В Кремле объяснили стремительное вымирание россиян
ВЕРНАЯ ВОЗМОЖНОСТЬ Назад
ВЕРНАЯ ВОЗМОЖНОСТЬ

ПОЛНЫЙ ТЕКСТ И ZIР НАХОДИТСЯ В ПРИЛОЖЕНИИ

Сергей РОЩИН

ВЕРНАЯ ВОЗМОЖНОСТЬ


Я сидел и разглядывал настенный календарь. Календарь был большой и
красивый - импортный. Шел июнь месяц, первое число, и он был перевернут на
новый лист. На этом листе, как впрочем и на всех остальных, красовалось
изображение обнаженной девушки. Вернее, почти обнаженной. Именно последний
факт и заботил меня больше всего.
Красотка стояла в соблазнительной позе, подцепив большими пальцами
рук единственный предмет своего туалета - маленькие трусики-бикини, - и,
как будто бы совсем уже решившись их снять. Но в глазах ее читалось
все-таки некоторое сомнение: а в надежные ли руки попадет после свершения
этого действия все то, что у нее еще останется, и что снять с себя просто
невозможно? Мне хотелось подбодрить ее, и я даже мысленно представил себе,
что бы сделал я своими вне всякого сомнения надежными руками, окажись
рядом с ней в такой ответственный момент...
- Соколов, ты меня слушаешь? - прервал напряженную творческую работу
моего мозга до боли знакомый хрипловатый голос.
- Как свою маму, - заверил я его обладателя, повернув голову к
редакторскому столу.
Звали главного редактора Андрей Васильевич Поддубный. В наших
газетных кулуарах поговаривали, что он - то ли правнук, то ли праправнук
знаменитого борца, однако, глядя на него, поверить в это было трудно. При
росте чуть более метра шестидесяти он был невероятно худ и смахивал скорее
на потомка коверного клоуна из цирка лилипутов.
Несмотря на столь подкачавшую внешность, Андрей Васильевич, вне
всякого сомнения, был личностью выдающейся. Это до любого доходило сразу
же, едва ему доводилось заглянуть Поддубному в глаза. На невзрачном лице
старого комсомольского работника-непросыхайки глаза эти смотрелись словно
два рентгеновских аппарата.
Начинал Поддубный в заводской многотиражке, а потом перешел на работу
в областную комсомольскую газету. С приходом `гласности` он и еще
несколько его товарищей отпочковались и основали городской ежедневник `Про
нас`, в котором Андрей Васильевич и стал главным редактором.
Издание это отличалось ото всех прочих городских газет, как бы это
поточнее сказать, жизненностью. Ну, например, если все остальные городские
печатные средства информации давали на одной полосе выступление мэра перед
ассоциацией `Офицерские жены - за супружескую верность`, а на другой - его
же беседу с экономистами из местного университета, то мы, при той же
первой полосе, на второй давали статью о веселых ночных похождениях самого
мэра, что в контрасте и давало читателю ощущение вот той самой
жизненности.
За умение найти такие вот правдивые жилки нашего бытия Андрея
Васильевича в городе и уважали. И, конечно, побаивались и ненавидели -
особенно, власть имущие. А для тридцати девяти лет, согласитесь, это - не
такой уж и плохой результат.
Поясню также, что именно я в основном и был сборщиком материалов и
автором большинства наиболее `жизненных` статей. Говоря проще, я был
лучшим репортером светской и скандальной хроники - и, - единственным,
поскольку общее количество сотрудников газеты было невелико.
В `Про нас` я работал два года, а до этого понемногу перебивался,
инженеря на `потаскухе`, о которой речь еще впереди, и пописывая едкие
статейки о городских реалиях в различные издания. Статейки шли неплохо, и,
в конце концов, Поддубный пригласил меня к себе в штат, на что я
немедленно согласился, так как всегда мечтал о вольной жизни без проходных
и пропусков.
- Значит, ты все понял, - продолжил шеф. - Сейчас погонишь к... - он
заглянул в бумажку, - Юсуфу Керим-оглы, а вечером с фотографом идешь на
концерт Платонова и без интервью оттуда не возвращаешься. Пропуска
заберешь у секретаря.
Кто такой был Керим-оглы, я знал. Лет шесть назад братья-поляки
начали строить в нашем городе четырехзвездочный отель. Затем братству
пришел конец, и они смотали удочки, бросив строительство на полдороге. И
только спустя три года после этого городской администрации удалось
заключить соглашение с какой-то турецкой строительной фирмой, которая
согласилась довести до ума мрачное наследие советско-польской дружбы. И
сделала это менее чем за год - на завтрашний день была намечена
торжественная сдача объекта. А Керим-оглы как раз и был теперь начальником
этой стройки.
Здесь еще наверное следует отметить то, что неблагозвучное выражение
`Керим-оглы` было именем, а не фамилией этого персонажа; фамилия же его
выглядела чуть попристойней - Юсуф. Но поскольку согласно правилам его
народа фамилия всегда пишется перед именем, то представители моего народа,
с правилами этими в большинстве своем ознакомиться не удосужившиеся,
обычно звали уважаемого начальника стройки запанибрата - по имени, - сами
зачастую даже не подозревая об этом.
- Ну да, как ехать брать интервью у этого козла, так я, а как на
халяву жрать и пить на банкете по случаю подписания акта о приемке, так,
небось, она поедет, - попытался я выразить свое недовольство полученным
заданием, выразительно кивнув в сторону Леночки Ерохиной.
Леночка была конфеткой. Ей симпатизировали все - от Поддубного до
мальчишек-распространителей. Я не был исключением. Но она в своих ответных
чувствах была холодна как лед. Скорее даже, как мороженое. Сладкое
шоколадное мороженое, заставить которое хоть чуточку оттаять, несмотря на
все мои многочисленные попытки, мне так и не удалось. Отвечала в нашей
газете эта аппетитная ледышка за официальную хронику.
- Так она там, в отличие от тебя, вести себя прилично будет, -
отпарировал главный. - Вспомни, что ты отмочил на приеме по случаю приезда
к нам посла Ганы.
Я вспомнил. На приеме водка лилась рекой, и я, порядочно
поднагрузившись, решил, что неплохо было бы сделать какой-нибудь
сенсационный снимок. Ничего лучшего, чем залезть под главный стол с
фотоаппаратом со вспышкой и начать им там щелкать, мне в голову не пришло.
Фотографии, надо вам сказать, несмотря на весь мой непрофессионализм
в этом деле, усугубленный к тому же состоянием сильного алкогольного
опьянения, получились отменные. Я до сих пор готов поклясться, что на
одной из них отчетливо видно, как кто-то залезает рукой под юбку к жене
посла. Жену можно легко определить по черным ногам, а вот с идентификацией
обладателя руки выходит промашка - белых мужиков там было навалом.
Наверное, поэтому шеф и отказался печатать этот снимок, впрочем, как и все
остальные.
Леночка насмешливо фыркнула. На меня эти воспоминания вкупе с ее
фырканьем подействовали угнетающе, и я, решив отвлечься, вновь перевел
свой взгляд на календарь. Трусики на красотке к этому времени уже успели
чуть опуститься - так мне по крайней мере показалось. Я принялся
высчитывать, успеет ли она, действуя такими темпами, снять их, если не
полностью, то хотя бы в достаточно удовлетворяющей меня степени, до конца
месяца, или же кульминационный момент наступит лишь в июле, когда
безжалостный шеф уже перелистнет календарь.
- ...И от Платонова, повторяю, без интервью не возвращайся, - опять
прервал мои размышления Поддубный.
Я вздохнул. В отличие от имени Керим-оглы фамилия Платонова мне
абсолютно ничего не говорила, хотя ее-то шеф как раз произнес без бумажки.
Пришлось спросить.
- А кто такой этот Платонов?
Со стороны Ерохиной опять послышалось фырканье. Главный же посмотрел
на меня так, будто бы я поинтересовался у него, кто такой Поддубный - Иван
или Андрей, - неважно.
- Ну ты даешь! А еще репортер светской хроники! Где ты был последние
две недели? Весь город только об этом и говорит! К нам приезжает известный
певец, ярчайшая звезда, секс-идол молодежи, особенно женской ее половины -
сам Андрей Платонов, - в голосе шефа прозвучала нескрываемая ирония.
- Секс-идол молодежи? - удивился я. - Он что - круче меня?!
На этот раз фырканье напоминало звуки, издаваемые довольной свиньей
при купании в луже грязи размером с ту, что располагалась по соседству с
моим домом.
Я перевел взгляд на всеобщую любимицу. Она в это время как раз
рассматривала меня. Ее каштановые волосы были чуть растрепаны, на губах
играла улыбка, а в карих глазах поблескивали озорные искорки. У меня
возникло подозрение, что это отблески льдины, засевшей внутри, но вроде бы
начинавшей подтаивать.
- Наверное, мама плохо воспитывала вас в детстве, - добродушно
обратился я к Леночке. - Вероятно, она забыла вам сказать, что девочке в
период полового созревания надлежит сдерживать свои эмоции, особенно в
присутствии большого количества мужчин...
- И особенно секс-идолов, - вставил Валерка Потайчук, невысокий
длинноволосый шатен, ведавший криминальной хроникой.
- ...А вообще, - продолжил я, не обратив на его тираду никакого
внимания, - это даже хорошо, что вы начали издавать звуки, хотя бы пока и
нечленораздельные, но бесспорно говорящие о том, что вы становитесь
неравнодушной к некоторым проявлениям человеческой жизни, в частности, к
интимным ее сторонам...
- Хватит! - шеф стукнул кулаком по столу. - Выяснение отношений
производите в нерабочее время, а сейчас все свободны, точнее - заняты, - с
этими словами он уткнулся носом в какие-то листки, давая понять, что
совещание закончилось.
Сидевшие по обе стороны стола стали подниматься и потихоньку
вытягиваться в коридор. Я тоже встал, но в голову мне пришла одна мысль, и
я решил немного подзадержаться.
- Ну, - оторвал Поддубный голову от бумаг, когда мы остались одни.
- Платонов, конечно, согласия на интервью не давал, -
полувопросительно произнес я. Андрей Васильевич недовольно кивнул.
Я достаточно хорошо знал этот тип молодых наглецов, возомнивших себя
героями масс. Заносчивые мальчики, либо глупые и совершенно не сознающие,
что являются всего лишь калифами на час, либо, наоборот, отлично это
понимающие и спешащие состричь купоны со своей популярности.
- Его популярность на самом деле достаточно велика, - заметил шеф. -
Ты, конечно, тоже его слыхал, только не запомнил. Он поет это, как там
его, - он щелкнул пальцами, - `Я - герой, я - мужик, я - самец, я -
российского секса отец`.
- М-да, - промычал я. Такие заявочки не предвещали легкой добычи в
плане интервью.
- Пропуска у секретаря, поедешь с Тихоновым, - заключил Поддубный. -
Интервью вари, чем круче - тем лучше.
Тихонов был лучшим фотографом нашего издания. Но мне он в данном
случае совершенно не подходил, поскольку сегодня я собирался заставить
секс-идола российской молодежи малость поработать и на меня.
- Андрей Васильевич, а можно я сам фотографа подберу, - обратился я к
Поддубному.
- А чем тебе Василий не подходит? - удивился тот.
- Ну тут нужен человек специфический, с некоторыми особенностями
телосложения и характера, - заюлил я.
Главный пожал плечами.
- Делай как хочешь. Лишь бы интервью было.
Я изобразил на лице благодарную улыбку и направился к двери.
- Да, - остановил меня Поддубный, - сейчас поедешь к... - он опять
стал искать бумажку.
- Керим-оглы, - с готовностью подсказал я.
- Да, оглы, - согласился шеф. - Так вот там, чтобы никаких выходок.
Нормальное деловое интервью, с благодарностями и пожатием рук -
позитивчик, так сказать.
- Обижаете, - развел я руками. - Все и сам понимаю.
Выйдя из кабинета главного редактора, я скорчил гримасу, которая
должна была показать всем окружающим переполнявшее меня отвращение к
предстоящей рутинной работе по выдаиванию турецкого паши местного
значения.
Первым, вернее, первой из окружающих ее увидела машинистка Катенька -
миленькая брюнетка с пышными формами.
- Алеша, что с тобой, зуб болит? - она с участием заглянула мне в
лицо.
- Нет, - прохрипел я, - аппендицит. Острый. Срочно надо вниз. Мне
одному не дойти.
- Ой, - всполошилась она. - Пошли, я тебе помогу. Обопрись на меня.
Я охотно выполнил ее просьбу. Моя рука скользнула к ней талию и
оперлась о бедро, крепко захватив при этом пальцами его мягкую заднюю
часть.
- Выше не могу, - простонал я со страдальческой миной, - рука почти
не действует.
В этот момент из одного из кабинетов в коридор вышла Леночка Ерохина.
Увидев меня, согнувшегося пополам, с перекошенной рожей и рукой на
катенькиной, гм... талии, она не удержалась и снова фыркнула.
- Секс-идол за работой. Очередная трудовая победа.
Я резко выпрямился, убрал руку и постарался придать лицу выражение
Патриарха Всея Руси, скорбящего о несовершенстве человеческом.
- У меня есть к тебе дело, Елена.
- Да ну?! - удивилась она. - Ты хочешь, чтобы я поддержала тебя с
другой стороны?
- Нет, нет, нет, - замахал я руками. - Дело совершенно иного рода.
Конфиденциальное - пойдем куда-нибудь поговорим.
- Эй, - раздался сзади голос Кати, - Так ты не болен?
Я спрятал левую руку за спину и стал показывать ей, чтобы уходила.
- Нет, Лен, ты посмотри, - завозмущалась та. - Прикинулся больным, а
самому лишь бы покрепче за что-нибудь ухватиться.
- Не за что-нибудь, - живо отреагировал я, - а только за определенные
места. И я и вправду болен - мне сейчас ехать интервьюировать одного
янычара. А у него знаешь ятаган какой - чуть что не так, и...
- Хоть бы он тебе этим ятаганом одно место `и...`, - гневно
произнесла машинистка и удалилась.
- Ну, - задумчиво проговорило ледяное чудо, приблизившись ко мне, -
какие у тебя возникли мысли на сей раз?
- Как всегда - гениальные, - широко улыбнулся я. - Ты ведь знаешь,
что я сегодня иду на концерт звезды эстрады и буду брать у нее интервью. И
иду не один, а с фотографом. Но поскольку фотографировать я достаточно
хорошо умею и сам, то второй дефицитный пропуск на столь потрясное
мероприятие я хочу дать, ну, просто хорошему человеку, - я выжидательно
посмотрел на Ерохину.
Она никак не отреагировала на все это, только взгляд ее стал еще
более задумчивым. Я снова улыбнулся.
- Ну?
- Слушай, Алексей, - Леночка медленно покачала головой. - Я никогда
не думала, что ты такой тупой. Неужели ты действительно думаешь, что если
один недоделок, пользуясь наивностью и занятостью другого недоделка, добыл
пропуск на концерт третьего недоделка, то четвертым недоделком в этой
компании буду я? - она снова покачала головой, медленно повернулась и
пошла прочь.
- Э-э-э, - протянул я и сглотнул слюну. Леночка в это время уже
скрылась за дверью ближайшего кабинета.
Мне очень хотелось пойти к шефу и рассказать ему, за кого его здесь
держат, но я с самого рождения почему-то считал себя порядочным человеком.
Да даже если бы и не считал, то этот поступок все равно бы ни к чему не
привел, так как всем было известно, что Ерохиной было позволено все. Если
бы она только захотела, то могла бы без малейшего ущерба для себя каждый
день ездить на Поддубном верхом, конечно, коли это позволяли бы делать его
физические кондиции. Да, честно говоря, я и сам бы ее с удовольствием
покатал.
Тяжело вздохнув, я отправился исправлять положение. Машинистка Катя
сидела в своей комнатушке. Ее должность у нас была одна, и поэтому ей
выделили отдельный закуток, дабы непрерывный треск машинки не очень мешал
остальным. Я вошел к ней в логово и принял смущенный вид. Катя не обратила
на меня ни малейшего внимания, продолжая быстро перепечатывать какую-то
статью.
- Я пришел к тебе, - начал я, понурив голову, - чувствуя свою вину, и
посему приношу свои искренние соболез... - я запнулся, - извинения.
Ноль внимания.
- А умеешь ли ты фотографировать, Екатерина? - вопросил я.
Плевать на нас хотели.
- Дело в том, что я настолько глубоко проникся чувством своей вины,
что упросил шефа предоставить мне возможность самому выбрать фотографа, с
которым я сегодня пойду на концерт Андрея Платонова. Я ведь подумал, что
такая симпатичная современная девушка как ты несомненно умеет
фотографировать.
Как только я произнес имя отца российского секса, треск мгновенно
прекратился, и все внимание машинистки переключилось на меня.
- Я не умею, - смущенно призналась она. - Но я научусь. Я сейчас
допечатаю и сразу же пойду к Ваське Тихонову учиться. Ты меня правда
возьмешь с собой?
- Ну, конечно, - великодушно произнес я. - Обязательно.
- Да я и не сержусь на тебя совершенно, Алешенька, - с улыбкой
произнесла Катя. - Ну ни капельки. Я понимаю - ты шутишь, - с этими
словами она встала из-за стола, подошла ко мне, и, обвив мою шею руками,
поцеловала.
- Ну не стоит, ты же знаешь - я всегда веду себя как джентльмен, - я
погладил ее по спине и чуть ниже. - В восемь часов будь в редакции, я
подъеду.


Строящаяся гостиница располагалась на берегу реки Сторожки -
единственной в нашем городе. К настоящему моменту офис начальника стройки
размещался внутри самого здания, уже практически законченного.
Я припарковал свою `восьмерку` на огромной полупустой гостиничной
стоянке и направился ко входу. Войдя в гостиницу, я показал дежурившим там
милиционеру и здоровенному громиле в штатском свое журналистское
удостоверение и получил от них подробные разъяснения о том, как добраться
до интересующего меня кабинета.
Офис располагался на первом этаже, в одном из будущих служебных
помещений отеля. Едва я раскрыл дверь, как навстречу мне, встав из-за
стола, направилась секретарша - высокая блондинка с умопомрачительной
грудью, вот-вот готовой разорвать голубенькую блузку.
- Вы - Соколов из газеты, - констатировала она, едва бросив на меня
взгляд. - Могли бы одеться получше и не опаздывать. Шеф этого очень не
любит.
Я опешил. Мне было глубоко плевать на то, что не любит ее шеф, и что
она сама думает о моей одежде. Лично я даже Папу Римского интервьюировал
бы в джинсах, если бы считал, что мне в них удобно.
- Пойдемте, - она холодно кивнула мне и направилась к боковой двери.
Я поплелся вслед за ней.
Керим-оглы был мужчиной лет сорока, со смуглой кожей, крючковатым
носом и почти черными глазами. Одет он был в элегантный в сине-серую
полоску костюм с модным попугайских расцветок галстуком. При моем
появлении он даже не соизволил приподняться из-за стола, а лишь наградил
меня взглядом представителя цивилизованной страны, в очередной раз
вынужденного по долгу службы общаться с папуасом.
Пришлось начинать разговор самому.
- Хинди-руси - пхай-пхай, - развел я с радостным видом руки в
стороны. Начальник стройки оценивающе посмотрел на меня, как будто решал,
стоит дарить мне по окончании аудиенции бусы или нет.
- Русский с китайцем - дружба навек, - я направился к его столу и без
приглашения плюхнулся в одно из стоявших напротив него кресел. По взгляду
хозяина кабинета я определил, что бус мне теперь точно не видать как своих
ушей.
- Он что, `рус не понимай`? - обратился я к секретарше.
- Понимай, понимай, - неожиданно произнес турок. Я изумленно
повернулся к нему.
- Я приходить к вам интервью брать, вы мне о стройка говорить, я
писать и печатать, деньги получать, водка пить, бабы гулять, вас добрым
словом поминать, - обрисовал я ситуацию, доставая из кармана своей
джинсовой куртки портативный диктофон.
- А что, более приличного человека в редакции не нашлось? -
осведомился Керим-оглы.
- Более приличные выполняют более приличные задания, - отпарировал я.
Он покраснел, а его темные глаза налились кровью.
- Как прошло строительство гостиницы? - не обращая на это никакого
внимания спросил я, включив диктофон.
Начальник стройки немного успокоился и принялся отвечать на вопросы,
бросая, однако, при этом в мою сторону взгляды, которые должны были
уверить меня в том факте, что я должен быть счастлив, родившись всего лишь
каким-то неверным, о которого ему даже жаль пачкать свой ятаган.
Говорил он с сильным акцентом, но грамматически почти правильно, что
объяснялось довольно просто - строительный институт он заканчивал в
Москве, - об этом было известно из интервью, данного им нашей газете еще
по прибытии сюда в прошлом году. То интервью, кстати, брала Леночка.
Вероятно, он рассчитывал на то, что и в этот раз приедет она, и я мысленно
позлорадствовал над его обманутыми ожиданиями.
Несмотря на напряженную обстановку, в коей давалось интервью,
Керим-оглы не преминул еще раз подчеркнуть, какая у них хорошая фирма,
всегда выполняющая задания в кратчайшие сроки и с высоким качеством. Все
их партнеры в странах бывшего СССР, да и в других тоже, всегда бывают
очень довольны.
Я хотел сказать, что если когда-нибудь соберусь строить дачу, то
обязательно приглашу выполнить мой заказ именно его, но потом решил, что
будет лучше, если это останется для него приятным сюрпризом. Тем более,
что в ближайшее время этот проект реализации не подлежал - в силу
отсутствия денег с моей стороны, и времени - с его: сразу же после сдачи
гостиницы он вместе со всей своей бригадой и техникой улетал на специально
зафрахтованном самолете в какую-то ближневосточную страну - строить там
бизнес-центр.
Дождавшись конца его излияний, я снова перешел в наступление.
- И в заключение пара вопросов личного плана. Как вам девушки нашего
города? - я склонил голову набок и внимательно посмотрел на турка.
- У вас хорошие девушки, - медленно кивнул он. - Красивые.
- И скольких из них вы поимели? - наклонил я голову в другую сторону.
До него не сразу дошел смысл моего вопроса. Но когда дошел, то
реакция оказалась просто потрясающей. Керим-паша вскочил и сделал рукой
такое движение, как будто хотел вытащить из-за пояса свою кривую саблю.
Изо рта его рекой полились бурные фразы на турецком языке, которого я к
несчастью, а может быть и к счастью своему, не знал. Я тоже вскочил, чтобы
вовремя успеть ретироваться, но еще один вопрос все-таки задал.
- Но с ней-то вы точно спали? - ткнул я пальцем в секретаршу, всю
нашу беседу просидевшую в соседнем кресле, стенографируя наш разговор. -
Титьки-то какие, а, - я подмигнул ему.
Турок взвыл и потянулся к тяжелому пресс-папье, стоявшему на столе. Я
поспешно попятился к выходу, не спуская с него глаз. Неожиданно он оставил
пресс-папье в покое и затих, также внимательно смотря на меня. Когда я
оказался у самой двери, Керим-оглы неожиданно протянул вперед правую руку
с вытянутым указующим перстом и тоном аятоллы Хомейни, отправляющего
стражей исламской революции на священную войну с неверными, произнес:
- Аллах акбар!!!
Мне не хотелось обижать представителя цивилизованной страны.
- Воистину акбар, - согласился я, сделав успокаивающий жест руками, и
побыстрее юркнул за дверь.
До самого своего автомобиля я почти что бежал. За каждым углом
гостиничных лабиринтов мне мерещились свирепые янычары, только и ждущие
удобного случая, чтобы отомстить за своего хозяина. Даже милиционер при
выходе, как мне показалось, был вооружен не пистолетом, а саблей.
Лишь оказавшись внутри `жигуленка`, я облегченно вздохнул и
обнаружил, что забыл выключить диктофон. Сделав это, я закурил, чтобы
успокоиться окончательно, и поехал в редакцию - оформлять полученное
интервью и просматривать все имевшиеся у нас по Платонову материалы.


Моя правая рука покоилась у Катеньки на талии, а левой я подпирал
свою голову. Места, на которые были выданы пропуска, располагались прямо
за воротами футбольного поля стадиона, где выступал секс-идол. Центральный
круг, в котором располагалась сцена, видно было плохо, но меня это, в
отличие от моей спутницы, совершенно не волновало.
Все трибуны были набиты битком. Наиболее активная часть зрителей
бесновалась на беговых дорожках. Само поле было огорожено высоким
проволочным забором, за которым лицом к публике в ряд стояли омоновцы.
У половины из бесновавшихся девушек уже была скинута вся верхняя
часть одежды, включая лифчики, если таковые вообще имелись. Это было
единственным отрадным моментом во всем этом мероприятии, и я с интересом
ожидал дальнейшего развития событий на данном направлении. В остальном мои
мысли были заняты решением проблемы взятия интервью.
Похоже, проникнуть под трибуны, охраняемые лучше, чем Кремль, мне
вряд ли удастся. Вероятно, придется дожидаться убытия певца со стадиона,
после чего следовать за ним и искать момент.
В это время Катенька толкнула меня в бок.
- Какой мужик, а!
- Да-а-а, - без малейшей доли энтузиазма согласился я. Взглянув на
соседку, я обнаружил, что ее блузка также расстегнута почти до конца,
однако, имевшийся под ней кружевной бюстгальтер не давал мне возможности в
полной мере оценить открывающийся живописный пейзаж.
Я прислушался к звукам, бившим из огромных динамиков. Под отрывистую
музыку на слушателей низвергался бред, основной смысл которого заключался
в восхвалении мужских достоинств и возможностей артиста. Я вздохнул.
У этого парня было трудное детство - без родителей, в детдоме. Там
его и заприметил известный продюсер, участвовавший в некой
благотворительной акции. Несколько лет Платонов пел школьно-пэтэушные
песни о неразделенной любви, а с переходом в иную возрастную категорию,
когда продолжать работать `под мальчика` было уже невозможно,
переквалифицировался в секс-идола, коим и работал уже целых три года,
недавно отметив свое двадцатишестилетие.
Неожиданно мне в голову пришла идея, навеянная школьно-пэтэушными
ассоциациями. В детстве мы с пацанами любили ходить на футбол. Когда к нам
приезжала какая-нибудь известная команда, то мы всегда откомандировывали к
ней группу охотников за автографами, которая совершала диверсионный акт,
проникая к игрокам в раздевалку. Конечно через несколько минут она
выдворялась оттуда при помощи милиции, но за это время ей обычно удавалось
собрать несколько подписей знаменитостей.
В настоящий момент меня более всего интересовал способ, которым
происходило проникновение. Дело в том, что рядом с главной трибуной
располагался старый склад спортинвентаря, который давным-давно уже не
использовался по назначению в силу своей ветхости. Однако проход из склада
под трибуну, где и находились раздевалки, в те времена еще существовал и
был закрыт на какую-то хилую дверь, заколоченную гвоздями. Заделать ее
капитально работникам стадиона было лень, и этим-то мы и пользовались,
регулярно открывая свою `дорогу к славе`.
Конечно, охрану тех спокойных времен нельзя было сравнивать с
присутствовавшей на сегодняшнем мероприятии, да и нынешнее состояние
прохода мне было абсолютно неизвестно, но, все-таки на мой взгляд этот
путь надо было испробовать.
Я наклонился к уху Катеньки и сказал:
- Ну я, пожалуй, пойду вниз, попрыгаю - уж больно заводная музыка у
мужика.
- Да?! Ну я с тобой тогда! - раскрасневшаяся девушка схватила меня за
руку. Я поморщился.
- Шучу. Мне пора заняться работой. Отдыхай.
- Но я тоже с тобой пойду - фотографировать-то надо.
Я покачал головой.
- Господи, да что же я сам не могу эту харю два раза щелкнуть?
Балдей!
- Выходит, я зря просидела пол-дня у Васьки, - обиделась она.
- Ну почему, - усмехнулся я. - Полагаю, что это доставило ему большое
удовольствие, - я еще раз окинул взглядом ее фигурку. - В общем после
концерта двигай сразу же в редакцию - будешь печатать интервью, чтобы
успеть втиснуть его в завтрашний номер. Это и будет твоя работа.
- Да пошел ты! - скривилась Катя. - Это у тебя харя, если хочешь
знать, а он - хорошенький, и я бы с удовольствием с ним встретилась, - она
надула губки.
Ничего не ответив, я стал пробираться вниз. В данном случае лишняя
нагрузка, даже такая миленькая, была мне совершенно ни к чему. К тому же
воспользоваться моей сверхпортативной `Минольтой` она вряд ли сумела бы.
Не знаю, чему там ее столько времени учил Тихонов, но сильно сомневаюсь,
чтобы при этом он уделил много внимания фотографии, как таковой. Да и на
его месте так поступил бы каждый!
Мою задачу сильно облегчал тот факт, что неподалеку от склада
размещалось сооружение гигиенического назначения, которое достаточно часто
посещала публика. Приблизившись к нему, я оценил обстановку.
Между сортиром и необходимым мне зданием ошивался омоновец. Он
периодически поглядывал в сторону входов в туалет, но по большей части
взгляд его был устремлен куда-то за заднюю стену этой постройки.
Ближайшим к складу был `женский` вход. Я двинулся в его сторону, хотя
это уже выглядело и не очень естественно. Внимание мента сия моя акция,
однако, не привлекла. Приблизившись, я обогнул дверной проем и осторожно
заглянул за сортир. Здесь мне все стало ясно. Прямо на травке парочка
наиболее впечатлительных из числа поклонников и поклонниц секс-идола
воплощали его идеи в жизнь, занявшись любовью.
В этот момент омоновец вновь взглянул в сторону туалета, и я,
поспешно отскочив, юркнул в дверь. В ноздри мне ударила страшная вонь. Я
сообразил, что попал не совсем туда и хотел было быстренько ретироваться,
но в этот момент дорогу мне преградила грудастая девица в коротком
облегающем платье из блестящего черного материала.
- Привет, красавчик! - игриво сказала она. - Что, счастья ищешь?
- Ну, - замялся я. - Нет, ошибся я в общем. Пойду, - с этими словами
я попытался обогнуть ее.
- Не спеши, - засмеялась она и сильно толкнула меня обратно. В руке у
нее появился кастет. - Пошли туда, там у нас подходящая компашка
собралась. И, давай, тикалки снимай побыстрее.
Я заметил, что глаза у нее оловянные. В таком состоянии она была
опасна. Ее следовало незамедлительно вывести из строя и как можно скорее,
пока не сбежались ее подруги. Танк, изображенный на циферблате моих
`Командирских` `тикалок`, помочь мне в этой ситуации, к сожалению, ничем
не мог. Надо было действовать самому.
Я оглянулся. На шум из `зала` в коридорчик уже вышли две фурии с
пятнистыми прическами. У одной в руке была велосипедная цепь. Я резко
ударил грудастую ногой в живот. Она раскрыла рот, оставшись без воздуха,
но кастет из руки не выпустила. Я понял, что ее ощущения сейчас притуплены
действием `марафета`. Придется провести с ней сеанс радикальной
шокотерапии.
Я схватил разбойницу за руку с кастетом, круто развернулся,
перехватив ее на плечо, и резко рванул вниз. Послышался хруст ломающейся
кости, и девица взвыла - такой болевой сигнал не мог не пробить
наркотическую броню, не настолько уж сильную, раз она стояла на ногах и
даже соображала.
После этого я сильно толкнул ее прямо на бросившихся ко мне подруг и
выскочил из туалета. Взглянув на омоновца, я увидел, что он настолько
увлечен представлением, что не обратил ни малейшего внимания на шум,
произведенный мною. Оставалось надеяться, что он будет занят этим
спектаклем еще некоторое время, и мне удастся проскочить. Теперь мне
оставалось лишь молить Бога о том, чтобы пламенный поклонник Платонова
тоже оказался героем, мужиком и самцом и не кончил, пока я не добегу.
Я спуртанул и быстро преодолел отделявшие меня от склада метров
тридцать. Никаких подозрительных звуков из-за своей спины в течение всего
этого времени я не услышал.
Забежав за угол и отдышавшись, я выглянул обратно. Страж правопорядка
находился уже возле двери в `дамский зал` и обрабатывал дубинкой
выскочивших оттуда разноцветных бандиток. Их визги и крики почти полностью
заглушались музыкой. Я облегченно вздохнул: правильно - нечего человеку
мешать развлекаться, а то все веселятся, а он как дурак на посту стоит.
Осмотревшись, я не обнаружил поблизости ничего подозрительного.
Похоже, этим сараем никто не интересовался и за стратегически важный пункт
его не держал.
Проникнуть внутрь в старые времена можно было через любое окно, как
правило на скорую руку забитое досками. На моей стороне, однако, окон не
было, надо было выходить либо на сторону, просматривающуюся со стороны
трибун, что меня совершенно не устраивало, либо возвращаться на ту, что
находилась в поле зрения любителя эротических спектаклей на свежем
воздухе.
Я опять заглянул за угол и не смог сдержать довольной улыбки.
Шевеление в траве прекратилось. Наступила пора аплодисментов. Работник
милиции неспешным шагом направлялся в сторону актеров, видимо, чтобы
вручить им цветы. Я мысленно пожал руку исполнителю главной роли - он не
подвел меня. Вообще на мой взгляд искусство закончить любое дело вовремя -
ни раньше, ни позже - является важнейшим из всех искусств.
Итак, пока охранник играет со счастливой парочкой в `третий лишний`,
руки у меня развязаны. Тем не менее я счел не лишним соблюсти меры
предосторожности, добираясь к ближайшему окошку потихоньку и плотно
прижимаясь при этом к стене.
Окошко это, как и в старые добрые времена, было заколочено досками. Я
дернул за ближайшую, и она сразу же развалилась на части. Этого следовало
ожидать - ведь наша футбольная команда обанкротилась лет восемь назад, с
тех пор этим проходом так, вероятно, никто и не пользовался, и доски
успели сгнить.
Я еще раз провел рекогносцировку. Перед глазами моими предстала
удивительная картина.
Метрах в сорока от меня, за нужником, по травке бежала обнаженная
нимфа. За ней гнался сатир с головой омоновца. Замыкал процессию сам
Аполлон, также полностью обнаженный. `Вакхические игры`, - догадался я. И,
вероятно, на них следовало ожидать скорого прибытия подкрепления в лице
отряда сатиров, поэтому я быстренько разломал оставшиеся доски и ухнул в
окно головой вперед.
Я уже успел позабыть, что пол склада находится значительно ниже
уровня грунта, и не сломал себе шею лишь потому, что под окном как раз
валялся старый гимнастический мат.
Выждав пару минут, чтобы глаза привыкли к царившему на складе
полумраку, я огляделся. Нужная мне дверь с ведущей к ней небольшой
лестницей находилась на противоположной стене, почти прямо напротив меня.
Я прошел туда и тихонечко потянул ее на себя за одну из приколоченных
досок. Дверь, чуть скрипнув, сразу же отворилась. Мне это очень не
понравилось. Я поспешно захлопнул ее и прижался к ней спиной.
Мой взгляд скользнул по внутренностям склада. И тут я увидел, что
свет в помещение проникает не через одно окно, а через два. Двумя проемами
правее того, через который проник я, также зияла дыра, сквозь которую было
видно голубое июньское небо.
У меня на лбу выступил пот. Когда я несся мимо этой стены здания, я,
конечно, не обратил внимания на то, что одно из окон уже разобрано. Теперь
мне предстояло расплачиваться за свою невнимательность.
Света было вполне достаточно, чтобы убедиться, что внутри, кроме
меня, никого больше нет. Следовательно, кто бы не залез сюда до меня, он
либо уже прошел под трибуну, либо вернулся на улицу.
Я понемногу стал успокаиваться. В конце концов, дыра могла быть
проделана не сегодня, а, например, в прошлом году. Может быть, этим сараем
пользуются парочки, благо здесь повсюду раскиданы маты, а может быть,
здесь ночуют бомжи. Впрочем, никаких предметов домашнего обихода, которые
говорили бы в пользу последней версии, видно нигде не было.
Я закурил и стал ждать, когда концерт закончится. Далее мне
предстояло действовать по обстановке.


Господин Платонов не очень-то утруждал себя работой. Основная часть
концерта продолжалась не более часа, после чего на бис был исполнен
главный хит по поводу отцовства. И все. Я выждал некоторое время, которое
по моим расчетам нужно было певцу, дабы проникнуть сквозь толпу
поклонников в помещение, а затем поднялся, затушил очередной окурок,
раскрыл дверь и уверенным шагом ступил в коридор.
Там никого не было. Чтобы попасть непосредственно под трибуны, надо
было преодолеть примерно метров двадцать по темному коридорчику, а затем
повернуть налево. В этот момент меня посетила мысль, что артист мог прямо
с поля уехать на машине в гостиницу, что, учитывая количество находившихся
на стадионе фанатов, было бы с его стороны самым разумным. Однако
отступать было поздно.
Я миновал поворот и оказался в главном коридоре сооружения. Как раз в
этом крыле и располагались служебные помещения и раздевалки, а в другом
находился небольшой гимнастический зал. Пройдя метров десять, я увидел
спешившего мне навстречу человека. Итак, первое препятствие. Приняв
деловой вид, я постарался проскочить мимо него. Это был здоровенный мужик
в джинсах, клетчатой рубашке и сером пиджаке. Миновал я его на удивление
просто, - он даже не взглянул в мою сторону.
Пройдя пару шагов, я на всякий случай оглянулся, и это спасло мне
жизнь. Мужик, стоя на повороте, целился в меня из пистолета. Я сглотнул
внезапно появившийся в горле комок и бросился к ближайшей двери,
выпрыгнув, что было сил. Дверь, по счастью, не была заперта, и я, больно
ударившись о нее плечом и головой, влетел внутрь и шлепнулся на пол.
В одном мне в жизни здорово не повезло. В то время, когда я учился,
из высших учебных заведений забирали в армию. После первого курса туда
загремел и я. Служить мне довелось, как слишком по оценкам военных умному,
в трубопроводных войсках (есть и такие). И вот в этом-то мне, наоборот,
здорово повезло. Войска эти - в общем-то и не войска, а так - рабсила,
интеллектуальный стройбат. Однако в нашем отдельном батальоне был очень
хороший инструктор по спорту - капитан `дядя Вася`.
До этого дядя Вася служил на такой же примерно должности в
диверсионном спецподразделении ВДВ. Попал в Афганистан, а вернувшись,
запил по-черному. Без продыху. Его хотели уволить, но один из чинов в
министерстве обороны, с которым они вместе воевали, пожалел капитана, и
того просто `сослали`, чтобы не мозолил глаза начальству.
Поскольку делать на службе дяде Васе все равно было нечего (ну какой
спорт в трубопроводных войсках), то в перерывах между стаканами он
соорудил небольшой спортзал и тир. Поскольку и нам на службе тоже делать
было нечего, то все вечера мы проводили у дяди Васи.
Он обучал нас драться, стрелять и выбивать из пленных ценную
информацию, подкрепляя показанное примерами из своей собственной боевой
эпопеи. А сам инструктор делать все эти вещи умел очень хорошо. Причем,
чем крепче он был нагружен, тем лучше у него это получалось. Если бы
удалось разбудить его среди ночи, показать человек пять противников, дать
пистолет и втолковать, где находится мишень, то он сначала всех изувечил
бы, затем выпустил всю обойму в десятку, выпил рюмочку и снова улегся
спать, так толком и не поняв, что же все-таки произошло.
Дядя Вася в таких случаях, вероятно, работал `на рефлексах`. У меня
таковые, конечно же, наработаны не были, но то, что надо защищаться, я
сообразил сразу. Вскочив, я схватил валявшийся рядом стул и встал сбоку от
двери, прижавшись к стене, чтобы не попасть под пулю.
Через несколько секунд в комнату влетел человек и внезапно
остановился в положении спиной ко мне. Я опустил стул ему на голову. Он

ПОЛНЫЙ ТЕКСТ И ZIР НАХОДИТСЯ В ПРИЛОЖЕНИИ



Док. 115967
Опублик.: 20.12.01
Число обращений: 2


Разработчик Copyright © 2004-2019, Некоммерческое партнерство `Научно-Информационное Агентство `НАСЛЕДИЕ ОТЕЧЕСТВА``