ПОЛНЫЙ ТЕКСТ И ZIР НАХОДИТСЯ В ПРИЛОЖЕНИИ

Фредерик БРАУН
                Рассказы

АРЕНА
ВОЛНОВИКИ
ЕЩЕ НЕ ВСЕ ПОТЕРЯНО
ЗВЕЗДНАЯ МЫШЬ
ЗВЕЗДНАЯ КАРУСЕЛЬ
КОШМАР СО ВРЕМЕНЕМ
КУКОЛЬНЫЙ ТЕАТР
На черный день
НЕМНОГО ЗЕЛЕНИ...
ПИСЬМО ФЕНИКСУ
ЧЕМПИОН
ЭТАОИН ШРДЛУ
МАШИНА ВРЕМЕНИ

КОШМАР СО ВРЕМЕНЕМ

Профессор Джонс долгое время работал над теорией времени.
- И сегодня я нашел ключевое уравнение, - сказал он своей дочери
как-то утром. - Время это поле. Я создал машину, которая способна
управлять этим полем.
Он протянул руку и, нажимая кнопку, сказал:
- Это заставит время идти назад идти время заставит это -
:сказал, кнопку нажимая, и руку протянул он.
- Полем этим управлять способна которая, машину создал я. Поле это
время, - утром как-то дочери своей он сказал. - Уравнение ключевое нашел я
сегодня и.
Времени теорией над работал время долгое Джонс профессор.

ЧЕМПИОН

- С самой первой партией колонистов на Марс возникло множество
проблем, - начал свою лекцию преподаватель. - Одной из задач экспедиции
являлось основание будущей колонии, а в ее состав вошел всего один
мужчина. Вы спрашиваете, как это получилось?
Желающих стать основателями колонии оказалось значительно больше
необходимых тридцати человек. И перед организаторами проекта остро встал
вопрос: сколько мужчин и сколько женщин должно отправиться на Марс?
Первое, что напрашивалось само собой: пятнадцать мужчин и пятнадцать
женщин. Каждый выберет партнера по вкусу и таким образом очень быстро
образуется колония. Но у этого предложения были и свои минусы, поэтому
сторонники второй теории утверждали, что экспедиция должна состоять из
двадцати пяти мужчин и пяти женщин. Они исходили из того, что пять женщин
вполне могут удовлетворить столько мужчин, а уж они, в свою очередь, тем
более удовлетворят пять женщин. Третья же теория заключалась в том, что
экспедиция должна состоять исключительно из одних мужчин. Так как если не
будет такого отвлекающего фактора, как женщина, то они смогут полностью
сконцентрироваться на работе. Тем более, что ровно через год отправится
вторая экспедиция на Марс, а уж в ней будут и женщины. А год воздержания
не представляет большой проблемы для мужчин, привыкших к этому еще с
Академии.
Руководство Бюро Межпланетных Перелетов оказалось в крайнем
затруднении, но с честью вышло из этой ситуации. Они... Да, я вас слушаю,
мисс Эмброус?
- Господин профессор, - чуть смущаясь встала с места девушка, - вы
рассказываете об экспедиции, возглавляемой капитаном Мексоном, названным
впоследствии Чемпионом, не правда ли? Вы не могли бы объяснить, сэр,
почему у него появилось это прозвище?
- Как раз к этому мы сейчас и подойдем, мисс Эмброус. В младших
классах вам рассказывали историю этой экспедиции в самых общих чертах... -
профессор тряхнул головой, - но сейчас вы уже достаточно взрослые, чтобы
ознакомиться с ней во всех деталях. На чем мы остановились? Да...
Руководство решило провести жеребьевку, не обращая никакого внимания на
пол кандидатов. Злые языки поговаривали, что директор Бюро Межпланетных
Перелетов ярый приверженец второй теории, так как среди кандидатов в
поселенцы было пятьсот мужчин и всего сто женщин. И по теории вероятностей
жеребьевка должна была закончиться результатом двадцать пять на пять.
Но это могло бы произойти только в случае, если бы количество
кандидатов было раз в десять больше. Судьба же распорядилась так, что
жребий вытянули двадцать девять женщин. А тридцатым как раз и оказался
Мексон. Многие, конечно, протестовали против такого состава первой
экспедиции на Марс, и довольно убедительно протестовали. Но руководство
Бюро категорически отказалось менять результаты жеребьевки. Однако Мексона
назначили капитаном, не роняя таким образом мужской чести.
Корабль стартовал, рейс завершился успешно.
Когда же на Марс прибыла вторая экспедиция, оказалось, что каждая
женщина имеет ребенка или даже двойню. В общем в колонии находилось
тридцать пять детей... Да, да, мисс Эмброус, я вижу, что вы тянете руку,
но прошу позволить мне продолжить. Может, некоторые и скажут, что в этом
нет ничего удивительного - ведь мужчина, имеющий достаточное количество
времени, легко сделает так, что забеременеют все двадцать девять женщин.
Так вот, капитан Мексон получил свое прозвище потому, что подготовка
второй экспедиции закончилась значительно раньше, чем предполагалось и она
прибыла на Марс не через год после старта первой, а через девять месяцев и
два дня.
Надеюсь, я ответил на ваш вопрос, мисс Эмброус?

ЕЩЕ НЕ ВСЕ ПОТЕРЯНО

Освещение внутри металлического куба было неприятного зеленоватого
оттенка, и от этого мертвенно-белая кожа существа, сидевшего за пультом
управления, казалась светло-зеленой.
Единственный многофасетчатый глаз посредине лба неотрывно следил за
полудюжиной циферблатов с тех пор, как корабль стартовал с Ксандора.
Галактической расе, к которой принадлежал Кар-388-игрек, сон не был
знаком. Жалость тоже. Достаточно было взглянуть на резкие, жесткие черты
пониже единственного глаза...
Куб остановился в пространстве относительно выбранной цели. Кар
протянул верхнюю правую руку и повернул переключатель стабилизатора. Потом
встал, потянулся, разминая затекшие мышцы, и сообщил своему сотоварищу:
- Первая остановка. Звезда Икс-1035. У нее девять планет, но обитаема
только третья. Будем надеяться, что здесь найдутся твари, пригодные, чтобы
стать рабами.
Лал-16-зет тоже встал и потянулся.
- Будем надеяться, - отозвался он. - Успех на первой же остановке был
бы чудом. Возможно, нам придется облететь тысячу планет.
Кар пожал плечами.
- Облетим и тысячу. Лунаки вымирают, и мы должны найти рабов: иначе,
если шахты остановятся, мы погибнем.
Он нажал тумблер и включил экран.
- Мы над ночной стороной третьей планеты, - сказал Кар. - Под нами
слой облаков. Перехожу на ручное управление.
Он заиграл тумблерами и через несколько минут вскрикнул:
- Взгляни на экраны, Лал! Огни расположены правильным рисунком - это
город! Планета населена!
Лал сел к приборному щитку, управляющему орудием уничтожения. Теперь
он тоже следил за стрелками указателей.
- Опасаться нечего. Вокруг города нет силового поля. Научные познания
у этой расы еще примитивны. Мы можем уничтожить город одним выстрелом,
если они нападут на нас.
- Хорошо, - произнес Кар. - Но не забывай, что мы здесь не для
разрушения. Пока. Нам нужны образцы. Если они окажутся подходящими, наш
флот придет сюда, заберет в рабство сколько нужно и уничтожит не только
город, но и всю планету.
Куб легко опустился на поверхность планеты; Кар включил механизм,
открывающий шлюзы.
Он вышел первым, за ним Лал.
- Смотри, - показал Кар. - Пара двуногих. Два глаза, две руки, похожи
на лунаков, но меньше ростом. Ну вот и образцы!
Он поднял левую верхнюю руку, всеми тремя пальцами сжимавшую тонкий,
обвитый проволокой стержень, и направил его сначала на одно существо,
потом на другое. Аборигены застыли, словно окаменев.
- Они некрупные, - сказал Лал. - Я понесу одного, а ты другого.
Изучим их в корабле, когда будем в космосе.
Кар оглядел сумеречную местность.
- Да, двоих достаточно. Кажется, один из них - самец, другой - самка.
Ну пошли!..
Вскоре куб поднялся. Как только они вышли из атмосферы, Кар включил
стабилизатор и присоединился к Лалу, уже начавшему проводить исследования.
- Живородящие, - сообщил Лал. - Пятипалые, пальцы способны к довольно
тонким операциям. Но определим сначала главное - умственное развитие.
Кар достал спаренные головные обручи. Одну пару он протянул Лалу, и
тот надел обруч на голову образца, другой - на свою собственную. Кар
проделал то же самое.
Через несколько минут инопланетяне озадаченно уставились друг на
друга.
- На семь пунктов ниже минимума! - произнес Кар. - Их нельзя обучить
даже простейшим работам на шахтах. Они не способны воспринять элементарные
команды. Ну что ж, оставим их хотя бы для Ксандорского музея... А теперь
полетим к звезде Н-9333 - там три обитаемые планеты...

Дежурный редактор `Чикаго стар` стоял в наборном цехе, следя за тем,
как готовятся страницы местных новостей. Дженкинс, дежурный метранпаж,
вставлял набор.
- В восьмой колонке есть место еще для одной заметки, Пит, - сказал
он. Строк на тридцать петитом. Есть две подходящие. Какую дадим?
Редактор взглянул на заметки.
- О конвенции и о беглецах, да? Ладно, давайте о конвенции. Кому
какое дело до того, что из зоопарка сбежала парочка обезьян?

Фредерик БРАУН

ПИСЬМО ФЕНИКСУ

Я могу рассказать тебе многое, столь многое, что мне трудно решить, с
чего начать. К счастью, я забыл и многое из того, что со мной происходило,
ведь способность мозга запоминать ограничена. Было бы ужасно, если бы я
помнил детали тех 180 тысяч лет - детали четырех тысяч жизней, которые я
прожил со времен первой большой атомной войны.
Но я вовсе не позабыл действительно важные моменты. Я помню, как
участвовал в первой экспедиции, высадившейся на Марсе, и в третьей
экспедиции к Венере. Я помню - кажется, это было во время третьей большой
войны - как Споро был сожжен с небес ударом такой силы, по сравнению с
которой ядерный взрыв столь же немощен, как медленно умирающее солнце по
сравнению с новой звездой. Я был вторым по рангу в команде космического
крейсера класса Гипер-А во время войны со второй волной внегалактических
захватчиков, которые основали базы на лунах Юпитера раньше, чем мы о них
узнали, и едва не выбили нас из Солнечной системы, но мы успели создать
новое оружие, против которого они не смогли устоять. Они отступили туда,
где мы не могли их преследовать, за пределы Галактики. Когда мы через 15
тысяч лет последовали за ними вдогонку, их уже не было. Они были мертвы
уже три тысячи лет.
Вот об этом я и хочу тебе рассказать - о той могучей расе и о других
- но сначала, чтобы ты понял, откуда я знаю то, что знаю, я расскажу тебе
о себе.
Я не бессмертен. Есть только одно бессмертное существо во вселенной,
больше никого. По сравнению с ним, я - ничтожество, но ты не поймешь или
не поверишь тому, что я скажу, пока не поймешь, кто я такой.
Имя мое мало что значит, и это хорошо - я его не помню. Это не так
странно, как тебе кажется, потому что 180 тысяч лет - долгий срок, а по
разным причинам я менял свое имя около тысячи раз. Да и что может значить
меньше, чем то имя, которым меня назвали родители 180 тысяч лет назад?
Я не мутант. То, что произошло со мной, случилось, когда мне было 23
года, во время первой атомной войны. То есть первой, в которой обе стороны
применили атомное оружие - конечно, слабое, по сравнению с последующим.
Это произошло всего лишь через несколько лет после изобретения атомной
бомбы. Первые бомбы были сброшены в ограниченной войне, когда я был еще
ребенком. Война быстро закончилась, потому что бомбы имела только одна
сторона.
Первая атомная война не была полной - первая из них. Мне в этом
смысле повезло, потому что будь это полная война - та, которая уничтожает
цивилизацию - я не пережил бы ее, несмотря на биологические изменения,
которые во мне произошли. Я не смог бы выжить во время шестнадцатилетнего
сна, в который погрузился примерно тридцатью годами позднее. Но я опять
забегаю вперед.
Когда началась война, мне было, по-моему, двадцать или двадцать один
год. Меня не взяли сразу в армию из-за того, что я не был физически
пригоден. У меня была довольно редкая болезнь гипофиза - чей-то там
синдром, не помню кого. Кроме прочих последствий, она вызывала и тучность.
Я весил на пятьдесят фунтов больше нормы. Меня забраковали вчистую.
В течение двух последующих лет моя болезнь слегка прогрессировала,
зато все остальное развивалось гораздо стремительнее. К этому времени
армия брала уже всех и согласна была даже на одноногого однорукого
слепого, если тот желал сражаться. А я хотел воевать. Я потерял семью во
время бомбежки, ненавидел свою работу на военном заводе, а доктора сказали
мне, что болезнь моя неизлечима и мне в любом случае осталось жить
год-два. Поэтому я вступил в то, что осталось от армии, и то, что
осталось, приняло меня, не колеблясь ни секунды, и отправило на ближайший
фронт, до которого было миль десять. Уже на следующий день я оказался в
бою.
Теперь я вспомнил достаточно, чтобы понять, что с_а_м я не имел к
этому никакого отношения, но случилось так, что к моменту моего прихода в
армию ситуация изменилась. У противника кончились бомбы и отравляющие
вещества и стало не хватать снарядов и патронов. У нас их тоже оставалось
в обрез, но они не смогли уничтожить в_с_е наши производственные мощности,
а нам это почти удалось. У нас еще были самолеты, чтобы доставлять бомбы,
и остатки организованности, чтобы посылать самолеты в нужные места. Во
всяком случае, почти что нужные места: иногда мы по ошибке сбрасывали их
слишком близко от своих войск. Через неделю после того, как я начал
воевать, я выбыл из игры - меня контузила одна из наших маленьких бомб,
сброшенная всего лишь на расстоянии мили.
Я очнулся примерно через две недели в госпитале на базе с сильнейшими
ожогами. К тому времени война уже кончилась, если не считать очистки
территории от остатков противника и того, что еще не был восстановлен
порядок, а мир не начал все заново. Видишь ли, это не было то, что я
называю войной на уничтожение. В ней погибло - я только предполагаю, не
помню точно - около четвертой или пятой части населения планеты. Осталось
достаточно много производительных сил и людей, чтобы рухнуло не все. На
пару столетий наступили разруха и упадок, но не было возврата к дикости,
не пришлось начинать все с нуля. В такие времена люди возвращаются к
свечам и дровам, но вовсе не потому, что они не знают об электричестве и
угольных шахтах, а оттого, что беспорядок и революции на время выбивают их
из равновесия. Знание, пусть и скрытое, остается и возвращается вместе с
порядком.
Совсем другое дело - война на уничтожение, когда погибает девять
десятых или больше населения Земли - или Земли и других планет. Тогда мир
проваливается в примитивную дикость, и лишь сотое поколение заново
открывает металлы и делает из них наконечники копий.

Но я опять отвлекся. Очнувшись в госпитале, я долго мучился от боли.
К тому времени обезболивающих средств уже не осталось. У меня были
глубокие радиационные ожоги, от которых я невыносимо страдал несколько
месяцев, пока они не зажили. И вот что странно - я не спал. Тогда меня это
очень напугало, потому что я не понимал, что со мной случилось, а
неизвестность всегда ужасает. Доктора почти не обращали на меня внимания -
ведь я был одним из миллионов обожженных или раненых - и, как я думаю, не
верили моим утверждениям о том, что я не сплю совсем. Они считали, что я
сплю, но мало, и что я или преувеличиваю, или честно заблуждаюсь. Но я
действительно с_о_в_с_е_м не спал. И долго не спал после того, как
вылечился и покинул госпиталь. Случайно оказалось, что излечилось и мое
заболевание гипофиза и вес мой вернулся к норме, а здоровье стало
отличным.
Я не спал тридцать лет. Затем я д_е_й_с_т_в_и_т_е_л_ь_н_о заснул, и
проспал шестнадцать лет. И в конце этого 46-летнего периода я продолжал
физически казаться 23-летним.
Теперь ты начинаешь понимать то, что я к тому времени понял? Радиация
- или комбинация различных излучений, действию которых я подвергся -
радикально изменили функции моего гипофиза. Сюда же подключились и другие
факторы. Когда-то, примерно 150 тысяч лет назад, я изучал эндокринологию,
и мне кажется, я нашел нужную комбинацию воздействий. Если мои вычисления
верны, у меня был один шанс из миллиарда.
Конечно, старение не было полностью устранено, но скорость его
замедлилась примерно в 15 тысяч раз. Я старею на один день за сорок пять
лет. Так что я не бессмертен. За прошедшие 180 тысяч лет я постарел на 11
лет. Теперь мой физический возраст равен 34 годам.
А сорок пять лет для меня - один день. Из них я не сплю примерно
тридцать лет, потом засыпаю примерно на пятнадцать. Мне повезло, что мои
первые несколько `дней` я не провел в период полной социальной
дезорганизации и дикости, иначе бы я их не пережил. Но я выжил, и к тому
времени разобрался в системе и смог позаботиться о выживании. С тех пор я
спал примерно четыре тысячи раз и выжил. Возможно, когда-нибудь мне не
повезет. Может быть, когда-нибудь, несмотря на все меры предосторожности,
кто-нибудь вломится в мою пещеру или убежище, где я закрываюсь на время
сна наглухо и в полной тайне. Но это маловероятно. У меня есть целые годы
на подготовку таких мест, и мне помогает опыт четырех тысяч снов. Вы
можете множество раз пройти мимо такого места и не узнать, что оно здесь,
а если что-то и заподозрите, то все равно не сможете войти.
Нет, мои шансы на выживание между бодрствованиями намного выше, чем
во время сознательных, активных периодов. Возможно, только чудом можно
назвать то, что я пережил их так много, несмотря на разработанную мной
тактику выживания.
А тактика эта оказалась хороша. Я пережил семь крупных атомных - и
суператомных - войн, которые сократили население Земли до нескольких
дикарей, собравшихся у костров в немногих еще пригодных для обитания
местах. А в другие времена, в другие эры, я побывал в пяти галактиках за
пределами нашей.
У меня было несколько тысяч жен, но всегда не более одной сразу,
потому что я родился в эру моногамии, и этот обычай сохранился. И я
вырастил несколько тысяч детей. Конечно, я не мог оставаться с одной женой
более тридцати лет. После этого мне необходимо становилось исчезнуть, но
тридцати лет для нас обоих оказывалось вполне достаточно, особенно когда
она старилась с нормальной скоростью, а я практически не менялся. О,
конечно, это порождало проблемы, но я был в состоянии с ними справиться. Я
всегда женился, если женился, на девушке настолько моложе себя, насколько
это было возможно, поэтому наше неравенство со временем не становилось
слишком большим. Допустим, мне тридцать лет, а женюсь на шестнадцатилетней
девушке. Тогда ко времени, когда мне приходится ее покидать, ей становится
сорок шесть, а мне - по-прежнему тридцать. И это к лучшему для нас обоих,
для всех, потому что, проснувшись, я не возвращался обратно. Если она к
тому времени еще была жива, то ей было уже за шестьдесят, и вряд ли ей
стало бы лучше, если бы к ней вернулся из мертвых все еще молодой муж. А я
оставлял ее хорошо обеспеченной, богатой вдовой - богатой деньгами или
тем, что считалось богатством в ту конкретную эпоху. Иногда это были
ракушки и наконечники стрел, иногда зерно в закромах, а однажды - тогда
была очень любопытная цивилизация - рыбья чешуя. У меня никогда не
возникало ни малейших трудностей в получении своей доли - или больше, чем
доли - денег или их эквивалента. После нескольких тысяч лет практики
трудность была в другом - знать, когда следует остановиться, чтобы не
стать подозрительно богатым и не привлекать внимания.
По очевидным причинам я всегда ухитрялся это делать. Ты скоро
поймешь, почему я никогда не желал власти, и даже через несколько сотен
лет не дал людям причин подозревать, что я отличаюсь от них. Я даже
научился каждую ночь по нескольку часов лежать, притворяясь спящим и
размышляя.
Но все же это не столь важно по сравнению со мной. Я рассказываю это
только тебе, чтобы ты понял, откуда я знаю то, что хочу тебе сказать.
И скажу вовсе не для того, чтобы получить что-то от тебя. Это нечто
такое, что тебе не по силам изменить, да и ты - когда поймешь - сам ничего
не захочешь менять.
Я не пытаюсь повлиять на тебя или куда-то направить. За четыре тысячи
жизней я побывал почти в любой роли - кроме лидера. Этого я избегал. О, я
часто слыл богом среди дикарей, но лишь потому, что мог организовать их
ради выживания. Я использовал силы, которые они считали волшебством, лишь
для поддержания порядка, но никогда и никуда их не вел и не тянул назад.
Если я и учил их пользоваться луком и стрелами, то лишь потому, что жизнь
становилась слишком тяжелой, мы голодали, а мое выживание зависело от их
выживания. Создав необходимую основу, я никогда ее более не тревожил.
То, что я сообщу тебе сейчас, тоже ее не нарушит.

Запомни: человеческая раса - единственный бессмертный организм во
Вселенной.
Есть и другие расы, но они или уже умерли, или умрут. Однажды, сто
тысяч лет назад, мы нанесли их все на карту, когда у нас был прибор,
детектирующий наличие мысли, наличие разума, каким бы чужим он ни был и
как бы далеко ни находился. Через пятьдесят тысяч лет этот прибор был
открыт заново. Мы обнаружили почти столько же рас, сколько и в прошлый
раз, но лишь восемь из них были теми же самыми, что и пятьдесят тысяч лет
назад, и каждая из этих восьми угасала и умирала. Они миновали пик своей
мощи, и теперь умирали.
Они достигли предела своих возможностей - а предел есть всегда - и
теперь у них не оставалось другого выбора, как умереть. Жизнь динамична;
она не может оставаться неподвижной - на каком угодно высоком уровне - и
выжить.
Вот что я хочу тебе рассказать, чтобы ты больше никогда не испытывал
страха. Только раса, которая периодически уничтожает себя и свой прогресс,
которая возвращается к началу, способна существовать более, скажем, ста
тысяч лет разумной жизни.
Во всей вселенной лишь человеческая раса достигла высокого уровня
разумности, не достигнув высокого уровня психической нормальности. Мы уже
по меньшей мере в пять раз старше любой когда-либо существовавшей расы, и
лишь потому, что мы безумны. Иногда человек начинал смутно догадываться,
что безумие божественно. Но лишь достигнув высоких уровней культуры, он
осознал, что безумен коллективно, и борясь с безумием осознанно, он всегда
будет уничтожать себя - и восставать заново из пепла.
Феникс, птица, которая периодически возлагает себя на погребальный
костер, чтобы родиться заново и прожить еще одно тысячелетие, и так снова
и снова - всего лишь метафорический миф. Он существует, и он всего лишь
один.
Феникс - это ты.
Ничто не способно уничтожить тебя теперь, когда - в эпохи
многочисленных высокоразвитых цивилизаций - твое семя рассеялось на
планетах тысяч солнц, в сотнях галактик. Они всегда станут воспроизводить
ту основу, которая была заложена 180 тысяч лет назад.
Я не могу быть полностью уверен в этой цифре, потому что своими
глазами видел, как промежуток от двадцати до сорока тысяч лет между крахом
одной цивилизации и расцветом следующей стирает все следы. За такой срок
воспоминания становятся легендами, легенды - предрассудками, и даже
предрассудки забываются. Металлы ржавеют и возвращаются в землю, а ветер,
дожди и джунгли разрушают и скрывают камни. Меняются сами контуры
континентов - ледники приходят и уходят, и город, стоявший сорок тысяч лет
назад, накрывают мили земли или мили воды.
Поэтому я не могу быть уверен в цифре. Возможно, первый известный мне
сокрушительный удар не был первым; цивилизации могли пониматься и падать
еще до меня. Если так, это лишь подтверждает мою мысль о том, что
человечество м_о_ж_е_т прожить более 180 тысяч лет, о которых известно
мне, может пережить более шести атомных войн, прошедших с той поры, когда,
как я думаю, был впервые открыт костер феникса.
Но - если не считать того, что наше семя разбросано среди звезд, и
даже если солнце угаснет или взорвется новой звездой, то это нас не
уничтожит - прошлое не имеет значения. Лур, Кандра, Фраган, Ка, Му,
Атлантис - это те шесть, которые я знаю, и они исчезли столь же бесследно,
как примерно через двадцать тысяч лет исчезнет нынешняя цивилизация, но
человеческая раса, здесь или в других галактиках, выживет и будет жить
вечно.

Это знание поможет тебе успокоиться сейчас, в 1949 году текущей эры -
потому что ум твой встревожен. Возможно, хотя я этого и не знаю, твоим
мыслям поможет осознание того, что грядущая атомная война, которая,
вероятно, случится при жизни этого поколения, не будет войной на
уничтожение; она придет слишком рано, раньше, чем вы успеете изобрести
действительно сокрушительное оружие, которое было у человека раньше. Да,
она отбросит вас назад. На век-другой наступит темная эпоха. И тогда,
помня о том, что вы назовете третьей мировой войной, человек решит - как
всегда начинал он думать после небольшой атомной войны - что он одолел
свое безумие.
Некоторое время - если картина не изменится - он будет удерживать
ситуацию под контролем. Что ж, вы снова вернетесь на Марс через пятьсот
лет, и я побываю там вместе с вами, чтобы снова посмотреть на каналы,
которые когда-то помогал копать. Я не был там восемь тысяч лет, и мне
хотелось бы взглянуть на то, что сделало с ними время, и на тех из нас,
что остались там отрезанными от человечества, когда оно в очередной раз
утратило секрет межпланетных полетов. Конечно, и они тоже следовали той же
схеме, но скорость развития не обязана быть постоянной. Мы можем
обнаружить их находящимися в любой точке цикла, кроме его вершины. Если бы
они находились в ней, нам не пришлось бы лететь к ним - они прилетели бы к
нам. Думая, конечно, как они думают сейчас, что они - марсиане.
Интересно, насколько высоко мы взберемся на этот раз? Надеюсь, не
настолько высоко, как Фраган. Надеюсь, мы никогда снова не изобретем то
оружие, которое Фраган обратил против своей колонии Скоро, которая
находилась на пятой планете до тех пор, пока Фраган не разнес ее в кучку
астероидов. Конечно, такое оружие может быть изобретено намного позднее
того времени, когда межгалактические перелеты снова станут обычным
явлением. Если я увижу, что это время приближается, я покину нашу
Галактику, но мне ненавистна сама мысль об этом. Я люблю Землю и хотел бы
оставить на ней свои бренные останки, если она просуществует столь долго.
Возможно, ей это не удастся, но человечество не погибнет. Оно будет
существовать везде и всегда, потому что оно никогда не станет нормальным,
а лишь безумие божественно. Лишь безумец уничтожает себя и все, созданное
им.
И лишь Феникс живет вечно.

Фредерик Браун. Немного зелени...
перевод с англ. - З. Бобырь.
Вrоwn, Frеdriс (Williаm). ?

Фредерик БРАУН

НЕМНОГО ЗЕЛЕНИ...

Огромное темно-красное солнце пылало на фиолетовом небе. На горизонте
за бурой равниной, усеянной бурыми кустами, виднелись красные джунгли.
Макгэрри направился к ним крупным шагом. Поиски в красных джунглях
были делом трудным и опасным, но совершенно необходимым. Макгэрри уже
обшарил сотню таких зарослей; на этот раз ему предстояло осмотреть еще
одни.
- Идем, Дороти, - произнес он. - Ты готова?
Маленькое существо с пятью конечностями на плече у Макгэрри ничего не
ответило - впрочем, как и всегда. Дороти не умела говорить, но к ней можно
было обращаться. Какая-никакая, а все же компания. Дороти была такая
легкая, что вызывала у Макгэрри странное ощущение: как будто на плече у
него все время лежит чья-то рука.
Дороти была с ним вот уже.... сколько лет? Не меньше четырех. Он
здесь уже лет пять, а Дороти с ним, наверное, года четыре. Он причислил
Дороти к слабому полу только по тому, с какой мягкостью она покоилась у
него на плече, - словно женская рука.
- Дороти, - продолжал он, - мы должны быть готовы ко всему. В
зарослях могут оказаться львы или тигры.
Он отстегнул висевшую у пояса кобуру и крепко стиснул солнечный
пистолет. В сотый раз он возблагодарил свою счастливую звезду за то, что
при аварии ему удалось спасти бесценное оружие, практически вечное.
Достаточно было подержать пистолет часок-другой под солнцем - под любым
ярким солнцем, чтобы он начал поглощать энергию, которая выделится потом
при нажатии курка. Без этого оружия Макгэрри наверняка не смог бы
протянуть пять лет на планете Крюгер-3.
Не успел он дойти до красных джунглей, как увидел льва. Разумеется,
это животное ничем не напоминало земного льва. У него была красная шкура,
не очень заметная на фоне бурых кустов, в которых он прятался, восемь
мягких лап, гибких и мощных; чешуйчатая морда заканчивалась птичьим
клювом.
Макгэрри назвал это чудовище львом. Но с тем же успехом он мог бы
назвать его и иначе, потому что у него еще не было имени. А если оно и
было, то его `крестный отец` не вернулся на Землю рассказать о флоре и
фауне Крюгера-3. Судя по официальной статистике, до Макгэрри здесь
опустился только один корабль, но стартовать отсюда ему так и не пришлось.
Именно его и разыскивал Макгэрри, искал все эти пять лет.
Если ему удастся его найти, быть может, там окажется электронная
аппаратура, которая разбилась у Макгэрри при посадке. И тогда он бы смог
вернуться на Землю.
Он остановился шагах в десяти от красных зарослей и прицелился в то
место, где притаился зверь. Нажал курок, последовала ослепительно зеленая
вспышка - один только миг, но какой прекрасный миг - и кусты, и
восьмилапый лев исчезли бесследно.
Макгэрри удовлетворенно хмыкнул.
- Ты видела, Дороти? Она была зеленая, а только этого цвета нет на
твоей кроваво-красной планете. Зеленый цвет - самый чудесный цвет во всей
Вселенной. Я знаю зеленую планету, и мы с тобой скоро полетим туда.
Конечно, полетим. Это моя родина, Дороти, она прекраснее всего на свете.
Она тебе наверняка понравится.
Он отвернулся, окинул взглядом бурую равнину, усеянную бурыми
кустами, распростершуюся под фиолетовым небом, в котором пылало
темно-красное солнце, всегда темно-красное солнце Крюгера. Оно никогда не
уходило за горизонт, так как планета была обращена к нему только одной
стороной, как Луна к Земле.
Здесь не было ни дня, ни ночи, если ты не пересекал границу между
дневной и ночной стороной планеты; а на ночной стороне было так холодно,
что никакой жизни там быть не могло. Здесь не было и времен года.
Температура постоянная, всегда одинаковая: нет ни ветров, ни гроз.
Снова и снова, в который уже раз, ему пришла в голову мысль, что жить
на Крюгере-3 было бы совсем неплохо, если бы только тут время от времени
встречалась зелень, как на Земле, если б можно было увидеть хоть что-то
зеленое, кроме вспышки солнечного пистолета. Тут легко дышится,
температура колеблется от 5 градусов Цельсия у терминатора до 30 на
экваторе, где лучи солнца падают вертикально. Пищи сколько угодно; он
давно уже научился отличать съедобные виды животных и растений от
несъедобных.
Да, это была превосходная планета. В конце концов Макгэрри примирился
с мыслью, что он здесь - единственное разумное существо. Ему в этом очень
помогла Дороти: как-никак, есть кому излить душу, хотя Дороти не могла ему
ответить.
Вот только - боже мой, как бы ему хотелось снова увидеть зеленый мир!
Земля... Единственная планета во Вселенной, где преобладает зеленый цвет,
где хлорофилл - основа всего живого.
На других планетах, даже на планетах Солнечной системы, по соседству
с Землей, только изредка встречаются на скалах зеленоватые полоски мха,
скорее даже зеленовато-бурые. Можно жить на этих планетах годами и ни разу
не увидеть ничего зеленого.
При мысли об этом Макгэрри вздохнул и начал думать вслух, обращаясь к
Дороти:
- Да, Дороти, Земля - единственная планета, на которой стоит жить!
Зеленые поля, зеленые луга, зеленые леса... Знаешь, Дороти, если мне
удастся вернуться на Землю, я больше никогда не покину ее. Построю себе
хижину в дремучем лесу. Но нужно будет выбрать полянку, где почти нет
деревьев и где бы могла расти трава. Зеленая трава! И хижину я тоже
покрашу в зеленый цвет.
Он снова вздохнул и посмотрел на красные заросли прямо перед ним.
- Что ты сказала, Дороти? - Дороти ничего не сказала, но Макгэрри
часто делал вид, что слышит ее вопросы; эта игра помогала ему сохранить
рассудок. - Женюсь ли я по возвращении на Землю? Ты спрашивала меня об
этом, да?
Он помедлил с ответом.
- Кто знает? Может быть, да, а может, и нет. Помнишь, я говорил тебе
о женщине, которую оставил на Земле? Мы должны были вскоре пожениться. Но
пять лет - это очень долгий срок. Наверное, объявили, что я пропал, а
может, и погиб. Вряд ли она будет ждать меня. Конечно, если она меня
дождется, я на ней женюсь... А если не дождется, что тогда? Ты хочешь
знать? Понятия не имею. Но зачем волноваться прежде времени? Конечно, если
бы я нашел зеленую женщину, или хотя бы зеленоволосую, я бы влюбился в нее
до потери рассудка. Но на моей планете почти все зеленое, кроме женщин.
Он усмехнулся в ответ на собственную шутку и с пистолетом наготове
вошел в заросли, в красные заросли, где не было ничего зеленого, лишь
изредка озаряли все вокруг зеленые вспышки его пистолета.
Может быть, помимо присутствия Дороти, он не помешался еще и из-за
этих выстрелов. Несколько раз в день он видел зеленую вспышку... Чуть-чуть
зеленого, просто чтобы напомнить ему, как выглядит этот цвет, просто,
чтобы глаз не отвык его различать, если ему еще хоть когда-нибудь
доведется увидеть зеленое...
Он оказался на небольшом островке джунглей (правда, земные мерки вряд
ли были применимы к Крюгеру-3). Таких островков здесь, вероятно, были
миллионы, так как Крюгер-3 больше Юпитера. Чтобы обследовать его
поверхность, не хватило бы целой жизни. Макгэрри это знал, но не давал
волю таким мыслям. Если бы он позволил себе усомниться в том, что он
найдет обломки единственного корабля, опускавшегося на эту планету, или
если бы он изверился в том, что найдет там приборы, без которых не может
привести в движение собственный космический корабль, ему пришлось бы
плохо.
Островок джунглей величиной с квадратную милю порос настолько густыми
зарослями, что сквозь них трудно было продираться, и Макгэрри несколько
раз останавливался вздремнуть и поесть. Он убил двух львов и одного тигра.
Выйдя из чащи, Макгэрри пошел но опушке, делая ножом отметины на самых
больших деревьях, чтобы второй раз не искать обломков в одном и том же
месте. Стволы были мягкие, лезвие легко, без труда счищало красную кору,
обнажая розовую древесину, словно срезало картофельную кожуру.
Макгэрри снова вышел на однообразную бурую равнину.
- На этот раз нет, Дороти, - произнес он. - Может быть, нам больше
повезет в других зарослях. Ну хоть бы вон в тех, на горизонте.
Фиолетовое небо, темно-красное солнце, бурая равнина, бурые кусты...
- Зеленые холмы Земли, Дороти! Они тебе наверняка понравятся...
Бурая, бескрайняя равнина...
Неизменное фиолетовое небо...
Но что это доносится оттуда, сверху? Какой-то звук?.. Не может быть,
здесь никогда такого не бывало. Он поднял глаза к небу и увидел...
Высоко-высоко в фиолетовом небе он увидел маленькую черную точку. Она
двигалась! Космический корабль! Это мог быть только космический корабль.
На Крюгере-3 не водятся птицы. Да у птиц и не бывает огненных хвостов...
Он знал, что должен делать: он уже тысячи раз прикидывал, как
сообщить о своем присутствии, если когда-нибудь появится корабль. Он
выхватил пистолет и выстрелил в небо. Вспышка получилась, конечно,
небольшая, но она была зеленая. Если пилот смотрел на планету, если он
хоть раз взглянул на нее, прежде чем улететь, - он должен был заметить
зеленую вспышку на планете, где нет ничего зеленого.
Он снова нажал на спуск.
И пилот увидел. Трижды выбросив струю пламени (это было общепринятым
ответом на сигнал тревоги), он начал заходить на посадку.
Макгэрри стоял весь дрожа. Он так долго ждал - и вот, наконец,
свершилось. Он положил руку себе ни плечо и дотронулся до маленького
существа с пятью конечностями, которое покоилось там, будто женская рука.
- Дороти, - прошептал он, - это...
Он больше не мог выговорить ни слова. Корабль садился. Макгэрри
бросил взгляд на свою одежду, и внезапно при мысли о том, каким он
предстанет перед своим спасителем, его охватило чувство стыда. Вся его
одежда состояла из пояса, на котором висели кобура, нож, кое-какие
инструменты. Он был грязен. Наверняка от него пахло. Под толстым слоем
грязи тело казалось истощенным и даже старым. Конечно, он поголодал, но,
попади он на Землю, хорошая земная пища изменила бы его до
неузнаваемости...
Земля! Зеленые холмы Земли!
Макгэрри побежал, спотыкаясь от нетерпения, туда, куда опускался
корабль; тот был уже очень низко, и Макгэрри смог разглядеть, что он
одноместный. В конце концов, это неважно: будет нужда, так в нем
поместятся и двое. По крайней мере Макгэрри попадет на ближайшую обитаемую
планету, а там другой корабль отвезет его на Землю. На Землю! К зеленым
холмам, зеленым полям, зеленым долинам...
Он то молился, то чертыхался на бегу, и по щекам у него струились
слезы.
Потом он ждал, пока дверца не открылась и оттуда не появился стройный
молодой человек в форме межзвездного инспектора.
- Ты возьмешь меня с собой?
- Конечно, - ответил молодой человек. - Ты здесь давно?
- Пять лет.
Макгэрри знал, что плачет, но ничего не мог поделать.
- Вот это да! - воскликнул пилот. - Я лейтенант Арчер из службы
инспекции, - представился он. - Конечно, я тебя возьму. Пусть только
немного остынет двигатель, а потом я его снова запущу. Я отвезу тебя в
Картадж, на Альдебаран-3, а оттуда ты полетишь куда захочешь. Не нужно ли
тебе чего-нибудь? Поесть? Попить?
Макгэрри молча покачал головой. У него подгибались колени. Есть,
пить... да какое это имеет значение?!
Зеленые холмы Земли! Он их еще увидит! Только это важно, и ничего
больше... Он ждал их так долго, и вот наконец свершилось! Внезапно
фиолетовое небо заплясало у него перед глазами и почернело. Макгэрри
рухнул вниз.
Очнувшись, он увидел, что лежит, а лейтенант подносит к его губам
фляжку. Он сделал большой глоток, жидкость обожгла горло. Он сел и
почувствовал себя лучше. Огляделся, удостоверился, что корабль никуда не
улетел, и у него стало удивительно хорошо на душе.
- Подождем, пока ты соберешься с силами, - сказал пилот. - Тронемся в
путь через полчаса, а через шесть часов будем в Картадже. Хочешь со мной
поговорить, пока ты тут приходишь в себя? Расскажи мне обо всем, что с
тобой случилось.
Они сели в тени бурых кустов, и Макгэрри рассказал Арчеру обо всем. О
вынужденной посадке, о разбившемся корабле, который он не мог подготовить
к запуску. О том, как он пять лет искал другой корабль - он же читал, что
на этой планете разбился корабль, на котором могли уцелеть приборы,
необходимые Макгэрри для взлета. О долгих поисках. И о Дороти,
приютившейся на его плече: теперь у него было с кем разговаривать.
Но когда рассказ Макгэрри уже подходил к концу, лейтенант Арчер

ПОЛНЫЙ ТЕКСТ И ZIР НАХОДИТСЯ В ПРИЛОЖЕНИИ

Док. 116585
Опублик.: 20.12.01
Число обращений: 0