|
ПОЛНЫЙ ТЕКСТ И ZIР НАХОДИТСЯ В ПРИЛОЖЕНИИ Марина и Сергей Дяченко Рассказы О Р Д Ы Н Е Ц
ВИРЛЕНА
Сказка о золотом петушке
Горелая башня
О Р Д Ы Н Е Ц
...Невыносимая тяжесть густой черной жижи. Невыносимая тяжесть,
пласты и пласты мутной воды, паутина гнилых корней - древних корней, не
успевших стать слизью... Покосившиеся камни, неразличимые в плотной
вязкой массе. Мертвая тишина, мертвая темнота, и давит, давит, давит...
...Встать.
* * *
Прямо посреди второй четверти в их пятом классе объявился новичок.
Звали его обыкновенно - не то Витя, не то Саша, только никто почему-то
не мог запомнить, как именно.
А вот фамилия у новичка была яркая. Ордынец. Человек орды.
Так и стали звать.
Юльке Фетисовой он не понравился сразу; про себя она сравнила его
с желтобрюхим вараном - неприятной тварью, виденной однажды в зоопарке
в городе Наеве. У варана был отрешенный, ничего не выражающий холодный
взгляд; Ордынец же всегда казался повернутым к собеседнику спиной - да-
же когда смотрел ему прямо в глаза.
Держался он тихо и замкнуто; учился неплохо, изредка прогуливая
уроки, за что и получил в конце четверти вместо поведения `прим` пове-
дение `уд`. Невыразительная внешность и вечное ко всему равнодушие сде-
лали бы Ордынца полностью незаметным в толпе пятого `А`, если бы в
преддверии каникул не произошла неожиданная и неприятная история.
Накануне Нового года шефы с Плотины одарили школу пригласительными
билетами на елку в Наев; каждый глянцевый билетик снабжен был корешком
`Подарок`. К событию готовились загодя, предвкушая и веселый хохот в
электричке, и праздничную толчею большого города, и елку, и полых из-
нутри шоколадных дедморозов - когда выяснилось вдруг, что пригласитель-
ных не хватает на всех.
Степка Васенцов был баламут и заводила; Степка первым закричал,
что если не ехать всем классом - то не поедет никто. Степку поддержали
- кто из солидарности, кто из желания угодить, а кто из страха, потому
что у Степки были не только громкий голос и большие кулаки, но и мно-
гочисленные друзья из шестого и даже седьмого класса. Сильнее же всего
было главное опасение - выломиться из коллектива, оказаться не как все.
Юлька Фетисова огорчилась ужасно. В глубине души она признавала
Степкину правоту - но убирать в шкаф уже готовое к употреблению празд-
ничное платье оказалось тяжело до слез.
Пятый класс гордо бойкотировал Наевскую елку - а на следующий день
стало известно, что Ордынец-то бойкот проигнорировал, посетил зрелище
и положенный подарок съел.
Пятиклассники, со скрежетом зубовным отказавшиеся от поездки, ощу-
тили себя обманутыми и глубоко оскорбленными; потому Степка Васенцов
начал разговор, имея за спиной обширную и возмущенную толпу.
- Ты что же это?! - спросил Степка, нехорошо сузив глаза. - Ты
был, что ли, на елке?
- Да, - ответил Ордынец без тени страха. Юльке Фетисовой показа-
лось, что он удивлен.
Степка Васенцов знал, что такое `чувство локтя`; он читал передо-
вую детскую литературу и знал, что предать подобное чувство есть самое
ни на есть преступление. Он вообще был начитанный мальчик, хоть и бала-
мут.
- Ты что же... против всех?!
Ничего ужаснее предположить было невозможно, и толпа за Степкиной
спиной выжидающе притихла.
Ордынец пожал плечами. Степка шагнул вперед и протянул почти по
слогам:
- А зна-аешь, что за это быва-ает?
В следующую секунду Ордынец ударил.
Это вовсе не похоже было на школьную драку с плевками, толчками и
градом оскорблений. Ордынец молчал - он даже не счел нужным сделать
подходящее к случаю яростное лицо. Он просто ударил, и Степка с ревом
покатился по земле.
Толпа отшатнулась. Стоявшие сзади не сразу поняли, что, собствен-
но, произошло; Васенцов прижимал руки к лицу и ревел как младенец, по-
тому что Ордынец разбил ему нос, а это очень больно. Под этот рев пя-
тиклассники смотрели на Ордынца, а он - на сгрудившихся перед ним испу-
ганных детей.
В тот момент он как никогда был похож на желтобрюхого варана -
Юльке Фетисовой померещился удовлетворенный блеск на дне его стылых
равнодушных глаз. Почему-то сразу и всем стало ясно, что следует отсту-
пить на шаг... А лучше на два.
Степка сел, по-прежнему закрывая окровавленное лицо; ему давно уже
было не до гордости не до мужества, не говоря уж о `чувстве локтя`. Ор-
дынец некоторое время разглядывал его, будто решая, ударить еще раз или
хватит; решив, очевидно, что довольно, снова обернулся к потерявшим дар
речи ребятам:
- Я не в вашем классе... Считайте, что не в вашем. Считайте, что
меня вообще нет.
Он снова пожал плечами и ушел, оставляя позади молчащих пятикласс-
ников и хлюпающего кровью Степку - живое доказательство тому, что Орды-
нец все-таки есть.
История не имела продолжения - всем сразу расхотелось проводить с
Ордынцем какие-либо разбирательства.
За каникулы Степкин нос почти зажил, а кровоподтек вокруг глаза из
черно-лилового сделался желтым. Школьная медсестра предположила, что
Васенцов поцеловался с грузовиком; посвященные в историю старшеклассни-
ки недоуменно спрашивали друг у друга, как это ТАКОЕ можно сделать с
одного удара.
Находились охотники, особенно среди старших девчонок, заглянуть в
спортзал во время физкультуры пятого `А`; любопытствующий взгляд нахо-
дил Ордынца в самой середине строя. Спортивный костюм его был на два
размера больше, чем следовало, и в нем Ордынец походил не на героя-су-
пердрачуна, а скорее на спущенный воздушный шарик. Все положенные нормы
ГТО он сдавал обязательно на четыре.
Ордынец продолжал держаться тихо и незаметно, однако между ним и
прочими стояла теперь почти осязаемая ледяная стена. Всеобщее отторже-
ние было столь явным, что классная руководительница дождалась очередно-
го Ордынцевого прогула, чтобы устроить воспитательный час. Темой его
было - Что Такое Настоящий Коллектив или Почему Нельзя Отталкивать То-
варища.
Классную слушали, опустив унылые лица; Танька Сафонова ерзала,
опаздывая на музыку, а хулиган Саенко, с которым у Юльки Фетисовой тя-
нулся вялотекущий конфликт, исподтишка постреливал жеванной бумагой.
Заключительным аккордом стал оптимистический вывод классной, что ребя-
та, конечно, все поняли и Коля... нет... Саша... короче Ордынец займет
в коллективе полагающееся место.
Уходящую Юльку классная поймала уже в дверях:
- Фетисова... В концерт к Восьмому марта требуют два номера.
Юлька уныло кивнула. Она была культ-масс-сектором, и на все случаи
жизни у нее имелся Влад Печанов с гитарой и стих про упавшего в про-
пасть коня.
- Обязательно займи Ордынца.
Юлька опешила - но классная уже отступала к своему столу, давая
тем самым понять, что разговор окончен. Два дня Юлька маялась, не зная, как подступиться к внезапно воз-
никшей проблеме; потом разозлилась и решила, что Ордынцу ничего не сде-
лается, если обличенная властью культ-масс-сектора Юлька скажет ему ко-
ротко и внятно: `Подготовь то-то и то-то к такому-то числу`. Ничего он,
конечно, не подготовит, но вот совесть у Юльки будет чиста.
На гребне куража Юлька дождалась большой перемены и подошла к
последней парте, где в вечном одиночестве обретался Ордынец.
- Эй, Ордынец!
Он поднял на нее глаза.
Слова застыли у Юльки на губах. Ей показалось, что ее с размаху
зашвырнули в ледяную воду и теперь внимательно наблюдают, как она там
барахтается.
- Что? - спросил Ордынец после паузы. Будто желтобрюхий варан об-
лизнулся раздвоенным язычком и тихо спросил: что?
- Ничего, - сказала Юлька и поспешила прочь.
Дорога к двери показалась ей долгой, как кишка; она уходила, чувс-
твуя прилипший к спине холодный вязкий взгляд. Ну уж нет, ей, Юльке,
ничего от Ордынца не требуется, ну его, пусть его, черт с ним...
Степка Васенцов, видевший все от начала до конца, сочувственно ей
улыбнулся. А еще через несколько дней вялотекущий конфликт с хулиганом Саенко
обострился.
На последнем уроке Саенко ткнул Юльку циркулем - прямо под лопат-
ку. Юлька зашипела сквозь зубы и, развернувшись, залепила обидчику по
носу тридцатисантиметровой пластмассовой линейкой. Географичка обоим
записала в дневники, но этим дело не кончилось.
Саенко дорос как раз до Юлькиных подмышек - однако нрав имел под-
лый и непредсказуемый. На выходе из класса Юлька получила тяжелой сум-
кой по руке, охнула и выронила портфель.
- Очколупка, - сказал довольный Саенко.
- Лысая какашка, - ни с того ни с сего выдала Фетисова.
Круглое лицо Саенко сделалось длинным, как огурец. Такое сочетание
оскорбительных слов лишило его остатков разума.
Первым делом он выпотрошил Юлькин портфель; растерявшись, она не
успела выхватить из-под его грязного ботинка пластмассовый футляр для
очков.
- Очколупка! Сука обезьянная!
Жалобно хрустнула любимая Юлькина ручка - на четыре разноцветных
стержня. Разъярившись, Юлька бросилась врукопашную - но хулиган Саенко
вывернулся, смачно плюнул на оборку передника и поддал носком ботинка
Юльке под колено.
Сквозь слезы, застилавшие ей глаза, Юлька увидела двух парней из
десятого класса - заинтересовавшись, они внимательно наблюдали за
схваткой. Таня Сафонова испуганно жалась к стене; что-то крикнул изда-
лека Влад Печанов - `эй, придурки, хватит` или `эй, вы чего`.
Саенко футбольнул опустевший Юлькин портфель в сторону мужского
туалета; кто-то загоготал противным голосом. Обливаясь слезами, Юлька
снова кинулась вперед, кулак ее угодил в мягкое, Саенко взвыл и схватил
Юльку за волосы.
Было ужасно больно. Она вырывалась, бессильно выкрикивая свою бес-
полезную теперь `лысую какашку`, а Саенко методично драл и драл, не за-
бывая походя пройтись по Юлькиным тетрадкам; в какой-то момент она не
выдержала и заревела в голос - и в ту же секунду волосы ее оказались на
свободе, а хулиган Саенко заорал так, что Юлькин плач утонул в его оре.
Ордынец стоял рядом, чуть наклонив голову вперед; Саенко катался с
расквашенным носом, заливая кровью надраенный мастикой пол. Вопли его
были совершенно нечленораздельны.
Из учительской выскочила химичка - в пятом классе нету химии, од-
нако все, конечно, знали, что это именно химичка, причем очень свире-
пая. Сейчас лицо ее было краснее красной повязки на рукаве:
- Что здесь происходит?!
Десятиклассники давно слиняли. Из Саенковских воплей вычленилось
смазанное:
- Орды...ы...ы...не-ец...
Химичка шагнула к Ордынцу, и ноздри ее раздувались, как алые пару-
са:
- Ты Ордынец? Ты это сделал?!
И тут всхлипывающая Юлька увидела невозможное. Ордынец чуть шаг-
нул навстречу химичке и нежно, тихо, так, что слышала одна Юлька, про-
шептал:
- Вы дежурный педагог?
Химичка непроизвольно дернула рукой с красной повязкой.
- Почему же вы не видите, что происходит?
Химичка моргнула, и Юлька впервые увидела со стороны, как другой
человек - взрослый человек! - подпадает Ордынцу под взгляд.
Саенко все хлюпал и жаловался; химичка икнула, поднеся ладонь ко
рту. Вздрогнула, скривила губы; растерянно оглянулась, пробормотала
невнятную угрозу и скрылась в учительской. Ордынец проводил ее взгля-
дом, оглядел окровавленного Саенко - и потом обернулся к Юльке.
Она вдруг увидела себя его глазами - зареванная дылда в съехавших
очках, растрепанная, красная, в оплеванном переднике. Ей захотелось
провалиться сквозь землю - и не потому, что смотрит пятый `А` и набе-
жавшие со всех сторон старшеклассники. Ордынец смотрел иначе. Юлька не
могла понять, как - и сгорала от стыда.
Он оказался совсем рядом - невзрачный мальчонка со свинцовым
взглядом старика.
- Ничего, - сказал он примиряюще. - Ничего. Скандал замяли - Ордынцу пообещали `уд` в четверти, а Саенко так и
так светил `неуд`. Юльке удалось простудиться и пропустить неделю школы
- а когда она вернулась, все уже забыли о происшествии.
Или сделали вид, что забыли.
На один из классных часов явились шефы с Плотины - поговорить с
ребятишками о чуде науки и техники, давшем название городу - Плотинск.
Ради такого случая классная принесла из дому кипятильник и чай в стек-
лянной баночке; гости колотили ложечками в кружках и рассказывали пя-
тиклассникам, как трудно было решиться на возведение такого исполинско-
го сооружения - как-никак, а несколько деревень затопили!
- Двенадцать деревень, - сказали с задней парты.
Все обернулись - кроме шефов и учительницы, они сидели к классу
лицом и без того видели Ордынца, положившего подбородок на ладони:
- Двенадцать деревень. Пять кладбищ. Десять церквей и две часовни.
Языческое капище десятого века...
Никогда и ни при каких обстоятельствах Ордынец не заговаривал в
классе первым. Только, если спросят.
Учительница нахмурилась:
- А причем тут, Коля...
Она тут же запнулась - кажется, Ордынца зовут Слава. Как на зло,
не было под рукой классного журнала.
- А при чем тут, Ордынец... Откуда такие сведения?
Шефы, добродушно щурясь, вовсю хлестали чай.
- А вы возьмите карту пятидесятилетней давности... Правда, там ка-
пища нету. - это снова подал голос Ордынец.
Клаассная обрадовалась:
- А почему бы тебе, Ордынец, не подготовить сообщение на тему...
что-нибудь про науку и экологию?
Но Ордынец уже равнодушно смотрел в окно - происходящее потеряло
для него всякий интерес. Плотина была центром города и смыслом города. Плотина содержала
три санатория на берегу моря и четыре пансионата в прочих живописных
местах, у плотины были два пионерлагеря, пароход и лодочная база. Пло-
тина отправляла детей своих сотрудников `за границу` - поэтому хулиган
Саенко дважды был в Альпах, а отличница Таня Сафонова - ни разу, ибо
Танина мама работала не на Плотине, а в городской поликлинике.
Географически Плотина рассекала город пополам, по хребту ее полза-
ли машины, а в шлюзах кипела вода с катерами и `Кометами`. Каждый год
школьников водили на экскурсию к Плотине, и дамочки-экскурсоводши расс-
казывали с небольшими вариациями одно и то же - про чудо, его историю и
что `если даже взять два миллиона лошадей и впрячь в одну повозку, они
окажутся слабее, чем мощь нашей Плотины`. Юлька никогда не могла предс-
тавить себе такую тьму лошадей сразу.
После рассказа экскурсоводши просили задавать вопросы, и никто ни-
чего не задавал, только Фетисова, непонятным образом жалея дамочек, со
вздохом интересовалась: а если взять три миллиона лошадей?.. После памятного чаепития с шефами Юльке приснился сон. Очень
страшный, между прочим.
Ей снилось, что она лежит среди склизких камней, а сверху на нее
давит масса черной гнилой воды, да так, что глаза вжимаются вовнутрь
черепа, а ребра втыкаются в легкие; она проснулась с криком - причиной
кошмара послужил, оказывается, шестикилограммовый кот Паркет, с урчани-
ем угнездившийся у Юльки на груди...
На другой день ей почему-то захотелось сделать Ордынцу приятное.
Вроде как поблагодарить за оборону от хулигана Саенко.
Случай не заставил себя ждать - Ордынца вызвали к доске на первой
же математике, тема была муторная, и Ордынец чего-то там не помнил.
Юлька, по близорукости сидевшая на первой парте, имела возможность наб-
людать, как холодное безразличие на лице Одынца сменяется раздражением
и замешательством.
В этот самый момент покровительствующая школьникам судьба прислала
деловитую завучиху с неотложным делом; математичка отвлеклась, и тогда
Юлька молниеносным движением развернула свой учебник и подтолкнула его
Ордынцу чуть не под нос.
Тот удивился - по понятной причине никто и никогда ему не подсказы-
вал. В какую-то секунду Юльке показалось, что он не снизойдет - однако
Ордынец снизошел-таки. Скользнув глазами по столбику формул, он обер-
нулся к доске и застрочил, как пулемет.
- Ты чего?!
Степка Васенцов воззрился на Юльку со второй парты. Глаза его были
круглыми от обиды и возмущения:
- Ты чего? Ты это ему зачем?!
Юлька смутилась и пожалела о сделанном; она еще больше о нем пожа-
лела, когда на перемене Васенцов подкатился к ней с видом черной тучи:
- Ему же бойкот! Ты что, штер... штрек...брехер?
Степка читал передовую детскую литературу и знал длинные сложные
слова. Юлька смутилась окончательно; рядышком крутился Саенко, помышля-
ющий о реванше.
- Оставь ее в покое.
Степка не сразу понял, откуда голос, и потому возмущенно вскинул-
ся:
- А ты чего...
И осекся, потому что Ордынец стоял уже совсем рядом и запросто мог
дотянуться до Васенцовского носа. Саенко куда-то исчез.
- Я тебя трогал, да-а? - протянул Степка уже не так воинственно. -
Я к тебе лез?
- Пошел вон.
Ордынец глядел прямо Степке в глаза - ни дать ни взять желтобрюхий
варан, вставший на задние лапы. Юлька увидела, как в круглых Васенцовс-
ких зрачках страх сменяется ужасом.
- Я же тебя не трогал, - прошептал Васенцов чуть не плача.
В следующую секунду место, где он только что стоял, опустело.
Ордынец закинул за спину свою видавшую виды сумку; все, кто был в
тот момент поблизости, поспешно расступились перед ним широким коридо-
ром. Ордынец прошествовал по нему, как лайнер по взлетной полосе; у са-
мой лестницы вдруг обернулся к Юльке:
- Ну, ты идешь?
И она пошла. Она ходила за ним везде, как собачка. Книжные истории о первой
любви выглядели совсем иначе, о пионерской дружбе - тем более, а потому
Юлька не могла найти слова для обозначения их с Ордынцем отношений.
Он был ниже ее на голову, белобрысый, веснушчатый, щуплый; Юлька
прекрасно сознавала, как смешно выглядит рядом с ним здоровенная дылда
в круглых очках. Впрочем, в школе над ними не смеялись.
Уже в конце апреля Степка Васенцов подловил ее как-то возле разде-
валки:
- Ты... Фетисова... Не водись с ним!
- Очень я тебя испугалась, - ответствовала уверенная в себе Юлька.
Степка поморщился, как от боли:
- Да не испугалась... Ты что, не видишь... Не видишь, КАКОЙ он?
В Степкиных глазах стояла самая настоящая, не в книжках вычитанная
мольба. Юльке сделалось не по себе.
- Фетисова... Он... Ненормальный какой-то. На фиг он тебе нужен?
Юлька не знала.
Он был жестокий; он забывал о ней на три-четыре дня, смотрел
сквозь нее, как сквозь пустое место - и тогда она маялась в одиночестве
под злорадными взглядами одноклассников, которые и обидеть ее боялись,
и водиться особенно не желали.
Смилостивившись, он таскал ее за собой везде и всюду - в особен-
ности на Плотину, которая тянула его, будто магнитом.
Он мог говорить как угодно и о чем угодно; он высмеивал любимые
Юлькины фильмы и потешался над ее литературными пристрастиями; она оби-
жалась до слез - но не умела противоречить.
Он жить не мог без `барбарисок`; Юлька постоянно таскала в портфе-
ле серый конфетный кулек.
Он действовал на нее, как наркотик. Войдя утром в класс и не зас-
тав там Ордынца, Юлька маялась и беспокоилась. Когда он не приходил к
началу урока, она испытывала почти физическую тоску; когда он, наконец,
просил разрешения войти, равнодушно выслушивал положенный выговор и и
проходил мимо Юльки к своей последней парте - радость ее была сравнима
только с первым прыжком в теплое летнее море.
Когда он говорил, Юльке хотелось закрыть глаза, потому что детская
рожица вопиющим образом не вязалась с его манерой выражаться. Она по-
водилась прогуливать с ним уроки, и о грозящем `уде` в четверти думала
отстраненно, как о бесчинствах режима Претории. Иногда Ордынец был
настроен благодушно, и тогда Юлька спрашивала.
- Откуда ты знаешь про Плотину? - спросила она однажды.
Плотина лежала перед ними, огромная, жутковатая - как челюсть
мертвого великана.
Он поднял белые брови:
- Что я знаю про Плотину?
- Ну, двенадцать сел... Десять церквей... Шесть кладбищ...
- Пять кладбищ.
- А откуда ты знаешь?
- Это не вопрос. Вопрос - откуда ты не знаешь.
- А мне никто не говорил.
- А мне сказали.
- Кто?
- Дядя в спортлото.
Юлька обиделась. Ордынец прекрасно понял, что она обиделась - но
не пошевелил и пальцем, чтобы загладить обиду. А чего там - никуда не
денется. Переживет.
Юлька посопела уныло - и пережила. Над серой водой кружились мел-
кие, как семечки, серые чайки.
- Значит, могилы так и остались? На дне?
- Их смыло.
- Как смыло? Вместе с покойниками?
- А что тебе до покойников? Там живые люди тоже были...
- Их выселили. А покойников так просто не выселишь, да?
Ей показалось, что Ордынец усмехается. Она никогда не понимала,
когда он усмехается ей, а когда - своим мыслям. Да и жуткое это зрелище
- усмешка желтобрюхого варана.
- Покойников не выселишь, - подтвердил он с непонятным удовлетво-
рением. Юльке показалось, что этот малоприятный факт почему-то достав-
ляет ему удовольствие. Ей стало не по себе, она отвернулась.
- Знаешь, что такое капище? - спросил Ордынец за ее спиной.
- Идолы? - предположила Юлька неуверенно.
Далеко за плотиной истошно заорал пароход. Странно заорал, тоскли-
во, как живое существо.
Ордынец молча поднялся с травы и, будто забыв о Юльке, побрел по
направлению к автобусной остановке. Иногда ей бешено хотелось получить от него знак внимания. Ну, хоть
вялую ромашку. Хоть одуванчик с газона, что ли! Или билет в кино - хотя
бы и на мультсборник... Зря она, что ли, таскается за ним, как на вере-
вочке?!
Однажды она специально запихнула в портфель четыре тома детской
энциклопедии. Старенький портфель из клеенки под крокодила едва не ра-
зошелся по швам - крокодиловые бока раздулись, будто рептилия заглотну-
ла слона. Юлька шла в школу, скособочившись и выкинув в сторону левую
руку - Ордынец удивленно пожал плечами, однако и движения не сделал,
чтобы ей помочь.
А на перемене он стоял с девятиклассницей Неведовой. Глупенькая
Неведова нависала над щуплым собеседником, и глаза ее казались удивлен-
ными и перепуганными одновременно; тихая двоечница, она полностью сфор-
мировалась к пятнадцати годам, и ее тесная школьная форма лоснилась
в наиболее выпирающих местах. Неведовские одноклассники кружили вокруг,
как стадо пираний.
Вечером Юлька поклялась, что больше не заговорит с Ордынцем. Ни-
когда.
Несколько дней она упивалась горечью покинутой Джульетты. Хулиган
Саенко выждал момент и нарисовал на обложке Юлькиной `Математики` смач-
ную когтистую фигу.
А после уроков она застала Неведову в умывальнике - глупенькая де-
вятиклассница рыдала.
Она рыдала, размазывая по лицу слезы, горячую воду из умывальника
и потеки чего-то красного - не то помады, не то (подумалось испуганной
Юльке) крови. Неведова не замечала ничего вокруг, она пребывала в глу-
бокой истерике, и глаза ее в рамке воспаленных век казались белыми и
слепыми.
Через полчаса - Юлька задержалась в пионерской комнате и видела
все отлично - в умывальню поспешила медсестра.
Кто знает, что случилось в тот день с девятиклассницей Неведовой.
Кто знает, что привело ее в столь плачевное состояние - однако Юльке
сделалось почему-то тоскливо и не по себе.
На другой день Ордынец подошел к ней с обычной покровительственной
улыбкой; Юлька не смела противиться и вслед за ним слиняла с труда. Это
было тем более глупо, что к труду-то Юлька готовилась, у нее был рефе-
рат по домоводству, форменные передник с косынкой - и заданные на дом
недошитые трусики.
Спустя пару дней в класс ворвался возбужденный Саенко - по его
словам, пацаны из девятого `Б` класса заловили Ордынца в мужском туале-
те и в настоящий момент делают ему `темную`. Все посмотрели на Юльку -
она с безучастным видом перерисовывала в тетрадь по зоологии выпотро-
шенного дождевого червя. Картинка получалась вполне натуралистичная;
карандаш в руке дрожал.
Спеша насладиться небывалым зрелищем, орда пятиклассников ринулась
вслед за ликующим Саенко, и Юлька осталась одна в опустевшем классе.
Стиснув зубы, она дорисовывала червяку пищевод, когда распахнутая
дверь закрылась и шум перемены отдалился. Ордынец стоял у входа и ка-
зался веселее, чем обычно - сытый желтобрюхий варан. Юлька разинула рот.
Как ни в чем ни бывало, Ордынец прошествовал к своей парте и бро-
сил в Юльку тетрадью:
- Нарисуй мне тоже червяка... У тебя, блин, хорошо получается. Девятнадцатого мая, в день рождения пионерской организации, шефы
устроили прогулку на катере. Юлька стояла на корме, подставив ветру не-
заплетенные волосы, и воображала себя дочерью капитана Гранта. Ордынец
сидел к ней спиной, сосал `барбариску` и тупо глядел в жиденький пенный
хвост, тянущийся за речной калошей.
После истории с девятым `Б` Ордынец окружен был не столько презре-
нием, сколько славой, и отблеск этой славы падал на Юльку. Характер его
к тому времени сделался совсем уж невыносимым, но Юлька терпела, потому
что с прочими он вообще не разговаривал. Ни о чем. Никогда.
Гремел магнитофон; на корме толпились девчонки с бутербродами,
Саенко портил речное судно крышечкой от закупоренной бутылки `Бурати-
но`, Степка Васенцов, окруженный толпой прихлебателей, разглядывал бе-
рег в театральный биноклик; Юльке подумалось, что он похож не на морс-
кого волка, как ожидалось, а скорей на завсегдатая оперы.
- Чего смешного? - хмуро спросил Ордынец.
- Тебе какое дело? - огрызнулась Юлька, но улыбаться перестала.
Танька Сафонова рассказывала девчонкам из параллельного класса
давно всем надоевшую историю про то, как во время спектакля в наевском
ТЮЗе со сцены в зал полетел настоящий железный меч - там рыцари ка-
кие-то на сцене танцевали, а меч-то вырвался и как полетит в зал! И мог
бы убить кого-нибудь, да только дяденька один, военный, в третьем ряду
сидел, подпрыгнул и перехватил... Танька рассказывала эту байку уже сто
раз - но Юлька слушала, потому что все равно больше нечего было делать.
- Это надо же как повезло! - Сафонова размахивала надкушенным кус-
ком докторской колбасы. - И прямо в третьем ряду сидел, и военный, и
реакция классная...
- Повезло, - глухо сказал вдруг Ордынец, и Юлька вздрогнула. - По-
везло... А если он на этот спектакль каждый раз ходил? Он ему опротивел
уже, спектаклишко средний, детский... А он ходил и ходил, чтобы один
раз прыгнуть и перехватить... Железяку эту...
Ордынец поднялся. Был он хмурый, сутулый и скособоченный, Юлька с
беспокойством подумала, что он, наверное, заболел.
Толпа прихлебателей, окружавшая Степку Васенцова, радостно заржала
какой-то незамысловатой шутке.
- Они смеются, - сказал Ордынец с отвращением. - Им смешно...
И он вдруг сделал то, от чего пятиклассников самым суровым образом
предостерегали: всем телом перегнулся через борт, свесив голову над
пенным шлейфом и открыв Юлькиному взору вытертые на заду школьные шта-
ны.
Юлька взвизгнула - грохот музыки поглотил ее крик, но стоящая в
проходе классная нервно повернула голову; когда взгляд ее достиг Ордын-
ца, тот уже по-прежнему стоял рядом с Фетисовой, и покрасневшее от при-
лива крови лицо его казалось вполне безразличным.
- Глубоко, - сказал он Юльке. - Как глубоко. За неделю до последнего звонка школьников согнали в актовый зал, и
заморенная женщина в сером милицейском костюме прочитала им мрачную и
пугающую лекцию.
В последнее время, говорила женщина в погонах, участились траги-
ческие `ЧеПе`, в особенности на воде; дни стоят жаркие, дети купаются
без осторожности - и вот вам сводка, весьма неутешительная... А посему
во время каникул школьникам следует вести себя как можно скромнее, хо-
дить на пляж только под присмотром родителей, а также не разговаривать
с незнакомцами и непременно возвращаться домой к восьми часам. При сло-
ве `ЧеПе` глаза милицейской женщины делались почему-то стеклянными;
Олька Петренко шепотом сообщила Таньке Сафоновой, что под Плотиной наш-
ли девочку с оторванной головой. Танька не поверила - Олька слыла
сплетницей и придумщицей.
А на следующий день утонул четвероклассник Торгун, утонул на глазах
парочки приятелей, не внявших лекции и отправившихся на пляж безо вся-
кого присмотра...
Похороны четвероклассника произвели на Юльку самое черное впечат-
ление. Под гнетом тягостных мыслей она не заметила, как необычно мягок
Ордынец, как он не отходит от нее ни на шаг.
Остаток дня они провели в парке над Плотиной; чудовищное сооруже-
ние казалось в тот день красивым, даже изящным, а Юлька не могла отде-
латься от звучащего в ушах шепота болтушки Петренко: под Плотиной,
под Плотиной, под Плотиной...
- Под Плотиной, - сказал Ордынец. Юлька вздрогнула.
- Хочешь конфету? - спросил Ордынец. Он никогда не угощал ее кон-
фетами. Она его угощала.
- Хочу, - ответила Юлька механически. Он порылся в карманах и вы-
тащил на свет маленькую тощую `барбариску`:
- На.
Юлька взяла. Конфета была теплой от тепла его тела. У Юльки поче-
му-то забегали мурашки по коже.
- Тебе страшно? - спросил Ордынец.
Юлька не могла понять. Ей было не столько страшно, сколько тревож-
но и не по себе - и в тоже время ей льстило внимание Ордынца. Он впер-
вые разговаривал с ней, как с равной.
- Тебе страшно, Юль?
Она внимательнее вгляделась в его глаза - и вдруг отшатнулась. На
нее глядел огромный желтобрюхий варан.
- Глупая ты, Фетисова, - сказал Ордынец.
Глаза у него снова были вполне человеческие, и Юлька подумала в
замешательстве, что вараны вовсе не плохи. Страшненькие - это да, но
людей же не жрут, это вам не крокодилы...
Под плотиной закричал пароход. Не терпелось в шлюз, наверное.
- Глупая ты, Фетисова... Потому что маленькая.
- Побольше тебя... - вяло огрызнулась Юлька и вдруг поняла, что
Ордынец, который ниже на голову, непостижимым образом глядит на нее
сверху вниз.
Он усмехнулся, и тогда она действительно испугалась. Глаза его,
как буравчики, ввинтились в ее глаза - так, что больно, страшно, ой...
Она не сразу поняла, что отступает, пятится, как кот с шерстяным
носком на морде. Наткнулась спиной на какой-то ствол и замерла; Ордынец
смотрел теперь с обидой:
- Ну вот... Давай, убеги от меня, еще на помощь позови...
Он повернулся и пошел к остановке автобуса.
Юлькины щеки медленно покрывались красным - сильнее облегчения
оказался стыд за свой смешной страх и горечь, что вот, мол, Ордынец
впервые со мной по-настоящему говорил, а я...
Она почти догнала его, когда он стал и оглянулся:
- Знаешь, что такое аварийная система?
Юлька молчала. Ей было не до того. В ее стиснутом кулаке мокла
теплая `барбариска`.
- Это система, которая... Ничего не делает. Бесполезная. А потом
вдруг... становится полезная. Вдруг. Ненадолго... Не ходи за мной.
Он ушел, а Юлька села в траву и разревелась. Ночью задрожала земля. Стеклянные подвески на люстре звенели, как
мартовские сосульки. С кухонного стола упала чашка.
Юлькин отец был на дежурстве, мама за руку вытащила ее во двор,
где уже толпились полуодетые соседи, и слово `Плотина` растекалось по
толпе, и вместе с ним растекалась по телу холодная цепенящая волна.
В Плотине трещина. В Плотине...
Той ночью город познал страх обреченности.
В черном небе рокотали вертолеты. На них косились с надеждой и не-
навистью - они увозили избранных, оставляя прочих на погибель. Несколь-
ко `вертушек` так и не смогли подняться с местного аэродрома - пали под
натиском безумной, жаждущей спасения толпы. Кто-то забивался в подвалы,
кто-то влезал на верхние этажи; те и другие были одинаково беспомощны.
По радио передавали легкую музыку, и телефон не работал; на вокзале ед-
ва не снесли с рельс целый поезд - хоть ясно было, что поезд никого не
спасет, спасти может только чудо...
В ту ночь Юлька вспомнила давний сон - будто она лежит на дне зло-
вонного моря и хочет встать. Очень хочет встать... Очень.
А утром легкая музыка по радил прервалась, и испуганный голос дик-
торши попросил сограждан не волноваться, поскольку угрозы нет никакой и
самое время спокойно лечь спать...
Плотина стояла. В фейерверке прожекторов и тройном оцеплении - но
стояла, и город не верил своим воспаленным глазам.
Юлька заснула под утро, и на грани сна и яви ей привиделось стран-
ное.
Она увидела, как навстречу живой черной стене, в которую преврати-
лась сорванная Плотина, навстречу чьему-то темному желанию свободы
встает угловатая детская фигурка. Слухи и страхи жили долго. Газеты отговаривались сумбурно и нев-
нятно, на дорогах дежурили зелено-пятнистые патрули на тяжелых военных
машинах. Говорили, что правительственная комиссия несколько раз меняла
свой состав. Ругали инженеров Плотины. Поговаривали и о диверсии. Пло-
тина была по-прежнему оцеплена войсками, но и выглядела по-прежнему -
величественно и жутковато.
В одной из районных больниц лежал мальчик с частичной потерей па-
мяти. Осенью ему предстояло прийти в шестой `А` класс и встретиться там
с Юлькой Фетисовой.
Звали его, как теперь точно выяснилось, Павликом. Он сильно вытя-
нулся, белобрысые волосы чуть потемнели; войдя в класс, он не мог найти
своего прежнего места.
Тридцать девять пар глаз изучали изменившегося одноклассника. Юль-
ка по-прежнему сидела на первой парте; Ордынец невидяще скользнул по
ней глазами. Юльке потребовалось всего несколько дней, чтобы догадка облеклась
уверенностью. Новый Ордынец не был тем Ордынцем, которого она знала -
но вместе с тем это был тот самый мальчик.
У него был голос Ордынца - но другой словарный запас. Он отставал
по всем предметам, он был болтун, много смеялся и подлизывался к Степке
Васенцову. На одной из перемен он повздорил с Саенко и принялся плевать
в него - кстати, все время промахивался.
Юлька подошла к нему только однажды:
- Ордынец!
Он настороженно насупился, будто ожидая подвоха:
- Чего?
Глядя в знакомые - и пустые - глаза, Юлька впервые осознала свою
потерю.
Через месяц Ордынец прочно влился в прежде презираемый им коллек-
тив; учителя переглядывались - и ставили четверки за его убогие, троеч-
ные ответы. Из жалости, надо полагать. Или по старой памяти.
Шестой `А` вздохнул спокойнее; Юлька Фетисова каждый день приходи-
ла в парк над Плотиной. В ее пенале хранилась старая липкая `барбарис-
ка`.
Усевшись на скамейку, Юлька смотрела на чаек и молилась.
Она молилась: Ордынец. Я не знаю, кто ты или что ты. Я не знаю,
где ты. Я прошу тебя прийти ко мне, показаться хоть на минуту. Я умру,
если ты не придешь.
Миновала осень, потом зима, прежний Ордынец не вернулся и Юлька не
умерла. Теперь она ходила в парк гораздо реже.
...В середине девятого класса Фетисова съездила в Наев и купила
дымчатые очки в тонкой оправе; еще через несколько месяцев на школьном
балу красавиц ей единогласно присудили первое место.
Степка Васенцов краснел, касаясь рукавом ее рукава; десятиклассни-
ки наперебой приглашали ее в кино, и несколько раз приезжал из Наева
красивый молодой курсант. Даже Саенко, вымахавший под потолок и совсем
не наживший ума, пытался заслужить ее благосклонное внимание и подарил
однажды длинную желтую гвоздику.
Юлька не встречалась ни с кем дольше двух недель. Барбариска пере-
кочевала из пенала в косметичку; спустя еще несколько лет Юлька благо-
получно окончила Наевский ИнЯз, чудом эквилибристики избежала распреде-
ления в школу и через подругу жены двоюродного брата устроилась в воен-
но-исторический музей - переводчиком. Группа оказалась разношерстной - холеная пара средних лет, два бе-
лозубых американца, на спускающих с Юльки круглых блестящих глаз, худой
бородатый араб, выводок японцев с фотоаппаратами и пожилая европейская
дама в элегантном брючном костюме. Юлька честно старалась, чтобы про-
фессиональной улыбки хватило на всех поровну.
Уже в середине экскурсии ей сделалось не по себе. Пожилая дама
смотрела на нее внимательным, цепким, странно знакомым взглядом.
В последнем зале Юлька предложила экскурсантам задавать вопросы
(`...а если взять три миллиона лошадей?`). Пожилая дама спросила
о чем-то незначительном; глядя, как шевелятся ее губы, Юлька покрылась
испариной.
С лица элегантной дамы на нее глядел желтобрюхий варан. Глядел, по
обыкновению, прямо и чуть отстраненно. Юлька узнала его давнишнюю мане-
ру говорить - почти не открывая рта.
Юлька смешалась, не услышала вопроса и вынуждена была переспро-
сить. Пожилая дама чуть улыбнулась - Юльке померещился раздвоенный язы-
чок.
Ее бросило в жар. Так, как бывало когда-то на первом уроке, когда
дверь тихонько приоткрывалась и опоздавший мальчишка встречался бес-
страстным взглядом с ее преданными глазами. Так, как тогда у Плотины...
Экскурсия подошла к концу. Юлька знала, что на щеках у нее горят
красные пятна и что экскурсанты удивлены - но ничего не могла поделать
и только улыбалась изо всех сил.
Пожилая дама удалилась в числе прочих; несколько долгих минут Юль-
ка пыталась собой овладеть - и тщетно.
Пожилую даму она нашла в дамском же туалете, недавно отремонтиро-
ванном и потому полном фарфорово-хромированного блеска. Дама аккуратно
пудрила нос перед большим, во всю стену, зеркалом.
Юлька растерянно остановилась: перед ней была всего лишь немолодая
ухоженная женщина, удивленная смятением экскурсовода Фетисовой. Напома-
женные губы поджались, бархатка упряталась под крышкой пудреницы, Юлька
готова была извиниться - но тут дама взглянула на нее в упор, и Юлька
увидела, что варан здесь.
Краснея и путаясь, запинаясь, как девчонка, она осмелилась-таки
спросить: а не было ли у дамы родственников в городе Плотинске?
Дама не расслышала названия. Разобравшись, долго смеялась: нет.
Конечно, нет. Не было у нее в Плотинске ни внучатого племянника, ни сы-
на, ни брата. Погодите: Плотинск... Нет.
Юлька почувствовала, как разворачивается внутри серая пустота.
Сейчас следует извиниться, повернуться и уйти... Впереди еще две груп-
пы... Она успеет вскипятить себе чашку чая. Потом она спустится в метро
и поедет в общагу, и под сиденьем напротив будет валяться банановая ко-
жура...
Она извинилась, повернулась и пошла к двери.
Рука ее коснулась медной ручки, когда из овального дверного зерка-
ла на нее глянул удовлетворенный, насмешливый, сытый варан. Элегантная
европейка стояла, привалившись плечом к кафельной стенке, и медленно
разворачивала хрустящий конфетный фантик.
`Барбарис`.
Юлька медленно обернулась. Дама запустила конфету за щеку, и глаза
ее приобрели мечтательное выражение.
Юлька сглотнула. Длинные пальцы пожилой женщины складывали из
конфетной обертки тугой школьный `фантик`; Юлька с трудом оторвала
взгляд от этого процесса, чтобы заглянуть даме в лицо:
- Ордынец?!
Дама чуть прикрыла желтые вараньи глаза:
- Это я, да я же... Глупая ты, Фетисова.
Юлька откуда-то знала, что стоящая перед ней особа всю жизнь про-
жила в Брюсселе и ни слова не понимает по-русски.
И тогда дрожащая Юлькина рука окунулась в косметичку. Туда, где
среди французских тюбиков с длинной розочкой на боках одиноко липла к
пудренице тощая старая конфетина. ...Невыносимая тяжесть густой черной жижи. Невыносимая тяжесть,
пласты и пласты мутной воды, паутина гнилых корней - древних корней, не
успевших стать слизью... Покосившиеся камни, неразличимые в плотной
вязкой массе. Мертвая тишина, мертвая темнота, и давит, давит, давит...
...Никогда.
К О Н Е Ц
Марина ДЯЧЕНКО
Сергей ДЯЧЕНКО ВИРЛЕНА
...И вот костер понемногу пригас, а вместе с ним затихла обычная
ПОЛНЫЙ ТЕКСТ И ZIР НАХОДИТСЯ В ПРИЛОЖЕНИИ
Россия
Док. 116235
Опублик.: 19.12.01
Число обращений: 1
|
