В Кремле объяснили стремительное вымирание россиян
В ЧАШЕ Назад
В ЧАШЕ

ПОЛНЫЙ ТЕКСТ И ZIР НАХОДИТСЯ В ПРИЛОЖЕНИИ

Джон ВАРЛИ
                Рассказы


В ЧАШЕ
СПОЕМ, СТАНЦУЕМ
РЕТРОГРАДНОЕ ЛЕТО

Джон ВАРЛИ

В ЧАШЕ


Никогда ничего не покупайте в банке подержанных органов. И, раз уж я
даю вам полезные советы, не снаряжайтесь для путешествия по Венере, пока
на ней не окажетесь.
Мне бы следовало обождать. Но когда за несколько недель до своего
отпуска я делал в Копрате покупки, то натолкнулся на эту маленькую лавочку
и позволил уговорить себя на покупку инфраглаза по очень неплохой цене. А
мне следовало бы спросить себя, как вообще на Марсе оказался инфраглаз?
Подумайте об этом. На Марсе их никто не носит. Если вы хотите видеть
ночью, гораздо дешевле купить ночной бинокль. Тогда вы сможете снимать эту
проклятую штуку, когда восходит солнце. Значит, этот глаз попал туда от
туриста с Венеры. И совершенно неизвестно, сколько времени он пролежал там
в резервуаре, до тех пор пока любезный старичок не рассказал мне эту
историю о том, как тот принадлежал милому старому учителю, который никогда
не... Ну да ладно, вы ее, наверное, уже слышали.
Если бы только эта проклятая штука отказала на дирижабле, прежде чем
я покинул Венусбург. Ну, вы знаете Венусбург: город туманных болот и
сомнительных гостиниц, где вы можете подвергнуться ограблению на людных
улицах, проиграть целое состояние в казино, купить любое наслаждение во
вселенной и поохотиться на доисторических чудовищ, которые обитают в
болотистых джунглях, просто отъехав от города на вездеходе. Знаете? Тогда
вы должны знать что вечером - когда отключат все голограммы и он снова
превратится в обыкновенную кучку серебристых куполов, стоящих там в
темноте, при температуре в четыреста градусов и таком давлении, что у вас
станут болеть носовые пазухи лишь при мысли о нем, когда прекращается вся
туристская суета - несложно отыскать одно из агентств рядом с космопортом,
чтобы вам сделали что-то, относящееся к медикомеханике. Марсианские деньги
они возьмут. Карточка `Солнечный экспресс` тоже подойдет. Вы только
зайдите, ждать не придется.
И все же...
Я поймал ежедневный дирижабль из Венусбурга лишь через несколько
часов после того, как приземлился там. Я был совершенно счастлив, а мой
инфраглаз работал великолепно. К тому времени, когда я приземлился в
городке Цуй-Цуй, появились первые признаки, что с глазом что-то не так.
Это было почти незаметно - лишь едва заметная дымка на самой правой
границе поля зрения. Я ее проигнорировал. У меня было всего лишь три часа,
прежде чем дирижабль отправится в Последний Шанс. Я хотел осмотреть город.
У меня не было ни малейшего намерения тратить это время на посещение
медицинской мастерской, чтобы починить глаз. Если в Последнем Шансе он еще
будет капризничать, тогда посмотрим.
Цуй-Цуй мне понравился больше, чем Венусбург. Здесь не было такого
ощущения затерянности в толпе. На улицах Венусбурга вероятность встретить
настоящего человека была примерно одной десятой; остальные были лишь
голограммы - для того чтобы приукрасить город и чтобы улицы не выглядели
такими уж пустыми. Мне быстро надоели прозрачные фигуры сутенеров в
шикарных костюмах, пытавшихся предложить мне девушек и юношей самого
разного возраста. В чем смысл? Попытайтесь дотронуться до одного из этих
красавцев.
В Цуй-Цуе это отношение было примерно поровну. А темой голограммам
служила не городская развращенность, а суровая жизнь приграничного
поселка. Улицы были покрыты весьма убедительной грязью, а деревянные
фасады магазинов отделаны со вкусом. Я не любитель восьминогих драконов с
рачьими глазами на стебельках, которые слонялись повсюду; но понимаю, что
они памятник тому парню, который дал название городу. Все ничего, но
сомневаюсь, что ему бы понравилось, как одна из этих чертовых штук
проходит его насквозь, наподобие двенадцатитонного танка из ведьмовской
пыли.
У меня едва хватило времени на то, чтобы `намочить` ноги в `лужах`, а
дирижабль уже был готов лететь дальше. И неприятности с глазом
прекратились. Так что я отправился в Последний Шанс.
Я должен был понять, на что намекает название города. Да у меня и
были все возможности это сделать. Находясь там, я совершил последнюю
покупку из того, что должно было мне понадобиться для своей вылазки. Там,
куда я отправлялся, на каждом углу не было станций заправки воздухом, так
что я решил, что тянучка мне не помешает.
Возможно, вы никогда его не видели. Это то, что придумала современная
наука вместо рюкзака. Или каравана мулов; впрочем, он напоминает
носильщиков, которые добросовестно тащатся за белым Охотником в старых
фильмах о сафари. Эта штука состоит из пары металлических ног той же
длины, что и ваши, оборудования на них и пуповины, которая подсоединяет
это сооружение к вашему крестцу. А предназначено оно для того, чтобы вы
могли выжить в этой атмосфере четыре недели, а не пять дней, которые вам
дает ваше венерианское легкое.
Медик, который продал мне его, просто уложил меня на стол, и раскрыл
мне спину, чтобы подсоединить трубки, по которым воздух идет от
резервуаров тянучки к моему венерианскому легкому. Это была великолепная
возможность попросить его проверить мой глаз. Возможно, он это бы и сделал
- поскольку, пока он этим занимался, он обследовал и проверил мое легкое,
и не запросил за это денег. Он хотел знать, где я его купил, и я сказал
ему, что на Марсе. Он прищелкнул языком и сказал, что оно, похоже, в
порядке. Он предупредил меня, чтобы я не позволял слишком опуститься
уровню кислорода в легком, и всегда заряжать его, когда я выхожу из
герметического купола - даже на несколько минут. Я уверил его, что знаю
обо всем этом, и буду осторожен. Так что он присоединил нервы к
металлическому разъему в крестце и подключил тянучку. Он несколькими
способами проверил его, и объявил, что работа закончена.
И я не попросил его взглянуть на глаз. Тогда я просто не думал о нем.
Я даже еще не выходил на поверхность Венеры, так что не имел возможности
проверить его в действии. Ну, выглядело все по-другому, даже в видимом
свете. Иные цвета, и мало теней; и инфраглаз давал изображение, более
размытое, чем другой глаз. Я мог прикрыть один глаз, затем другой, и
разница была заметной. Но я об этом не думал.
Так что я на следующий день сел в дирижабль, совершавший еженедельный
рейс в Лоудстоун - городок горнодобывающей компании поблизости от пустыни
Фаренгейта. Хотя для меня до сих пор загадка, как они на Венере способны
отличить пустыню от чего-то другого. Я пришел в ярость оттого, что хотя
дирижабль был полупустым, с меня потребовали два билета - для меня и для
моего тянучки. Я подумал, не взять ли мне эту проклятую штуку на колени,
но отказался от этого после десятиминутной попытки на вокзале. У нее было
множество острых ребер и углов, а путешествие обещало быть долгим. Но этот
лишний расход проделал большую дыру в моем бюджете.
После Цуй-Цуя остановки сделались более частыми, и более трудно
достижимыми. От Венусбурга до Цуй-Цуя две тысячи километров, а оттуда до
Лоудстоуна еще тысяча. После этого пассажирское сообщение делается
нерегулярным. Впрочем, я понял, что же венерианцы называют пустыней.
Пустыня - это место, где еще не поселились люди. Пока я еще мог лететь на
дирижабле, следующем по расписанию, это еще не пустыня.
Дирижабли добросили меня до местечка под названием Просперити, с
населением в семьдесят пять человек и одну выдру. Я подумал, что выдра,
игравшая в бассейне на площади, была голограммой. Поселок не выглядел
настолько процветающим, чтобы мог позволить себе настоящий бассейн с
настоящей водой. Но тот был настоящим. Это был временный городок,
снабжавший старателей. Как я понимаю, такой городок может исчезнуть за две
недели, если те двинутся дальше. Лавочники просто все упакуют и увезут. В
приграничном городке отношение иллюзорного и настоящего примерно сто к
одному.
Я с заметным облегчением узнал, что единственные дирижабли, на
которые я могу сесть в Просперити, отправляются туда, откуда я прибыл. В
другую сторону нет ничего вообще. Я был рад это услышать и считал, что
проблема лишь в том, чтобы нанять транспорт, чтобы отправиться в пустыню.
И тут мой глаз отказал окончательно.
Я помню, что был раздосадован; нет, больше чем раздосадован - я был
по-настоящему рассержен. Но все еще считал, что это лишь неприятность, а
не катастрофа. Просто будет потеряно время и напрасно потрачены деньги.
Я быстро осознал, что это не так. Я спросил продавца билетов (это
было в баре-закусочной-универмаге: вокзала в Просперити нет), где я могу
найти кого-нибудь, кто продаст и установит инфраглаз. Он посмеялся надо
мной.
- Здесь, друг, ты этого не найдешь, - сказал он. - Здесь никогда
ничего такого и не было. Раньше была медичка в Элсуорте, это третья
станция отсюда на местном дирижабле, но она вернулась в Венусбург год
назад. Самое ближнее - это Последний Шанс.
Я был ошарашен. Я знал, что отправляюсь в глухие места, но мне и в
голову не приходило, что где-нибудь может не оказаться кого-то настолько
необходимого, как медик. Да если нет услуг медикомеханика, с тем же
успехом вы можете не торговать продуктами или воздухом. Здесь можно
буквально умереть. Я задавал себе вопрос, знает ли правительство планеты
об этой отвратительной ситуации.
Но знало оно или нет, а я понимал, что гневное послание ему пользы
мне не принесет. Я попал в переплет. Быстро прикинув в уме, я определил,
что после полета до Последнего Шанса и покупки нового глаза у меня не
останется денег, чтобы вернуться в Просперити, а оттуда в Венусбург. Весь
мой отпуск пропадет лишь из-за того, что я попытался сэкономить, купив
подержанный глаз.
- А в чем дело с глазом? - спросил продавец.
- Что? Ну, я не знаю. Я хочу сказать, что он просто перестал
работать. Я ничего им не вижу, вот в чем дело. - Я цеплялся за соломинку,
видя как он изучает мой глаз. - Ну, может быть, вы как-нибудь разбираетесь
в этом?
Он покачал головой и уныло улыбнулся мне.
- Нет. Только чуть-чуть. Я думал, что может быль, дело в мускулах:
плохо сокращаются или что-то в этом роде...
- Нет. Не видно вообще ничего.
- Скверно. Мне кажется, что это нерв отказал. В такое я влезать бы не
стал: я способен лишь на мелочи.
Он сочувственно прищелкнул языком.
- Так вам нужен этот билет до Последнего Шанса?
В тот момент я не знал, что мне нужно. Я два года планировал эту
поездку. Я едва не купил билет, а затем подумал: `Какого черта?` Раз уж я
здесь, то следует осмотреться вокруг, прежде чем решать, что делать. Может
быть, найдется кто-то, кто сможет помочь мне. Я обернулся к продавцу,
чтобы спросить, не знает ли он кого-нибудь, но он ответил раньше, чем я
задал вопрос.
- Я не хочу слишком вас обнадеживать, - сказал он, широкой ладонью
потирая подбородок. - Как я и сказал, это не наверняка, но...
- Да, так что?
- Ну, здесь живет одна малышка, которая прямо помешалась на этих
делах. Вечно возится с чем-нибудь, помогая людям по мелочам; ну, и собой
занимается - вы знаете таких. Сложность в том, что она не слишком надежна;
может быть, после такой починки будет хуже, чем раньше.
- Не вижу, чем, - сказал я. - Раз он не работает вообще, как она
может сделать хуже?
Он пожал плечами.
- Ну, это ваши похороны. Вы, наверное, найдете ее недалеко от
площади. Если ее там нет, обойдите бары. Ее зовут Эмбер. У нее есть ручная
выдра, которая постоянно с ней. Да вы ее узнаете при встрече.


Найти Эмбер оказалось несложным - я просто вернулся на площадь. Она
была там, сидела на краю чаши фонтана, болтая ногами в воде. Ее выдра
играла на маленьком водостоке, и, похоже, была очень довольна, что нашла
единственный водоем в тысячекилометровой округе.
- Ты Эмбер? - спросил я, усаживаясь рядом с ней. Она взглянула на
меня. Взгляд был пристальным и вызывал неловкость - венерианцы умеют так
смотреть так на пришельцев. Причина в том, что один глаз у них голубой или
карий, а другой - совершенно красный, так что белка нет. Я и сам выглядел
так же, но мне не приходилось на себя смотреть.
- Ну, а если это я?
На вид ей было лет десять-одиннадцать. Интуитивно я чувствовал, что
эта цифра очень близка к ее настоящему возрасту. Поскольку предполагалось,
что она разбирается в медикомеханике, я мог и ошибаться. Она кое-что
сделала с собой, но, конечно же, невозможно было сказать, насколько
серьезными эти изменения были. В основном, похоже, они относились к
косметике. На голове волос у нее не было. Она заменила их на веер из
павлиньих перьев, которые все время падали ей на глаза. Кожа с головы была
пересажена на икры и предплечья, и там росли длинные струящиеся волосы
светлого цвета. Судя по очертаниям ее лица, я был уверен, что на ее
черепных костях были следы напильника и подкладки из костяной массы в
местах, где она хотела его подправить.
- Мне сказали, что ты немного разбираешься в медикомеханике.
Понимаешь, этот глаз...
Она фыркнула.
- Я не знаю, кто сказал бы вам такое. Я о медицине знаю чертовски
много. Я не какой-нибудь заурядный кустарь. Пошли, Малибу.
Она привстала, и выдра стала поглядывать на нас по очереди. Я не
думал, что ей хочется покинуть бассейн.
- Подожди минуту. Извини, если я тебя задел. Не зная о тебе ничего, я
готов признать, что ты, должно быть, знаешь о ней больше, чем кто-либо в
городе.
Она снова уселась, и ей, в конце концов, пришлось улыбнуться мне.
- Значит, вы в безвыходном положении, так? То есть: я и никого
больше. Дайте, попробую угадать: вы в отпуске, это ясно. А из-за
недостатка времени или денег вы не можете вернуться в Последний Шанс,
чтобы обратиться к профессионалу.
Она оглядела меня с головы до ног.
- Я бы сказала, что из-за денег.
- В самую точку. Ты мне поможешь?
- Посмотрим.
Она подвинулась ближе и заглянула в мой инфраглаз. Для того, чтобы
удержать мою голову, она взяла ее в руки. Я мог видеть лишь ее лицо.
Заметных шрамов не было; на это по крайней мере, ее хватило. Верхние клыки
у нее были миллиметров на пять длиннее остальных зубов.
- Не двигайтесь? А где вы его взяли?
- На Марсе.
- Я так и подумала. Это `Пронзающий мрак`, компании `Нортерн Био`.
Дешевая модель; их всучивают главным образом туристам. Ему, наверное, лет
десять-двенадцать.
- Это нерв? Парень, с которым я разговаривал...
- Нет. - Она откинулась назад и снова стала шлепать ногами по воде. -
Сетчатка. Справа она отслоилась, и съехала на дно глазной впадины.
Наверное, с самого начала ее не закрепили как следует. Они делают эти
штуки так, что те не выдерживают больше года.
Я вздохнул и хлопнул ладонями по коленям. Затем встал и протянул
руку.
- Ну, наверное, так и есть. Спасибо за помощь.
Она удивилась.
- Куда вы направляетесь?
- Возвращаюсь в Последний Шанс, а затем на Марс, где подам в суд на
некий банк органов. Насчет этого на Марсе есть законы.
- Здесь тоже. Но зачем возвращаться? Я вам его починю.


Мы находились в ее мастерской, которая служила ей также спальней и
кухней. Это был лишь простой купол без единой голограммы. После имитаций
ранчо, которые, похоже, были в Просперити криком моды, глаза отдыхали. Я
не хочу казаться шовинистом, и понимаю, что венерианцам нужны какие-то
зрительные стимулы, раз уж они живут в пустыне и при постоянной
облачности. Но этот акцент на иллюзиях мни никогда не нравился. Соседом
Эмбер был человек, живший в точной копии Версальского дворца. Она сказал
мне, что когда тот отключает генератор голограмм, все его настоящее
имущество помещается в рюкзак - включая и генератор.
- А что привело вас на Венеру?
- Туризм.
Она искоса взглянула на меня, протирая мое лицо тампоном, смоченным
местным анестетиком. Я был распростерт на полу, поскольку в комнате не
было никакой мебели, кроме нескольких рабочих столов.
- Хорошо. Но к нам в эту даль добирается не так много туристов. Если
это не мое дело, так и скажите.
- Это не твое дело.
Она встала.
- Прекрасно. Тогда сами чините свой глаз.
Она ждала, на ее лице было подобие улыбки. Мне, в конце концов, тоже
пришлось улыбнуться. Она вернулась к работе, выбрав из кучи на коленях
похожий на ложку инструмент.
- Я геолог-любитель. На самом-то деле охотник за камнями. Я
конторский служащий, а по выходным уезжаю из города и устраиваю экскурсии.
Камни, наверное, предлог для них.
Она вынула глаз из глазницы и ловко, одним пальцем, отцепила от
оптического нерва металлическое крепление, затем поднесла глаз к свету и
заглянула в зрачок.
- Теперь можете встать. Влейте в глазницу немного этой жидкости и
зажмурьтесь. - Я сделал то, что она скомандовала и последовал за ней к
рабочему столу.
Она уселась на табурет и изучила глаз более пристально. Потом вколола
в него шприц и отсосала жидкость, так что он стал похож на черепашье яйцо,
высохшее на солнце. Надрезала его и осторожно стала исследовать внутри.
Длинные волосы на предплечьях мешали ей, она остановилась и подвязала их
резиновыми колечками.
- Охотник за камнями, - размышляла она вслух. - А здесь вы, наверное,
для того, чтобы взглянуть на лопающиеся камни.
- Верно. Как я и сказал, геолог я несерьезный. Но я читал о них и
однажды видел один в ювелирной лавке на Фобосе. Так что я накопил денег и
отправился на Венеру, чтобы попытаться найти себе такой же.
- Труда это составить не должно. Во всей Вселенной это самые легкие
для поиска драгоценные камни. И очень жаль. Местные жители надеялись
разбогатеть на них. - Она пожала плечами. - Не то чтобы на них нельзя было
кое-что заработать. Но не такие состояния, на которые все рассчитывали.
Забавно: они так же редки, как в свое время алмазы и, что даже лучше, в
отличие от тех, в лаборатории их получить нельзя. Ну, наверное, можно, но
с этим слишком уж много возни. - Крохотным инструментом она подшивала
отставшую сетчатку к глазному дну.
- Продолжай.
- Что?
- Почему их нельзя получить в лаборатории?
Она рассмеялась.
- Вы в самом деле геолог-любитель. Как я и сказала, это возможно, но
обошлось бы слишком дорого. В них соединено множество различных элементов.
Я думаю, порядочно алюминия. Ведь из-за него у рубина красный цвет, так?
- Да.
- А такими красивыми их делают другие примеси. И нужно использовать
высокое давление и температуру, а они настолько неустойчивы, что обычно
взрываются, прежде чем вы найдете нужную пропорцию. Так что дешевле
выбраться сюда и собирать их.
- А единственное место, где они могут быть, - это центральная часть
пустыни Фаренгейта.
- Верно. - Она, похоже, закончила пришивать сетчатку. Выпрямилась и
критически осмотрела свою работу. Нахмурилась, затем заделала надрез в
глазе и шприцем закачала жидкость обратно. Установила его на штатив и
направила на его луч лазера; затем прочла на табло лазера какие-то цифры и
покачала головой.
- Он работает, - сказала она. - Но вам подсунули дрянь. Зрачок не в
порядке. Это эллипс, с эксцентриситетом примерно 0,24. И будет хуже.
Видите коричневую окраску слева? Это постепенно разрушается мускульная
ткань, в ней накапливаются яды. А месяца через четыре вас наверняка ждет
катаракта.
Я не мог разглядеть того, о чем она говорила, но сделал такую
гримасу, как будто мог.
- Но на это-то время его хватит?
Она злорадно ухмыльнулась.
- Вы что, ждете гарантии на полгода? Извините, но я не член
Венерианской Медицинской Ассоциации. Но если с юридической точки зрения
это ни к чему не обязывает, я думаю, с уверенностью могу сказать, что
такое время он - может быть - и прослужит.
- Ну, в твоем положении нужно быть осторожным, ведь так?
- Это не лишнее. Нам, будущим медикам, всегда следует опасаться исков
за недобросовестную работу. Нагнитесь, я вам его вставлю.
- Я задавал себе вот какой вопрос: безопасно ли будет с этим глазом
отправиться в пустыню на четыре недели?
- Нет, - тут же ответила она, и я ощутил груз разочарования. - Нет,
если вы отправляетесь один.
- Понимаю. Но как ты думаешь, глаз выдержит?
- Ну, конечно. Но вы - нет. Поэтому-то вы и собираетесь принять мое
заманчивое предложение и позволить мне быть вашим проводником в пустыне.
Я фыркнул.
- Ты так думаешь? Извини, но это будет экспедиция в одиночку. Я
планировал так с самого начала. Вот почему я и стал охотиться за камнями:
чтобы побыть одному. - Я выудил из кармана электронную кредитную карточку.
- Ну а теперь, сколько я тебе должен?
Она не слушала меня, а сидела с грустным видом, подперев рукой
подбородок.
- Он отправляется в путешествие, чтобы побыть одному, ты слышала,
Малибу? - Выдра взглянула на нее со своего места на полу. - А взять, к
примеру, меня; я-то знаю, что такое быть одной. Толпы и большие города -
вот чего я жажду. Так, старый приятель? - Выдра продолжала смотреть на нее
и, видно, готова была согласиться с чем угодно.
- Наверное, да, - сказал я. - Сотня устроит? - Это была примерно
половина того, что взял бы дипломированный медик; но, как я и говорил, с
деньгами у меня делалось туговато.
- Вы не собираетесь позволить мне быть вашим проводником? Это ваше
последнее слово?
- Нет. Последнее. Послушай, дело не в тебе, просто...
- Я знаю. Вы хотите быть в одиночестве. Денег не надо. Пошли, Малибу.
- Она встала и направилась к двери. Затем обернулась.
- Увидимся, - сказал она и подмигнула.


Для того, чтобы понять смысл этого подмигивания, много времени не
потребовалось. С третьего или четвертого раза я способен понять очевидное.
Дело было в том, что для людей в Просперити оказалось достаточно
забавным увидеть среди себя туриста. Во всем городе не было ни агентства
по прокату, ни гостиницы. Об этом я подумал, но не предвидел того, что
окажется чересчур трудным найти кого-нибудь, кто за приемлемую для него
цену сдаст напрокат свой воздушный велосипед. Для этой цели я приберегал
порядочную сумму, на случай вымогательских запросов. Я был уверен, что
жителям явно захочется обобрать туриста.
Но этого не произошло. Почти у каждого были велосипеды, и все, у кого
они были, не собирались сдавать его напрокат. В них нуждались все, кто
работал вне города - а это были все - и раздобыть их было трудно. Грузовые
рейсы были такими же случайными, как и пассажирские. И всякий, кто
отказывал мне, давал полезный совет. Как я и сказал, после четвертого или
пятого такого совета я снова оказался на площади городка. Она сидела там,
как и в первый раз, болтая ногами в бассейне фонтана. Малибу, похоже,
водосток не надоедал никогда.
- Да, - сказала она, не поднимая глаз. - Так уж получилось, что я
могу сдать напрокат воздушный велосипед.
Я был разъярен, но приходилось сдерживаться. Она держала меня под тем
самым дулом из присловья.
- А ты всегда слоняешься здесь? - спросил я. - Люди советуют мне
поговорить о велосипеде с тобой, и искать тебя здесь, как будто твое имя и
фонтан пишутся через дефис. А чем ты еще занимаешься?
Она уставилась на меня надменным взором.
- Я чиню глаза глупым туристам. Кроме того, тела всем в городе - лишь
вдвое дороже, чем это обошлось бы им в Последнем Шансе. И я делаю это
чертовски хорошо, хотя эти типы будут последними, кто это признает.
Наверняка мистер Ламара из билетной кассы рассказал вам гнусную ложь о
моем умении. Им оно неприятно, поскольку я пользуюсь тем, что иначе им
пришлось бы тратить время и деньги для того, чтобы добраться до Последнего
Шанса и платить лишь вздутую цену, а не ужасающую, как мне.
Мне пришлось улыбнуться, хотя я был уверен, что мне самому предстоит
сделаться жертвой некоей ужасающей цены. Дельцом она была крутым.
Я обнаружил, что спрашиваю ее: `Сколько тебе лет?` И чуть не прикусил
язык. Последнее, что захочется обсуждать гордому и независимому ребенку -
это его возраст. Но она удивила меня.
- В чисто хронологическом смысле - одиннадцать земных лет. Это чуть
больше шести ваших. А согласно настоящему, внутреннему времени, у меня,
разумеется, возраста нет.
- Разумеется. Так как насчет велосипеда?...
- Разумеется. Но я уклонилась от вашего предыдущего вопроса. То, что
я делаю помимо того, что сижу здесь, несущественно, поскольку, сидя здесь,
я созерцаю вечность. Я погружаюсь в собственный пуп в надежде познать,
какова истинная глубина женского лона. Короче, я делаю упражнения йоги. -
Она задумчиво посмотрела на свою любимицу. - Кроме того, это единственный
бассейн на расстоянии в тысячу километров. - Она ухмыльнулась мне и
нырнула в воду. Она прорезала ее как лезвие ножа и помчалась к своей
выдре, которая от счастья залилась лаем. Когда в середине бассейна,
неподалеку от струй и водопадов она вынырнула, я обратился к ней.
- А как насчет велосипеда?
Она приложила ладонь к уху, хотя между нами было лишь около
пятнадцати метров.
- Я спросил, как насчет велосипеда?
- Я не слышу вас, - продекламировала она. - Вам придется добраться
сюда.
Я вошел в воду, ворча про себя. Я понимал, что ее цена деньгами не
ограничится.
- Я не умею плавать, - предупредил я.
- Не беспокойтесь, повсюду не намного глубже, чем здесь. - Вода была
мне по грудь. Я брел по воде до тех пор, пока мне не пришлось встать на
цыпочки, затем схватился за торчащий завиток фонтана, подтянулся и уселся
на мокрый венерианский мрамор. По моим ногам стекала вода.
Эмбер сидела у нижнего конца водостока, шлепая ногами по воде. Она
опиралась спиной о гладкий камень. Вода, которая растекалась по камню,
образовывала дугообразную струйку над ее макушкой. Капли ее падали с
павлиньих перьев на голове Эмбер. И снова она вынудила меня улыбнуться.
Если бы обаянием можно было торговать, она могла бы сделаться богатой. Но
о чем я говорю? Все торгуют лишь обаянием, в том или ином смысле. Мне надо
было взять себя в руки, прежде чем она попытается продать мне северный и
южный полюса. Моментально я смог снова видеть ее корыстной, хитрой
маленькой побродяжкой.
- Миллиард солнечных марок в час, и ни грошом меньше, - произнесла
она своим милым маленьким ртом.
Обсуждать такое предложение смысла не было.
- Ты вытащила меня сюда, чтобы я услышал это? Ну, я разочаровался в
тебе. Я не думал, что ты любишь дразниться, совсем не думал. Я думал, что
мы смогли бы поговорить по-деловому. Я...
- Ну, если это предложение не подходит, попробуйте вот такое:
бесплатно - не считая кислорода, воды и пищи.
Ну конечно, где-то должна была быть зацепка. Во взлете интуиции -
космического масштаба, достойном Эйнштейна, я понял, в чем она. Она
увидела, что я понял, и что мне это не понравилось, и ее зубы снова
сверкнули. Мне оставалось лишь задушить ее или ей улыбнуться. Я улыбнулся.
Я не знаю, как ей это удавалось, но она умела заставлять своих противников
испытывать к ней симпатию даже тогда, когда она их надувала.
- Ты веришь в любовь с первого взгляда - спросил я ее, надеясь
застать врасплох. Не тут-то было.
- В лучшем случае, это сентиментальные иллюзии, - сказала она. Нет,
равновесия вы меня не лишили, мистер...
- Кику.
- Мило. Это марсианское имя?
- Наверное, да. Я никогда об этом не думал. Я не богат, Эмбер. -
Конечно, нет. Иначе вы не попали бы в мои руки.
- Тогда почему тебя так тянет ко мне? Почему ты настолько стремишься
отправиться со мной, хотя все, чего я хочу - это нанять твой велосипед?
Если бы я был настолько очарователен, то наверняка бы это заметил.
- Ну, я не знаю, произнесла она, подняв бровь. - В вас есть нечто,
что я нахожу совершенно завораживающим. Даже таким, против чего не
устоять. - Она притворилась, что теряет сознание. - А ты не хочешь сказать
мне, что же это?
Она покачала головой.
- Пусть это пока что останется моей маленькой тайной.
Я начал подозревать, что привлекают ее во мне очертания моей шеи, -
такие, что можно вонзить зубы и выпить кровь. Я решил пока оставить эту
тему. Может быть, в последующие дни она расскажет мне больше. Поскольку
похоже было на то, что таких совместно проведенных дней будет немало.
- Когда ты будешь готова отправляться?
- Я собрала вещи сразу, как только починила ваш глаз. Давайте
отправляться.


Венера пугает. Я думал и думал о ней, и это лучший способ ее описать.
Пугает она отчасти тем, как вы ее видите. Ваш правый глаз - тот, что
воспринимает так называемый видимый свет - позволяет вам видеть лишь
небольшой кружок, освещенный вашим ручным фонариком. Иногда вдалеке видно
зарево от расплавленного металла, но оно слишком тускло, чтобы что-нибудь
разглядеть с его помощью. Ваш инфраглаз пронзает эти тени и дает вам
размытую картину того, что фонарик не освещает, но я едва ли не предпочел
бы быть слепым.
Четкого способа описать, как это различие действует на ваш разум,
нет. Один глаз говорит вам, что начиная с какой-то точки все в тени, а
другой показывает, что же находится в этой тени. Эмбер говорит, что через
некоторое время ваш мозг может соединить эти две картины вместе с такой же
легкостью, как и при обычном бинокулярном зрении. Я этого так и не достиг.
Все время, пока я был там, я пытался согласовать эти две картины.
Мне не нравится стоять на дне чаши диаметром в тысячу километров: это
то, что вы видите. Как бы высоко вы ни забрались и как бы далеко ни ушли,
вы все еще стоите на дне этой чаши. Если я правильно понял Эмбер, это
как-то объясняется искривлением лучей света в плотной атмосфере.
А потом еще Солнце. Когда я был там, стояла ночь, так что Солнце было
сплющенным эллипсом, висевшим над самым горизонтом на востоке, где оно
село давным-давно. Не просите меня объяснить это. Все, что я знаю - это
то, что Солнце на Венере никогда не заходит. Никогда - где бы вы ни
находились. Оно просто сжимается в высоту и растягивается в ширину, до тех
пор, пока не растекается к северу или югу - в зависимости от того, где вы
находитесь - становясь плоской яркой линией света до тех пор, пока снова
не начинает стягиваться к западу, где и взойдет через несколько недель.
Эмбер говорит, что на экваторе оно на долю секунды делается кругом -
когда оказывается буквально у вас под ногами. Как огни на чудовищном
стадионе. Все это происходит на краю чаши, в которой вы находитесь,
примерно десятью градусами выше теоретического горизонта. Это еще одно
следствие рефракции.
Вашим левым глазом вы его не видите. Как я уже сказал, облака
задерживают практически весь видимый свет. Оно видно вашему правому глазу.
Цвет его я назвал бы инфрасиним.
Тихо. Вам начинает не хватать звука собственного дыхания и, если вы
слишком много об этом думаете, то начинаете задавать себе вопрос, почему
вы не дышите. Вы, конечно, знаете; за исключением ромбовидного мозга,
которому это совсем не нравится. Вашей вегетативной нервной системе
безразлично, что ваше венерианское легкое по крохам подает кислород прямо
вам в кровь; эти нервные цепи не предназначены, чтобы понимать что-либо;
они примитивны и с большой опаской относятся к усовершенствованиям. Так
что меня преследовало чувство, что я задыхаюсь; наверное, это
продолговатый мозг сводил со мной счеты.
Я также порядком беспокоился насчет температуры и давления. Знаю, что
это глупо. Если бы на мне не было костюма, Марс убил бы меня так же
успешно, и притом гораздо медленнее и болезненнее. А если бы мой костюм
отказал здесь, я сомневаюсь, что почувствовал бы что бы то ни было. Это
была лишь мысль о том невероятном давлении, которое удерживало в
нескольких миллиметрах от моей непрочной кожи лишь силовое поле, которого,
физически говоря, там даже не было. Или так говорила мне Эмбер. Может
быть, она пыталась вывести меня из себя. Я имею ввиду, что магнитные
силовые линии нельзя потрогать, но ведь они там были, разве нет?
Я гнал эти мысли прочь. Со мной была Эмбер, а она эти вещи знала.
А то, что она не могла мне удовлетворительно объяснить, так это то,
почему у воздушного велосипеда нет мотора. Я много думал об этом, когда
сидел в его седле и изо всех сил крутил педали, а смотреть мне было не на
что, кроме как на ягодицы Эмбер, скрытые под серебристого цвета костюмом.
Ее велосипед был тандемом, так что на нем были четыре сиденья: два
для нас и два для наших тянучек. Я сидел позади Эмбер, а тянучки на двух
сиденьях справа от нас. Поскольку они копировали движения наших ног,
прилагая в точности ту же силу, что и мы, у нас получалось четыре
человеческих силы.
- Мне нипочем не понять, - сказал я в первый день нашего путешествия,
- почему оказалось чересчур трудным поставить на эту штуку двигатель и
использовать для него часть лишней энергии из наших рюкзаков.
- Ничего трудного в этом не было, лентяй, - сказала она не
оборачиваясь. - Я, как будущий медик, тебе советую: для тебя так гораздо
лучше. Если ты будешь пользоваться своими мускулами, то проживешь гораздо
дольше. Это поможет тебе чувствовать себя здоровее и избегать лап жадных
медиков. Уж я-то знаю. Половина моих трудов состоит в том, чтобы удалять
излишки жира с дряблых ягодиц и выковыривать варикозные вены из ног. Даже
здесь ноги служат людям не больше двадцати лет, а потом их надо менять на
новые. Это чистой воды расточительство.
- Я думаю, мне следовало их поменять перед нашим путешествием. Я уже
почти готов. Может быть, на сегодня хватит?
Она хмыкнула, но нажала кнопку, чтобы выпустить часть горячего газа
из шара над нашими головами. Рулевые лопасти, находившиеся по бокам от
нас, опустились, и мы начали медленную спираль вниз.
Мы приземлились на дне чаши - это было мое первое впечатление такого
рода, потому что все остальное время я видел Венеру с воздуха и это было
не так заметно. Я стоял, смотрел на чашу и почесывал голову, пока Эмбер
включала палатку и отключала шар.
Венерианцы почти для всего используют нулевые поля. Вместо того чтобы
попытаться строить сооружения, которые выдержат огромные давление и
температуру, они просто окружают все нулевым полем, и все. Шар велосипеда
представлял собой лишь стандартное поле круглой формы с разрывом внизу,
где устанавливался нагреватель воздуха. Корпус велосипеда защищало такое
же поле, что и нас с Эмбер - заканчивающееся на определенном расстоянии от
поверхности. Поле палатки было полусферой с плоским полом.
Это многое упрощало. Например, герметичные тамбуры. Мы просто вошли в
палатку. Поля наших костюмов исчезли, когда их поглотило поле палатки. Для
того, чтобы выйти, нужно просто снова пройти сквозь стену и вокруг вас
образуется костюм.
Я плюхнулся на пол и попытался выключить свой ручной фонарик. К
своему удивлению, я обнаружил, что выключать его нечем. Эмбер включила
костер и заметила мое изумление.
- Да, это расточительно, - согласилась она. - В венерианце есть
что-то такое, что он просто не терпит выключать свет. На всей планете не
найти ни одного выключателя. Вы, может быть, не поверите, но несколько лет
назад я была просто ошарашена, когда о них узнала. Мысль о подобном мне и
в голову не приходила. Видите, насколько я провинциалка?
Слова эти совершенно были непохожи на нее. Я пытался прочесть на ее
лице причину, которая их вызвала, но не смог обнаружить ничего. Она сидела
перед костром с Малибу на коленях и перебирала свои перья.
Я жестом указал на костер, который был прекрасно выполненной
голограммой - с потрескивающими, стреляющими поленьями, под которыми был
скрыт обогреватель.
- Ну разве это не странно? Почему ты не захватила с собой причудливый
дом, вроде городских?
- Мне нравится огонь. И не нравятся фальшивые дома.
- А почему?
Она пожала плечами. Думала она о чем-то другом. Я попытался сменить
тему.
- А твоя мать не возражает против того, чтобы ты отправлялась в
пустыню с незнакомцами?
Она бросила на меня взгляд, смысл которого я не понял.
- Откуда я знаю? Я с ней не живу. Я эмансипирована. Думаю, что она в
Венусбурге.
Очевидно, я задел больное место, так что продолжал я с осторожностью.
- Столкновение личностей?
Она снова пожала плечами, не желая говорить об этом.
- Нет. Ну, в каком-то смысле - да. Она не захотела эмигрировать с
Венеры. Я хотела улететь, а она - остаться. Наши интересы не совпадали.
Так что мы обе пошли своей дорогой. Я зарабатываю себе на билет.
- И насколько ты близка к цели?
- Ближе, чем вы думаете. - Похоже, она мысленно взвешивала что-то,
оценивая меня. Когда она изучала мое лицо, мне казалось, что я слышу
скрежет механизма и звон колокольчика кассового аппарата. Затем я
почувствовал, что снова заработало обаяние, как будто щелкнул один из этих
несуществующих выключателей.
- Понимаете, я достаточно близка к тому, чтобы покинуть Венеру. Через
несколько недель меня здесь уже не будет. Как только мы вернемся с
несколькими лопающимися камнями. Потому что вы собираетесь удочерить меня.
Я думаю, что начал привыкать к ней. Потрясения я не испытал, ибо
ничего подобного не ожидал услышать. У меня были какие-то мысли об этих
камнях. Она, как и я, найдет несколько штук, продаст и купит билет с
Венеры, так, что ли?
Конечно, это было глупо. Для того, чтобы добыть эти камни, я ей не
был нужен. Проводником была она, а не я, и велосипед был ее. Она могла
добыть столько камней, сколько хотела, и, вероятно, они у нее уже были.
Так что в ее плане должно было быть что-то связанное со мной лично; в
городе я знал об этом, но позабыл. Она чего-то хотела от меня.
- Тогда почему тебе надо было отправляться со мной? Что за роковое
увлечение? Я не понимаю.
- Ваш паспорт. Я влюблена в ваш паспорт. В графе `Гражданство`
написано: `Марс`. В графе `Возраст`, скажем, ну... приблизительно
`Семьдесят три`.
Она ошиблась лишь на год, хотя выгляжу я лет на тридцать.
- Ну так и что?
- А то, мой дорогой Кику, что вы находитесь на планете, которая
нащупывает дорогу в каменный век. Средневековой планете, мистер Кику,
которая установила, что совершеннолетие наступает в тринадцать лет - цифра
нелепая и произвольная, как вы, я уверена, согласитесь. Законы этой
планеты указывают, что не достигшие этого возраста лишены неких прав
свободных граждан. Среди них - свобода, стремление к счастью, и
возможность убраться с этой проклятой планеты! - Она поразила меня своей
яростью, которая так не вязалась с ее обычной забавной изворотливостью.
Руки ее сжались в кулаки. Малибу, сидевшая у нее на коленях, печально
взглянула на хозяйку, а затем на меня.
Она быстро повеселела и резво принялась готовить обед. На мои вопросы
отвечать она не захотела. На сегодня тема была закрыта.


На следующий день я был готов повернуть назад. У вас когда-нибудь
намертво уставали ноги? Вероятно нет; если вам приходится заниматься
такими вещами - тяжелой физической работой - то вы, наверное, один из этих
свихнувшихся на здоровье и поддерживаете себя в форме. Я в форме не был, и

ПОЛНЫЙ ТЕКСТ И ZIР НАХОДИТСЯ В ПРИЛОЖЕНИИ



Док. 115686
Опублик.: 21.12.01
Число обращений: 0


Разработчик Copyright © 2004-2019, Некоммерческое партнерство `Научно-Информационное Агентство `НАСЛЕДИЕ ОТЕЧЕСТВА``