ПОЛНЫЙ ТЕКСТ И ZIР НАХОДИТСЯ В ПРИЛОЖЕНИИ

Сергей СНЕГОВ
Рассказы

ДОРОГИ, КОТОРЫЕ НАС ВЫБИРАЮТ
К ПРОБЛЕМЕ СРЕДНЕГО
МАШИНА СЧАСТЬЯ
ОГОНЬ, КОТОРЫЙ ВСЕГДА В ТЕБЕ
ПРИНУЖДЕНИЕ К ГЕНИАЛЬНОСТИ
ПРЫЖОК НАД БЕЗДНОЙ
РОЖДЕННЫЙ ПОД НЕСЧАСТНОЙ ЗВЕЗДОЙ
СВЕРХЦЕНТР БЕССМЕРТИЯ
СКВОЗЬ СТЕНЫ СКОЛЬЗЯЩИЙ
СТРЕЛА, ЛЕТЯЩАЯ ВО ТЬМЕ
ТЯЖЕЛАЯ КАПЛЯ ТЩЕСЛАВИЯ
ТРИДЦАТЬ ДВА ОБЛИЧЬЯ ПРОФЕССОРА КРЕНА
УМЕРШИЕ ЖИВУТ
ЧУДОТВОРЕЦ ИЗ ВШИВОГО ТУПИКА
ЭКСПЕРИМЕНТ ПРОФЕССОРА БРАНТИНГА
БРИТВА В ХОЛОДИЛЬНИКЕ

Сергей СНЕГОВ

ДОРОГИ, КОТОРЫЕ НАС ВЫБИРАЮТ

РАЗВИЛКА

Конрад Подольски подошел к шоссе и присел на камешек. Надо было
спокойно обдумать, куда идти и что делать. Позади, под углом к шоссе,
кривилась тропка к отцовскому дому. Всего час назад он выбежал оттуда,
сгибаясь под тяжестью отцовских проклятий и благословений. Среди проклятий
были, несомненно, и пророческие, а среди благословений - полезные. Весь
этот бесценный груз Конрад стряхнул уже на первом километре, и было темно,
чтобы разглядеть, куда что свалилось. Больше других егозил в душе
последний отцовский выкрик: `Все знаю, что сделаешь, хорошего не жду!`
Отец имел великое преимущество перед сыном: он знал, что сын будет делать,
сам Конрад и понятия об этом не имел. Будущее было темно, как ночь в
погребе, но и долго сидеть на камешке не хотелось. Конрад зашагал по
шоссе.
Он решил идти в город, хотя и знал, что Анатра охвачена смутой. В
ночном сообщении - отец в ярости разбил приемник, чтобы не слушать
неприятных вестей, - уже говорилось о баррикадных боях. Сражения на
баррикадах Конрада не привлекали, но коли выбирать между уличными драками
и ссорами с неистовым отцом, то уж лучше баррикады.
Не пройдя и километра, Конрад снова остановился. Шоссе на этом месте
разветвлялось на три дороги, и указателей, куда какая ведет, не было.
Конрад задумался - по какой идти? И тут в нем заговорил Внутренний Голос.
Конрад не раз поступал по его предписаниям и советам, бегство из отчего
дома тожепроизошло по его уговорам. Но раньше Внутренний Голос лишь менял
интонации: то был мягким, то гневным, то категоричным, то молящим - но в
сущности оставался самим собой. А сейчас он как будто был не один, а
разделился на три Голоса. Впрочем, Голоса соблюдали очередность речи и не
наскакивали друг на друга, так что их можно было принять и за прежний
дружественный Внутренний Голос, только вдруг зазвучавший на разные голоса.
- Болван, чего ты остановился? - мощно прогремел первый Внутренний
Голос. - Говорю тебе, крой по правой дорожке. Именно она ведет в Анатру.
Ибо правое всегда правильно, а что на нашей паршивой планете правильней
мерзкого городишки Анатры? Старина, ты ведь всегда мечтал сыграть великую
роль, а где и найти такую роль, как не в смуте и раздоре? Правая ведет к
могуществу и славе! А что слаще славы и могучей могущества? Соображаешь,
старик?
- Иди, дорогой, по средней, - прозвенел второй Внутренний Голос
тоненьким голоском, когда утихли первые громовые раскаты. - Среднее не
знает крайностей, среднему неведомы жалящие углы, разве не так, милый?
Вспомни, как ты хотел прославиться своим умом и добротой, смелостью и
благородством! Вспомни, как по ночам ты плакал в подушку от счастья,
вообразив себя благодетелем нашей маленькой несчастной планетки! Иди по
средней, там ты осуществишь лучшее в себе. Говорю любя тебя - только на
средней ждет тебя истинное счастье!
- Иди по левой, иди по левой, - хмуро пробормотал Внутренний Голос в
третью свою очередь - красноречие его, видимо, иссякло, и он ничем не
сумел расцветить свою последнюю просьбу.
Конрад огляделся. По обе стороны шоссе простиралась каменистая,
неплодоносящая равнина. Всходила Москита - далекое красное светило,
холодная недобрая ночь постепенно превращалась в холодный недобрый день.
Все три дороги, ответвлявшиеся от шоссе, вели в такую же каменную пустыню,
как и та, что раскидывалась вокруг. Конрад зашагал по правой дороге.
- Молодец! - оглушающе рявкнул Внутренний Голос. - Не молодец -
молоток! Не молоток - кувалда! Теперь одна проблема, старик, -
размахнуться пошире, жахнуть покрепче.

ПРАВАЯ ДОРОГА

Конрад Подольски больше часа одиноко шагал по пустынному шоссе.
Временами от основной дороги к невидимым за холмами домикам ответвлялись
боковые тропки, но и на тропках не встречалось ни людей, ни машин: время
было плохое, крестьяне побаивались ехать в город. Красная Москита
совершила треть своего унылого небесного пути, когда Конрад, утомленный,
воззвал к Внутреннему Голосу - правильно ли он все-таки делает, что шагает
в город, куда кроме него никто не стремится? Он не успел, однако, услышать
ответа, ибо как раз в эту минуту услышал грохот приближающейся машины:
прямо с каменного бездорожья на шоссе вырвался стреломобиль, пролетел
несколько метров и с визгом опрокинулся на правое крыло. Из стреломобиля
вывалился израненный, окровавленный человек и, судорожно извиваясь всем
телом, пополз на обочину. Он, видимо, хотел укрыться в придорожных камнях.
Конрад поспешил к нему и сделал попытку поднять. Но незнакомец на ногах не
стоял, он был страшно бледен, на шее кровоточила открытая рана, глаза
непроизвольно закрывались. Конрад осторожно положил раненого на клочок
травки и стал искать в карманах, чем бы перевязать рану. До Конрада
донесся прерывистый шепот:
- Друг, спеши в Анатру... Скажи, Марк Фигерой... Пусть продолжают...
Победа близка... Приказываю... Друг, берегись!
Последние слова прозвучали как тихий крик. На шоссе вывалился второй
стреломобиль и остановился в трех шагах. Из него вылезли два зверомордых
военных с импульсаторами в руках.
- Фигерой и перед смертью вербует слуг в свою шайку, - насмешливо
сказал одни из военных, он был в офицерской форме. - Вот же неугомонная
натура! Парень, отойди. Мы с тобой поговорим после, а пока прикончим этого
бандита.
Внутренний Голос немедля приказал отойти в сторону от раненого, и
Конрад послушался. Лучше всего было бы вообще бежать подальше, но Голос не
разрешил бегства, ибо второй военный - по всему, простой солдат - держал
имульсатор дулом на Конрада и только ждал команды, чтобы послать в него
убийственный резонансный луч. Офицер подошел к Марку Фигерою, тот сделал
слабую попытку приподняться, но офицер ткнул его дулом импульсатора в
лицо, и раненый снова бессильно распластался на грунте.
- Итак - конец, великий Марк Фигерой! - с издевкой заговорил офицер.
- Больше тебе не орать в тавернах, не взбудораживать бешеных ночлежников,
не устраивать тайных сборищ в вертепах, не смущать армию в казармах. Думал
стоять сотнями собственных статуй на площадях и перекрестках? Нет, будешь
лежать и распадаться в грязи, и скоро никто не припомнит, как тебя звали,
министр экономики Марк Фигерой!
Офицер нажал на спуск и водил дулом, облучая тело Фигероя
резонансными импульсами. И там, куда ударял убийственный луч, вспухала и
чернела кожа. Не прошло и минуты, как вместо молодого, довольно красивого,
стройного мужчины на грунте громоздилась черная горка, потерявшая всякие
человеческие очертания.
Покончив с Фигероем, офицер обернулся к трепещущему безгласному
Конраду и почти печально сказал:
- Мне очень жаль, парень, ты выглядишь довольно безобидным. Но ты
смотрел, как я расправился с подлым бандитом, два года служившим у меня
министром. А у него столько сторонников, и они будут так пылко жаждать
мести! А моя жизнь - важное достояние общества, и ее нельзя прерывать без
вреда для хороших людей. Надеюсь, я убедил тебя, что для блага нашей
страны ты должен пойти вслед за Марком Фигероем. И уверен, что ты сам
благоразумно и благородно поставишь общее благо выше маленького своего
сопливого личного благополучьица. Я не ошибся, парень?
Внутренний Голос панически прокричал в Конраде: `Он убьет тебя,
беги!` Конрад прыгнул в сторону в тот миг, когда офицер направил на него
дуло импульсатора. Офицер был решителен, но неповоротлив. Он только успел
повернуться к Конраду, как тот уже схватил камень и метнул его. Камень
ударил офицера в висок, офицер зашатался, выронил импульсатор. Конрад
схватил оружие еще до того, как оно упало на грунт, и направил дуло на
солдата. Солдат, растерянный, стоял неподвижно, как столб, только
переводил глаза с Конрада на тяжело ворочающегося на грунте офицера. Он
крепко сжимал обеими руками свой импульсатор, но не собирался пускать его
в ход - солдат был из тех, кто без приказа не стреляет.
- Бросай оружие! - приказал Конрад. - И отойди на десять шагов.
Солдат покорно опустил на грунт импульсатор и отошел на предписанное
расстояние. Конрад проворно овладел вторым стволом.
- Слушай меня, солдат! - сказал Конрад. - Я уйду, а вы оба десять
минут не двигайтесь с места. И не смейте меня преследовать, в моих руках
стволы излучают без промаха.
- Так не пойдет, господин прохожий! - ответил солдат. - Знаете, кого
вы свалили? Перед вами лежит майор Шурудан! Величайший воин и глава
правительства, вот на кого вы подняли руку, господин!
- Фердинанд Шурудан! - Конрад с любопытством поглядел на офицера, со
стонами старавшегося подняться и снова падавшего. Лицо его было залито
кровью, мундир в пыли. В таком жалком виде он и отдаленно не напоминал
грозного командира правительственных войск, имя которого по всей стране
произносили только шепотом. - Уж не хочешь ли ты, солдат, чтобы я помог
человеку, который собирался без всякой моей вины уничтожить меня?
- Если вы поможете майору Шурудану, он казнит и вас, и меня, -
рассудительно возразил солдат. - Вас - за то, что вы ранили его самого, а
меня - за то, что я не успел вам помешать. Надо убить моего командира и
бежать в Анатру, вы будете там приняты как герой.
- Подойди поближе и облучи Шурудана! - велел Конрад и протянул
солдату импульсатор.
Солдат, и шага не сделав, грустно сказал:
- Лучше казните меня, ибо у меня рука не поднимется на моего великого
командира майора Фердинанда Шурудана!
Внутренний Голос свирепо заорал в душе Конрада: `Бей сам, остолоп!
Бей сам, говорю тебе! И поживей, майор вот-вот оклемается!` Повинуясь
велению своего наставника, Конрад быстро провел лучом по лицу и груди
офицера. Только увидев, как чернеет безжизненное тело командира, солдат
осмелился подойти поближе.
- Дайте мне импульсатор, господин мятежник! - сказал солдат. - Боже
мой, как вы с ним разделались! Никто бы в армии не поверил, что с самим
господином майором можно так легко!.. Возьмите меня в охранники, господин.
Я буду ваш раб, теперь только в вас моя защита от кары правительства.
Конрад вернул солдату оружие. Внутренний Голос подсказал, что этому
коренастому уродливому крестьянину можно верить. Конрад понимал, что
совершилось абсолютно непредвиденное и чрезвычайно опасное событие: он,
отнюдь этого не желая, замахнулся на само правительство и так преуспел,
что один из влиятельнейших его членов, его военный вождь, превращен рукой
Конрада в горку мусора. Сбывались мрачные предсказания отца: тот не ждал
ничего хорошего от выхода сына в самостоятельность и грозил заранее его
покарать собственными узловатыми кулаками за преступления, какие он,
несомненно, совершит по выходе из дома. От отцовских кулаков удалось
увильнуть, от отцовского предвидения - нет. Конрад два часа шагал по
правой дороге `наобум Лазаря`, со смутной надеждой чем-нибудь выдвинуться
в городской смуте. Как страшно сузилась сейчас дорога, показавшаяся
поначалу столь широкой! Она обернулась кривой тропкой в мятеж. И, хоть
повинуясь ору Внутреннего Голоса и доброму совету неизвестного солдата,
Конрад своевременно, до того как тот покончил с ним, расправился с грозным
вождем правительственных войск, теперь его бил запоздалый страх.
Дальнейшая жизнь стала чудовищно необеспеченной. И Конрада утешала
спокойная рассудительность, с какой этот немолодой, крестьянского вида
правительственный воин рассуждал о переходе в мятеж, сразу причислив
самого Конрада к мятежникам и согласившись служить ему верным охранником,
будто он уже был в мятеже крупной фигурой. Раз так - значит, мятеж, -
отчаянно решил Конрад, и Внутренний Голос одобрительно рявкнул: `Молоток!
Что я тебе говорил? Размахивайся пошире! А крепко бить умеешь, это точно!`
- Стреломобиль Фигероя поврежден, господин мятежник! - заговорил
солдат. - По приказу господина майора я метнул в этот стреломобиль
крылатую гранату, и господин майор похвалил меня за удачное попадание. Но
наш стреломобиль в исправности, господин мятежник, мы на нем отлично
доберемся в Анатру.
- Как тебя зовут, солдат? - поинтересовался Кондрад, усаживаясь на
второе сиденье стреломобиля и с облегчением вытягивая порядком уставшие на
каменистом шоссе ноги.
- Микаэл Убуби, с вашего разрешения, господин мятежник. И не сочтите
нескромностью с моей стороны полюбопытствовать, как вас величать и каков
ваш высокий чин и ответственный пост в мятеже?
- Зови меня Конрадом Подольски - и не ошибешься. А что до чина, то
еще не удостоен чинов, а посты пока занимал не ответственные, а
безответные.
- Ха-ха, господин Конрад, - не ответственные, а безответные, -
сдержанно посмеялся солдат Микаэл Убуби и тут же уверенно предсказал: -
Такому геройскому мятежнику, как вы, господин Конрад, судьба идти на
высоты, я это сразу понял, когда вы так решительно метнули тот решающий
камень в господина майора.
- Решающий камень? - переспросил Конрад.
- Так точно - решающий. Ибо он решил не только исход сражения между
вами и страшным господином майором Шуруданом, но всю судьбу мятежа.
Правительство без своего военного вождя теряет половину силы.
Разговаривая, солдат Микаэл Убуби ловко оперировал клавиатурой
стреломобиля. Стреломобиль сперва неуклюже потоптался на шоссе,
переваливаясь с колеса на колесо, потом приподнялся над грунтом, вытянул
крылья и взмыл. Микаэл Убуби для осторожности нажатием кнопки переменил
рыжую окраску машины на красновато-фиолетовую - под цвет неба. Под
крыльями стреломобиля неторопливо пробегали каменистые рыжие сопки, сухие
русла бывших ручьев и рек, одинокие крестьянские домики. Конрад мысленно
прикидывал, как держаться в Анатре. Главное - не напороться на
правительственные отряды, встреча с которыми добром не кончится. Он отыщет
подпольную квартиру мятежников и попросит зачислить его в боевую дружину.
Он объяснит, что хорошо владеет импульсатором и что после убийства майора
Шурудана можно не сомневаться в его верности мятежу. Мятежники смелы, но
подозрительны, об этом говорил отец, они часто страдают от измен, но он
убедит их, что не предатель. `Как я могу перейти на службу правительству,
- скажет он, - когда столь провинился перед ним, а ведь законная власть
свирепа и беспощадна. Вот так я объяснюсь с вождем мятежа`, - закончил
Конрад размышление, и Внутренний Голос одобрил: `Правильно, старик, что я
тебе говорил? Так держать!`
- Правительственные машины! - с тревогой сказал солдат, проворно
втянул крылья в бока стреломобиля и снова сменил высотную окраску на
защитную рыжую, для бреющего полета: теперь машина мчалась над холмиками и
впадинами, держа дистанцию метров двадцать от грунта. Личная боевая машина
командира правительственных войск была отменного качества, но Конрад,
схватившись за поручни, предпочел бы пассажирский аппарат попроще: те
неспособны так точно держать высоту, зато их не швыряет и не качает столь
жестоко над неровностями почвы. У Конрада кружилась голова, его тошнило.
- Пронесло! - бодро сказал солдат и стал сбрасывать скорость:
показались первые городские здания.
Машина по-прежнему летела стрелой, не выпуская крыльев, но больше не
трясло. Испугавшие солдата правительственные машины - три маленьких, почти
неразличимых пятнышка в сумрачном полудневном небе - исчезли в стороне.
Они, по-видимому, патрулировали над городом, пресекая попытки мятежников
завоевать господство в воздухе. Благодаря умелому маневру Микаэла Убуби с
уборкой крыльев, переменой окраски и быстрым снижением, патрульные
стреломобили не обнаружили их машины. Теперь опасностей надо было ждать не
с воздуха, а с земли, ибо на улицах шло сражение: там бежали люди,
слышались хлопки гранат, зудящее пенье больших орудийных импульсаторов.
Конрад хотел было приказать своему спутнику не ввязываться с бухты-барахты
в уличный бой, но солдат и сам разобрался в обстановке. Он привалил
стреломобиль к стене продовольственного склада и ловко набрал на
клавиатуре окраску машины под кирпич, и скоро уже в двадцати шагах нельзя
было различить, где стена, а где летательный аппарат.
- Быстрей наружу, господин мятежник! - крикнул солдат и помог Конраду
выбраться на улицу, ибо, оставаясь в машине, они демаскировали ее цветом
своей одежды.
- Пойдемте искать штаб боевых дружин, - сказал Конрад и двинулся в
глубь города. Солдат Микаэл Убуби шел следом, страхуя своего нового
начальника от нападения сзади.
Они прошли всего несколько шагов, как из-за угла вывернулась орава
вооруженных, разномастных, дико орущих людей. Последний, наставив
импульсатор на Конрада, яростно закричал:
- Стой, кто идет? Почему в армейской форме? Солдаты правительства у
нас в тылу! К стенке шпионов!
У Конрада от страха перехватило горло. Внутренний Голос не подал
голоса - видимо, тоже растерялся. Но солдат Микаэл Убуби смело шагнул
вперед и молодцевато отрапортовал:
- Я больше не солдат правительства, я личный охранник господина
Конрада Подольски. Мой славный командир стоит перед вами, господин
предводитель, и ждет знаков почтения, ибо он собственной своей геройской
рукой...
- С ума слезть, какое вранье! Еще ни один шпион не уходил живым из
могучих рук Франциска Охлопяна! К стенке, говорю вам!
К предводителю подошел высокий, страшно худой человек в одежде
летающего монаха и положил руку на его плечо.
- Умерься, Франциск! Надо допросить этих молодцов. Если они из
правительственных войск, то они смогут рассказать, по какой дороге нам
безопаснее скрыться.
К ярости в голосе Франциска Охлопяна стало примешиваться отчаяние. Он
все так же неистово орал, но в его выкриках слышался уже не только гнев,
но и слезы.
- О чем допрашивать? Для чего? Мы окружены! С минуты на минуту
прибудет их страшный дракон Фердинанд Шурудан и заглотает нас всех.
Солдаты ждут только его прилета, чтобы двинуться в последнее наступление.
А Фигероя нет и нет! Пропал наш великий Марк Фигерой! Сгинул, провалился в
преисподнюю! Бежим, Антон Пустероде, бежим, пока живы. Вот-вот в небе
промчится стреломобиль дракона! Расправимся с этими правительственными
ублюдками - и деру!
- Можете не опасаться прилета господина майора Шурудана! - промолвил
солдат Микаэл Убуби. - Майор импульсирован, а его стреломобиль стоит вон у
той стенки, мы на нем прилетели. Я был личным охранником майора Шурудана,
а теперь я - верный охранник господина Конрада Подольски, который на моих
глазах своей бестрепетной рукой предал майора заслуженной казни.
Франциск Охлопян впился ошалелыми глазами в Конрада, еще не
проронившего ни звука.
Летающий монах довольно проворно подбежал к стреломобилю и радостно
крикнул:
- Машина майора, я ее узнаю! Я сам благословлял ее за неделю до
мятежа. При благословении я поцарапал дверную ручку, мне так за нее
досталось от майора! Не сомневаюсь, что дракон, живой, не дал бы похитить
свой личный стреломобиль! Ура, нет дракона! Слава нашему другу Конраду
Подольски!
Все это летающий монах говорил и выкрикивал уже возвращаясь обратно.
В толпе мятежников гремело `ура!` в честь гибели майора Шурудана и
`слава!` в честь нового отважного друга. Предводитель отряда мятежников
сменил яростный тон на радостный и бешенство - на почтительность.
- Дорогой друг, почему вы молчите? Так важно, так нужно, так
великолепно знать, что проклятого Шурудана больше нет! Ах, почему
задерживается наш великий Фигерой? Он бы вас прижал к своей груди!
Конрад молчал, потому что Внутренний Голос во время перепалки твердил
ему подождать с объяснением, пусть раньше обо всем растолкует солдат. Но
теперь Внутренний Голос, окрепнув звуком, грохотнул: `Твоя взяла, бей,
старина, с размаху!` И Конрад сказал с холодной надменностью:
- Я молчал, ибо меня поразила ваша недисциплинированность, Франциск
Охлопян! Вы слишком распускаете нервы! Не ждите Марка Фигероя, он не
придет. Великий противник правительства был уже ранен, когда появился
майор Шурудан. Я не сумел спасти Фигероя, но отомстил за него. А перед
смертью Фигерой поручил мне потребовать, чтобы вы...
Из-за угла показалась кучка мятежников. Они кричали, что солдаты
теснят их из квартала в квартал, надо поскорее бежать.
- Приказывайте! - сказал Франциск Конраду. - Теперь вы командир.
Конрад поманил к себе летающего монаха, тот угодливо подбежал. Конрад
много слышал об этом удивительном человеке. Антон Пустероде первым
облачился в форму, которая его прославила и породила многочисленные
подражания: гибкий панцирь с фонариками на плечах, заменившими
доисторические военные погоны, и круглыми пластмассовыми крылышками на
спине. Фонарики яркого света не давали, а крылышки в далекий полет не
уносили, но мистический эффект обеспечивали. Когда летающий монах
возносился над головами прихожан и прохожих, а в сумраке проникновенно
сияли его фонарики, высвечивая худое фанатичное лицо, людьми овладевал
экстаз: кто только тихо плакал, кто надрывался в истошном вопле. Антон к
тому же умел проповедовать и голосом был одарен мощным - утробно гремящим,
зловеще проникновенным.
Конрад приказал летающему монаху:
- Проберитесь к солдатам и возвестите им свыше, что майора Шурудана,
командующего правительственными войсками, больше нет в живых и что
восставших поведу в бой я, его убийца. А вы, Франциск, - обратился Кондрад
к предводителю мятежников, - соберите свой растерявшийся сброд в
правильный отряд, поставьте засадой на углу - и, когда солдаты появятся,
ударим на них. Думать о бегстве запрещаю! Теперь наша возьмет!
- Теперь наша возьмет! - восторженно повторил Франциск Охлопян и
кинулся строить мятежников.
По улице пронесся натужный рев. Летающий монах, взмыв на недосягаемую
для импульсаторов высоту, кричал о новых событиях. Голос Антона Пустероде
не приближался и не отдалялся - солдаты, услышав его, так растерялись, что
позабыли наступать. Летающий монах все снова повторял, что преступный
командир правительственной армии казнен могучей рукой нового вождя
восставших и что новый вождь готов помиловать всех, кто перейдет на его
сторону, а офицеров правительства, сложивших оружие, хорошо наградит. И
когда солдаты возобновили натиск, в нем уже не было ни той уверенности, с
какой они всего час назад вытеснили мятежников из городских кварталов, ни
автоматической дисциплины боя. Из-за угла выбежало несколько солдат, за
ними показались остальные - нестройная кучка, охваченная сомнением и
беспокойством. Франциск Охлопян мгновенно оценил перемену и громовым
криком бросил мятежников на солдат. Солдаты побежали, мятежники мчались за
ними, восторженно импульсируя отстающих.
Конрад, увидев, как легко мятежники обратили в бегство солдат, хотел
было и сам ринуться в преследование, но Внутренний Голос мощно крикнул:
`Стой! Справятся без тебя`. Личный охранник Конрада, бывший солдат Микаэл
Убуби, не подозревая, что его начальник в этот миг прислушивался к своему
Внутреннему Голосу, но заметив его колебания, поспешно сказал:
- Господин мятежный вождь, вам лучше оставаться здесь, пока солдаты
не отрапортуют о победе.
Первым воротился Антон Пустероде. Летающий монах так устал, что не
снизошел с высоты, а неуклюже плюхнулся на грунт. Он сиял не только
фонариками на плечах, но и всем своим худым неистовым лицом.
- Даже крылья вспотели! - похвастался он, вытирая рукой пластмассовые
кружочки, поникшие на спине. В отличие от летающих монахов низшего ранга -
их крылья представляли собой набор из трех кружочков - у Антона Пустероде
каждое крыло составлялось из пяти кружков, он и возносился выше, и летал
быстрей. Правда, когда Пустероде примкнул к мятежу, правительство
постановило лишить его обоих крыльев, но мятежники не дали унизить
знаменитого проповедника. Антон Пустероде продолжал с самодовольством: -
Вам понравилась моя вдохновенная речь, господин вождь? Мне кажется, я
блестяще раскрыл всем врагам вашу блестящую роль в нашей победе.
- Победы еще нет, не слышу рапорта о ней, - надменно возразил Конрад:
Внутренний Голос приказал ему разговаривать только начальственным тоном.
- Победа уже близка, - предсказал летающий монах, и из-за угла
выбежал ликующий Франциск Охлопян; за ним торопились другие мятежники.
- Победа! Полная победа! - возгласил предводитель мятежников. -
Солдаты сдаются в плен! На нашу сторону перешло восемь офицеров, больше
трети вражеских командиров. Мы овладели всем городом! Вас ждут в ратуше
городские власти, наши воины и бывшие сторонники правительства. Все хотят
знать, какие блага вы возвестите нам.
`Иди и возвещай!` - приказал Внутренний Голос, и Конрад ответил
предводителю мятежников:
- Ведите меня. Будут блага, равные блаженству, пусть никто в этом не
усомнится.
Конрад шел по городу, окруженный отрядом мятежников, - верный
охранник, бывший солдат правительства Микаэл Убуби шагал позади, защищая
от коварного удара в спину, - и внутренне терзался. Надо было до появления
в ратуше выстроить программу возвещаемых благ и блаженств, без Внутреннего
Голоса такой план не осилить, а Внутренний Голос в этот важнейший момент
бормотал что-то невразумительное. Чтобы продлить время, Конрад
останавливался у каждого поврежденного здания, спрашивал, из какого орудия
импульсировали по дому, были ли убитые жители или всем удалось скрыться в
подвалах.
- Разрушений хватило, - радостно объяснял Франциск Охлопян, -
правительство не церемонилось с жителями, в каждом оно видело
потенциального врага. И не ошибалось, - с гордостью похвалился
руководитель мятежников, - ибо не было дома, где бы нас не прятали, хоть
при этом и проклинали, - честно добавил он. - Зато и солдатам досталось,
когда они побежали. Вот что значило ваше появление у нас, господин Конрад!
Великолепный поворот событий! Мы ждали нашего дорогого вождя Марка
Фигероя, но с ним и отдаленно не связывали столь радостных надежд, какие
сейчас уже стали не надеждами, а реальностью.
Радостное признание руководителя мятежников пробудило Внутренний
Голос. Он мигом набросал программу поведения, широкими мазками высветив
обстановку. `Победа мятежа - это твоя, Конрад, личная победа. Не двинься
ты по правой дороге, была бы не победа, а разгром. Отсюда первый вывод: ты
достоин высшего почета как единственный спаситель мятежников. Принимай
знаки почета без благодарности, как должное, а не наградное. Как назвал
тебя этот психоватый верзила? `Господин Конрад`, - так он сказал.
Поставить нахала на место! Ты не какой-то их неудачный божок Марк Фигерой,
трусливо бежавший от правительственного дракона Фердинанда Шурудана, -
пусть до всех дойдет величие твоих дел`.
Так говорил - горячо и убедительно - Внутренний Голос, и Конрад
Подольски понимал, что и на этот раз, как и всегда, должен вести себя по
советам своего верного друга и руководителя. Но в какие конкретные
поступки воплотить свое твердое решение взойти на вершину величия?..
`Оставь это на ход обстоятельств`, - мудро посоветовал Внутренний Голос.
Ход обстоятельств немедленно указал решение.
- Представлять вас городским сановникам буду я, - сказал летающий
монах. - Как бы вы повелели именоваться? Марка Фигероя мы называли просто
вождем, иногда более скромно - великим Фигероем, иногда и фюрером - в
честь его древнего земного предшественника, некоего Гитлера. Но ваши
заслуги, несомненно, выше и глубже, я бы даже осмелился выразиться, они
более пылающие. Вы не находите, что формула `пылающая заслуга` единственно
точная?.. Может быть, государь или император?
- Я человек скромный, и эти выспренние наименования - вождь, великий
фюрер, император - не по душе мне, - спокойно ответил Конрад. - Вы
просите, чтобы я повелел... назвал вам свой чин и ранг? Вот так и зовите
меня - Повелителем. И даже без господина. Не господин Повелитель, а просто
Повелитель. Скромно и значительно, не так ли?
- Удивительно скромно, необыкновенно значительно! - восторженно
высказался Антон Пустероде. - Я бесконечно горд, Повелитель, что моя
просьба повелевать нам... что она воодушевила вас возложить на себя сан
Повелителя. Повелитель, Повелитель!.. Какое сладостное слово, как радостно
произносить его! Сколь почетно будет выполнить повеление Повелителя!
Отряд мятежников двигался с прежней медлительностью, и тусклая
Москита уже успела закатиться, когда показалась ратуша - трехэтажное
здание на десять окон в каждом этаже. Ратуша мощно возвышалась над одно- и
двухэтажными зданиями великого города - Анатра протянулась в длину почти
на километр и захватывала больше полукилометра в ширину; все остальные
города планеты, вместе собранные, не могли бы сравниться величиной со
столицей. Конрад еще в детстве дважды побывал в Анатре, и с той поры в
душе его застыло восхищение ее красотой и богатством. И сейчас он многое
бы дал, чтобы безмятежно пошляться по улицам, любуясь изысканностью
таверн, роскошью вертепов, удобствами ночных берлог - он как-то
переночевал с отцом в одной такой ночлежке. И во рту у него надолго
остался восхитительный вкус проданного им на последний отцовский медяк
варева, которое отец уважительно назвал гороховой баландой. Но Конрад
сегодня не мог дать волю душе. И хоть при воспоминании о гороховой баланде
непроизвольно облизнулся, он никому не позволил подозревать, какие
плотские вожделения им овладевают. Ибо он теперь был не праздным зевакой,
позвякивающим в кармане двумя-тремя монетками, а Повелителем - и вел себя
соответственно сану.
У входа в ратушу его встретили отцы города - три величавых
седобородых старика. Отряд мятежников остался на улице, а Конрад
прошествовал с отцами города внутрь. Со спины его по-прежнему страховал
бывший солдат, а ныне верный охранник Микаэл Убуби; с боков, на
почтительном отдалении в два шага, двигался предводитель мятежников,
могучий рыцарь Франциск Охлопян и проповедник Антон Пустероде, главный
летающий монах планеты, создатель этого крылатого воинства,
насчитывающего, как он гордостью поведал Повелителю по дороге в ратушу,
уже ровно четырнадцать отважных и красивых летунов, не считая его самого.
Сановники расселись на парадных сосновых пнях у стены, а Конрад уселся на
троне, вывезенном еще с Земли в качестве богатого трофея, о чем
свидетельствовала почтительно сохраненная бирка: `Кресло-кровать. ГОСТ
12345. 2034 год`.
Летающий монах вышел вперед и возвестил собранию, что на Марите
произошел успешный и внеплановый переворот. Он успешен, ибо
правительственная армия сложила оружие. А внеочередной он потому, что
совершился раньше нормального срока. С того незабываемого дня, когда отряд
Архидео Марадоны, покинув Землю на захваченном им звездолете, высадился на
Марите, прошло ровно 105 лет, и в этот не такой уж огромный исторический
интервал вместилось ровно 35 государственных переворотов. Иначе говоря,
перевороты совершались с точностью астрономического события каждые три
года. А этот возник на год раньше, ибо правление военного вождя
правительства майора Фердинанда Шурудана стало поистине нестерпимым и его
великий противник, Марк Фигерой, министр экономики, счет нужным поднять
народ на досрочный мятеж. А внеплановость мятежа в том, что, во-первых,
благодаря его внеочередности в душах солдат не накопилось достаточно
отвращения к правительству и армия поддержала майора Фердинанда Шурудана,
хотя не только на улицах, но и в казармах майора и шепотом и громко
именовали страшным драконом и он сам, это точно известно, гордился своим
несколько нехорошим прозвищем. А во-вторых, ни Шурудан, ни Фигерой не
одержали победы, а, наоборот, оба погибли; а исход мятежа непредвиденно
решил новый человек, удивительный человек Конрад Подольски, принявший на
себя титул и сан Повелителя. Итак, в связи с вышеизложенным, мятеж против
ныне не существующего майора Шурудана следует считать не мятежом, а
освободительным переворотом, что же до последующего, то пусть сам
Повелитель объявит свои повеления.
- Прежде чем высказать повеления, прошу ознакомить меня с
обстановкой. Что в Анатре и в других городах?
Отвечал старший из трех отцов города. Анатра покорна своему
Повелителю. По всем улицам объявлена мирная обстановка. Уже открываются
бытовые и увеселительные заведения - пивные таверны, танцевальные вертепы,
пищевые берлоги, трущобы для командированных, подвалы для почтенных
гостей, а также казематы для торжественных приемов. Отцы города, конечно,
знают, что при государственном перевороте победители требуют
благодарственных денег. На этот случай заранее подготовлен особый,
неприкасаемый - в мирное время, естественно, - денежный фонд. Но в связи с
досрочностью и внеплановостью переворота... Денег меньше, чем, возможно,
потребует Повелитель.
- Все деньги передать армии, - повелел Конрад. - И срочно собрать
такую же сумму для моих личных государственных нужд. Слушаю дальше.
Франциск Охлопян доложил, что положение в армии стабилизируется. В
Анатре правительственные войска побеждены, в других городах они без
сопротивления переходят под власть Повелителя. Он с радостью извещает, что
все двадцать три офицера армии высказались за новую власть. Такой
ошеломительно быстрой, такой всецело полной победы еще не бывало ни при
каких прежних переворотах. В знак особого величия одержанной победы надо
бы выдать каждому офицеру поощрительную награду или наградное поощрение.
Если Повелитель не возражает, для этого можно использовать
благодарственный финансовый дар города Анатры.
- Не возражаю. Как настроение крестьянства?
О настроениях крестьянства доложил летающий монах.
- Крестьянство затаилось в своих хижинах. Крестьян гораздо больше,
чем горожан, - почти шесть тысяч по налоговой переписи, - но они исстари
ненавидят всякую власть. Крестьяне на Марите традиционно скупы, и хотя
правительство никогда не требовало от них больше половины их доходов, но и
эту жалкую мзду без армии не сыскать. А ведь половина доходов крестьянства
- тот минимум, без которого власть не может функционировать. И безвременно
погибший великий Марк Фигерой, и злой дракон Фердинанд Шурудан в этом
единственном пункте были одинакового мнения. Слушаю повеления по проблеме
крестьянства.
Конрад со злорадством припомнил, как кричал отец, выгоняя его из
дому. Отец не был способен понять, что Конрад созрел для великих
свершений. Пришло время показать ему, как страшно он ошибался в сыне.
Конрад прислушался к Внутреннему Голосу. Внутренний Голос гремел так
мощно, что его могли услышать и со стороны. `Что я тебе обещал, если
пойдешь по правой дороге? - разливался Внутренний Голос. - Ты теперь
Верховная власть, вот ты на какой высоте! Но власть тем выше, чем она
властней. Соображаешь? Руби и круши - в том истинное величие властной
власти. Пусть отец и жалкие соседи почувствуют твою руку!`
- Как относились крестьяне к правлению Фердинанда Шурудана? - спросил
Конрад, хотя и сам знал ответ: отец этот ответ часто произносил в
сопровождении жутких проклятий.
- Ненавидели! Они-то и прозвали его государственным драконом.
- Значит, крестьяне рады, что мы освободили их от дракона?
- Не сомневаюсь ни единой минуты, Повелитель!
- И они благодарны нам за освобождение?
- Как может быть по-иному, Повелитель?
- Тогда повелеваю: пусть крестьяне в благодарность за освобождение от
старой власти вручат новой власти дополнительно к старым налогам, равным
половине их доходов, еще одну десятую. Итого шесть десятых. Сбор
шестидесятки поручаю офицерам армии, которые получат поощрительную
награду. Повеление ясно?
- Вполне ясно, Повелитель, - объявили в один голос бывший
предводитель мятежников, а ныне командир правительственных войск Франциск
Охлопян и летающий монах, ныне министр экономики Антон Пустероде. Конрад
объявил им о новых должностях, когда они подходили к ратуше, и оба жаждали
функционировать.
Конрад сказал, что хотел бы отдохнуть, ибо день был трудный. Старший
из отцов города отвел Повелителя в роскошные апартаменты. Это была
обширная комната на два окна с настоящей кроватью и тремя стульями,
умывальником и ковриком у порога - все предметы обстановки были еще с
Земли. Конрад подошел к окну и долго всматривался в площадь. По ратушной
площади ходили радостные солдаты, то один, то другой возглашал: `Слава
Повелителю!` Москита закатилась, и темная звездная ночь нависла над
городом. Звезды лихорадочно мигали; раньше Конрад не мог без содрогания
смотреть на слишком живое ночное небо, но сегодня оно его не пугало. В
Конраде фонтаном било молчаливое ликование. Внутренний Голос не обманул.
Правая дорога была верной. Самые яркие мечты, самые сладостные надежды
осуществлены. Никому до того не известный - кроме злого отца, разумеется,
- он теперь повсеустно славится на всех улицах великой Анатры, а в ней
живет более тысячи маритян. Завтра же вся Марита с восторгом и
признательностью будет твердить его имя!
Вместе с Конрадом в его однокомнатный апартамент вошел и бывший
солдат Микаэл Убуби.
- Ты чего? - спросил Конрад.
- Буду лежать на пороге. - Микаэл Убуби показал на роскошный потертый
коврик у двери. - Теперь я от вас ни на шаг. И каждого, кто осмелится!..
Можете положиться на меня, Повелитель, расправлюсь не хуже, чем вы с
грозным майором Шуруданом.
- Грозному майору досталось, - скромно согласился Конрад.
- Еще как! - восторженно воскликнул бывший солдат. - Боже мой, кто бы
мог подумать, что найдется человек, который так смело, так ловко...
Простите, Повелитель, но когда вы неподвижно стояли под дулом моего
импульсатора и я ждал лишь команды великого майора Шурудана, чтобы
импульсировать вас вдоль и поперек... В общем, вы были такой бледный,
такой растерянный, что и в голову не могло прийти, что одним прыжком...
Голова кружится, когда припоминаешь это! Такая небывалость! Спите
спокойно, Повелитель, после такого дня нужно хорошо отдохнуть. Я
позабочусь, чтобы сюда никто и носа не сунул.
Бывший солдат, ныне личный охранник Повелителя растянулся на коврике
и спустя минуту смачно захрапел. Для человека, хвалящегося своей
бдительностью, он мог храпеть и не так громко. Конрад смотрел на Убуби.

ПОЛНЫЙ ТЕКСТ И ZIР НАХОДИТСЯ В ПРИЛОЖЕНИИ

Док. 115325
Опублик.: 21.12.01
Число обращений: 1