого Фюрера, покраснел и скромно достал банку своей любимой
тушенки. - Господа! Берлин пора оставлять. На меня уже начинают
обращать внимание на улице и хотят забросать кирпичами.
`Нашли кого забрасывать`, - подумал Мюллер и покосился на Бормана.
Борман облизнулся. Забросать кирпичами Фюрера было мечтой его темного
детства. С каким удовольствием и совсем без усталости он втащил бы на
крышу целый вагон кирпича! Борман замечтался и с шумом упал на пол.
- А чего же вы шляетесь по городу, мой Фюрер? - сумрачно
пробурчал Штирлиц. Фюрер посмотрел на него осуждающе.
- Но в магазины же я ходить должен! - заявил он. - Вождь должен
посещать народные магазины.
- И народные сортиры по десять пфеннингов, - рыгнул Штирлиц себе
под нос. Коровы, пошедшие на тушенку, были не высшего качества, если
можно судить по отрыжке.
Фюрер слышал хорошо и скромно опустил глазки.
- Но оставить Берлин при такой канонаде будет тяжелым делом! -
заметил Борман, высовываясь из-за двери и поднимая палец. Десятки глаз
уставились на толстый палец Бормана, похожий на сосиску. Все
прислушались. Канонады не было слышно. Борман засмущался и опустил
палец.
- А я во що предлагаю, - поправляя папаху с красной полосой,
сказал Геббельс, вместе с Борманом пробравшийся к Мюллеру в кабинет. -
У дворе подле этого... як его?.. Рейхстагу, стоить бочка такая... с
колесами... як ее?
- Цистерна, - услужливо подсказал вездесущий подхалим Шеленберг.
- Во-во! - обрадовался Геббельс и продолжил свою мысль. - А в ей
этот, як его... ну, горилка така недоперегната...
Закончив свою длинную мысль, Геббельс высморкался в пиджак Бормана
и вытер потные ладони об свои красные штанины.
- Коньяк! - восхищенно облизнулся Шелленберг.
- Уже пустая, - заметил коварный Штирлиц. - Только литров двести
осталось. Но у меня есть очень хорошая идея.
- Яка? - вылупил красные глазки Геббельс, вытирая нос.
- Я хочу подвесить под люк этой цистерны весь коньяк, который
остался, а мы будем сидеть внутри и таким образом сделаем отсюда ноги.
- Чего сделаем? - шепотом переспросил Шелленберг у любимого
Фюрера.
- Ноги, - также шепотом ответил Фюрер, который мгновенно
представил Еву Браун и ее ноги, обутые в драные валенки.
- А! - понимающе сказал Шелленберг, хотя ничего не понял.
- Ну, це не гарно... - мысли о коньяке покинули Геббельса, он
поправил папаху и с гиканьем удалился, позванивая шпорами.
- А ванна и телефон там есть? - неожиданно спросил Мюллер,
большой любитель комфорта.
- Нет, - ответил Штирлиц. - И фонтана с садом тоже нет. И
секретарш тоже, так что партайгеноссе Борман может вообще и не ехать.
- А я что? А я ничего, - проснулся от мыслей о коньяке Борман.
Все сочли своим долгом похлопать Штирлица по щеке, сказать `Вот такие
мальчики спасут Германию и нашего любимого Фюрера` и удалиться собирать
вещи.
Штирицу эта процедура не понравилось, так как он очень боялся, что
у сотрудников Рейха могут быть грязные руки. Из всех сотрудников
Рейхканцелярии мыл руки после посещения ватерклозета один Мюллер, все
остальные же мчались по кабинетам, пачкая стены подозрительными
потеками.

* * *

Ранним утром в никому не известном предместье Парижа голодные
американские солдаты разбирали завалы. Во дворе полуразрушеного дома
они нашли полудохлую корову и цистерну с армянским коньяком. Корова
равнодушно смотрела на союзников глупыми зелеными глазами - на коньяк
она уже смотреть не хотела.
- Майк, посмотри, эта цистерна полна коньяку, надо ее отправить в
Штаты! - восторженно заорал один из солдат, обладатель на редкость
рваных штанов.
- Ты дурак, Боб, мы и сами можем это выпить, - сказал другой,
вытирая свой красный нос, выдающий его принадлежность к некоторому роду
деятельности, связанной со спиртоперерабатывающей промышленностью. - А
корову я отвезу на ранчо.
- Нет! Я, пожалуй, заберу цистерну домой, и дома выпью, -
необдуманно заявил Боб. - А корова мне не нужна, у меня на ранчо курицы
есть!
Остальные посмотрели на него негодующе.
- Не боитесь, поделюсь, я же добрый, - поспешил пообещать
напуганный вытащенными кольтами Боб.

* * *

Цистерна, наполненная матерящимися людьми, была перетащена на борт
теплохода `Ехсiting Virginiа, NоrFоlk U.S.А.`. Шелленберг, увидев в
дырку название теплохода, засмущался и собирался вылезти, но его
уговорили не дурить. Теплоход отчалил, зверски пыхтя и шлепая кривыми
колесами по воде. Ближайшая подводная лодка, нанятая парагвайским
правительством для оказания помощи Шелленбергу, внезапно всплыла вверх
брюхом, немного постреливая торпедами по рыбачьим лодкам, откуда
слышались вопли и выстрелы. Мелкопакостник радовался, как ребенок.
Оказывается, партайгеноссе Борман мог вполне работать тральщиком.
Раскроенный череп штурмана радовало особенно - это обещало
захватывающие приключения с выносом тела, а как известно, выносящие не
смотрят под ноги, что дает широкие возможности для расставления
веревочек, мышеловок и различных адских устройств.
- Штирлиц, уберите этот чемодан, - негодующе пропищал Мюллер,
пытаясь вытащить прищемленное ухо из замка чемодана.
- Это не чэмадан, это кашэлек, - с грузинским акцентом заметил
Штирлиц, убирая чемодан и отпуская пищащего Мюллера.
- Ох, курить хочется, - стонал Айсман, гулко стукаясь головой об
стенку цистерны и получая от этого хоть какое-то удовлетворение.
- Возьми `Беломор` в кармане пиджака, - сказал Штирлиц, пытаясь
спичками зажечь металлический электрический фонарь. Кто-то толстыми
пальцами Бормана начал сосредоточенно шарить по его карманам. Но
Штирлиц не был бы Штирлицем, если не налил бы в карман канцелярского
клея рязанской фабрики резиновых изделий.
- Штирлиц, это ты хорошо придумал повесить под потолком бочку с
армянским коньяком, а то бы мы тут плавали в спиртном и схватили бы
белую горячку, - заметил Мюллер, потирая прищемленное ухо.
- Лучше бы мы ее на пол поставили, - мрачно заметил Айсман,
продолжая стукаться головой об стенку.
- Только бы эти янки не надумали устроить пьянку по пути, -
заметил Штирлиц, отдирая руки Бормана от своих карманов.
- Ох, не накаркай, - заметил Геббельс и набожно перекрестился.
- Черт, не горит, - прохрипел Штирлиц, бросая коробок на дно
цистерны.
- Штирлиц, а Вы не подумали, как мы отсюда выберемся? - спросил
Борман, облизывая вытащенную из кармана Штирлица банку варенья со
странным запахом клея, огурцов и тушенки. Эта адская смесь обеспечивала
пребывание противника в ватерклозете в течение сорока семи часов
тридцати двух минут и шестнадцати секунд. Посему Штирлиц тайно
радовался, так как Борман будет занят чем-то полезным.
- А это не ваше дело, партайгеноссе, - радостно сказал он,
доставая второй коробок спичек и другой фонарь.
Ранним утром из порта Sеnt-Росrоvkа, во Франции, отчалил теплоход,
державший путь в Нью-Йорк. Вся верхушка Третьего Рейха, порядочно
укачанная во время перевозки цистерны, сидела на дне, покрытом окурками
`Беломора`, щедро разбросанными Штирлицем, и томно смотрела на
свисающую с потолка бочку с коньяком. Бочка соблазнительно
покачивалась, и, расплескиваясь, коньяк капал вниз. Айсман негодовал.
Любимый Фюрер, которому посчастливилось сесть под ней, к досаде всех
офицеров, не пил, и от такого капанья жутко страдал. Также страдали и
все остальные. Первым не выдержал Айсман. Он встал и, спотыкаясь о
разложенные на полу чьи-то ноги, пересел поближе к любимому Фюреру.
- Подвиньтесь, - угрожающе заявил он и блаженно подставил широкую
пасть с золотыми клыками под ниспадающую сверху благодатную струю.
Алкоголь быстро довел его до привычного состояния. Айсман
повеселел. Он попытался полезть к Фюреру целоваться, но вежливый Фюрер
на редкость больно дал ему в глаз, не отрываясь от своих рассуждений на
тему смысла жизни. Приняв Геринга за красивую женщину, Айсман галантно
сел ему на ноги. Геринг поморщился и, двигая толстым телом, попытался
спихнуть его.
- Но мадам! - злобно возмутился Айсман, получая удар кастетом по
голове, и упал к ногам Штирлица.
Вскоре все почувствовали, что в цистерне стало нестерпимо душно.
Одуревший от темноты и вони, которую извергали носки Фюрера,
развешенные по стенкам цистерны на булавках великого мерзопакостника,
Борман с яростным рычанием вцепился зубами в ногу Штирлица. В нем
нередко просыпались хищнические инстинкты.
- Штирлиц, открыл бы ты окно, если ты, конечно, хочешь ходить на
двух ногах, - мягко попросил Шелленберг, отскакивая от разъяренного
Бормана подальше.
- Вы не в кабинете, Шелленберг, какое, к чертовой бабушке, окно?!
- заметил Штирлиц, методично колотя кастетом по голове Бормана, который
кусался так яростно, что не чувствовал ударов по голове.
- К кому? - шепотом переспросил Шелленберг скучающего любимого
Фюрера, поглощающего мелких паразитов со своей головы.
- К чертовой бабушке, - лениво ответил Фюрер, почесывая в затылке.
- А! - понимающе сказал Шелленберг, хотя опять не понял, при чем
тут бабушка. Айсман, придя в себя, с воплем: `Вперед, за моего родного
Фюрера` ударом головы разбил бочку, висевшую под потолком и начал
блаженно кататься в луже коньяка, завывая от удовольствия и дрыгая
ногами.
Часовой, услышав шум на палубе, пошел посмотреть, что там
происходит. Заглянув в цистерну, он увидел внизу десяток красных
горящих глаз. Там кто-то невнятно ругался на неродных ему языках.
Часовой был парень неглупый, но из Америки, что позволило ему
догадаться, что цистерну коньяка группа людей будет пить примерно
месяц, напивясь каждый день до белой горячки. Сдерживая шевелящиеся на
голове волосы, он догадался, что это grееn реорlе, и с воплем:
`Спасайся, кто может!`, бросился за борт. Его примеру последовали и
остальные матросы - зеленых человечков тогда боялась вся Америка. Все
попрыгали в воду, бултыхались там и громко орали, причем половина не
знала, чего надо было испугаться, только штурман, собирая мух со всей
Атлантики, да апатичный капитан, побывавший везде, кроме Лубянки,
оставались на борту. Впоследствии оказалось, что это был агент ВКП(б),
подосланный следить за русским разведчиком. Он хорошо знал Устав
партии, но корабли водить пока не научился.
После того как, на палубе утих шум, офицеры выбрались из цистерны
и огляделись: на корабле не осталось ни одного матроса, а штурман
забился в гальюн и дрожал, уткнув голову в соответствующее место; лишь
капитан, человек без предрассудков, спокойно продолжал сушить кальсоны
на верхней палубе и обдирать чешую с воблы, напевая `Дунайские волны` и
покуривая трубку, как у любимого товарища Сталина.
Штирлиц с воплем `За Родину, за Сталина!` - ворвался на
капитанский мостик, но обнаружив, что там никого нет, стал крутить все,
что попадалось ему под руки. Первым пострадал капитан, упав с мостика
вниз головой, с кальсонами на ушах и воблой в зубах. Штирлиц хотел
открутить ему{ЕSС} голову. Трубку Штирлиц оставил себе на память.
Выворачивание шурупов, соединяющих части обшивки, кроме заноз, не
давало никаких результатов. Штирлиц сообразил, что периодическое
верчение штурвала в разные стороны влечет за собой уползание в разные
стороны от штурвала и приводит к изменению наклона корпуса теплохода,
и, как следствие, смене курса, и корабль взял курс, как казалось
Штирлицу, на Бразилию. Где находится Бразилия, он точно не знал, но
слышал, что там в лесах водится много диких обезьян и вообще неплохо
кормят. Посмотреть на обезьян ему хотелось. Самым экзотичным зверем,
которого Штирлицу довелось видеть за свою жизнь, был дядя Вася в его
родном подъезде, однажды упившийся до состояния дикобраза с
ограниченным, но интернациональным лексиконом. Это событие оставило
неизгладимое впечатление у будущего разведчика.
Штирлиц порядочно изголодался, ему вспомнилась Германия, кабачок
`Три поросенка`, девушки с выдающимися подробностями, пиво, воблу,
тушенку, Мюллера, теплую канаву у дороги с прекрасной мягкой грязью, в
которой было так удобно лежать после каждой попойки, и содрогнулся от
этой логичной последовательности.
- Штирлиц, а Вы уверены, что мы плывем в Бразилию? -
поинтересовался Кальтенбруннер, все путешевствие стоявший на страже
порядка.
- Не уверен, - спокойно ответил Штирлиц, отвинчивая для своих
командирских часов стрелку от компаса.
...Шел десятый день плавания в Бразилию, но Бразилии не было
видно. Любимый Фюрер постирал носки и повесил на рею, чтобы их запах
был общим достоянием. Взголодавшие офицеры собирали дохлых чаек,
которые соблазнялись на носки.

* * *

...Шел двадцатый день плавания в Бразилию, Бразилия показалась.
Носки высохли и Фюрер полез за ними на рею.
- Земля!!! - завопил Айсман, падая с реи, на которую влез, чтобы
помочь любимому Фюреру, но не долетел, а повис на каких-то веревках,
что вызвало у него дурные ассоциации.
- Бразилия! - обрадовался Штирлиц, смотря в бинокль довоенного
образца, похожий на микроскоп (зрение у разведчика было отличное). -
Обезьяны!! Тушенка!!!
`Интересно, а как обезьяны заменяют коров с гастрономической точки
зрения?` - думал он, вскрывая последнюю банку тушенки.
С криком: `Ура!!!` все офицеры побрасали банки с тушенкой
Штирлица, которой тайно питались за время плавания, и высыпали на
палубу.
Через час они пристали к берегу.
Штирлиц озабоченно оглядывался, подыскивая подходящее дерево для
антенны передатчика. Не найдя ничего подходящего, он с кряхтением
полез на корабль. Прихватив из цистерны любимую бензопилу `Дружба`, он
свалил рею, поволновав слегка Айсмана, и перетащил бревно на берег.
Айсман грязно ругался, вытаскивая щепки из ушей и носа. Воткнув бревно
в песок, Штирлиц передал открытым текстом:

`Юстас - Алексу.

Я в Бразилии. Ура! Ем бананы. И кокосы. И тушенку.
Юстас. Слава ВКП(б)!`

Центр не замедлил с ответом:

`Алекс - Юстасу.

Юстас! Вы кретин, какого фига и какого ... (неразборчиво, но
вполне понятно) ... вашу ... (тоже неразборчиво) ... мы вас ...
(совсем непонятно) ... и вообще, это не Бразилия, а Куба.

Алекс.`

Основательно треснув рацию, Штирлиц занервничал и стал ожесточенно
грызть зубами твердую оболочку ближайшего кокоса.
Из кустов вышел заросший деятель революции, сильно смахивающий на
старого экстримиста, который радостно поздоровался со Штирлицем, шепнув
ему пароль `Можайское молоко лучше`, и передал шифровку, которую
Штирлиц деликатно разорвал и закопал обрывки в песок. Он не любил
читать шифровки, тем более что не знал, как это делается.
- Фидель Кастро Рус, можно просто Федя или Железный Фидель.
- Штирлиц, можно просто полковник Исаев или господин Бользен, -
важно представился Штирлиц, - А это - верхушка Третьего Рейха, - сказал
он, и начал представлять офицеров Фиделю. - Это Айсман, - ткнул
лежавшего у его ног Айсмана, объевшегося гнилых плодов какого-то
ядовитого растения. - Те трое - Шелленберг, Кальтенбруннер и Фюрер...
Тот, которого бьют те пять офицеров, которых я не знаю, Борман. Этот
толстый идиот с панамкой, лежащий в тени пальм, друг моего детства и
гордость ГЕСТАПО - Мюллер. Те трое, что перепили горилки и пристают к
негритянке: Геринг, Гиммлер и Геббельс. А эти негры лупят по морде
придурка Холтоффа. Ты знаешь, один раз этот идиот отказался от
коньяка! Ты бы отказался от коньяка?
`Quе еs kоnjаk?`, - задумался Фидель, открывая бутылку кубинского
`Аquа саliеntе` с тремя красными звездочками и своим портретом на
этикетке, называемого местными алкоголиками` Еl роlkоvnikо russо`.
Мимо них прошли две негритянки, покачивая бедрами и выдающимися
подробностями. Таких подробностей Штирлиц еще не затрагивал.
- Как тебе та, что с краю? - спросил Фиделя Штирлиц, облизываясь
до глубины души.
- С какого? - поинтересовался Фидель, оценивая негритянок.
- С другого.
- А ничего... - сказал Фидель и, высунув язык, побежал за
негритянками, выставив вперед дрожащие пальцы.
- Стой, - крикнул Штирлиц, деликатно давая Фиделю пинка и хватая
его за плечо. - Моя с краю, я ее еще в Германии забронировал.
Радистка-негритянка - это звучит.
`А при чем тут Мюллер?` - озадаченно подумал Борман, вылезая из
кучи банановой кожуры, услужливо набросанной прожорливыми неграми за
полчаса активного общения с верхушкой рейха. Борман по достоинству
оценил этот наблюдательный пункт, так как на него никто не будет
покушаться. Покушаться любил только Борман. Борман покушался на все :
даже яичная скорлупа и истертые валенки Евы Браун представляли для него
стратегический интерес. Нечего и говорить, что каждая помойка заменяла
Борману межатлантический бомбардировщик.

* * *

Через два часа Штирлиц понял, что две радистки - это много и,
немного спустя, уснул. Борман хотел познакомиться с одной из его
радисток, но, получив от спящего Штирлица ногой в ухо, успокоился.
Мюллер, как самый лучший друг Штирлица, плюнул, кинул карты, в которые
он играл эти два часа сам с собой, оставив себя тринадцать раз дураком
и выиграв сам у себя в общей сложности сорок три марки и четыре
пфеннинга, надел панамку и, взяв ведерко и совочек, угрюмо сопя и
напевая гимны, пошел лепить куличи из прибрежного песка. Песок был сух
и противен, как в камере пыток, и это чрезвычайно интеллектуальное
занятие Мюллера разочаровало. Айсман, Шеленберг и один из офицеров
стали обучать негров немецкому языку, так как им нужны были работники,
а по-испански понимал лишь Шеленберг, который был шпионом многих
разведок, но сам не знал, каких именно. Вскоре негры могли прилично
материться как на немецком, так и на русском диалекте. Кальтенбрунер
напился шнапса, изъятого у Айсмана, и начал приставать к негритянкам.
- Ну почему же я импотент? - нараспев страдал вслух великий
Фюрер, смотря, как офицеры бегают за негритянками.
- А вот почему, - сказал Борман, раздвигая листья пальмы и швыряя
крупный плод кокоса на голову великому создателю `Маin Каmрf`. С кем
боролся Фюрер, Борман не знал, но это не мешало ему хорошо прицелиться
в многострадальное темя. Фюрер, раскинув мозгами, сказал `Все таки
Дарвин был прав; кто кто, а Борман произошел от макаки`, и продолжил
изучение смысла жизни.
`Интересно, как погиб Дарвин - его повесили или отрубили язык?`, -
подумал Борман, прицеливаясь вторично, но уже в глупого толстого
Мюллера.
- А где мы будем жить? - спросил проснувшегося Штирлица Мюллер,
сняв панамку и вытирая кокосовое молоко с лысины.
- Не знаю, - сказал Штирлиц. - Может быть, здесь есть неподалеку
свободное бунгало.
- Свободное чего? - заинтересованно вылез из кустов Шелленберг.
- Свободное... - выругался Штирлиц.
- А! - понимающе сказал Шелленберг, которому первый раз в жизни
было все понятно. Этому способствовал и булыжник Бормана, так славно
повеселившегося сегодня.
- А ванна и телефон там есть? - поинтересовался великий любитель
комфорта, вытряхивая скорлупу от кокосового ореха из-за шиворота и
спихивая безжизненное тело Шелленберга с ярко вычищенных сапог.
`Ну не повезло сегодня человеку. Приятного понемногу - и по
голове его, и в песок его`, - хихикнул злордный Борман, поглощая банан
с кожурой, который он отобрал у возмущенного орангутанга.
- Отвяжись, - злобно брыкнул Штирлиц и перевернулся на другой бок.
Мюллер некоторое время походил вокруг Штирлица, потолкал его, но,
получая лишь удары в ухо, отстал. Одев панамку, обиженный Мюллер с тем
же вопросом обратился к вылезшему из кустов Фиделю Кастро.
- Вообще, у меня есть маленькая вилла, так что, если не возражаете
... - скромно сказал Фидель.
- А ванна и телефон там есть? - спросил Мюллер, заискивающе глядя
в глаза будущему великому творцу революции на Кубе. Фидель Кастро не
знал, что такое телефон, и задумался.
Деликатный Мюллер не стал отказываться и, подняв свой чемодан,
направился за Фиделем. Его примеру последовали остальные. Спящего
Штирлица разбудили, получили по зуботычине, но все же уговорили идти на
виллу Фиделя. Штирлиц не сопротивлялся. Вилла Фиделя занимала
пространство если не девяноста пяти, то точно девяносто трех процентов
Кубы. Ради блага народа творец революции не скупился на мелочах. На
всех заборах висел его портрет с оскаленными зубами и надписью `Пейте
пиво бочками`.
К великой радости Мюллера, у Фиделя на вилле было много ванн, но
телефона не было ни одного. Разочарованный Мюллер направился к Штирлицу
и попросил рацию - поглушить `Маяк` на родине полковника.
- А пошел бы ты в песочницу, - равнодушно сказал Штирлиц,
ковыряясь в банке тушенки. Мюллер насупился и, приготовившись
заплакать, начал злобно ругать Штирлица в частности и русских
разведчиков вообще.
Такой наглости Штирлиц не ожидал и одной зуботычиной Мюллер не
отделался. Штирлиц, который уже давно никак не резвился, долго бил
Мюллера ногами, а, натешившись, отряхнул с него пыль, помог
высморкаться, поправил панамку и дал рацию.
- Сломаешь, будешь мои носки стирать, - сказал Штирлиц.
Более ужасной угрозы Мюллер не слышал не разу; ему вспомнились
родные застенки ГЕСТАПО, затем носки Штирлица, и он всплакнул.
- Я только немного поиграю и отдам, - пропищал он, размазывая
сопли. Штирлиц достал банку кубинской тушенки из сахарного тростника и
стал сосредоточенно ковырять в ней вилкой, ожидая, пока Мюллер уйдет.
Мюллер с трудом взвалил на спину рацию Штирлица, крякнул и направился к
себе.
Штирлицу это напомнило страдания пастора Шлагга по поводу сейфа и
швейцарской границы. Для полноты момента не хватало лыж. Сбегав в
свои апартаменты, он напялил на Мюллера ласты, памятные ему лыжи,
оставшиеся от священника, напялил акваланг, надел шляпу с пером и
подтяжки, подтолкнул к выходу и чисто по-дружески посоветовал петь
песни, не по поводу сокрушая шкаф самым маленьким кастетом.
Рация заняла почти половину комнаты Мюллера.


ГЛАВА ВТОРАЯ

В это время в кабинете Фиделя Кастро намечался кутеж.
Навеселившийся Борман сидел в роскошном мягком кресле, чистил ногти и
намечал новые гадости. Его гибкий, изощренный, изобретательный ум
перебирал множество планов, но он остановился на одном, наиболее
гадком.
Подойдя к секретарше Фиделя, он немного посмущался и спросил:
- А скажите, у вас веревки есть?
- Какие веревки? - удивилась секретарша.
- Ну там... Разные... Бельевые, например...
- А зачем они вам? - секретарша насторожилась и недоуменно
посмотрела на Бормана.
Борман потупил взгляд и понес такую чушь, что секретарша Фиделя
заткнула уши и принесла ему большой моток веревок. Борман оживился и
принялся прикидывать, сколько гадостей получится из такого количества
веревки. По самым минимальным подсчетам гадостей получалось
предостаточно. Борман, оскалив зубы, достал мачете, которое он стянул
там же.
Спустя час все на вилле Фиделя собрались в гостиной и уставились
на Фиделя. Тот повернулся к любимому Фюреру.
- Что вы будете пить - горилка, квас, шнапс, водка, портвейн,
чача, самогон, джин, коньяк, первач?
- Шнапс, конечно, - сказал патриот Фюрер, оглушенный кубинским
обилием.
Айсман упал на пол, шокированный такой тусовкой. В этом помог ему
и совсем слабый пинок Штирлица, который не любил, когда ему мешали.
- На леденцах, пшенице, мармеладе, тушенке?
Фюрер задумался и сказал:
- Вдарим шнапса на тушенке.
Фидель протянул руку к бутылке шнапса с плавающей внутри жестянкой
тушенки. Коварный Борман потянул за веревочку, бутылка пролетела через
стол и упала на колени спящему Шеленбергу.
- Вперед, в атаку! - вскричал Шеленберг, которому едкий шнапс
попал в глаза, а тушенка за шиворот. Борман злорадно потирал руки.
Фюрер недоуменно осмотрел всех и достал из бокового кармана
графинчик со шнапсом. Все оживились и протянули стаканы. Как всегда,
Мюллеру ничего не досталось. Он надул губы, достал совок и удалился на
улицу. Раздался металлический грохот. Борман еще раз потер руки и
побежал посмотреть. Мюллер лежал под кучей железного хлама, произнося
ругательства в адрес того, кто их там положил. Все вышли на улицу
послушать. Борман радовался, как ребенок. Ничто не доставляло ему
столько удовольствия, как мелкие пакости.
Фидель посмотрел на лежащего под железками Мюллера и произнес
что-то по-испански.
- Что вы сказали? - переспросил любимый Фюрер. Фидель очень
засмущался, но не ответил. Стоящий рядом Шеленберг, к которому
обратился Фюрер, подумал и сказал:
- На немецкий это не переводится. Спросите у Штирлица, он
объяснит.
Тем временем к вопящему Мюллеру подошли негры и стали разгребать
металл, ругаясь не хуже Штирлица. Перед таким великолепием неприличных
слов Мюллер замолчал и прислушался. Вскоре он вылез из-под хлама,
отряхнулся, надвинул панамку низко на лоб и злобно оглядел всех, затем
он треснул полбутылки клюквенного морса, сплюнул. Борман не любил,
когда на него плохо смотрели, и поэтому он быстро исчез внутри виллы,
огибая свои же ловушки и попутно расставив две-три веревки. Фидель,
показывая из окна бутылку водки, привлек внимание офицеров, и они,
соблазнившись ее заманчивым блеском, облизнувшись, пошли внутрь.
С верхнего этажа появился злой Штирлиц.
- Водки, - сказал он вопросительно глядящему на него Фиделю. Тот
налил ему стакан водки, Штирлиц опрокинул его себе в рот, Фидель налил
еще, Штирлиц сглотнул остатки водки из стакана и быстро подобрел.
- Федя, - сказал он заплетающимся языком, - пошли к бабам.
`Quе еs bаbа?` - задумался Фидель.
- Ты чего, Фидель? - Штирлиц посмотрел куда-то мимо Фиделя мутным
взглядом и спросил: - Ты ваще это... ты меня уважаешь?
Фидель поморщился еще раз, но отвязаться от выпившего Штирлица мог
только Мюллер или сам Кальтенбрунер.
`А что на это скажет Кальтенбруннер?` - подумал Фидель.
Штирлиц икнул и налил себе кваса. Офицеры, понимая, что Штирлиц
сейчас разойдется, понемногу начали исчезать из помещения. Остался
один Борман, который жаждал новых пакостей. Штирлиц оглядел зал мутным
взглядом и заметил Бормана.
- Ты, как тебя?.. Борман! Иди сюда быстро...
Борман с сомнением посмотрел на дверь. Убежать от нетрезвого
Штирлица не представлялось возможным. Борман покорно встал и подошел к
Штирлицу. Броском ноги Штирлиц ласково посадил его на стул и налил
стакан водки. Влив спиртное в пасть сопротивляющемуся Борману, Штирлиц
спросил:
- Слушай, Б-борман, ты с какого года член партии?
- С тридцать третьего, кажется, - ответил Борман, не понимая, к
чему клонит Штирлиц.
- А какой партии? - коварный Штирлиц, как на допросе, достал
листок бумаги и принялся что-то записывать.
- НСДАП, - ответил необдуманно Борман, и Штирлиц тут же
рассвирипел.
- Кому продался? - прошипел он, хватая Бормана за воротник и
доставляя ему немного неприятностей при помощи нового кастета. -
Фашистам продался, морда национал-социалистская?.. Вот ща как дам...
больно...
Борман с испугом посмотрел на Штирлица и хотел убежать, но Штирлиц
крепко держал его за воротник. Достав из кармана кастет, он стал им
поигрывать, обнажив крепкие зубы. Это Борману не понравилось, тем
более, что Штирлиц противно дышал на него перегаром. Запах перегара
всегда внушал Борману панический ужас.
- Штирлиц, отпусти меня, - попросил Борман, жалобно глядя на
Штирлица добрыми честными глазами. Штирлиц расплылся в зверской улыбке
и отрицательно покачал головой.
- Я больше не буду, - пообещал Борман, вытряхивая из карманов весь
арсенал веревочек.
В это время в зал вошел Фидель Кастро. Штириц рыгнул Борману в
нос, сказал `Не верю` и отпустил его. Борман, сообразив, что Штирлиц
может передумать, применил ноги и быстро исчез.
- Федя, иди сюда... - позвал Штирлиц. Фидель достал из
внутреннего кармана пиджака стакан и с готовностью подошел к нему.
Штирлиц налил ему воды из вазы с фиалками. Фидель понюхал стакан,
поблагодарил, но пить не стал и вылил все это за шиворот вылезшему
из-под стола Айсману.
- Слушай, Фидель, позови-ка ко мне этого... ну, как его?..
Мюллера ко мне позови... Ну этого, в панамке... Фидель на некоторое
время исчез на улице, затем вернулся и сказал:
- Он в песочнице. Позвать?
- Зови, - сказал Штирлиц голосом большого начальника.
В гостиной появился испуганный Мюллер в своей панамке.
- Слушай, Мюллер, - сказал Штирлиц, поудобней устраиваясь в
кресле. - Ты это... давай рацию обратно, а то у меня сегодня связь с
Центром!
- ... с Центром, - поворила секретарша Фиделя, конспектируя речь
Штирлица в записную книжку, чтобы потом донести Куда Следует.
- Да, с Центром, - капризно сказал Штирлиц. - И вообще, давай
побыстрее, а то меня еще радистка ждет.
При слове `радистка` Штирлиц загадочно улыбнулся и сделал рукой
хватательное движение. Мюллер пожал плечами, сплюнул на пол, вздохнул
и отправился за рацией.
Ночью Штирлицу не спалось. Он очень боялся пропустить связь с
Центром, хотя и знал, что Центр от него просто так не отвяжется.
Часа в три ночи Штирлиц включил рацию. Из большого динамика
послышалось зверское шипение, погромыхивание и скрежет. Штирлиц
чертыхнулся и, достав отвертку, полез внутрь рации. Через двадцать
минут он вылез оттуда, недоуменно глядя на обугленный совок и пытаясь

ПОЛНЫЙ ТЕКСТ И ZIР НАХОДИТСЯ В ПРИЛОЖЕНИИ

Док. 116697
Опублик.: 15.01.02
Число обращений: 0