ПОЛНЫЙ ТЕКСТ И ZIР НАХОДИТСЯ В ПРИЛОЖЕНИИ

А.Н. Житинский
Седьмое измерение: Рассказы, новеллы, фантастические миниатюры
Я И МОЙ ТЕЛЕВИЗОР
БРАТ МОЙ МЕНЬШИЙ...
АРСИК
ВНУК ДОКТОРА БОРМЕНТАЛЯ
ПАРАЛЛЕЛЬНЫЙ МАЛЬЧИК

Александр Житинский
Седьмое измерение

* Рассказы, новеллы
* Фантастические миниатюры

Рассказы, новеллы

Опасения
Пора снегопада
Подарок
Желтые лошади
Брат и сестра
Языковой барьер
Гейша
Балерина
Тикли
Урок мужества
Эйфелева башня
Каменное лицо
Стрелочник

Опасения

Он стал замечать, что боится лепных карнизов. Иногда, читая газету,
наклеенную на доске, он резко вскидывал голову, ожидая увидеть перед
глазами падающий сверху кусок штукатурки. Этот кусок представлялся гряз-
ным, с бурыми пятнами дождя. Если вовремя не поднять головы, он ударит в
темя. От предчувствия удара голова становилась легкой, как орех, готовый
расколоться.
Обычно это продолжалось мгновенье, потом он отходил к краю тротуара,
не переставая опасливо поглядывать на балконы. Казалось, они ждали при-
каза, чтобы неотвратимо и бесшумно ринуться вниз.
Сердце несколько раз пугливо толкало его изнутри, но все становилось
на место, когда он вспоминал о двутавровых балках, вмурованных в площад-
ки балконов.
Конструкция обретала прочность.
Многое в этом мире висело на волоске и было опасным до тех пор, пока
он не ставил мысленных подпорок или не изобретал способа уберечься от
беды. Он будто непрерывно играл с Господом Богом в некую игру: его парт-
нер придумывал, как физически от него избавиться, а он предугадывал эти
попытки и старался их избегать.
Иногда ночью с ним происходили странные вещи. Он называл это `рельеф-
ностью`. Когда она наступала, звуки становились выпуклыми и твердыми. Их
можно было потрогать, поменять местами, они существовали отдельно от ис-
точника. Тиканье часов напоминало сухой треск спичечного коробка. Звон-
кие мысли летали кругами и были горячи на ощупь. Руки и ноги отделялись
от тела и находились где-то далеко, как в перевернутом бинокле. Самое
любопытное заключалось в том, что руками и ногами можно было шевелить,
однако такое управление осуществлялось сознательно и разделялось на при-
каз и исполнение.
`Рельефность` отступала внезапно, как и приходила. Мысли и звуки ра-
зом смешивались в обычный ровный фон, а тиканья часов снова не было
слышно. Несомненно, эти удивительные состояния между сном и бодрствова-
нием были каким-то образом связаны с постоянными опасениями за хрупкую
жизнь.
Размышляя над своими страхами, он приходил к выводу, что боится чуж-
дой кинетической энергии. Наиболее концентрированными ее проявлениями
были камень и пуля. Проходя по двору мимо мальчишек, он втягивал голову
в плечи и поднимал воротник, ожидая пущенного в спину камня.
Но еще страшнее было ожидание пули. Без всяких расчетов было понятно,
что камень, брошенный мальчишкой, серьезного вреда причинить не сможет.
Но пуля - другое дело. Масса у нее крошечная, точно у мухи, но летит она
торопясь и энергия у нее огромная. Во всем был виноват квадрат скорости
в формуле кинетической энергии. Его он ощущал затылком, пуще всего боясь
выстрела сзади.
Это случалось не часто, но, когда страх все же приходил, положение
становилось безвыходным. Метаться из стороны в сторону, пытаясь избежать
пули, было еще опаснее. Пуля могла лететь мимо,- бросившись в сторону,
легко угодить под нее. Самое верное - быстрее зайти за угол. Там страх
сразу исчезал и казался смешным.
Где-то он слышал историю, как стреляли из окна по случайному прохоже-
му. Кажется, на спор. На окна, в особенности темные или укрытые де-
ревьями, он смотрел с ненавистью. Случай пугал его не меньше, чем энер-
гия.
Выходило, что боялся он не смерти, а случая. Его внезапность и неп-
редсказуемость были гораздо опаснее смерти, потому как смерть была ес-
тественна, она имела причину, а каприз случая не поддавался учету.
Из всей массы случаев по-настоящему пугали непредвиденные сгустки
энергии. Чем быстрее они двигались, тем вероятнее становилась возмож-
ность встречи. Самое странное, что он не мог представить себе пули или
камня в натуре. При мысли о них рисовалось движущееся поле, завихрение
сил, ставшее материей. Это был комок силовых линий, обретших форму и
вес. Казалось, этот комок можно рассеять усилием воли, тем самым лишив
его опасности. Но волю следовало тоже собрать в небольшой объем, довести
до высокой концентрации, а это не всегда получалось.
Энергия рождала вспышки страха, который быстро проходил. Другой опас-
ностью была толпа, страх перед которой присутствовал постоянно.
Толпа сковывала, гипнотизировала, увлекала в водоворот локтей, всасы-
вала в двери и сжимала, сжимала...
Здесь, в отличие от случая, действовал закон. Случай был неотвратим,
от встречи с толпой можно было уклониться. Переждать поток людей, выб-
рать другие двери, выходы, автобусы и электрички. Можно прийти заранее и
уйти позже. Но и это не всегда удавалось. Толпа рождалась незаметно,
сгущалась и неотвратимо засасывала в себя. Она становилась живым орга-
низмом, живущим по законам жидкости. Отдельные силы усреднялись, превра-
щаясь в тупую мощь, противиться которой не было возможности. Она могла
раздавить находящихся с краю - там, где толпу ограничивали бетонные сте-
ны и железные турникеты.
Когда он попадал в толпу, единственной его целью становилось дер-
жаться середины. Однако от его желания уже ничего не зависело. Более то-
го, проявляя активность, он ставил себя в невыгодные условия и постепен-
но оказывался с краю. Самым разумным было подчиниться стихии, пытаясь
лишь угадать ее намерения.
Кроме смертельной опасности жесткой границы, была не менее страшная
опасность неравномерности движения толпы. Поток людей завихрялся, испы-
тывал ускорения, и тогда в нем образовывались пустоты. Внезапно освобож-
далось место, куда можно было упасть.
Падение вычеркивало человека из толпы, его затаптывали, часто не за-
мечая этого.
Ему стало казаться, что толпа караулит его. Однажды в подземном пере-
ходе движение вдруг замедлилось, стало темно и тесно. Где-то впереди пе-
рекрыли проход, люди качнулись назад, рядом раздался женский крик и
страшный голос мужчины:
- Стойте!
С улицы под землю спешили новые массы, смешивались в крике, стонах и
тяжелом дыхании толпы. Внезапно блеснул свет, толпа подалась вперед, об-
разовалось пространство, люди побежали.
Он выскочил наверх, тяжело дыша, и несколько минут в ужасе наблюдал,
как из-под земли вырывались люди. Многие были необъяснимо веселы.
Сочетание толпы и случая было наихудшим вариантом. Оно возникало в
переполненном автобусе, едущем по мосту. Сдавленный соседями, он ясно
ощущал предел скорости, за которым автобус сможет пробить чугунную ре-
шетку ограждения. Картина рисовалась отчетливо, как в замедленном кино:
куски ограждения взмывали в воздух, расклеиваясь на лету, автобус тяжело
переваливался через край, успевал сделать в воздухе пол-оборота и падал
в Неву.
Дальше картина обрывалась, потому что было неясно, останется автобус
на плаву или пойдет на дно.
Чаще ему казалось, что автобус утонет мгновенно, хотя мерещились и
более благоприятные возможности.
Он без устали рассматривал варианты поведения во всех допустимых слу-
чаях.
Многое зависело от того, успеет ли водитель открыть двери и станет ли
делать это вообще. Это было мало вероятно, но давало шанс на спасение.
В противном случае приходилось мысленно разбивать окно, и тут возни-
кали непреодолимые трудности. Кулаком сделать это никак не удавалось,
даже принимая во внимание безвыходность положения. Ногой тоже не получа-
лось, ибо толпа сковывала движения. Когда же он принимал в расчет всеоб-
щую панику, крики, динамический удар о поверхность воды и отсутствие
опоры, он приходил к выводу, что разбить стекло невозможно.
Все же он стал возить с собой в портфеле молоток.
В редких, случаях, когда ему мысленно удавалось выбраться из тонущего
автобуса, до спасения было еще далеко, потому что неизвестны были глуби-
на реки, температура воды и скорость течения. На нем же было зимнее
пальто, от которого он избавлялся в ледяной воде, ощущая, как оно тянет
его ко дну.
Доходило до того, что он покидал автобус и переходил мост пешком.
В самолете он вообще не летал. Слишком тяжел был аппарат для пустого
воздуха. Законы аэродинамики не убеждали.
Если бы давали парашют!.. Но тогда было бы, как в автобусе - паника,
предсмертные крики, переплетение тел,- и опять спастись не удавалось.
Он предпочитал ходить пешком и свободнее всего чувствовал себя в отк-
рытом поле. Там он мог вольно вздохнуть, и оглядеться по сторонам, и
увидеть темный лес вдали, и дым над трубой, и черные серпики стрижей,
стелющихся под синей грозовой тучей, в глубине которой грозно вспыхивали
электрические огни.
Молнии он почему-то не боялся.
1968

Пора снегопада

Снег падал всю ночь, пока мы спали, просматривая дивные короткомет-
ражные сны о прошедших временах и о тех событиях, которые могли бы прои-
зойти с нами, не будь мы столь безнадежно глупы и эгоистичны. Сны будто
дразнили нас всевозможными картинками счастья, предлагая различные вари-
анты жизни, близкие и далекие перемены, запретные встречи и тому подоб-
ные сумасшедшие мероприятия, какие может нагадать лишь цыганка на картах
да выкинуть наудачу ночь, точно номера лотереи. Поскольку среди множест-
ва комбинаций встречались и прямо-таки удивительные, пугающие своей не-
суразностью, - например, падение в какую-то пропасть в собственном авто-
мобиле, которого у меня нет и никогда не будет, битком набитом орущими,
визжащими и растрепанными девицами (причем, одна из них вцепилась в мои
руки с такой силой, что утром я долго зализывал маленькие кровоточащие
ранки от ее ногтей, похожие на следы крохотных трассирующих пуль, и
удивлялся, кажется, больше им, чем этому проклятому снегопаду), - так
вот, поскольку встречались и такие, с позволения сказать, эксперименты,
то приходилось только радоваться своей нормальной и твердой жизни,
всплывая с донышка сна, прислушиваясь к скрипу форточки, раскрытой нас-
тежь, и снова погружаясь в какое-нибудь очередное приключение.
Странно, что, просыпаясь наполовину и слыша форточку, я не ощутил
снегопада. А может, тогда он еще и не начался.
Утром, прежде чем открыть глаза, в то короткое мгновенье между сном и
явью, когда с легким испугом перепрыгиваешь некую трещинку во времени, я
почувствовал холодное прикосновение ко лбу, которое тотчас же преврати-
лось в теплую каплю влаги, скатившуюся между бровями на веко. Я открыл
глаза и увидел край одеяла с пушистым снежным кантом на нем толщиною
сантиметра в два. Мое лицо было мокрым. Я приподнялся на локтях, чтобы
получше все рассмотреть, и обнаружил ровный, нетронутый слой снега, ле-
жавшего на полу, письменном столе, одежде, раскиданной на стульях, и во-
обще на всех предметах, находившихся в комнате. Жена еще спала, уткнув-
шись, по своему обыкновению, носом в подушку, а голова ее была будто
покрыта белым пуховым платком. Потревоженный моим пробуждением, снег
бесшумно сыпался вниз с одеяла, образуя холмики на полу рядом с кро-
ватью. В пространстве комнаты сеялись редкие тусклые снежинки, неизвест-
но откуда взявшиеся и едва различимые в серой, утренней мгле. В комнате
было прохладно.
- Ну, вот и зима пришла! - послышался удовлетворенный бабушкин голос,
а потом и сама бабушка проплыла в коридоре мимо раскрытой двери нашей
комнаты. Она была в ночной рубашке до полу, а в волосах у нее мерцали
крупные снежинки. Из-под бабушкиных шлепанцев взвивались маленькие снеж-
ные вихри и тут же опадали вниз.
- Какая зима? - раздраженно сказала мать в кухне. - Еще и осени-то не
было! Вечно ты все перепутаешь, мама. Погляди в окно!
- А ты поживи с мое, тогда и посмотрим. Восемьдесят семь лет... -
мечтательно произнесла бабушка.
Я сел на кровати, поставив ступни в снег на полу. Снег с легким шоро-
хом примялся, и я приподнял ноги, чтобы полюбоваться мягким рельефным
отпечатком. Ступни горели, обожженные снегом, и это обстоятельство неос-
поримо доказывало, что сон прошел, оставив лишь следы неизвестных женс-
ких ногтей на тыльной стороне моих ладоней. Я лизнул ранки, а затем
опустил руки в снег, отчего на них налипли сломанные снежинки, которые
быстро таяли, превращаясь в прозрачные целебные капли. Я слизывал их с
тупым наслаждением, мой мозг еще не работал, а регистрировал все как
есть, находя в этом известное удовольствие.
Бабушка продефилировала мимо нашей двери в обратном направлении,
подставив ладони падающим снежинкам и благостно улыбаясь.
- Ты будто на лыжах в своих шлепанцах! - крикнул я ей вслед.
- Восемьдесят восемь лет - это вам не хухры-мухры, - сказала отку-
да-то бабушка.
- Уже восемьдесят восемь! - буркнула в подушку жена. - А вчера было
семьдесят пять. Бабушка дает!
Она повернула голову, протерла кулаком глаза и уставилась на зимний
пейзаж.
- Платье пропало, - прошептала она, остановив взгляд на неровном суг-
робике, возвышавшемся на стуле. Я подошел к стулу, высоко поднимая ноги,
точно аист, и тряхнул платье, с которого полетела мелкая серебряная
пыль, как будто оторвался прозрачный шлейф и опустился на пол. Оно поче-
му-то пахло арбузом. Я бросил платье жене, и она поймала его, стараясь
не задеть снежного покрова на одеяле.
- Давай все остальное, - приказала она и хихикнула, наблюдая, как
один за другим, напоминая жонглерский реквизит, летят в редком снегопаде
лифчик с поясом, сорочка и чулки. Все это она быстро натянула на себя,
сидя на кровати и не переставая хихикать.
- Ну, теперь начнется! - наконец сказала она.
- Что начнется? - спросил я.
- Ты простудишься, надень тапки, - ответила она.
Я разыскал тапки, вытряхнул из них снег и подошел к окну.
Под окном ехал, позванивая, жизнерадостный красный трамвай, за кото-
рым бежало низкое облачко пыли. Лето еще не сдавалось, хотя изрядно по-
тускнело и постарело. Деревья на той стороне улицы уже высасывали из
земли желтую краску, которая понемногу примешивалась к темно-зеленой
листве, разбавляя косые тени на домах едва приметной охрой. Солнце под-
нималось, как всегда, справа, и никакого снега на улице не было и в по-
мине.
Снег лежал в нашей большой, несколько запущенной квартире; он слетал
с потолка и медленно падал на пол, ускоряя и усложняя свои полет только
в районе открытой форточки, - в прочих местах он падал отвесно и равно-
мерно со скоростью десяти сантиметров в секунду, - и я подумал, что так,
должно быть, выглядит сгустившееся и замерзшее время с секундами в виде
снежинок, падающих с неумолимой монотонностью.
Это была первая моя мысль с момента пробуждения. Первая мысль иногда
бывает наиболее близкой к истине.
Так началась в нашем доме пора снегопада в то утро. Было воскресенье,
и вся семья постепенно стягивалась к завтраку в кухню. Между взрослыми
пока царило молчание, а дети - наши, моего брата с женой и еще какие-то
дети, ни свет ни заря пришедшие в гости, - уже резвились, высыпавшись из
детской. Они с увлечением лепили небольшую снежную бабу у входа в ван-
ную, так что туда приходилось протискиваться боком, чтобы не повредить
их сооружение. В огромной ванной комнате каждый занимался своим делом,
стараясь ни на кого не смотреть. Там тоже падал снег, тихо скользя по
наклонно стоящему на полочке зеркалу, в котором отражалась голова отца.
Он сосредоточенно брился, густо намазывая подбородок пеной, тоже похожей
на снег, а его лицо выражало каменную решимость. Брат, голый по пояс,
выбирал из ванной горстями снег и с наслаждением растирал грудь. Я
пристроился к умывальнику, отвернул кран и с минуту наблюдал, как тонкая
струйка воды скрывается в узеньком отверстии, образовавшемся в снегу,
которым до краев была полна раковина.
Бабушка заглянула в ванную все в той же ночной рубашке и сказала:
- Ах, здесь мужчины! Пардон!
- Мама, да оденься же ты, ради Бога! Сколько можно ходить в рубашке?
- возмущенно сказала мать, отстраняя бабушку и тоже заглядывая в ванную.
- Завтрак готов, - сухо объявила она и исчезла. За этими двумя словами
скрывалось:
а) всегдашнее недовольство невестками, несущими слишком малую, по ма-
миному мнению, нагрузку по дому;
б) крайняя степень усталости от готовки, стирки, глажки. уборки, ба-
бушки, нас, внуков и постоянной экономии;
в) внутреннее возмущение невесть откуда взявшимся снегопадом и про-
чее, и прочее, и прочее.
Тут надо объяснить обстановку в нашей семье, иначе многое будет непо-
нятно. Живем мы все вместе в старой пятикомнатной квартире с громадной
кухней, в которой можно играть в футбол, что, кстати, мы с братом и де-
лали, когда были маленькими. Тогда у родителей была отдельная спальня,
была гостиная, детская и бабушкина комната. Плюс к тому у отца имелся
свой кабинет. Потом произошли различные перемены, связанные с увеличени-
ем семьи. В результате комнаты распределились так: в бывшей спальне жи-
вут родители, в гостиной мы с женой, в кабинете отца расположился брат
со своей женой, а в детской живут наши дети. Бабушка осталась в своей
комнате.
Мебель передвигалась тысячу раз, отчего сильно попортилась. Вообще,
многое пошло прахом: порядок, издавна заведенный в доме, пошатнулся, и
только мать с отцом делали отчаянные попытки его спасти. Мать, конечно,
больше. На ней всегда держался дом. Так и говорилось: дом держится на
матери, - мы к этой фразе привыкли давно. Отец всегда был крупным на-
чальником, а теперь вышел на пенсию, бабушке было что-то около девяноста
лет, а может, и больше, а теперь пошел снег. Снега нам как раз и не хва-
тало.
Кстати, бабушка - это мать моего отца, а не матери. Но моя мать зовет
бабушку мамой, потому что так повелось с незапамятных времен, когда нас
с братом еще не было на свете.
Теперь можно вернуться и к завтраку, во время которого, как это ни
странно, никаких обсуждении снегопада не было. Когда в кухню пригнали
детей - и своих, и чужих, - все расселись вокруг стола, в центре которо-
го стояла кастрюля с горячей картошкой. От кастрюли валил пар, и в нем
таяли, не долетая до картошки, снежинки. Мать успела подмести снег на
полу в угол и накрыть сугробик половой тряпкой. К сожалению, во время
завтрака снегопад усилился, и стол быстро припорошило, что вызвало нема-
лый восторг у детей, скатывавших маленькие снежки прямо на клеенке. Ба-
бушка торжественно улыбалась.
- У меня сегодня День Ангела, - наконец заявила она, после чего раск-
рыла рот и внимательно оглядела всю семью, ожидая реакции на свои слова.
Мать с силой захлопнула кастрюлю крышкой, а невестки улыбнулись сла-
бой улыбкой, понятной только нам с братом.
- Это ангел снегу насыпал? - спросила племянница и тут же получила
подзатыльник от жены брата.
- Моя ты лапочка! - умилилась бабушка.
- Бабушка, ты бы ела. Картошка стынет, - строго сказал отец. По его
лицу текли струйки тающего снега, но он даже не вытирал их, как ос-
тальные, и капли падали в его тарелку с подбородка. Закончив есть, отец
взял стакан чаю и ушел в свою комнату, не проронив больше ни слова.
- Девяносто три года... - опять начала бабушка, но мать резко оборва-
ла ее, сказав с надрывом в голосе:
- Мама, сколько можно одно и то же?
- А я что? Я ничего, - обиделась бабушка и поджала губы.
Жена брата принялась что-то торопливо рассказывать, чтобы снять нап-
ряжение, но напряжения снять не удалось. Казалось, что мать вот-вот зап-
лачет. Она и заплакала, но потом уже, когда осталась одна в кухне. Это я
определил позже по глазам и припухшему покрасневшему носу.
Весь воскресный день был посвящен борьбе со снегом. Собственно, боро-
лась только мать, непрерывно подметая кухню и коридор. Снег пошел
хлопьями, как бы намекая на бесполезность всякой борьбы, и мы с братом
быстро это поняли. Отец сидел у себя в комнате и читал газету. Когда на
ней скапливалось слишком много снега и читать становилось затрудни-
тельно, он переворачивал лист и начинал изучать другую сторону, а потом
снова переворачивал и так далее до бесконечности. Вряд ли такое чтение
доставляло ему удовольствие и было полезным.
Когда жены ушли гулять с детьми, мать позвала нас с братом на совеща-
ние. На нее жалко было смотреть - совсем уже старушка с зареванными гла-
зами. Она сидела в ванной комнате на табуретке, расставив ноги, и мето-
дично поливала горячей водой из душа снег, который она сгребла в ванну
из коридора. Снег быстро таял и проваливался в дырку, перегороженную
черным крестиком.
- Вот что, мальчики, я вам скажу, - начала мать тихо, и голос у нее
сразу же задрожал. - Я за отца волнуюсь, у него же сердце... А если бы
мы все дружно, и жены ваши, я ведь одна, как белка в колесе. С детьми
вашими нянчусь, с бабушкой нянчусь, она ведь как ребенок, вчера опять
съела весь компот, я говорю: `Мама, неужели ты голодная? Неужели мы тебя
не кормим?` - а она отпирается, говорит, что не ела... Теперь этот снег,
неизвестно, когда он кончится. Господи, всю жизнь, всю жизнь никакого
покою! Думала: вырастут дети, отдохну... Бабушка нас всех переживет, вот
увидите, здоровье у нее дай мне Бог такое, - говорила мама, раскачиваясь
на табуретке и водя душем над снегом.
Старые, бесконечные разговоры, к которым мы так привыкли, что уже и
не слушали, а только наблюдали, как струйки душа съедают остатки снега в
ванне, а сверху падают новые хлопья, и нет им никакого конца. Мать уста-
ло стряхивала снег с головы и рук, стараясь, чтобы он не попадал на пол,
а летел под горячую воду.
- Да ну! - сказал наконец брат. - Ничего страшного, всегда ты делаешь
проблему.
- Я вас только прошу: не говорите отцу, - сказала мать и шмыгнула но-
сом. Она отвернулась и провела по глазам рукавом платья.
- Чего не говорить? - спросил я.
- Да про снег этот проклятый! Про снег!
- Не понимаю, - пожал плечами брат и ушел.
- Вы уж у себя в комнатах хотя бы поддерживайте порядок, - сказала
мать, и я согласно кивнул, успокаивая ее.
- Может быть, попробовать пылесосом? - спросила она и вдруг рассмея-
лась так, что выронила душ в ванну, и тот превратился в фонтан, бьющий
вверх струями почти кипящей воды.
- Выкидывать его к черту на помойку, - предложил я, чтобы что-нибудь
предложить.
Мать испугалась и сделала круглые глаза.
- Что ты! С ума сошел! - замахала она руками. - Соседи увидят, разго-
воров не оберешься! Да ты сам подумай - снег будем выбрасывать в начале
сентября. Где это видано?
Я взял пылесос и принялся убирать снег в нашей комнате. Когда мешочек
пылесоса наполнялся, я относил его в ванную и вынимал из него аккурат-
ный, спрессованный цилиндр снега, который мать тут же начинала растапли-
вать горячей водой. Она повеселела, результаты борьбы были налицо и рож-
дали новое вдохновение. Однако снег падал так же методично, покрывая
тонким слоем только что убранные участки.
Отец вышел из бывшей спальни, похожий на Деда Мороза, и проследовал в
коридор. Там он оделся и вышел на улицу. Брат в своей комнате с веселой
песней протаптывал узенькие тропинки от стола к дивану и от дивана к
шкафу, а к остальному снегу не притрагивался. Он пел стихотворение Пуш-
кина `Зимнее утро`. У них в комнате уже образовался покров сантиметров в
двадцать. К бабушке я не заглядывал, и она не напоминала о себе.
Вечером все сидели притихшие в своих углах, и только из детской слы-
шались радостные крики. Там шла игра в снежки. У матери разболелась го-
лова, и она терла виски снегом, собирая его с подлокотника кожаного
кресла, в котором сидела. В каждой комнате, по-видимому, стихийно выра-
батывалась линия поведения в создавшихся условиях.
А снег все шел и шел, не переставая, и когда поздно вечером бабушка
открыла окно в своей комнате и устроила, как всегда, сквозняк в кварти-
ре, снег повалил из ее двери в коридор, образовал там заносы и завалил
одежду и обувь. Получилась настоящая метель с поземкой, поддувающей под
закрытые двери, с вихрями, рисующими на стенах изящные белые вензеля,
пока это безобразие не прекратила мать.
Она выскочила в коридор, напустилась на бабушку. потом на нас и быст-
ро расправилась с метелью.
Все мы сравнительно скоро привыкли к снегопаду. Уже через неделю снег
придал каждой комнате нашей квартиры свой неповторимый облик, точно со-
ответствующий укладу ее обитателей. Я даже не подозревал, что простой,
равномерный снегопад может столь резко подчеркнуть тот факт, что мы уже
давно разошлись и не составляем более единой семьи. Раньше это не так
бросалось в глаза. Квартира была как квартира - ну, большая, местами
неприбранная, с разношерстной мебелью,- однако на первый взгляд все было
как надо. Теперь же на эту картинку стоило посмотреть.
Кухня, коридор и комната родителей превратились в арену непрестанной
борьбы со снегом, которой посвятила себя мать. Вооруженная пылесосом и
веником, она начинала каждый день с уборки и заканчивала его тем же. Ве-
роятно, и днем она делала то же самое, но днем мы все были на работе, а
спрашивать не решались просто потому, что мать перестала с нами разгова-
ривать. Отец продолжал игнорировать весь этот снег, смотрел телевизор, с
которого капала вода, читал газеты и говорил о футболе. Я удивлялся ему,
его характеру, пока однажды не обнаружил, что отец тоже держится с тру-
дом. Ночью, когда я выносил из своей комнаты двух маленьких снеговичков,
чтобы поставить их в детской рядом с кроватками, я увидел отца, взгро-
моздившегося в коридоре на стремянку и внимательно исследующего потолок.
Он водил по нему ладонью, затем подносил ее к носу, нюхал, пробовал на
вкус и даже пытался скрести потолок столовым ножом. С потолка вместе со
снегом падала мокрая известка, только и всего. Я вдруг подумал, что отец
сильно постарел. Он так увлечен был своими опытами, что не заметил меня,
и я поспешил спрятаться за дверью.
В комнате брата снегу было привольней всего. Там его никогда не уби-
рали, отчего кое-где образовались высокие сугробы, а в других местах -
там, где часто ходили, - снег слежался в крепкий синеватый лед. который
мать в отсутствие невестки посыпала песком, чтобы, не дай Бог, кто-ни-
будь не подскользнулся. Дело в том, что комната брата была проходной, и
родители были вынуждены ходить через нее в свою спальню. У брата часто
бывали гости, что создавало дополнительные неудобства. Снег из комнаты
выносился подошвами в коридор, гости, веселясь, бросали друг друга в
сугробы и вообще всячески развлекались, а потом отряхивались в коридоре
перед уходом домой. Конечно, это не прибавляло матери энтузиазма.
У нас, как я уже упоминал, организовалась маленькая мастерская снеж-
ной скульптуры, что позволяло нам с женой коротать долгие, зимние вече-
ра. Каждый день мы лепили двух-трех снеговиков и расставляли их в комна-
те, благо она была большой. Вскоре наша комната стала напоминать остров
Пасхи с высоты птичьего полета, с той разницей, что скульптуры, торчащие
тут и там, были белоснежного цвета и более разнообразны.
С бабушкой творилось что-то странное. Она ходила в основном в ночной
рубашке и валенках и каждую неделю прибавляла себе один год жизни. Скоро
ей перевалило за сто, показывалась из комнаты она редко, но настроение у
нее было превосходным. В ее комнате снег лежал абсолютно нетронутым,
исключая кровать. Кроме того, на полу были пять или шесть глубоких ям в
снегу, тянувшихся цепочкой от кровати к двери. Бабушка всегда ходила ту-
да и обратно след в след.
И наконец, в детской, как и полагается, было смешение всех эпох и
стилей. Мать периодически выгребала оттуда снег, дети плакали, потому
что со снегом было интереснее, жена брата тайком подбрасывала в детскую
охапки снега, чтобы возместить потери, а мы с женой носили туда снегови-
ков. Анархия, да и только.
Дети катались на лыжах и санках, строили снежные крепости и ночевали
в них, играли в снежки, приглашали своих приятелей из детского сада, ко-
торые уходили с плачем, и тому подобное. Дети жили в свое удовольствие.
Хорошо было иногда ночью выйти из комнаты со снеговиком в руках и ос-
тановиться в коридоре, слушая тихое электрическое потрескивание, с кото-
рым падал снег. Включив лампочку, можно было увидеть всю непотревоженную
завесу снега от дальней двери в бабушкину комнату, проступавшую нечетким
серым контуром, и до вешалки, на которой висели снеговые шубы. Завеса
струилась, рябила под светом и падала, падала, падала, словно пустая
засвеченная пленка, прокручиваемая на бледном вытертом экране. Но глав-
ное было, конечно, в звуке - таком тихом и таком отчетливом, что каза-
лось, будто он возникает в крови, когда она с тончайшим шорохом бежит по
сосудам. Было немного жутковато, если стоять долго, пока голова не пок-
роется снежной шапкой.
Но эти редкие мгновения никак не компенсировали постоянного нервного
напряжения, установившегося в нашей семье. Теперь трудно даже припом-
нить, из-за чего произошел тот самый,заключительный скандал. Кажется,
все началось с детей. Как-то вечером мать выкатила из детской огромный
снежный ком, над изготовлением которого внуки трудились половину дня.
Естественно, что дети бежали за ней, цепляясь за платье, плача и требуя,
чтобы ком был возвращен обратно. К несчастью, вся семья была дома. В ко-
ридор выскочили невестки, услыхавшие плач детей, а за ними нехотя появи-
лись и мы с братом. Мать, раскрасневшаяся, разгоряченная, со злым лицом,
толкала ком по коридору.
- Да оставьте вы их в покое! - сказала вдруг моя жена.
Мать привалилась к снежному кому и зарыдала в голос. Дети останови-
лись, задрав головки, как маленькие снеговички, которыми полна была моя
комната. Так они и торчали из снега, следя за событиями.
- Все вам отдаю, - сквозь рыдания говорила мать. - Такая неблагодар-
ность, такая неблагодарность...
- Перестань, мама! - сказал брат.
- Ну почему, почему нельзя дружно, всем вместе?.. - продолжала мать.
- А потому, что вы вмешиваетесь, - зло и спокойно проговорила вторая
невестка.
Отец уже появился в коридоре и напряженно прислушивался к разговору,
смотря на всех как-то поверх голов. Услышав последние слова, он засопел
и вдруг выкрикнул:
- Убирайтесь все из моего дома! Слышите?
- Это такой же мой дом, как и твой, - заявил брат.
- Да как ты смеешь! - закричал отец. - Привели сюда жен, понимаешь,
детей нарожали, а о нас, о нас вы подумали?
- А вы много о бабушке думаете? - сказал брат.
- Все дело в снеге, - негромко сказал я.
Я произнес эти слова как бы про себя. Скорее, это была просто мысль,
высказанная вслух, а не реплика в споре, но все, кроме отца, замолчали и
посмотрели на меня с испугом, будто я позволил себе сказать что-то ужас-
ное.
Отец побелел и выкатил глаза. Он шагнул ко мне, сжав кулаки и отбро-
сив их назад, а затем прохрипел:
- Нет никакого снега! Нет! Что ты выдумываешь, идиот?!
На лицо отца хлынула багровая краска, и он схватился рукою за грудь.
`Сейчас он умрет`, - подумал я и успел даже удивиться тому спокойствию,
с которым я это отметил. Но отец лишь часто задышал и прислонился к ве-
шалке с одеждой, откуда на него посыпался густой снег.
Первым шевельнулся наш сын. Он вздрогнул всем телом, а его глаза были
так широко раскрыты и такой в них стоял ужас, что жена упала на колени,
чтобы схватить его и успокоить. Но он вырвался и побежал по коридору к
бабушкиной комнате. Перед самой дверью он поскользнулся на снегу, упал и
въехал в дверь на боку, открыв ее своим телом.
За дверью, распахнувшейся в конце коридора, были тишина и спо-
койствие. Тяжелые покатые сугробы в глубине комнаты доставали почти до
потолка, обрамляя окно на улицу плавными зализами, будто вычерченными по
лекалу. С верхнего края оконного проема свисали прозрачные сосульки раз-
ной величины, с которых срывались полновесные круглые капли, падающие в
снег со слабым причмокиванием. Торжественность этого ледяного царства,
открывшегося нам, была настолько выше наших страстей, а покой, исходив-
ший из комнаты, так не соответствовал всему, происходящему в коридоре,
что все вдруг опустили глаза, будто стыдясь чего-то.
Сын поднялся на ноги перед стеной снега, бывшей ему по грудь, и пос-
мотрел в сторону на что-то, не видимое нам из коридора.
- Прабаба спит, - прошептал он, и, хотя это был вполне возможный ва-
риант, мы все почувствовали нечто другое, некое прикосновение холода ко
лбу, словно снежная тень махнула темным крылом.
Толпясь, мы пошли к бабушкиной комнате. Мать с отцом шли впереди, а я
замыкал шествие. Когда я вошел в комнату, все уже неподвижно стояли по
колено в снегу полукругом перед бабушкиной кроватью. Бабушка лежала на
спине, прикрытая снегом, накопившимся, вероятно, дня за два. Ее лица не
было видно. Валенки стояли рядышком у кровати, высовываясь из снега, как
трубы затонувшего парохода,
- Зима пришла! Настоящая зима пришла! - закричал наш сын и, протис-
нувшись между взрослыми, побежал обратно в детскую.
За черным окном поднимались к небу световые снопы фонарей, в их бед-
ном, ненастоящем свете падал на землю другой свет - небесный, настоящий,
густой, искрящийся огнями цветовых пылинок, радостный и печальный первый
снег зимы. Мы и не заметили, как он пришел и завалил всю округу, объеди-
няя улицы и дома одним легким покрывалом, состоящим из мириадов снежи-
нок, сцепленных хрупкими лучами. Это был тот же самый снег, но показав-
ший вдруг свою красоту и могущество. Бороться с ним или проклинать его
было бы безумием.
Последняя снежинка с потолка, блеснув плоскими лучами, упала на пол,
а потом снег в квартире начал стремительно таять, превращаясь в чистые
потоки воды, ринувшейся из квартиры на лестницу. Это был настоящий водо-
пад, унесший с собой старые стулья и диваны, вымывший квартиру до блеска
и оставивший после себя запах весны.
Не может быть, чтобы этого никто не заметил.
1973

Подарок

И вдруг он увидел, что из-за спичечного коробка, изображавшего угло-
вой дом с булочной в первом этаже, возле которого были воткнуты в плас-
тилин три автомата газированной воды в виде лампочек от карманного фона-
рика, - из-за угла этого дома с нарисованными окошками появился его отец
в расстегнутом пальто. Генка отодвинулся от стола, на котором стоял го-
род, и замер. Отец подошел к автомату, потом к другому, будто чего-то
ища, и тут в его крохотной руке блеснул едва видимый стакан. Отец тороп-
ливо сунул стакан в карман пальто и, оглянувшись, скрылся за углом бу-
лочной. Затаив дыхание, Генка заглянул за спичечный коробок и увидел от-
ца, ростом не выше мухи, вместе с двумя какими-то мужчинами, один из ко-
торых сидел на обломанной спичке и курил. Струйка дыма завивалась, как
пружинка.
Генка на цыпочках отошел от стола и направился в кухню. Там у окна
неподвижно стояла мать, скрестив на груди руки, как изваяние, и не мигая
смотрела сквозь стекло на темную улицу. Услышав Генкины шаги, она сказа-
ла, не оборачиваясь:
- Да иди уж так! Не съедят...
- Не пойду, - буркнул Генка и уселся на стул.
- У-у... сволочь проклятая! - глухо простонала мать, обращаясь не к
Генке, а к черному окну, за которым раскачивался и звенел на ветру фо-
нарь под жестяным колпаком.
Генка вернулся к своему столу, к фанерке, на которой стоял город. Он
внимательно осмотрел тротуары рядом с булочной, но отца не обнаружил.
Тогда Генка от нечего делать воткнул в пластилин рядом с кубиком четыре
спички и обтянул их тонким, прозрачным целлофаном. Сверху он приклеил
под углом синее донышко спичечного коробка, и таким образом у него поя-
вился пивной киоск за кинотеатром, где они с отцом часто останавлива-
лись, когда ходили по воскресеньям в кино. Сам кинотеатр, сделанный из
картона, с прозрачной полиэтиленовой витриной, был готов уже давно. Ген-
ка проверил прочность пивного ларька и даже прорезал в передней стенке
бритвой маленькое квадратное окошечко.
Откуда ни возьмись к пивному ларьку стали стягиваться люди. Они выхо-
дили из-за кинотеатра, из дома напротив, где жила Светочка Донская, по-
являлись и со стороны сквера, прямо из проволочных кустов, обтянутых зе-
леными шерстяными нитками. Все спешили к квадратному окошечку, откуда
уже выпрыгивали один за другим пивные бокалы с нашлепкой кружевной белой
пены.
Генка наклонился к самым крышам, вглядываясь в мужчин. Отца среди них
не было. Очередь к ларьку встала длинной неровной цепочкой, потом в ки-
нотеатре кончился сеанс, и очередь еще увеличилась. Какой-то маленький
человечек в желтом плаще вился вокруг ларька, поочередно подходя к нача-
лу и концу очереди. Его отгоняли, и он отходил, размахивая желтыми тоню-
сенькими рукавами.
В коридоре раздался звонок. Генка встрепенулся и помчался открывать
дверь, однако мать опередила его. Сжав губы, с каменным лицом, она по-
вернула ручку замка, но дверь на себя не потянула, а отступила назад и
застыла на месте. Последовала пауза, после которой дверь нерешительно
приоткрылась, и в щель заглянула женская голова в беличьей шапке.
- Ах! Извините, ради Бога! - проговорила Ген-кина мать. - Я думала,
это отец наш вернулся...
Последние слова мать сказала с каким-то особенным выражением, и лицо
у нее дрогнуло.
- Геночка! - пропела женщина в шляпке умильным голосом, так и не вой-
дя в коридор. - Что же ты? Все уже собрались, а тебя нет.
Генка повернулся и побежал в комнату, где прыгнул с ногами на тахту и
прижался к стене. Отсюда он услышал обрывки тихого разговора, происхо-
дившего в коридоре.
- Подарок... - говорила мать. - Он обещал... нет и нет... Стесняется,
а я, как назло, больная...
- Господи! - воскликнула женщина. - Какие пустяки!.. Не надо ничего!
Ничего не надо!
Генка услыхал какие-то всхлипывания и ласковое воркование пришедшей
женщины. Затем мать с покрасневшими глазами вошла в комнату и сказала.
- Одевайся. Папа придет, принесет твой подарок... Там тебя все ждут.
- Не пойду, - помотал головой Генка.
- Ну, я тебя прошу, слышишь... Я тебя прошу.
По щекам матери побежали вниз две маленькие. как муравьи, слезинки и
беззвучно прыгнули на пол. Генка встал и заправил рубашку в брюки. Эти
брюки были куплены еще в первом классе и, как мать их ни удлиняла, все
равно не доставали до щиколоток. Воротничок белой рубашки был тесен и
стерт, однако рубашка торжественно пахла крахмалом, праздником и пригла-
шением к Светочке Донской, куда Генке очень лестно было быть приглашен-
ным.
Когда Генка получил это приглашение на открытке с розочками, где Све-
точкиной рукой были написаны взрослые, официальные слова, мать очень ис-
пугалась. Утром она долго говорила отцу, что семья там непростая, обес-
печенная, отец Светочки известный артист, являться с пустыми руками
стыдно, а потому надо купить хороший подарок - куклу какую-нибудь или
медведя. Потом она дала отцу пять рублей, глядя на него очень внима-
тельно и настойчиво, а отец спрятал деньги в карман, потрепал Генку по
голове и ушел на работу.
- Григорий! Только ради Бога... - успела сказать ему вслед мать, на
что отец отмахнулся и уже в дверях бросил:
- Да что я, не понимаю? Все будет хоккей!
Генка натягивал пальто, искоса посматривая на свою фанерку, где про-
должали копошиться люди, перебегая от дома к дому между проволочными де-
ревьями и столбами из спичек по гладкой, покрытой лаком дощечке. Потом
женщина в шляпке взяла Генку за руку, и они вышли на улицу.
На улице Генка осторожно отобрал руку у женщины и засунул ее в карман
пальто. Они прошли по скверу, торопясь, потому что из опутанных нитками
кустов слышались какие-то невнятные разговоры, а в глубине мелькали
огоньки сигарет. У пивного ларька, только что сооруженного Генкой, уже
образовалась драка. Дрался тот самый парень в желтом плаще, размахивая
пустой пивной кружкой, из которой вылетали веером мелкие хлопья пены.
Двое мужчин пытались удержать его сзади, скользя ногами по липкому зеле-

ПОЛНЫЙ ТЕКСТ И ZIР НАХОДИТСЯ В ПРИЛОЖЕНИИ

Док. 115270
Опублик.: 21.12.01
Число обращений: 2