В Кремле объяснили стремительное вымирание россиян
В БЕЗВЫХОДНОМ ПОЛОЖЕНИИ Назад
В БЕЗВЫХОДНОМ ПОЛОЖЕНИИ

ПОЛНЫЙ ТЕКСТ И ZIР НАХОДИТСЯ В ПРИЛОЖЕНИИ

Ларри НИВЕН
Сборник рассказов и повестей

СОДЕРЖАНИЕ:


В БЕЗВЫХОДНОМ ПОЛОЖЕНИИ
В ТРАУРНОМ ОБРАМЛЕНИИ
В ЯДРЕ
ВЕСЬ МИЛЛИАРД ПУТЕЙ
ВОИТЕЛИ
Воины
Вуаль анархии
ДОЖДУСЬ
ДЫРЯВЫЙ
ЗАНОЗА
ЗАНУДА
КАК УМИРАЮТ НА МАРСЕ
Как умирают герои
Когда наступает прилив
НЕЗАДОЛГО ДО КОНЦА
ПРОХОЖИЙ
ПРОХОЖИЙ
РЕЛИКТ ИМПЕРИИ
СХОДЯЩАЯСЯ ПОСЛЕДОВАТЕЛЬНОСТЬ
ЧЕЛОВЕК-МОЗАИКА
Человек в разрезе
ШТИЛЬ В АДУ

Ларри НИВЕН

ВЕСЬ МИЛЛИАРД ПУТЕЙ


Временные линии разветвляются и делятся. Каждый миг, постоянно;
мегавселенная новых вселенных. Миллионы каждую минуту? Миллиарды?.. Тримбл
никак не мог представить себе эту теорию - мир расщепляется всякий раз,
когда кто-нибудь принимает решение. Где угодно. Любое. Расщепляется так,
что каждый выбор мужчины, женщины, или ребенка что-то изменяет в соседнем
мире. Эта теория способна сбить с толку любого, не говоря уже о
лейтенанте-детективе Джине Тримбле, обеспокоенном иными проблемами.
Бессмысленные самоубийства, бессмысленные преступления... Эпидемия
охватила весь город. И другие города тоже. Тримбл подозревал, что она
свирепствует повсюду, на всем свете.
Печальный взгляд Тримбла остановился на часах. Пора закругляться. Он
встал, собираясь идти домой, но медленно опустился на стул. Ибо уже завяз
в этой проблеме.
Хотя ничего практически не достиг.
Но уйди он сейчас, завтра все равно придется вернуться к тому же.
Уйти или остаться?
И снова начались деления. Джин Тримбл представил бесчисленные
параллельные вселенные, и в каждой - параллельный Джин Тримбл. Некоторые
ушли рано. Многие ушли вовремя и сейчас находились на пути домой, в кино,
в кафе, спешили на новое задание. Во множестве растекались из полицейских
штаб-квартир. Джин Тримбл развернул на столе утреннюю газету. Из нижнего
ящика стола достал приспособление для чистки револьвера, затем кольт 45-то
калибра и начал его разбирать.
Оружие было старым, но вполне пригодным. Он стрелял из него только в
тире и не собирался применять иначе. Тримблу чистка револьвера заменяла
вязание - успокаивала, занимала руки и не отвлекала мысли. Отвернуть
винты, не потерять их. Аккуратно разложить части по порядку.
Через закрытую дверь кабинета приглушенно донесся шум спешащих людей.
Еще одно происшествие? Отдел уже не мог со всеми справиться.
Оружейное масло. Ветошь. Протереть каждую деталь и положить ее на
место.
Почему такой человек, как Амброуз Хармон, выбросился из окна?


Он лежал на мостовой тридцатью шестью этажами ниже своей фешенебельной
квартиры. Асфальт вокруг был забрызган кровью, еще не засохшей. Хармон
упал лицом. Целой осталась лишь пижама.
Кровь возьмут на анализ, проверят на содержание алкоголя или
наркотиков.
- Но почему так рано? - произнес Тримбл. Вызов поступил в 8.03, как
только Тримбл пришел на работу.
- Так поздно, ты имеешь в виду. - Бентли прибыл на место происшествия
на двадцать минут раньше. - Мы связались с его приятелями. Он всю ночь
играл в покер. Разошлись около шести.
- Проиграл?
- Выиграл пятьсот долларов.
- Так... И никакой записки?
- Может, просто не нашли? Давай поднимемся.
- Мы тоже ничего не найдем, - предсказал Тримбл.


Еще три месяца назад Тримбл подумал бы: `Невероятно!` Или: `Кто мог
столкнуть его?` Теперь, поднимаясь в лифте, он думал лишь: `Репортеры`.
Даже среди эпидемии самоубийств смерть Амброуза Хармона привлечет всеобщее
внимание.
Вероятно, колоссальное наследство, доставшееся четыре года назад
после гибели родителей, ударило ему в голову. Он вкладывал огромные суммы
в самые безумные затеи.
Одна из таких затей удалась, и он стал еще богаче. Корпорация
Временных Пересечений держала в руках немало патентов из альтернативных
миров. Эти изобретения породили не одну промышленную революцию. А
Корпорация принадлежала Хармону. Он стал бы миллиардером - не спрыгни с
балкона...
Просторная, роскошно обставленная квартира, приготовленная на ночь
постель. В беспорядке только одежда - брюки, свитер, шелковая водолазка,
носки грудой свалены на стуле в спальне. Еще влажная зубная щетка.
Он приготовился спать, подумал Тримбл. Почистил зубы, а потом вышел
на балкон полюбоваться рассветом. Человек, имевший обыкновение ложиться
так поздно, вряд ли часто видит рассвет. Итак, он полюбовался рассветом, а
когда солнце взошло - спрыгнул.
Почему?
Все самоубийства были такими же. Спонтанные, без предварительных
планов, без предсмертных записок.
- Как Ричард Кори, - заметил Бентли.
- Кто?
- Ричард Кори, который имел все. `И вот Ричард Кори однажды тихим
летним вечером пришел домой и пустил себе пулю в лоб` [из стихотворения
американском поэта Эдвина А.Робинсона `Ричард Кори. Ты знаешь, я
подумал - самоубийства начались через месяц после того, как стали ходить
корабли Корпорации. Не занесли ли они какой-нибудь вирус из параллельной
временной линии?
- Вирус самоубийства?
Бентли кивнул.
- Ты спятил.
- Джин, тебе известно, сколько пилотов Корпорации покончили с собой?
Более двадцати процентов!
- Я не знал.
Тримбл был потрясен.


Тримбл закончил сборку револьвера и машинально положил его на стол.
Где-то в глубине души зудело ощущение, что ответ совсем рядом.
Почти весь день Тримбл провел в Корпорации, изучая отчеты и опрашивая
людей. Невероятно высокий уровень самоубийств среди пилотов не мог быть
случайностью. Интересно, почему никто не замечал этого прежде...
Хорошо бы выпить кофе, подумал Тримбл, внезапно почувствовав
усталость и сухость в горле. Он оперся руками на стол, собираясь встать,
и...
Вообразил бесконечный ряд Тримблов, как будто отраженных в зеркалах.
Но каждый Тримбл - немного другой. Он пойдет за кофе, и не пойдет, и
попросит кого-нибудь принести кофе, и кто-нибудь сам принесет, не
дожидаясь просьбы. Многие уже пили кофе, некоторые - чай или молоко,
некоторые курили, некоторые качались на стульях (кто-то упал, слишком
далеко откинувшись назад)...


У Хармона не было деловых затруднений. Напротив.
Одиннадцать месяцев назад экспериментальный корабль достиг одного из
возможных миров Конфедеративных Штатов Америки и вернулся. Альтернативные
вселенные оказались на расстоянии вытянутой руки.
Отныне Корпорация более чем окупала себя. Был найден мир (кошмарная
Кубинская война не переросла там рамок обычного инцидента) с чудесно
развитой техникой. Лазеры, кислородно-водородные ракетные двигатели,
компьютеры, пластики - список все рос. А патенты держала Корпорация.
В те первые месяцы корабли стартовали наугад. Теперь можно было
выбрать любую ветвь развития: царскую Россию, индейскую Америку,
католическую Империю... Были миры неповрежденные, но засыпанные
радиоактивной пылью. Оттуда пилоты Корпорации привозили странные и
прекрасные произведения искусства, которые нужно хранить за свинцовыми
стеклами.
Новейшие корабли могли достигать миров, столь похожих на свой, что
требовались недели, чтобы обнаружить различие. Существовал феномен
`расширения ветвей`...
Тримбл поежился.
Когда корабль покидает свое Настоящее, в ангар идет сигнал,
свойственный именно данному кораблю. Возвращаясь, пилот просто пересекает
все вероятностные ветви, пока не находит свой сигнал.
Только так не получалось. Пилот всегда находил множество сигналов,
расширяющих полосу... Чем дольше он отсутствовал, тем шире была полоса.
Его собственный мир продолжал делиться и разветвляться в бурном потоке
постоянно принимаемых решений.
Как правило, это не имело значения. Любой сигнал, выбранный пилотом,
представлял покинутый им мир. А так как пилот сам обладал выбором, он,
естественно, возвращался во все миры. Но...
Некто Гарри Уилкокс использовал свой корабль для экспериментов -
хотел посмотреть, как близко можно подойти к собственной временной линии и
все же оставаться вне ее. В прошлом месяце он вернулся дважды.
Два Гарри Уилкокса, два корабля. Создалось щекотливое положение, так
как у Уилкокса были жена и ребенок. Но один из них почти немедленно
покончил с собой. Тримбл попытался связаться с другим. Слишком поздно.
Прыгая с самолета, Гарри Уилкокс не раскрыл парашют.
Неудивительно, подумал Тримбл. По крайней мере у Уилкокса была
причина. Знать о существовании других бесчисленных Тримблов - идущих
домой, пьющих кофе и так далее - уже плохо. Но представьте, что кто-то
входит в кабинет, и это - Джин Тримбл?
Такое могло случиться.
Убежденный в том, что Корпорация причастна к самоубийствам, Тримбл
(какой-нибудь другой Тримбл) может запросто решиться на путешествие;
короткое путешествие. Он может оказаться _з_д_е_с_ь_.


Тримбл закрыл глаза и потер их кончиками пальцев. В другой временной
линии, очень близко, кто-то принес ему кофе. Жаль, что в другой.
Возьмите Кубинскую войну. Было применено атомное оружие. Результат
известен. Но могло кончиться хуже.
А почему не было хуже? Почему нам посчастливилось? Разумная политика?
Неисправные бомбы? Человеческая неприязнь к поголовной резне?
Нет. Никакой удачи. Осуществляется весь мириад решений. А если каждый
выбор в каком-либо ином мире переиначат, то зачем вообще принимать
решения?
Тримбл открыл глаза и увидел револьвер.
Бесчисленно повторяющийся на бесчисленных столах. Некоторые
револьверы заросли годичной грязью. Некоторые еще пахли порохом; из
каких-то стреляли в людей. Некоторые были заряжены. Все - такая же
реальность, как и этот.
Некоторым суждено случайно выстрелить.
Часть из них, по страшному совпадению, была направлена на Джина
Тримбла.
Представьте себе бесконечный ряд Джинов Тримблов; каждый за своим
столом. Некоторые истекают кровью, а в кабинет на звук выстрела врываются
люди. Многие Тримблы уже мертвы.
Чепуха. Револьвер не заряжен.
Тримбл зарядил его, испытывая мучительное ощущение, будто вот-вот
найдет ответ.
Он опустил оружие на стол, дулом в сторону, и подумал о
возвращающемся под утро домой Амброузе Хармоне. Амброузе Хармоне,
выигравшем пятьсот долларов. Амброузе Хармоне, который, постелив постель,
вышел посмотреть на зарю.
Полюбоваться на зарю и вспомнить крупные ставки. Он блефовал и
выиграл. А в других ветвях - проиграл.
А в других ветвях потерянная ставка включала его последний цент.
Возможно и это. Если бы не получилось с Корпорацией, все его состояние
могло развеяться как дым. Он был картежником.
Наблюдал восход, думал о всех Амброузах Хармонах. Если он сейчас
шагнет в пропасть, другой Амброуз Хармон лишь засмеется и пойдет спать.
Если он засмеется и пойдет спать, другие Амброузы Хармоны полетят
навстречу своей смерти. Некоторые уже на пути... Один передумал, но
слишком поздно; другой смеялся до конца.
А почему бы и нет?
Одинокая женщина, смешивающая себе коктейль в три часа дня. Она
думает о мириадах альтер эго, с мужьями, детьми, друзьями. Невыносимо
представить себе, что все это так возможно и реально. А почему бы и нет?..
А вот добропорядочный гражданин с глубоко запрятанным и тщательно
подавленным стремлением совершить однажды изнасилование. Он читает газету:
Корпорация натолкнулась на мир, в котором Кеннеди был убит. Шагая по
улице, он размышляет о параллельных мирах и бесчисленных разветвлениях, о
себе, уже мертвом, или сидящем в тюрьме, или занимающем пост президента.
Рядом проходит девушка в мини-юбке, у нее красивые ноги. Ну, а почему бы и
нет?..
Случайное убийство, случайное самоубийство, случайное преступление.
Если альтернативные вселенные - реальность, тогда причина и следствие -
просто иллюзия. Можете сделать все что угодно, и где-то это вами уже было
или будет сделано.
Джин Тримбл посмотрел на вычищенный и заряженный револьвер. А почему
бы и нет?..
И выбежал в коридор с криком:
- Бентли, слушай! Я понял...
И тяжело поднялся и вышел, покачивая головой. Ибо ответ не предвещал
ничего хорошего. Самоубийства и преступления будут продолжаться.
И, потянувшись к селектору, попросил принести кофе.
И взял револьвер с газеты, внимательно осмотрел, чувствуя его
тяжесть, затем бросил в ящик. Его руки дрожали. В линии, очень близкой к
этой...
И взял револьвер с газеты, приставил к голове и...
выстрелил. Боек попал в пустую камеру.
выстрелил. Револьвер дернулся и проделал дыру в потолке.
выстрелил. Пуля оцарапала висок. Снесла полголовы.

СХОДЯЩАЯСЯ ПОСЛЕДОВАТЕЛЬНОСТЬ


Интерес к магии пробудила во мне одна девушка, когда я проходил курс
антропологии. Звали ее Энн и она числила себя в знатоках белой магии, хотя
мне так и не привелось увидеть, чтобы хоть одно произнесенное ею
заклинание подействовало. Скоро она потеряла ко мне интерес и вышла за
кого-то замуж, после чего и я к ней потерял интерес. Однако магия к тому
времени стала темой моей курсовой работы по антропологии. Магия всецело
овладела моим воображением.
Работу нужно было сдавать через месяц. Я исписал страниц сто
конспектов, посвященных первобытной, средневековой, восточной и
современной магии. Выражение `современная магия` относился к разным
парапсихическим явлениям и тому подобному. Знаете ли вы, что некоторые
африканские племена не верят в существование естественной смерти? Для них
каждая смерть - это результат колдовства, и в каждом случае должен быть
выявлен чародей и убит. Некоторые из этих племен, в сущности, вымирают
благодаря бесчисленным разбирательствам случаев колдовства с
сопутствующими им казнями.
Средневековая Европа во многих отношениях была ничуть не лучше, но
европейцы вовремя спохватились. Я испробовал несколько способов вызова
христианских и других демонов, из чисто исследовательских побуждений, и
наложил на профессора Паулинга даосское заклинание, но у меня ничего не
получилось. Миссис Миллер любезно позволила мне воспользоваться для своих
экспериментов подвалом жилого дома.
С конспектами у меня все было в порядке, но сама работа не
продвигалась. И я понимал, почему. Исходя из всего, что я узнал, мне
нечего было по сути сказать оригинального ни по одному из интересовавших
меня вопросов. Любого другого это не остановило бы (вспомните хоть того
чокнутого, который пересчитал все буквы `и` в `Робинзоне Крузо`), но мне
это не подходило. Но однажды вечером, в четверг...
Самые проклятые мысли приходят ко мне в барах. Эта была - само
загляденье. Моя нетронутая рюмка осталась бармену вместо чаевых. Я
бросился прямо домой и добрых четыре часа непрерывно печатал. Когда я
кончил, было без десяти двенадцать, но зато теперь у меня был полный
конспект моей работы, в основу которой легла по-настоящему новая идея в
отношении христианского колдовства. Все это нужно мне было для того, чтобы
претворить идею в практику. Я встал и потянулся.
И понял, что я должен попробовать, и немедленно.
Все необходимое находилось в подвале дома миссис Миллер. Большую
часть я подготовил заранее. Пентаграмма на полу была исполнена двумя
вечерами раньше. Я стер ее мокрой тряпкой - бывшим полотенцем, в которое
был завернут деревянный брус. Мантия, особые свечи, листы бумаги с
заклинаниями, новая пентаграмма. Работал я в полной тишине, чтобы никого
не разбудить. Миссис Миллер относилась к моей работе с полным пониманием.
Наклонности у нее были такие, что лет триста назад ее бы сожгли на костре.
Но другим жильцам требовался спокойный сон. Ровно в полночь я начал
творить волшебные заклинания.
Дойдя до четырнадцатого раздела, я впервые за всю свою короткую жизнь
испытал настоящее потрясение. Совершенно внезапно в пентаграмме появился
демон с телом, распростертым так, что руки, ноги и голова занимали все
пять углов фигуры.
Я повернулся и бросился наутек.
- Вернись сюда тотчас! - взревел демон.
Я остановился на середине лестницы из подвала, повернулся и спустился
вниз. О том, чтобы оставить демона в подвале жилого дома миссис Миллер, не
могло быть и речи. Своим зычным, как труба, утробным басом он мог
перебудить весь квартал.
Он зорко следил, как я медленно спускаюсь по лестнице. Если бы не
рога, демон вполне мог бы сойти за обнаженного мужчину средних лет,
обритого и выкрашенного в ярко-красный цвет. Но даже будь он человеком,
вам бы страстно не захотелось водить с ним знакомство. Он явно был
предназначен для совершения всех семи смертных грехов. Злобные зеленые
глазки, огромный, как бочка, живот обжоры. Дряблые мышцы жалкого лентяя,
лицо постоянно недовольного чем-то распутника, похотливые жесты и мысли...
Рога у него были небольшие, но острые, до блеска отполированные.
Он подождал, пока я совсем спущусь.
- Так-то лучше. А теперь скажи, что это вас так долго сдерживало?
Доброе столетие никто не вызывал демона.
- Люди забыли, как это делается, - ответил я. - В наши дни все
считают, что вам положено появляться в нарисованной на полу пентаграмме.
- На полу? Так все ждут, что я появлюсь лежа на спине? - он был вне
себя от бешенства.
Я задрожал. Моя гениальная догадка: пентаграмма - тюрьма для демонов.
Но почему? Я подумал о пяти углах пентаграммы, о пяти крайних точках
человека, расставившего руки и ноги...
- Так что же?
- Я сознаю, что в этом нет особого смысла, но не мог бы ты теперь
исчезнуть?
Он удивленно посмотрел на меня.
- Вы очень многое подзабыли.
Без спешки и терпеливо, как ребенку, он начал мне объяснять, что
непременно связано с вызовом демона.
Я слушал. Страх и безысходное отчаяние все больше овладевали мною,
окружающие меня бетонные стены начали терять свои очертания. `Я подвергаю
опасности свою бессмертную душу` - вот над этим я никогда всерьез не
задумывался, если не считать чисто научного аспекта вопроса. Теперь же,
оказывается, все стало гораздо хуже. Если послушать демона, так моя душа
уже пропала. Она пропала в тот самый момент, как мне удалось верное
заклинание. Я старался не выказывать страха, но это была безнадежная
затея. Судя по огромным ноздрям демона, он наверняка должен был его
учуять.
Демон закончил пояснения и ухмыльнулся, как бы приглашая обсудить
подробности.
- Давайте-ка разберемся во всем этом еще разок, - сказал я. - У меня
есть только одно желание.
- Какое?
- Если тебе это желание не понравится, мне придется подыскивать
другое.
- Верно.
- Но ведь это нечестно.
- А разве здесь кто-то что-нибудь говорил о честности?
- И кроме всего прочего, это противоречит традициям. Почему никто не
слыхал о сделках такого рода раньше?
- Это стандартная сделка, дорогуша. Сделки получше мы заключали с
особо отмеченными. А у других не было времени болтать из-за этой самой
оговорки в отношении двадцати четырех часов. Если они что-нибудь
записывали, мы изменяли записанное. Мы располагаем властью над записями, в
которых о нас упоминается.
- Вот этот пункт о двадцати четырех часах. Если я не закажу своего
желания в течение указанного времени, ты покидаешь пентаграмму и все равно
забираешь мою душу?
- Именно так.
- А если я закажу желание, ты должен оставаться в пентаграмме, пока
его не исполнишь, или же до истечения двадцати четырех часов. Тогда ты
телепортируешься в ад, чтобы обо всем рассказать, после чего сразу
возвращаешься за мной, снова появляясь в пентаграмме.
- По-моему, телепортация - самое подходящее слово. Я исчезаю и снова
появляюсь. Тебе в голову лезут какие-нибудь миленькие мысли?
- Насчет чего?
- Попытаюсь тебе помочь. Если ты сотрешь пентаграмму, я смогу
показаться где угодно. Если же ты ее сотрешь и начертишь снова в
каком-нибудь другом месте, то мне придется появляться только внутри нее.
С моего языка едва не слетел вопрос. Я с трудом удержался и спросил о
другом.
- Предположим, я пожелаю стать бессмертным?
- Ты будешь бессмертным весь остаток положенных тебе двадцати четырех
часов, - ухмыльнулся он. Зубы у него были черные, как сажа. - Так что
поторопись. Время не стоит на месте.
`Время, - подумал я. - Ладно. Пан или пропал!`
- Вот мое желание. Сделай так, чтобы время вне меня остановилось.
- Нет ничего проще. Посмотри-ка на часы.
Мне не хотелось отрывать от него взгляд, но он только снова оскалил
зубы. А потому я и поглядел вниз.
На моей `Омеге` возникла красная отметина против минутной стрелки и
черная - против часовой.
Когда я поднял взгляд, демон по-прежнему находился в пентаграмме,
распростертым на стене. На губах его играла все та же самодовольная
улыбка. Я обошел вокруг него и помахал рукой перед его лицом, а когда я к
нему прикоснулся, мне показалось, что я дотронулся до холодного мрамора.
Время остановилось, но демон остался на том же месте. Я испытал
острое чувство облегчения.
Секундная стрелка на моих часах продолжала бег внутреннего времени.
Если бы это было наружное время, я находился бы в безопасности, но это,
разумеется, был бы слишком легкий выход из положения.
Я сам заварил эту кашу, значит, надо самому же придумать, как
выкрутиться.
Я стер со стены пентаграмму, старательно, чтобы не оставить никаких
следов. Потом начертил новую пентаграмму, воспользовавшись рулеткой, чтобы
провести линию как можно ровнее и сделать ее как можно больше, в том
ограниченном пространстве, которым располагал. Тем не менее, она оказалась
всего чуть больше метра в поперечнике.
После этого я вышел из подвала.
Я знал, где расположены ближайшие церкви, хотя и не помню уже, как
долго ни одной из них не посещал. Машину мою завести будет невозможно. Так
же, как и мотоцикл соседа по комнате в общежитии. Окружающие меня чары
были недостаточно велики. Я пошел в церковь мормонов в трех кварталах
отсюда.
Ночь была прохладная, напоенная свежестью и прекрасная во всех
отношениях. Звезды казались тусклыми из-за ярких городских огней, но над
тем местом, где всегда был храм мормонов, повисла яркая, ухмыляющаяся
луна, освещая совершенно пустое пространство.
Я прошел еще восемь кварталов, чтобы отыскать синагогу и Церковь Всех
Святых. Все, чего я добился - это размял ноги. Места, где они должны были
находиться, оказались пустыми. Мест преклонения для меня не существовало.
Я начал молиться. Я не верил, что это поможет, но все-таки молился.
Если меня не слышат, то это, может быть, из-за того, что мне вообще не
полагалось быть? Во мне росло ощущение, что демон все продумал до мелочей,
причем давным-давно.
Что я делал все остальное время в течение этой долгой ночи,
несущественно, даже мне самому это не казалось особенно важным. Что значат
двадцать четыре часа в сравнении с вечностью? Я написал торопливый отчет о
своем эксперименте по вызову демона, но тут же разорвал его. Демоны все
равно изменят написанное. А это значит, что моя курсовая работа, что бы ни
случилось, пойдет насмарку. Я принес настоящего, но застывшего для меня,
как камень, скотч-терьера в комнату профессора Паулинга и возложил его на
письменный стол. Вот сюрприз будет для старого деспота, когда он это
увидит! Но большую часть ночи я провел на воздухе, гуляя и глядя в
последний раз на окружающий мир. Я залез в полицейскую машину и включил
сирену, потом задумался и выключил. Два раза заглядывал в рестораны и
поедал чей-то заказ, оставляя деньги, которые больше мне не понадобятся.
Часовая стрелка дважды обошла на моих часах полный круг. В двенадцать
десять я вернулся в подвал.
Мои свечи наполнили его специфическим запахом, к которому
примешивалась вонь демона. Сам он висел в воздухе напротив стены, покинув
пентаграмму. Его широко раскинутые руки выражали триумф.
Ужасная мысль поразила меня.
Почему это я поверил демону? Все, что он говорил, могло оказаться
ложью! И скорее всего, так оно и было! Я позволил себя надуть, приняв дар
из рук дьявола! Я выпрямился, лихорадочно соображая... я уже принял дар,
однако...
Демон повернул голову и ухмыльнулся еще сильнее, увидев, что
проведенные мелом линии исчезли. Он кивнул мне и сказал:
- Через миг вернусь.
И исчез.
Я ждал. Я придумал, как выпутаться, но...
Прямо из воздуха раздался веселый бас:
- Я так и знал, что ты переместишь пентаграмму. Сделаешь ее слишком
маленькой для меня, ведь так? Ха-ха! Неужто ты не мог догадаться, что я в
состоянии менять свои размеры?
В воздухе послышался какой-то шорох и возня.
- Я знаю, что она где-то здесь. Я ее чувствую. Ага!
Он опять был передо мной, с раскинутыми руками и ногами, высотой чуть
более полуметра и на расстоянии метра от земли. Его черная всепонимающая
ухмылка исчезла, когда до него дошло, что пентаграммы там не оказалось.
Потом он уменьшился вторично и теперь рост его составлял всего двадцать
сантиметров. От удивления демон выпучил глаза и завопил тоненьким
голоском:
- Где же эта проклятая пентаграмма?
Теперь он представлял из себя ярко-красного игрушечного солдатика
высотой всего в пять сантиметров. Послышался комариный писк:
- Пентаграмма?..
Я победил! Завтра пойду в церковь. Если понадобится, пусть меня
кто-нибудь отведет с завязанными глазами.
Демон был уже крохотной красной звездочкой.
Красной жужжащей мухой.
Исчез.
Странно, как быстро можно уверовать. Стоит только демону заявить, что
ты обречен... Имел ли я право в действительности войти в церковь?
Отчего-то я был уверен, что заслужил это право. Хотя и сам зашел чересчур
далеко, но все же перехитрил демона.
Со временем он все-таки посмотрит вниз и увидит пентаграмму. Часть ее
будет хорошо просматриваться. Но это ему не поможет. С вытянутыми к
вершинам пентаграммы руками и ногами, он не сможет ее стереть. Он на веки
вечные пойман в ловушку, уменьшаясь в размерах до бесконечно малой
величины, но обреченный никогда не достигнуть нуля, вечно пытаясь
возникнуть внутри пентаграммы, которая будет слишком мала для этого. Я
начертил ее на его объемистом животе.


Ларри Нивен ДОЖДУСЬ


На Плутоне ночь. Линия горизонта, резкая и отчетливая, пересекает поле моего зрения. Ниже этой изломанной линии ▐ серовато-белая пелена снега в тусклом свете звезд. Выше ▐ космический мрак и космическая яркость звезд. Из-за неровной цепи зубчатых
гор звезды выплывают и поодиночке, и скоплениями, и целыми россыпями холодных белых точек. Медленно, но заметно движутся они ▐ настолько заметно, что неподвижный взгляд может уловить их движение.
Что-то здесь не так. Период обращения Плутона велик: 6,39 дня. Течение времени, видимо, замедлилось для меня.
Оно должно было остановиться совсем.
Неужели я ошибся?
Планета мала, и горизонт поэтому близок. Он кажется еще ближе, потому что расстояния здесь не скрадываются дымкой атмосферы. Два острых пика вонзаются в звездную россыпь, словно клыки хищного зверя. В расщелине между ними сверкает неожиданно ярка
я точка.
Я узнаю в ней Солнце ▐ хотя оно и без диска, как любая другая тусклая звезда. Солнце сверкает, словно ледяная искорка между замерзшими вершинами; оно выползает из-за скал и слепит мне глаза...
...Солнце исчезло, рисунок звезд изменился. Видимо, я на время потерял сознание.
Нет, тут что-то не так.
Неужели я ошибся? Ошибка не убьет меня. Но она может свести меня с ума...
Я не чувствую, что сошел с ума. Я не чувствую ничего ▐ ни боли, ни утраты, ни раскаяния, ни страха. Даже сожаления. Одна мысль: вот так история!
Серовато-белое на серовато-белом: посадочная ступень, приземистая, широкая, коническая, стоит, наполовину погрузившись в ледяную равнину ниже уровня моих глаз. Я стою, смотрю на восток и жду.
Пусть это послужит вам уроком: вот к чему приводит нежелание умереть.


Плутон не был самой далекой планетой ▐ он перестал ею быть в 1979 году, десять лет назад. Сейчас Плутон в перигелии ▐ настолько близко к Солнцу (и к Земле), насколько это вообще возможно. Не использовать такую возможность было бы нелепо.
И вот мы полетели ▐ Джером, Сэмми и я ▐ в надувном пластиковом баллоне, с двигателем на ионной тяге. В этом баллоне мы провели полтора года. После такого долгого совместного пребывания без всякой возможности остаться наедине с самими собой мы дол
жны были бы возненавидеть друг друга. Но этого не случилось. Психометристы хорошо подбирают людей.
Только бы уединиться хоть на несколько минут. Только бы иметь хоть какое-то не предусмотренное программой дело. Новый мир мог таить бесчисленное множество неожиданностей. И наша посадочная ступень, эта металлическая рухлядь, тоже могла их таить.
Наверное, никто из нас до конца не полагался на нашу ╥Нерву╕.
Подумайте сами. Для дальних путешествий в космосе мы используем ионную тягу. Ионный двигатель развивает малые ускорения, но зато его хватает надолго ▐ наш, например, проработал уже десятки лет. Там, где тяготение много меньше земного, мы садимся
на безотказном химическом топливе; чтобы сесть на Землю или Венеру, мы используем тепловой барьер и тормозящее действие атмосферы; для посадки на газовых гигантах... но кому охота там садиться?
На Плутоне нет атмосферы. Химические ракеты были слишком тяжелы, чтобы тащить их с собой. Для посадки на Плутон нужен высокоманевренный атомнореактивный двигатель. Типа ╥Нервы╕ на водородном горючем.
И он у нас был. Только мы ему не доверяли.
Джером Гласс и я отправились вниз, оставив Сзмми Гросса на орбите. Он ворчал по этому поводу, да еще как! Он начал ворчать еще на мысе Кеннеди и продолжал в том же духе все полтора года. Но кто-то должен был остаться. Кто-то всегда должен остават
ься на борту возвращаемого на Землю аппарата, чтобы отмечать все неполадки, чтобы поддерживать связь с Землей, чтобы сбросить сейсмические бомбы, которые помогут нам разрешить последнюю загадку Плутона.
Эту загадку мы никак не могли разрешить. Откуда взялась у Плутона его огромная масса? Планета была в десятки раз тяжелее, чем ей положено. Мы собирались решить вопрос с помощью бомб ▐ точно так же, как еще в прошлом веке выясняли строение Земли.
Тогда построили схему распространения сейсмических волн сквозь толщу нашей планеты. Только эти волны были естественного происхождения, например от извержения Кракатау. На Плутоне больше толку будет от сейсмических бомб.


Между клыками-пиками внезапно сверкнула яркая звезда. Интересно, разгадают ли эту тайну к тому времени, как кончится моя вахта?..
...Небосвод вздрогнул и замер, и...
Я смотрю на восток, мой взгляд скользит по равнине, где мы опустили посадочную ступень. Равнина и горы за ней тонут, словно Атлантида,▐ это звезды, поднимаясь, порождают иллюзию, будто мы непрерывно скользим вниз, падая в черное небо,▐ Джером, и
я, и замурованный во льдах корабль...


╥Нерва╕ вела себя великолепно. Несколько минут мы висели над равниной, чтобы проложить себе путь сквозь пласты замерзших газов и найти опору для посадки. Летучие соединения испарялись вокруг нас и кипели под нами, и мы опускались в бледном, белес
ом ореоле тумана, рожденного водородным пламенем.
В просвете посадочного кольца появилась влажная черная поверхность. Я опускал корабль медленно, медленно ▐ и вот мы сели.
Первый час ушел у нас на то, чтобы проверить системы и приготовиться к выходу. Кому выйти первым? Это не был праздный вопрос. Еще многие столетия Плутон будет самым дальним форпостом Солнечной системы, и слава первого человека, ступившего на Плут
он, не померкнет вовеки.
Жребий вытянул Джером. Монета решила спор: его имя будет стоять в учебниках истории первым. Помню улыбку, которую я выдавил; хотел бы я улыбнуться сейчас. Выбираясь через люк, он смеялся и острил насчет мраморных памятников. Можете видеть в этом
иронию судьбы.


Я завинчивал шлем, когда Джером начал изрыгать в шлемофон ругательства. Я торопливо проделал все положенные процедуры и вылез наружу.
Все стало ясно с первого взгляда.
Хлюпающая черная грязь под нашей посадочной ступенью была грязным льдом, заледеневшей водой, перемешанной с легкими газами и скальными породами. Огонь, вырвавшийся из двигателя, расплавил этот лед. Скальные обломки, вмерзшие в него, стали тонуть,
наша посадочная ступень тоже стала тонуть, и когда вода снова замерзла, она охватила корпус выше средней линии. Наша посадочная ступень намертво вмерзла в лед.
Мы, конечно, могли бы провести кое-какие исследования, прежде чем приниматься за освобождение корабля. Когда мы позвали Сэмми, он предложил нам именно такой план. Но Сэмми был наверху в аппарате, который мог вернуться на Землю, а мы ▐ внизу, и на
ша посадочная ступень вмерзла в лед на чужой планете.
Нас охватил страх. Мы не способны были ничего предпринять, пока не освободимся,▐ и мы оба знали это.
Странно, почему я не помню страха.


У нас была возможность. Посадочная ступень рассчитана для передвижения по Плутону, поэтому вместо посадочных опор она снабжена кольцом. Половинная мощность двигателя превращала ступень в корабль на воздушной подушке. Это безопаснее и экономичнее,
чем совершать прогулки с помощью реактивной тяги. Под кольцом, как под колоколом, должны были сохраниться остатки испарившихся газов, и, значит, двигатель. оставался в газовой полости.
Мы могли расплавить лед нашей ╥Нервой╕ и открыть себе путь.
Помню, мы были так осторожны, как только могут быть осторожны два насмерть испугавшихся человека. Мы поднимали температуру двигателя мучительно медленно. Во время полета водородное горючее обтекает реактор и само охлаждает его; здесь этого не был
о, зато в газовой полости вокруг двигателя стоял ужасающий холод. Он мог скомпенсировать искусственное охлаждение либо... Внезапно стрелки словно взбесились. Под влиянием чудовищной разности температур что-то вышло из строя. Джером вдвинул замедляющие ст
ержни ▐ никакого результата. Быть может, они расплавились. Быть может, проводка вышла из строя или резисторы превратились в сверхпроводники в этом ледяном мире. Быть может, сам реактор...▐ но теперь это уже не имело значения.
Странно, почему я не помню страха.
...Снова сверкнуло Солнце...


Ощущение тяжелой дремоты. Я снова очнулся. Те же звезды восходят роем над теми же мрачными вершинами,
Что-то тяжелое наваливается на меня. Я ощущаю его вес на спине и ногах. Что это? Почему меня это не пугает?
Оно скользит вокруг меня, переливаясь, словно чего-то ищет. Оно похоже на огромную амебу, бесформенную и прозрачную, и внутри него видны какие-то черные зерна. На вид оно примерно моего веса.
Жизнь на Плутоне? Сверхтекучая жидкость? Гелий-11 с примесью сложных молекул? Тогда этому чудищу лучше убраться подальше ▐ когда взойдет Солнце, ему понадобится тень. На солнечной стороне Плутона температура на целых пятьдесят градусов выше нуля!
Выше абсолютного нуля.
Нет, вернись! Но оно удаляется, переливаясь, как капля, оно уходит к ледяному кратеру. Неужели моя мысль заставила его уйти? Нет, чепуха. Ему, наверно, не понравился мой запах. Как ужасающе медленно оно ползет, если я замечаю его движение! Я вижу
его боковым зрением, как расплывчатое пятно,▐ оно спускается вниз, к посадочной ступени и крохотной застывшей фигурке первого человека, который погиб на Плутоне.
После аварии двигателя один из нас должен был спуститься вниз и взглянуть, насколько велики разрушения. Кто-то должен был струей ранцевого двигателя прожечь туннель во льду и проползти по нему в полость под посадочным кольцом. Мы старались не дум
ать о возможных осложнениях. Мы все равно уже погибли. Тот, кто вползет под кольцо, погибнет наверняка; что ж из этого? Смерть есть смерть.
Я не чувствую себя виноватым: если бы жребий пал на меня, вместо Джерома пошел бы я.


Двигатель выбросил расплавленные обломки реактора прямо на ледяные стенки полости. Мы здорово попались, вернее, попался я. Потому что Джером был уже все равно что мертв. В газовой полости был настоящий радиоактивный ад.
Джером, вползая в туннель,тихо шептал проклятия, а выполз молча ▐ наверно, все подходящие слова он израсходовал раньше, на более мелкие неприятности.
Помню, что я плакал, отчасти от горя, отчасти от страха. Помню, что я старался говорить спокойно, несмотря на слезы. Джером не увидел моих слез. Если он догадывался, это его дело. Он описал мне ситуацию, сказал: ╥Прощай╕, а потом шагнул на лед и
снял шлем. Туманное белое облако окружило его голову, потом оно взорвалось и опустилось на лед крошечными снежинками.
Но все это кажется мне бесконечно далеким. Джером так и стоит там, сжимая в руках шлем: памятник самому себе, первому человеку на Плутоне. Иней лежит на его лице.
Солнце восходит. Надеюсь, эта амеба успела...


...Это дико, невероятно. Солнце на мгновение остановилось ▐ ослепительно белая точка в просвете между двумя вершинами-близнецами. Потом оно метнулось вверх ▐ и вращающийся небосвод вздрогнул и застыл. Вот почему я не заметил этого раньше! Это про
исходит так быстро!
Чудовищная догадка... Если повезло мне, то могло повезти и Джерому. Неужели...


Там наверху оставался Сэмми, но он не мог спуститься ко мне. А я не мог подняться к нему. Системы жизнеобеспечения были исправны, но рано или поздно я бы замерз или остался без кислорода.
Я провозился часов тридцать, собирая образцы льда и минералов, анализируя их, сообщая данные Сэмми по лазерному лучу, отправляя ему возвышенные прощальные послания и испытывая жалость к самому себе. Каждый раз, выбираясь наружу, я проходил мимо с
татуи Джерома. Для трупа, да еще не приукрашенного бальзамировщиком, он выглядел чертовски хорошо. Его промерзшая кожа была совсем как мраморная, а глаза были устремлены к звездам в мучительной тоске. Каждый раз, проходя мимо него, я гадал, как буду выгл
ядеть сам, когда придет мой черед.
▐ Ты должен найти кислородную жилу,▐ твердил Сэмми.
▐ Зачем?
▐ Чтобы выжить. Рано или поздно они вышлют спасательную экспедицию. Ты не должен сдаваться.
Я уже сдался. Кислород я нашел, но не такую жилу, на которую надеялся Сэмми. Всего лишь крохотные прожилки кислорода, смешанного с другими газами,▐ вроде прожилок золотоносной руды в скале. Они были слишком малы, они пронизывали лед слишком тонко
й паутиной.
▐ Тогда используй воду! Ты можешь добыть кислород электролизом!
Но спасательный корабль прилетит через годы. Им придется строить его совершенно заново, да еще переделывать конструкцию посадочной ступени. Для электролиза нужна энергия, для обогрева тоже. А у меня были только аккумуляторы.
Рано или поздно мои запасы энергии кончатся. Сэмми этого не понимал. Он был в еще большем отчаянии, чем я. Я не исчерпал списка своих прощальных посланий ▐ просто перестал их посылать, потому что они сводили Сэмми с ума.
Видно, я слишком много раз проходил мимо статуи Джерома ▐ и вот она пришла, надежда.
В Неваде, в трех миллиардах миль отсюда, в склепах, окруженных жидким азотом, лежат полмиллиона трупов. Полмиллиона замороженных людей ждут своего воскрешения, ждут того дня, когда врачи научатся размораживать их без риска для жизни, научатся уст

ПОЛНЫЙ ТЕКСТ И ZIР НАХОДИТСЯ В ПРИЛОЖЕНИИ



Док. 115485
Опублик.: 21.12.01
Число обращений: 0


Разработчик Copyright © 2004-2019, Некоммерческое партнерство `Научно-Информационное Агентство `НАСЛЕДИЕ ОТЕЧЕСТВА``