ПОЛНЫЙ ТЕКСТ И ZIР НАХОДИТСЯ В ПРИЛОЖЕНИИ

Владимир Динец.



Ветер в Траве
Монголия, 1996 г

1. Ярлык на княжение

Сколько волка ни корми, у медведя все равно толще.

Русская пословица

Из окна нашего офиса, расположенного на пятнадцатом этаже, открывался
роскошный вид на центр Москвы. Лес домов, похожих издали на причудливые
серые скалы, уходил за горизонт, над которым, словно дым вулканов,
клубились выбросы ТЭЦ. С севера одна за другой надвигались грозовые тучи,
и пыльные улицы нежились под душем коротких ливней. Шелест автомобильных
шин по мутным лужам сливался в несмолкающее шипение. Никого из начальства
в комнате не было, и я, оторвавшись от экрана компьютера, долго смотрел на
прочерченный полосами дождя пейзаж.
Совсем другая картина стояла перед моими глазами. Спокойная, слегка
холмистая, выжженная солнцем степь, легкий намек на силуэты дальних гор в
полуденной дымке, убегающая вдаль колея, пропахший полынью ветер...
Звонок телефона вернул меня с равнин Монголии в Центральный
административный округ.
- Совещание, - бесцветным голосом сообщила секретарша начальника.
Когда я вошел в кабинет, там уже собрался весь наш коммерческий отдел.
- На повестке дня совещания, - сказал начальник, - один вопрос: об
обеспечении сотрудников отдела проездными на метро.
Всем нам приходилось постоянно ездить по городу с различными
поручениями, и для этого фирма предоставляла нам машину с шофером. Два
месяца назад мы предложили руководству выдать нам проездные на метро:
во-первых, днем до многих мест на метро добираться быстрее, во-вторых,
фирма сэкономит на аренде машин и бензине.
Начальство обсуждало эту проблему месяц, но решить не смогло и
обратилось к Генеральному Шефу, который руководил работой компании из
Брюсселя. И вот, наконец, Генеральный Шеф вынес вердикт.
- Проездные будут закуплены, - сообщил нам начальник, - но пользоваться
ими вы будете только для служебных поездок, а в конце рабочего дня будете
сдавать под расписку.
Мы переглянулись. Конечно же, на таких условиях лучше разъезжать в
служебной машине, чем давиться в метро.
- Владимир Леонидович, останьтесь, - бросил начальник, когда все стали
расходиться. Я остался.
- На вас поступают жалобы, касающиеся вашего морального облика, -
сообщил он.
`Кто-то стукнул, - лихорадочно соображал я, - но о чем? Последний месяц
вроде ничего такого не было...`
- На вечере, посвященном дню рождения Генерального Шефа, вы рассказали
двум сотрудникам неприличный анекдот!
Тут я вспомнил. Анекдот был следующего содержания:
Муж приходит с работы и говорит жене:
- Сегодня у нас проводили психологическое тестирование.
- А что это такое? - спрашивает жена.
- Да всякие дурацкие вопросы задавали, неприличные, даже повторять
стыдно.
- Ну какие, например?
- Ну, меня вот спросили, не был ли я в детстве онанистом.
- И что ты ответил?
- Я, конечно, ответил, что всегда был только коммунистом...
- Идиот! А если завтра онанисты к власти придут?
Начальник не стал цитировать анекдот, но предупредил меня, что при
повторении подобных непристойных выходок, порочащих честь и достоинство
сотрудника компании, я буду немедленно уволен.
Вернувшись на рабочее место, я стал было обдумывать проблему охраны
чести и достоинства, но случайно взглянул в окно и мгновенно очутился
снова в монгольской степи. Монголия не зря занимала мои мысли. Это
уникальная страна, особенно с точки зрения натуралиста.
Еще несколько веков назад через всю Евразию, от Венгрии до Маньчжурии,
тянулась широкая полоса степей. По ним кочевали бесчисленные стада диких
зверей и всевозможные племена, постоянно воевавшие между собой. Время от
времени какое-нибудь племя наезжало на земли оседлых народов и становилось
известно историкам: так `повезло` гуннам и древним тюркам.
Первым, кто навел в степи порядок, был Чингисхан. При его правлении
Великая Степь из театра бесконечных военных действий превратилась в
процветающую империю с прекрасными дорогами, высокой культурой и твердой
законностью. Многие соседние страны добровольно становились вассалами
монголов, чтобы обеспечить себе безопасность и доступ к торговым путям.
Таким образом, например, многие русские княжества сумели спастись от
военной угрозы с Запада. Собственно говоря, именно монголы покончили с
феодальной раздробленностью Руси и сделали ее единым государством. Русские
историки отплатили им черной неблагодарностью, объясняя все беды
последующих семисот лет `ужасной катастрофой, принесенной нашествием
несметных монгольских орд`. В действительности же монгольское войско было
совсем небольшим, а потери русских - намного меньше, чем при регулярных
княжеских усобицах.
Благодаря Чингисхану вновь ожил Великий Шелковый путь, забытый много
веков назад, и стали возможными путешествия из Европы в Китай. Дороги были
оснащены колодцами, почтовыми станциями для смены лошадей, караван-сараями
для комфортабельного ночлега. Поэтому ездить можно было очень быстро:
когда Александр Невский отправился в Каракорум, тогдашнюю столицу
Монголии, за ярлыком (разрешением) на княжение в Новгороде, весь путь туда
и обратно он проделал за год - фантастически короткое время по тем
временам. В числе туристов был и Марко Поло, оставивший нам подробное
описание Каракорума - роскошного мегаполиса, обители поэтов, художников и
ученых со всей Азии. Прикосновение к великолепной культуре Монгольской
империи обогатило не только отсталые страны вроде Руси и Венгрии, но и
древние культурные центры - Китай, Средний Восток, а позже Индию.
Монгольская империя вскоре распалась, а через несколько столетий степь
оказалась поделенной между двумя новыми империями: западная часть
досталась Российской, а восточная - Манчжурской. Надо сказать, что запад и
восток Великой Степи существенно отличаются. На западе, в степях Украины,
России и Казахстана, зима многоснежная, а лето сухое и жаркое. На востоке,
в Монголии и северном Китае, зимой снега совсем мало, зато летом то и дело
идут дожди. Такой климат гораздо благоприятнее для травоядных - диких и
домашних - поэтому и диких зверей, и скотоводов на востоке всегда было
больше. Не случайно завоеватели всегда приходили с востока Степи на запад,
а не наоборот.
Степи, доставшиеся Российской империи, ждала печальная судьба. Сначала
там истребили всех диких копытных, а потом и вовсе распахали всю
территорию, так что настоящую степь теперь можно увидеть только в
нескольких маленьких заповедничках. Монгольским степям повезло больше: они
остались практически нетронутыми, и там до сих пор неплохо сохранилась
дикая фауна. Сейчас Монголия - единственное место в мире, где можно
увидеть обширные пространства настоящих степей умеренного пояса. Ведь
прерии Северной Америки, пушта Венгрии и пампа Аргентины тоже давно
освоены и превратились в сельскохозяйственные земли. А кроме степей, в
Монголии есть еще прекрасные пустыни, дикие горы, роскошные леса и
замечательная кочевая культура, во многом оставшаяся неизменной со времен
Чингисхана...
Радостный щебет сотрудниц возвестил окончание рабочего дня.
Отвернувшись от окна, я выключил компьютер, убрал в шкаф пиджак и галстук
(ходить в галстуке еще и в свободное время было бы слишком большим
испытанием), вышел из офиса и направился в покосившийся домик-развалюху,
где помещается штаб-квартира Российско-Монгольской Экспедиции. Экспедиция
была создана несколько десятилетий назад для исследования природы
Монголии, в то время совершенно неизученной.
Когда началась перестройка и был отменен безвизовый въезд, единственной
лазейкой, позволяющей проникнуть в страну без приглашения от какой-нибудь
монгольской организации, стало получение групповой визы в качестве
сотрудника Экспедиции.
- Слушаю вас, молодой человек, - передо мной был Петр Дмитриевич,
благодаря руководству которого Экспедиция сумела пережить политические
бури последних лет.
Видел он меня впервые в жизни. Поражаясь собственной наглости, я
попросил включить меня в состав Экспедиции для получения групповой визы.
Реакция Петра Дмитриевича меня буквально потрясла. Во-первых, он не послал
меня немедленно куда подальше. Во-вторых, он не швырнул пепельницу мне в
голову. В-третьих, он не потребовал тысячу-другую баксов за услугу. Он
просто сказал:
- Паспорт с собой? Пишите заявление. Кстати, у нас в Улан-Баторе есть
база. Не `Хилтон`, конечно, но банька есть и питание отличное. Не хотите
воспользоваться?

`Издевается, - подумал я, - сейчас милицию вызовет`.
Вместо этого Петр Дмитриевич взял мое заявление и будничным тоном
сообщил:
- Пара наших сотрудников едет в Улан-Батор в следующий вторник. Если
хотите, мы и на вас возьмем билет. И постарайтесь запастись
рекомендательным письмом от какой-нибудь иностранной организации. А то
наших там сейчас не очень любят.
За полгода работы в Компании я настолько отвык от нормальных
человеческих отношений, что после встречи с Петром Дмитриевичем несколько
дней был буквально в шоке. Хотя мне все время казалось, что здесь что-то
не так и в последний момент все сорвется, я на следующее же утро написал
заявление об уходе и ухитрился всего за пять дней собрать положенные
тридцать подписей в обходном листе. Составить на компьютере
рекомендательное письмо от Национального Географического общества США было
делом пяти минут. Кстати, за все путешествие этот `ярлык` мне так ни разу
и не понадобился. В следующий вторник, нагруженный продуктами на пять дней
пути, я заполз в поезд и упал на свою полку в совершенно ошалевшем
состоянии.
К моему удивлению, двух сотрудников экспедиции в вагоне не оказалось.
Он был весь заполнен семьями шахтеров, которые работали в Монголии, а
сейчас возвращались из отпуска. На каждой большой станции я делал вылазку
вдоль поезда, пытаясь обнаружить коллег, но они никак не попадались. Зато
я повстречал несколько туристов из разных европейских стран. Пятидневное
путешествие в поезде, которое нами воспринимается как неизбежное зло, для
них - роскошный отдых. Они платят за билеты довольно приличные деньги и
наслаждаются путешествием на знаменитом `Транссибирском экспрессе` через
дикую глухомань.
Экзотика!
На самом деле трудно найти более скучный маршрут, чем Транссибирская
магистраль.
Земли вдоль нее давным-давно освоены, леса в основном вырублены, и
смотреть, кроме разве что кусочка Байкала, совершенно не на что. БАМ или
дорога Тайшет-Абакан гораздо красивее и интереснее, но про них мало кто
знает.
В этот раз к тому же весь первый день шел дождь. Только за Уралом
выглянуло солнце, но это была как раз самая нудная часть пути -
бесконечные березняки Западной Сибири, которые вдобавок оказались на
многих участках объедены шелкопрядом. Поскольку путь был скучен, а
шахтерские дочки - слишком застенчивы, я взял у одного из туристов
путеводитель по Монголии и принялся читать.
К тому времени я имел примерно такое же представление об этой стране,
какое имеют американцы о России, где, как известно, по улицам ходят
медведи и все поголовно играют на балалайках. Но эта книжка меня буквально
добила. С садистским наслаждением автор расписывал грязь, нищету,
бескультурие, патологическую неорганизованность, агрессивность и тупость
монголов. Чего стоит хотя бы такой пассаж:
`Если вы все же, вопреки нашим советам, рискнете оказаться вне пределов
Улан-Батора, и в какой-нибудь деревне вас попытаются забросать камнями,
скорее всего, это будет означать, что вас приняли за русского. В таком
случае громко кричите `Америка, Америка!` - это единственная западная
страна, о существовании которой известно большинству монголов.`
Сейчас, после того, как я познакомился с гостеприимным и
доброжелательным монгольским народом, вспоминать об этом смешно, но тогда
было не до смеха.
Утешало лишь то, что большинство приведенных описаний можно было с
таким же успехом отнести к моей собственной стране.
- Монголы, конечно, не подарок, - укрепил мои опасения шахтер, сосед по
купе. - Сложный народ.
- Жалко их, - вставила его жена.
- Почему? - поразился он.
- Мы-то через год-два домой уедем, а им там жить...
Прочитав путеводитель, я достал из рюкзака допотопный разговорник и
начал изучение монгольского языка. Он не особенно сложен. Вот некоторые
монгольские слова и фразы:

СССР - ЗСБНХУ
туалет - бие засах газар
батон - поц
выходные дни - бямба ням
телеграф - цахилгаан мэдээний газар
мы из Советского Союза - бид зовлот холбоот улсаас ирсэн
ружье - буу
плохо - муу
пыль - оо
кошка - муур
бабочка - эрвээхэй
я не говорю по-монгольски - би монгоолор ярдаггуй
где? - хаана?
когда? - хэзээ?

Многочисленные сдвоенные буквы в устной речи, как правило,
игнорируются. Пока в Монголии пользуются русским алфавитом (с добавлением
двух гласных букв), хотя некоторые монголофилы и великомонгольские
шовинисты добиваются возвращения к монгольской письменности, которой
пользуются во Внутренней (китайской) Монголии.
Поскольку монгольская письменность намного сложнее, вряд ли на нее
когда-нибудь действительно перейдут.
Начиная с Тайшета на всех станциях разворачивалась бурная челночная
торговля.
Кто-то продавал пляжные тапочки, заколки и кофточки прямо на перроне,
кто-то шустро обменивался огромными баулами с земляками, вышедшими к
поезду. Из-за давки на перронах мне пришлось оставить попытки отыскать
сотрудников Экспедиции, и я наблюдал за тем, как продавцы обманывают
покупателей и наоборот. У покупателей самым простым приемом было взять
товар и убежать, а продавцы-монголы старались всучить брак в последний
момент перед отходом поезда. Почти на каждой станции кто-нибудь срывал
стоп-кран, потому что не успевал получить деньги за товар.
Но вот за Улан-Удэ начались степи. Стайки голубых сорок сновали в
приречных ивняках, пару раз мелькнули даурские куропатки, а в небе я
заметил одиноко кружащегося орла.
На маленькой пограничной станции мы простояли шесть часов. Сначала
шмон, потом разборка с `нарушителями режима` (особенно долго трясли явного
шпиона - монгольского парнишку лет шестнадцати), потом беготня по крышам
вагонов в погоне за `зайцами`... Скучавшие туристы то и дело просили меня
перевести всевозможные надписи, покрывавшие фасад вокзала, и поражались их
однообразию. Мне же особенно понравилась надпись на локомотиве, стоявшем
на соседнем пути: `Осторожно!
Паровоз управляется одним лицом!`
Наконец вывеска `Кафе Синильга`, свидетельствующая о похвальной
начитанности владельцев, медленно поплыла назад, мы прокатились пару
километров до монгольской станции - и там проторчали еще пять часов перед
точно таким же вокзалом с точно такими же надписями. Естественно, все это
время туалеты были заперты, и пассажирам приходилось стоять в очереди к
щелям между вагонами.
Бедные застенчивые шахтерские дочки! Зато туристы от такой экзотики
были просто в восторге.
Монгольские пограничники по пьяни забрали у меня бумажку, заменявшую
визу, без которой, как потом выяснилось, я мог бы до сих пор безуспешно
пытаться выехать обратно. Хорошо, что я не поленился запастись
ксерокопиями всех документов!
Когда утром я выполз из купе, за окном снова шел дождь. Мокрая степь
ярко-зеленого цвета тянулась вдоль дороги, забираясь вдали на склоны
невысоких хребтов - отрогов нагорья Хэнтэй. Пейзаж выглядел довольно
уныло, но мне сразу бросилось в глаза обилие животных, которые у нас в
стране давным-давно занесены в Красную книгу. У каждого озерка расхаживали
журавли-красавки и черные аисты, на столбах восседали степные орлы и
курганники, а среди травы тут и там виднелись жирные монгольские
сурки-тарбаганы. При этом, хотя постоянных домов почти не было видно,
повсюду стояли юрты. Значит, природа здесь лучше сохранилась не только
потому, что плотность населения меньше - к ней еще и относятся по-другому.
Вскоре поезд преодолел перевал, спустился в долину реки Толы, и мы
прибыли в Улан-Батор. Написав на картонке большими буквами аббревиатуру
Экспедиции, я встал у выхода с перрона и вскоре отловил не только моих
неведомых спутников, но и встречавшую их машину. Нас ждали банька, вкусный
ужин и отдых. Путешествие явно начиналось не так уж плохо.

Штормовать в холодном море
В барже с глохнущим движком,
В ледяные лазить горы
Под тяжелым рюкзаком,
Через знойную пустыню
Пыль глотая, вдаль ползти,
На ветру полярном стынуть,
По трясине в дождь брести,
И, не жалуясь нисколько,
Средь глухой тайги скучать -
Я на все готов, чтоб только
Летом дома не торчать.

2. Социализм с верблюжьим лицом

Даже живя в городе, можно остаться хорошим человеком.

Монгольская пословица

Мои невидимые попутчики в поезде Москва-Улан-Батор, орнитологи Игорь и
Наташа, на первый взгляд совсем не были похожи на опытных `экспедиционных
волков`.
Наташа - миниатюрная девушка, с которой постоянно случались всяческие
неприятности, а Игорь - интеллигентный очкарик с внешностью типичного
кабинетного ученого. Позже, однако, я убедился, что они вполне уместны в
`суровых условиях Центральной Азии`, как говорят биогеографы.
Втроем мы отправились исследовать город. Находясь в Улан-Баторе,
совершенно не чувствуешь себя за границей. Город выглядит точь-в-точь как
какой-нибудь центр автономной республики в Сибири, вроде Улан-Удэ или
Кызыла. Советская архитектура, советские автомобили, `новые монголы` на
джипах, надписи кириллицей, наполовину понятные (кармен дуурь - опера
`Кармен`, например).
Свое нынешнее эротическое название (Улан-Батор означает `Красный
Богатырь`)
город получил относительно недавно. Собственно, и на своем нынешнем
месте он находился не всегда: первоначально он назывался Урга (точнее,
Орго - Ставка) и кочевал по стране, благо состоял исключительно из юрт.
Выглядел он очень живописно, недаром еще со времен Чингисхана в каждом
большом юртовом поселке был свой архитектор. Самая большая юрта, вмещавшая
одновременно свыше тысячи человек, принадлежала духовному властителю
страны - богдо-гэгэну, передвижной резиденцией которого и являлась Урга.
В 1779 году город осел у подножия священной горы Богд-Уул и с тех пор
не путешествовал. Однако даже сейчас, когда в Улан-Баторе построено много
`Черемушек`, в нем сохранилось несколько районов, `застроенных` юртами.
Причина в том, что в социалистическое время сюда постоянно прибывали новые
жители из степи. В результате теперь в городе живет четвертая часть от
двухмиллионного населения страны. Кстати, население Монголии с 1979 года
удвоилось, хотя все еще невелико для государства, которое втрое больше
Франции. В последние годы сложности со снабжением привели к тому, что
часть горожан вернулась к кочевому образу жизни. Но на их место прибывают
другие, что приводит к некоторым казусам.
Например, у вновь прибывших часто нет денег на похороны, поэтому
умерших они `хоронят` по древнему ламаистскому обряду: выносят `в степь`
(т.е. на свалку) и оставляют на съедение грифам и волкам (в данном случае
воронам и собакам). Я как биолог не возражал бы, чтобы с моим телом
поступили подобным образом: ведь так оно быстрее вовлекается снова в
природный круговорот веществ. Но в условиях города этот обряд приводит к
удивительным результатам: иногда на улице можно увидеть собаку, которая
несется с человеческой рукой или головой в зубах, преследуемая по пятам
толпой интуристов с видеокамерами.
В Улан-Баторе сохранилась кое-какая старинная архитектура: два
монастыря и `ханская ставка`. В основном постройки выполнены в чисто
китайской манере и мало чем отличаются от бесчисленных старинных зданий,
которые можно увидеть в городах Китая. Но в монастыре Гандан остались два
храма в собственно монгольском стиле: они построены из камня, но напоминают
полукруглые юрты с золоченой крышей. В монастыре Чойжин-ламын-сум есть
красочные фрески, изображающие сцены пыток, которые ожидают на том свете
врагов ламаистской веры: им выпускают внутренности, сдирают кожу и
выковыривают глаза. А в ханской ставке можно увидеть знаменитые скульптуры
Занабазара.
Занабазар был первым богдо-гэгэном. Именно благодаря его
дипломатическим способностям страна избежала завоевания маньчжурами,
присоединившись к их империи на выгодных условиях. Но в основном он вошел
в историю, поскольку был удивительно талантливым художником и скульптором.
Практически все виды искусства Монголии многие века жили по канонам,
опиравшимся на его творчество. Вершиной буддистской скульптуры считаются
отлитые Занабазаром бронзовые изваяния двенадцати ипостасей богини Тары.
Они совсем маленькие, но совершенно очаровательные, особенно прелестная
Зеленая Тара, для которой мастеру позировала его возлюбленная - простая
девушка из степи. Согласно легенде, ламы позже отравили ее, чтобы уберечь
богдо-гэгэна от нарушения обета безбрачия. В это, однако, трудно поверить:
преемник Занабазара почти официально собрал себе целый гарем.
В Улан-Баторе несколько интересных музеев. В музее изобразительного
искусства, например, собрана коллекция масок: Особенно знаменита почти
метровая маска демона из шариков красного коралла, с рядком белых черепов
надо лбом. А в музее истории мне больше всего запомнилась не выставка
старинных костюмов (некоторые из них включали прически, с которыми можно
было спать только на спине), и даже не десятиметровые каменные фаллосы
гуннских времен, а экскурсия, которую я случайно подслушал.
Молоденькая девушка-экскурсовод с отличным английским водила пару
немецких туристов по залам, посвященным новейшей истории страны.
- Когда нас оккупировали Советы, - рассказывала она, - для Монголии
настали черные дни. Русские разрушали нашу культуру и вывозили природные
богатства. Они оставили после себя разруху, из которой мы с трудом
выбираемся.
- Простите, - скромно присоединился я к беседе, - я немного разбираюсь
в архитектуре, и у меня возникло впечатление, что почти все дома в городе
построены русскими архитекторами...
- О, да, - подхватила она, - русские во всем навязывали нам свой стиль
жизни! А вы, простите, откуда к нам приехали?
- Из Москвы.
Воцарилось молчание. Немцы явно с трудом сдерживались, чтобы не
хихикнуть.
- Ну, вообще-то, - наконец обрела дар речи бедная девушка, - русские
тоже сделали для нас много хорошего! - И она торопливо увела своих
подопечных в следующий зал.
Все же самый интересный из музеев города - музей естественной истории.
Здесь собрана одна из лучших в мире коллекций динозавров, экспонаты
которой добыты за многие годы изнурительного труда в пустыне
американскими, советскими, чешскими и прочими экспедициями. За это время
палеонтологам попалось несколько совершенно уникальных находок: отпечатки
кожи; кладка яиц, накрытая сверху скелетом насиживающей самки; и, наконец,
пара динозавров, погибших в момент драки - сцепившиеся между собой
травоядный протоцератопс и хищный велосираптор (этот вид со сравнительно
большим мозгом стал главным героем фильма `Парк Юрского периода`). В музее
есть четыре крупных цельных скелета превосходной сохранности:
два великолепных тарбозавра (они похожи на тираннозавров, но тяжелее и
покороче, со столь же эффектными зубами, крошечными детскими ручками и
совершенно таким же, как у птиц, строением костей таза и ног), тяжелый
двуногий утконосый динозавр, питавшийся водной растительностью, и
длинношеий великан типа бронтозавра. На стене этого зала висят две
огромных передних лапы неизвестного ящера. По строению они напоминают
`ручонки` тарбозавра, но больше раз в двадцать. Кроме лап, от этого
загадочного хищника ничего не сохранилось, но, видимо, зверь был
интересный. К сожалению, поскольку хищных динозавров всегда было меньше,
чем травоядных, их кости находят намного реже. Из северной Монголии в
музей доставили более `свежие` кости: два полных скелета носорогов и
метровый череп гиенодона - самого крупного хищного млекопитающего,
напоминавшего, видимо, помесь медведя и кабана.
Как и в Москве, на улицах Улан-Батора множество книжных ларьков, где
продается самая неожиданная литература: от советских книжек 50-х годов до
детективов Чейза и руководств по Windоws-95. Главная улица (бывший
проспект Ленина, ныне Чингисхана) частично отведена под интуристовский
`Арбат` с таким же, как и на московском Арбате, обилием карманников. Там я
увидел картину, слегка потешившую мое совковое самолюбие: огромную очередь
за визами в наше посольство.
Хотя город очень интересный, сидеть там больше двух дней мне совершенно
не хотелось. Однако я дожидался приезда Петра Дмитриевича, надеясь, что он
повезет куда-нибудь своих сотрудников и меня заодно прихватит. Погода
стояла прохладная (Улан-Батор лежит выше 1300 метров над уровнем моря), с
периодическими дождями, совершенно не располагавшая к путешествиям
автостопом. К тому же никто из сотрудников Экспедиции никогда не ездил по
стране без своей машины и не знал, возможно ли это вообще. Поэтому мне
пришлось злоупотребить их гостеприимством и провести на базе целых пять
дней. Вскоре мы познакомились с молодым монгольским орнитологом Болдом,
отличным специалистом по местной живности, и вместе с ним совершили
маленькую вылазку за город.
Сочно-зеленая, в синих льдинках цветущих генциан, степь была вся усеяна
стадами овец, лошадей, коров и яков, но дикой фауны тоже было полно. В
небе кружились мохноногие курганники - самые обычные здесь хищные птицы,
они бывают любой окраски от почти белой до темно-коричневой. Обочины
дороги оказались сплошь изрыты норами полевок Брандта - маленьких
зверьков, которые иногда решались лично приветствовать нас громким писком,
встав на задние лапки. Вдали летали стайки красноносых клушиц и даурских
галок.
Собственно, целью нашей вылазки был поиск дохлых птиц на свалках и
обочинах.
Наташа собирала птичьи кости, чтобы исследовать их на содержание
какой-то бяки: то ли радиации, то ли ядохимикатов, пусть она сама про это
пишет. Накануне мы даже поймали серую славку, залетевшую на базу, но ни у
кого из трех матерых зоологов не поднялась рука ее придушить. Болд отвез
нас к старому гнезду сокола-балобана, под которым мы нашли останки погибших
соколят, сорок и еще кого-то, и мы с триумфом покатили обратно в город. Тут
я заметил вдали пару журавлей-красавок.
- Стойте! - закричала Наташа. В течение пяти минут они с Игорем
увлеченно рассматривали журавлей в бинокль, а Болд с усмешкой за ними
наблюдал.
- В поле им надо, - вполголоса сказал он нашему шоферу.
Позже я понял, что он имел в виду.
Следующий день выдался теплым и солнечным, и я рано утром рванул на
Богд-Уул (по-русски Богдо-Ула). Эта гора (2256 м), на которой когда-то
скрывался от врагов мальчик Тэмучжин, будущий Чингисхан, (уже тогда, в
самом начале своей необычайно богатой приключениями жизни, он имел массу
неприятностей из-за бросающейся в глаза одаренности) с тех самых пор
считается священной, то есть биосферным заповедником, если пользоваться
современной терминологией.
От конечной остановки городского автобуса до опушки леса всего
несколько минут хода через степь. Я не геоботаник, но здешнюю степь они,
наверное, назвали бы ирисово-астрово-эдельвейсовой, столько в ней цветов.
На опушке растет несколько берез, таких старых, что силуэтом они больше
напоминают дубы, а дальше начинается вековая тайга из могучих лиственниц.
Тропинка плавно поднимается вдоль ручья, а со склонов к ней спускаются
каменные россыпи-курумы. Когда подходишь к очередной россыпи, то видишь,
как ныряют под камни похожие на зайчат зверьки - северные пищухи, а иногда
попадается и хищник - стройный рыжий солонгой. По мере подъема
лиственничник постепенно переходит в пушистый кедрач, где жизнь буквально
кипит: по веткам прыгают черные белки, в кустах шуршат бурундуки, через
тропу то и дело перебегают полевки - красные, красно-серые и монгольские.
Все они практически не боятся человека - достаточно посидеть неподвижно
пару минут, чтобы на тебя совершенно перестали обращать внимание. Под
камнями можно найти монгольских жаб, похожих на древние тибетские
мини-статуэтки. Вершина горы - покрытое еловым лесом плато с большими
полянами, сиреневыми от цветущей герани. Если тихонько подойти к такой
поляне, можно увидеть маралов - группу самок с оленятами или стадо самцов,
которые в это время носили роскошные рога, покрытые бархатистой кожей. К
моему удивлению, на противоположном, южном склоне лес кончался чуть ниже
вершины, и дальше вниз гору покрывала степь, утыканная столбиками
длиннохвостых сусликов. Вдали, на скалистом отроге, стояли, глядя на меня,
несколько горных козлов.
Вернувшись в город, я узнал, что Петр Дмитриевич приехал и отправляет
Наташу, Игоря и Болда в большой маршрут по хребтам Хангайского нагорья и
окрестностям озера Хубсугул на севере страны. `Начальником партии`
назначили Наташу, к ее ужасу. Я, к сожалению, не мог составить им
компанию, поскольку был ограничен во времени, к тому же меня больше
интересовал юг Монголии, чем похожий на нашу Сибирь север. `Авось,
свидимся еще,` - грустно сказали ребята, прощаясь.
Уже в Москве выяснилось, что их экспедиция прошла довольно успешно,
несмотря на эпидемию, о которой речь впереди. Болд оказался толковым
проводником, и в конце концов ребята добрались до всех мест, до каких
хотели, а это в Монголии редкая удача. Правда, потом они поехали в Гоби, а
когда у них кончился бензин, то выяснилось, что в стране два дня как ввели
новые талоны. Ну, всякое бывает.
Весь следующий день я торчал на развилке дорог в десятке километров от
Улан-Батора. До обеда пытался поймать попутку сам, ежась под периодически
налетавшими ливнями и коротая время в наблюдениях за обитателями обочин -
монгольскими песчанками, жаворонками и каменками. Потом удалось
подружиться с диспетчером, у которого отмечались шофера всех проходивших
грузовиков. Теперь я сидел в его домике перед телевизором, запивая чаем
буузы (нечто вроде пельменей или, точнее, тюркских мантов), а он выяснял у
водителей, не едет ли кто-нибудь на юг. Увы, лучшие для `охоты` утренние
часы были упущены, и вскоре мне пришлось возвращаться в город. Подвозивший
меня сотрудник Жуулчин (Интуриста) подал хороший совет:
- Приходи рано утром на конечную 5-го троллейбуса. Там стоят все, кому
надо на юг. Грузовики заезжают туда и берут, кто сколько сможет.
Между тем на город обрушилась особенно славная гроза. Она продолжалась
всего с полчаса, но привела к настоящему наводнению. Улицы были забиты
машинами, у которых залило свечи. Вскоре, однако, вода схлынула, оставив
повсюду горы ила и мусора. Главные санитары монгольских городов, черные
коршуны, с визгом дрались в воздухе из-за поживы. Ворон и особенно
воронов, кстати, в Улан-Баторе относительно немного: их частенько стреляют
на мясо.
В восемь утра (необычайно рано по местным понятиям) я уже стоял в
положенном месте. Больше там желающих уехать на юг почему-то не оказалось,
только без четверти девять подошел какой-то тип и спросил:
- Куда едешь?
- Омнговь (в Южно-гобийский аймак) - ответил я.
- Поздно уже. Полдевятого много машин бывает.
- Я с восьми стою.
Он пожал плечами, постоял минут пять и исчез.
`Постою до девяти, - решил я, - и поеду к диспетчеру, авось там
повезет`.
Вот уже девять, а остановка все также пустынна.
`Часы спешат чуть-чуть, - вспомнил я, - еще минутку подожду`.
И тут ко мне подкатил желтый ПАЗик с гордой надписью `Омнговь` на
ветровом стекле. Через несколько минут мы уже катили на юг по разбитой
колее (асфальтовых дорог в Монголии почти нет). Едва город скрылся за
холмами, как шофер остановился и что-то сказал. Из пяти пассажиров
по-русски говорили двое, и мне быстро перевели:
- Шофер устал, хочет спать. Садись за руль.
Несколько самонадеянно (только за два месяца до этого я получил права
на вождение легковушек, причем этих прав у меня с собой не было) я сел за
руль, жестом спросил у водителя, как переключаются скорости, и потихоньку
поехал дальше.
Во многих местах колея была такой глубокой, что я мог немного
расслабиться и поглядеть на встречающуюся фауну. Мои спутники быстро
сообразили, что меня интересует, и хором говорили мне монгольские названия
зверей и птиц. Так я узнал, что сурок-тарбаган по-монгольски зовется
тарвага, корсак - хярс, беркут - бургэд, сокол-балобан - балбан согол,
заяц-толай - туулай, кот-манул - мануул, а черный гриф - кондор (он
действительно похож на андского кондора, особенно в полете, но откуда об
этом известно монголам, не знаю).
Чем дальше мы забирались, тем бледнее становилась зелень степи, реже
трава, меньше стада у юрт. Но игра солнечного света, пробивающегося между
разорванными ветром тучами, была все также прекрасна, хотя по мере
приближения к пустыне явно становилось теплее. Пожалуй, Монголия так и
осталась для меня страной постоянно меняющейся погоды, солнечных бликов на
зеленой степи, разноцветных холмов и свежего ветра, пахнущего дождем и
цветами.
До поселка Мандалговь (Святая гоби), центра Северо-Гобийского аймака,
мы добрались уже в темноте, проделав половину пути, который в принципе
можно легко преодолеть за день. Но ездить быстро здесь сложно, потому что
монголы привыкли останавливаться чуть ли не у каждой юрты, чтобы выпить
кумыса. Сразу за поселком, на самой границе Гоби, мы остановились у
очередной юрты, поужинали и заночевали. Все легли спать прямо в автобусе,
а я, посмотрев на роскошную иллюминацию звездного неба, расстелил спальник
прямо на травке, прикинув, что до утра дождя может и не быть.

Синий шатер над зеленым ковром,
Шелест травы степной.
Самый просторный на свете - мой дом
Под молодой луной.
Нет у него ни дверей, ни окон,
Нет ни замков, ни стен.
Днем освещается солнышком он,
Ночью он спрятан в тень.
Вот он какой, мой жилой уголок,
Вот где мой кров и стол:
Звездами вышит его потолок,
Вышит цветами пол.

3. Кэмел-трофи

У верблюда два горба,
Потому что жизнь - борьба.

Советская пословица

Утро было солнечным и жизнерадостным. Не прошло и трех часов, как мы
позавтракали и собрались в путь. Не стоит винить гостеприимных хозяев за
медлительность: нужно много времени, чтобы приготовить еду для большой
компании на железной `буржуйке`, которая топится аргалом (кизяком).
Кормят проезжих почти всегда бесплатно, лишь на нескольких главных
дорогах встречаются юрты, которые считаются столовыми, и там берут за обед
деньги (около доллара). `Основательный` обед включает плов с бараниной и
хлеб, но обычно дело ограничивается овечьим сыром, ааруулом (сушеным
творогом, иногда совершенно окаменевшим) и цаем (зеленым чаем), в который
старики добавляют соль и масло, а молодежь - сахар и молоко. Самая
питательная часть обеда, пожалуй, чай. Первое время на такой диете очень
скучаешь по фруктам и овощам, но через пару недель привыкаешь.
Обычно при долгих поездках останавливаются два-три раза в день, чтобы
поесть, и шесть-пятнадцать раз, чтобы выпить айраг (кумыс). Кобылы доятся
только возле своих жеребят, поэтому возле юрт семей, специализирующихся на
кумысе, всегда привязаны жеребята. Ни одна машина мимо такой юрты не
проедет. Кумысом всегда угощают бесплатно, и для меня загадка, на что,
собственно, эти семьи живут.
Кумыс - такая же неотъемлемая часть монгольской культуры общения, как
водка - русской, а вино - французской. Классический ритуал включает
трехкратное угощение всех гостей и занимает не меньше часа. Мужчины семьи
при этом сидят с гостями, а женщины шуршат вокруг, угощая всех по очереди
и беспрерывно наводя чистоту.
В гэре (юрте) вообще почти всегда очень чисто, хотя как это удается
женщинам при наличии печки, запасов кизяка, полуголых младенцев и густой
пыли - непонятно.
Летом им помогает ветер: днем между крышей и полом юрты оставляют
зазор, и помещение свободно продувается. Удивительно, как планировка юрты
похожа на планировку русской избы. Напротив входа (всегда обращенного к
югу) находится красный угол. Там расставлены буддистские иконы и
пожелтевшие фотографии, играющие роль семейного альбома. Восточная
половина - женская (днем там кухня), а западная - мужская (там можно спать
хоть круглые сутки). Вдоль стен расставлены две или четыре железных
кровати и пара комодов.
Юрта, возле которой мы ночевали, находилась немного в стороне от
дороги. Мои спутники после короткого совещания решили не возвращаться на
трассу, а ехать напрямик, благо по большей части южной Монголии можно
кататься в любом направлении и без дорог.
Южнее Мандалгоби степь сменяется полупустыней - желтовато-зеленой
холмистой равниной, кое-где пересекаемой низкими скалистыми хребтиками.
Когда-то вся эта область была горной страной, но теперь горы разрушились,
превратившись в холмы и похожие на пеньки гнилых зубов скалы. Земля здесь
покрыта слоем плоской щебенки, блестящей от пустынного загара. Только в
глубоких долинах попадаются участки песков.
На одном таком песчаном участке прямо из-под колес вдруг вспорхнули две
изящных газели. В несколько длинных прыжков отбежав от автобуса, они
принялись прыгать вверх-вниз, помахивая черными хвостиками и незаметно
отодвигаясь все дальше.
Издали они напоминали пару играющих бабочек.
- Зээр! (дзерен) - закричали мои спутники.
- Харасульт (`черный хвост` - монгольское название джейрана), - сказал
я. Увы, даже в Монголии горожане имеют о природе своей страны довольно
смутное представление.
- Тиймээ, харасульт, - подтвердил проснувшийся шофер.
После этого ко мне прониклись огромным уважением, а когда все заметили,
что я еду не куда попало, а ориентируюсь по солнцу, мне, кажется, стали
доверять даже больше, чем владельцу автобуса.
Почему-то многие хребты здесь пересечены сквозными ущельями, по которым
их очень удобно проезжать. Петляя по одному такому каньону, я уткнулся в
небольшой пятачок песка.
- Не проедем, - сказал я.
Шофер проснулся второй раз за день, сел за руль и нажал на газ. Колеса
у ПАЗика маленькие, а песок оказался сыпучим. В течение двух часов мы
пытались откопать автобус, потом разглядели в бинокль какую-то постройку
километрах в трех и побрели туда. Оказалось, что это старая кошара.
Выломав несколько досок, мы отволокли их к автобусу и потихоньку задним
ходом выбрались на твердую землю.
Пришлось пересекать хребет `в лоб`. Торчащие скалы были очень удачно
разделены пятнами ровной земли. Несколько человек шли впереди, выбирая
дорогу, а мы вдвоем крутили руль. Испытываешь странное чувство
нереальности происходящего, когда на обычном городском автобусе катаешься
без дороги по барханам и горам!
Больше никаких приключений в тот день не было. Все последующие хребты
оказались совсем пологими, и порой о том, что проезжаешь перевал, можно
было догадаться только по наличию овоо - кучи камней, украшенной
тряпочками, осью автомобиля, гнездом курганника или еще чем-нибудь. Здесь
уже не водились сурки, орлы и прочие степные жители, но лис и зайцев было
много по-прежнему. Самыми же красивыми обитателями этих покрытых редкой
травкой просторов оказались крошечные шустрые ящерки - пестрые
круглоголовки. Они окрашены в желтый, розовый или серый цвет с нежным
узором из красноватых, голубых и шоколадных пятнышек, который делает их
почти невидимыми на фоне камней. Особенно шикарные экземпляры, фиолетовые
с ярким рисунком, живут на участках с черным щебнем. Игорю, кстати,
удалось привезти несколько ящериц в Москву, и они благополучно живут у
него до сих пор.
После полудня мы выехали на трассу, но она так мало отличалась от
бесчисленных автомобильных следов, пересекавших местность во всех
направлениях, что поначалу мы ее проскочили и поняли свою ошибку, лишь
оказавшись на краю высокого обрыва, с которого открывался вид на
бесконечные волны холмов и зазубренный черный хребет вдали. Я развернул
автобус и поехал вдоль обрыва к показавшейся вдали башне телевизионного
ретранслятора. Вдруг впереди возникли несколько десятков желтых точек и с
невероятной быстротой покатились по траве. Это были дзерены - монгольские
антилопы. Они развивают скорость до 60 км/ч, так что мне удалось подъехать
к ним поближе, лишь прижав один табунок к обрыву. Как я ни жал на газ, эти
легконогие создания носились вокруг автобуса, словно дельфины вокруг
весельной шлюпки, все время соблюдая дистанцию в сто-двести метров.
Возле ретранслятора мы наконец-то выехали на трассу - очень вовремя,

ПОЛНЫЙ ТЕКСТ И ZIР НАХОДИТСЯ В ПРИЛОЖЕНИИ

Док. 116062
Опублик.: 20.12.01
Число обращений: 0