ПОЛНЫЙ ТЕКСТ И ZIР НАХОДИТСЯ В ПРИЛОЖЕНИИ

Микки СПИЛЛЕЙН

УБЛЮДОК БАННЕРМЕН

1

Я направил свой старый `форд` вверх по шоссе на холм, так, чтобы
можно было увидеть владения Баннерменов, расположенные у самого залива и
освещенные лунным светом. Особняк отбрасывал причудливые тени, и в ночи
ясно виднелась колоннада, похожая на руки гигантского скелета. По
сравнению с тем разом, когда я видел его последний раз, поместье было
сильно запущено и все заросло травой. Чугунные ворота в кирпичной стене
были, правда, еще на месте, но сам кирпич уже весь рассохся и
растрескался, а петли на воротах едва держались. Но сейчас не было времени
останавливаться на подобных мелочах.
Выбоины на шоссе 242 требовали большой осторожности от водителя, но
тем не менее я все время кидал взгляды по сторонам, и это было так
естественно, когда человек прожил здесь первые двенадцать лет жизни,
прежде чем его выбросили на растерзание в этот жестокий мир. И ему,
конечно, хочется взглянуть на отчий дом, на его шрамы и царапины,
появившиеся за прошедшие годы.
Сквозь деревья виднелся свет в некоторых окнах и на лестнице. С
некоторой долей сожаления я смотрел на все это, потом немного притормозил
и свернул с шоссе, направившись вверх по дороге к дому.
`Какой же я, черт возьми, дурак, - подумал я. - Разве я что-нибудь
сделал ради этого?`
Но домой возвращался не просто блудный сын, и поэтому, не зная, каким
будет прием - удачным или неудачным - я всю дорогу дымил сигаретами.
Ну и что с того, черт побери, что прошло уже двадцать три года и
канули в вечность две войны? Если же вам представится такая удивительная
возможность, не упускайте ее! Мой старик частенько говаривал перед
смертью: `Не забывайте, что произошло с кошкой...` И после этих слов
обычно смеялся, потому что звали меня К.К., или, точнее, Кэт Кей
Баннермен.
Теперь-то я знаю, почему меня так назвали. Кэт-Кей - это как раз то
место, где меня угораздило родиться. Только вот зачат я был во грехе. Моя
мать умерла через час после того, как я появился на свет, и старик принес
меня домой вместе с этим именем на устах и с позором для всех остальных
членов семьи, которые так и не смогли примириться с моим существованием.
- Гм... - вырвалось у меня.
Несмываемое пятно! Внебрачный ребенок! Ублюдок! Ублюдок Баннермен!
Нет, Баннермены не могли такого вынести.
Я остановил машину позади двух уже стоявших и, поднявшись по широким
ступеням к парадной двери, дернул за шнур звонка. Теперь он был
электрическим, и я услышал, как зазвенело где-то в глубине дома. После
этого голоса, доносившиеся из дома, казалось, внезапно смолкли, а когда
дверь отворилась, я увидел старую леди, которая когда-то угощала меня кофе
и сэндвичами, когда меня наказывали и запирали одного в моей комнате и
которая всегда рассказывала, что происходит в мире и семье.
- Здравствуй, Анни!
Она как будто застыла на мгновение, поглядела на меня поверх очков и
осторожно сказала:
- Здравствуйте...
Ее голос и сейчас, спустя столько лет, оставался немного тонким и
квакающим.
Я нагнулся и поцеловал ее в щеку.
Проделал я это очень быстро, и она не успела увернуться, но губы ее
скривились от негодования. Но прежде чем она успела раскрыть рот, я
сказал:
- Много воды утекло с тех пор, как мы виделись последний раз, Анни,
но все-таки не думаю, что ты забыла того, кого когда-то называла `своим
котенком`.
И как свидетельство того, что память не подвела ее, брови старушки
внезапно поднялись. Она вытянула руки, дотронулась до моего лица и
покачала головой, словно не веря глазам. И вдруг что-то растопилось в ее
взгляде, и она воскликнула:
- Кэт... Мой маленький Кэт Кей!
Я обнял ее и, оторвав от пола, прижал к себе. Щетина, выросшая у меня
на щеках за эти два дня, конечно, колола ей щеки и она невольно издала
слабый стон, хотя и было ясно, что искренне рада встрече. Наконец я
выпустил ее из объятий.
- Просто никак не могу поверить, - сказала она. - Ведь прошло столько
лет! И ты... Ты уже совсем взрослый и такой большой... Заходи же, Кэт...
Заходи, заходи!
- А ты совершенно не изменилась, Анни. И от тебя все так же пахнет
яблочным пирогом и мастикой.
Она закрыла за мной дверь, взяла мою руку слабыми пальцами, отступила
назад и внимательно осмотрела меня.
- Да, это ты... Несомненно, это ты... И нос, который тебе перебил
Руди, и шрам после того, как ты упал с дерева... И глаза, отцовские
глаза...
Говоря, она смотрела на мой черный костюм из дорогой ткани, на
высокую шляпу и по ее лицу было видно, что она думает: я еще не дорос до
того, чтобы она считала меня солидным человеком, я для нее все еще
двенадцатилетний мальчик, которого все еще оскорбляют двоюродные братья -
Руди и Теодор.
- Где же теперь мои милые родственнички? - спросил я.
Она взглянула на дубовую дверь библиотеки.
- Кэт... уж не думаешь ли ты?..
- А почему бы и нет, моя старушка? И не принимай все так близко к
сердцу. Что было, то прошло. К тому же я не собираюсь тут долго
оставаться. Постараюсь исчезнуть до того, как обо мне заговорят. И я
совершенно ничего не хочу от этих Баннерменов. Не волнуйся, все будет
хорошо, и никаких криков, я ведь здесь проездом.
Старушка хотела еще что-то сказать, но потом, вероятно, передумала и
показала на дверь.
- Они все там...
В ее голосе прозвучал какой-то странный оттенок: она все еще была
экономкой и ее не посвящали во все тайны этого дома. Я нежно похлопал ее
по плечу, нажал на обе ручки двустворчатой двери и распахнул ее.
На какой-то миг меня охватило неприятное чувство, которое всегда
возникает от предвидения, что сейчас произойдет.
Я представил, как дядюшка Майлс будет сидеть в своих вечных бриджах в
кресле и выслушивать очередную ложь Руди. Частенько я представлял себе эту
сцену, лежа в темноте на кровати, пока не позволил себе вернуться в `лоно
семьи`. Я живо помнил, что старик Макколи не любил выполнять подобную
работу, но получал приказы от дяди Майлса и выполнял ее на моей спине,
зная, что иначе ему будет нагоняй. Нисколько не сомневаюсь: будь жив мой
старик, он бы здорово отдубасил своего осла-братца за подобные приказы. Но
он умер. Ему крупно не повезло. Он пошел помогать Руди, угодившему в
грязную историю, схватил воспаление легких и через неделю его не стало.
Но сейчас все выглядело совсем не так, как двадцать три года назад.
Дядюшка Майлс превратился в худого безобразного старика. Он сидел за
письменным столом с непроницаемым выражением на лице, и оно внушало страх
и выражало угрозу. Вместе с ним в комнате были Руди и Тэд, на которых,
вероятно, устрашающий взгляд старика не производил должного впечатления.
Они тоже здорово облысели за это время, а лица их, как и раньше, были
прыщавыми и угловатыми и вообще имели довольно глупый вид.
Тэд, всегда тише и незаметней брата, и на этот раз примостился в
уголке, а Руди величественно стоял посреди комнаты, нервно водя языком по
губам и подбоченясь.
Кроме них в комнате были еще трое мужчин. Одного я не знал. Он сидел
в кресле, нога на ногу, немного грузный, с густыми черными волосами, как у
женщины, но с лицом мужественным и красивым.
Двух других я знал. Одного звали Карл Матто, второго - Пони Гейдж.
Они оба были из чикагского `синдиката`, и у обоих на физиономиях было
написано, что ситуация им явно не по нутру.
Когда я вошел, все головы повернулись ко мне, но, видимо, никто не
узнал меня. Майлс и оба его сынка вопросительно посмотрели на гостей,
молча спрашивая, не из их ли я компании. Но Карл Матто неопределенно пожал
плечами, и они снова с недоумением посмотрели на меня.
В следующее мгновение старикашка Майлс вышел из-за стола и, явно
рассерженный, пошел на меня.
- Что это значит? - сухо спросил он.
Я мило улыбнулся.
- Обыкновенный визит вежливости, дядюшка. Приехал выразить свое
уважение семье и немного отдохнуть.
Первым узнал Руди, и у него сразу перехватило дыхание. Вот-вот
задохнется.
- Кэт... - наконец выговорил он. - Кэт Кей!
- Привет, Пунк! - я подошел поближе и взглянул ему в глаза сверху
вниз, хорошо понимая, что его должно парализовать от страха. Когда же он,
наконец, нерешительно попытался протянуть мне руку, я поднял свою и
шлепнул его по отвисшим губам.
Тэдди несколько секунд сидел, как завороженный, потом вскочил и
забежал за письменный стол.
- Ты... ты что, с ума сошел? - выдавил он.
- Ты не ошибся, братец, - я засмеялся и показал Майлсу, чтобы он сел
куда-нибудь. Сейчас дядюшка выглядел еще хуже, чем в момент моего
появления.
- Не может быть!.. Не может быть!.. - других слов он не находил. И
тем не менее прекрасно понимал, что к чему.
Один из сидевших сзади, довольно прилично выглядевший мужчина,
поднялся со своего места, важно приблизился к столу и пристально уставился
на меня. Мы обменялись жесткими холодными взглядами. Он был примерно
одного роста со мной, но на этом сходство заканчивалось, так как его
внешность совершенно не внушала уважения, но в то же время настораживала.
Такие неуклюжие угловатые парни частенько действуют подобно ударам хлыста.
- Вы что же, считаете, что уже объяснили, кто вы такой? - возмутился
он.
Я легонько толкнул его.
- Начать с объяснений придется вам, дружище!
Толчок, похоже, благотворно подействовал на него.
- Я Вэнс Колби и волею судеб я жених Аниты Баннермен...
Анита! Черт возьми! И как только я забыл про нее? Моя маленькая
кузина! Мне было двенадцать, а ей тогда только исполнилось десять. Это
была крошечная малютка, ходившая за мной по пятам, как преданная
собачонка. Она тоже тайком совала мне сэндвичи и поила молоком, когда меня
ставили в угол... Милый маленький цыпленок!
Когда я навсегда уходил из этого дома, она дожидалась меня в темноте
у ворот. Поцеловав меня на прощание, Анита убежала обратно в дом, горько
плача.
- Отлично! - буркнул я.
- А теперь ваш черед, мистер...
- Баннермен. Ублюдок Баннермен! Вы, должно быть, слышали обо мне.
Макс, мой старик, и Майлс, этот вот, были родные братья. И какое-то время
я жил в этом доме.
- Вот как?
Только это он и сказал. Потом кивнул с понимающим видом, будто
действительно хорошо знал эту историю, и посмотрел на дядю Майлса. Но тот,
казалось, превратился в соляной столб.
Положение принимало все более глупый и даже нелепый оттенок. Все
размазалось, как бы не в фокусе, и в воздухе появилось что-то осязаемое,
что все чувствовали кожей.
Наконец я прервал затянувшееся молчание.
- Я, конечно, не ждал, что в честь меня заколют барашка, но чтобы мои
родственники опустились до того, чтобы принимать в доме таких, как эти
двое...
Гейдж вздрогнул, а Матто поднял руку и предупредил:
- Полегче, парень!
Но мой молниеносный удар переломил его надвое, а второй - в тыльную
часть шеи - кинул на ковер, и пока Гейдж вытащил револьвер, я ткнул ему в
рожу своим сорок пятым. Дуло заскрежетало по зубам. Кровь тонкой струйкой
потекла по подбородку, а глаза округлились от страха. Он отлетел к стене,
вскочил и по нему было видно, что он собирается довести дело до конца. Но,
получив не менее увесистый удар, чем первый, он с жалобным стоном свалился
рядом с Матто.
Наступила зловещая тишина. Такая тишина, про которую говорят, что она
даже звенит. Я вновь прервал молчание, заметив:
- Никто не смеет говорить мне `парень`.
И по очереди оглядел всех троих Баннерменов, которые никогда не
называли меня по-другому.
Но она никогда не называла меня ни `мальчишкой`, ни `парнем`. И с
порога чуть ли не шепотом позвала:
- Кэт!
Моя девочка, моя маленькая, милая девочка! Только она могла
превратиться в такую хрупкую изящную женщину. У нее были великолепные
пышные каштановые волосы, глубокие синие глаза и милые теплые губы,
подарившие мне первый в жизни поцелуй. Прекрасная грудь подчеркивала
женственность фигуры. Талия у нее стала тонкой до дерзости и переходила в
божественной формы бедра, которые были самым ярким штрихом ее чувственной
красоты.
- Здравствуй, Анита! - выдохнул я.
Ни пара гостей на полу, ни кровь, ни револьвер в моей руке не
остановили ее. Она бросилась мне на шею и со слезами на глазах очутилась в
моих объятиях. Я с радостью прижал ее к себе, а затем немного отстранил,
чтобы взглянуть ей в лицо.
- Черт меня подери, Анита, как ты изменилась!
Она смотрела на меня затуманенными от слез глазами.
- Откуда ты, Кэт? Мы все думали, ты умер... Ни разу не написал! И мы
ничего.. ничего не слышали о тебе. Почему ты не...
- У меня же тут никого не осталось, - я приподнял ее за подбородок, -
кроме тебя. И все это время я хотел приехать за тобой и забрать отсюда, но
до сих пор не мог.
- Анита! - Вэнс Колби раздавил в пепельнице сигарету. Он был
единственный человек в комнате, отважившийся громко заговорить.
- Легче, приятель. Как-никак мы с ней родственники. К тому же мы были
большими друзьями, и наша дружба даже скреплена поцелуем. Так что веди
себя вежливо, если не хочешь, чтобы тебе показали на порог.
Казалось, Анита только сейчас заметила валяющихся мужчин. Она сразу
стала какой-то скованной. Глаза, только что светившиеся счастьем,
потускнели, а пальцы лихорадочно вцепились в мою руку.
- Может, мы поговорим в другом месте? - шепнула она. - Пожалуйста,
прошу тебя!
Я взглянул на Колби и почувствовал, как рот совершенно непроизвольно
скривила улыбка. Я сунул револьвер обратно за пояс и обратился к нему:
- Не возражаете?
- Нисколько.
Я показал на Гейджа и Матто.
- Когда они придут в себя, поздравьте их с приятным пробуждением.

2

В детстве мы находили друг друга в летнем домике. И сейчас мы
отправились туда.
Анита села в большое плетеное кресло, а я расположился на перилах и
сразу же спросил:
- Ну вот, дорогая... А теперь расскажи мне, что тут происходит?
- Ничего особенного, Кэт... Действительно ничего...
- С каких это пор Баннермены принимают всяких подонков? Дедушка или
мой старик сразу бы выбросили их в окно, да и дядя никогда не распахивал
двери перед теми, кто был по положению ниже его. Так в чем дело?
- Ты... ты знаешь этих двоих? Знаешь, да?
- Конечно, знаю. Это люди из `синдиката`, их обычно называют
контролерами. Они всегда объявляются, когда у `синдиката` возникают
какие-нибудь... ну, недоразумения, что ли, в финансовых вопросах. Их
всегда посылают, чтобы дать толчок и удостовериться, что `синдикат` свое
получит.
- А ты откуда все это знаешь?
- А что?
- И у тебя есть револьвер?
- Видишь ли, штука в том, что именно я и занимаюсь такими делами. Но
ты можешь не беспокоиться. Так в чем дело?
- Я не могу тебе этого сказать, - прошептала Анита.
- Ну зачем так, дорогая? Говори, ничего не бойся. Я все пойму.
Даже в темноте было видно, как судорожно она сжала руки.
- Пожалуйста, Кэт, прошу тебя, не надо об этом!
- Я ведь довольно странный человек, Анита. Кто знает, может, мне
удастся наступить Руди на хвост. Он-то частенько проделывал это со мной.
- Но они... они же не всегда вели себя так...
- Не бойся, дорогая, рассказывай.
- Нет.
Я спрыгнул с перил и встал перед ней.
- Расскажи все, Анита, прошу тебя. И я с ними рассчитаюсь. Ничего
другого я не хочу от этих гнусных пресмыкающихся.
Анита медленно отвернулась, прячась от моего взгляда.
- Я боюсь, Кэт... Они, конечно, сделали тебе много зла. И никто бы на
твоем месте его не забыл. Но пожалуйста... пожалуйста, прошу тебя, не
усугубляй положения.
- Странный ты человек, Анита, - я приподнял ее с кресла и крепко
обнял. Только потому, что двоюродным братьям и сестрам разрешается
обниматься, но тем не менее это оказалось ошибкой.
Пальцы вдруг ощутили ее нежное тело, руки непроизвольно сжали ее
крепче, чем было допустимо, точно ток прошел по телу, в голове зашумело и
мои чувства передались ей.
Она прошептала что-то, чего я не расслышал, потому что лицо мое
зарылось в ее волосах, а губы жадно искали ее губы. Она ответила со всем
неистовством страсти, на которую была способна, а ее горячий язычок вошел
в мой рот, обдав его пламенем. Я невольно, хоть и против желания,
отстранил ее.
- Кэт... я все время ждала тебя... и никогда не верила тому, что они
говорили... Они говорили... будто ты умер... И я сказала тебе еще в ту
ночь, когда ты уходил, что буду ждать...
- Мы были детьми, дорогая.
- Ты же сам сказал, что вернулся ради меня...
Да, наверное, она права. Именно поэтому я свернул с шоссе на дорогу к
поместью.
- Как видно, я опоздал, Анита.
Ее глаза заволокло слезами и она прижалась лицом к моей груди.
- Я понимаю... ничего уже не изменишь, - она подняла голову. - Давай
лучше вернемся в дом, Кэт... Пожалуйста, вернемся в дом, хорошо?
Я расстался с ней у входной двери, даже не попытавшись войти. Черного
`кадиллака` уже не было, но `бьюик` все еще стоял н месте.
Я сел в свою машину и направился обратно по той же дороге, по которой
ехал сюда. Калвер-Сити находился отсюда в шести милях на восток, и у меня
было девять дней до того, как мне надо будет съездить в Нью-Йорк по делам,
а потом снова вернуться на побережье.
Не доезжая до города, я остановился перед второразрядным отелем,
выложил на стойку пять долларов и заполнил формуляр. У женоподобного
дежурного не оказалось ко мне никаких вопросов. Отказавшись от расписки, я
взял ключ. Даже не попрощавшись с ним, я поднялся в номер.
Я принял душ, лег на кровать и уставился в потолок, удивляясь своему
желанию замуровать Руди и Тэдди в их собственном величественном особняке.
Напоследок я засмеялся над этой нелепой мыслью. Я мог бы расправиться с
ними обоими одной рукой, а уж о дяде Майлсе и говорить нечего. И тем не
менее в сложившейся ситуации это приобретало какой-то совершенно другой
оттенок. Там ведь были еще парни из Чикаго, и шутка могла кончиться
холодным душем на мою горячую башку.
Я проснулся в семь утра, позавтракал в городе и, дождавшись половины
девятого, щурясь от солнца, зашел в телефонную будку.
Трубку снял Марти Синклер.
- Алло! - услышал я.
- Это Кэт Баннермен.
- Ты в Нью-Йорке?
- Нет, в Калвер-сити. Я тут задержусь немного.
- Черт возьми, ты что, с ума сошел!? Если _т_ы...
- Погоди, Марти. Я здесь раньше жил.
- Ну хорошо, а зачем ты мне звонишь?
- Сам толком не знаю. Но тут есть кое-что интересное. Дело само по
себе довольно простое, но надо вникнуть в ситуацию.
- Чтоб тебя, Кэт! Калвер-сити у нас как на ладони. Гэмблинг там
сейчас легально, а сезон на коней давно прошел.
- Может, ты все же наведешь справки?
- О чем речь, конечно! Пять минут.
Я назвал номер телефонной будки.
- Позвони через четверть часа.
Он оказался весьма пунктуальным. Через пятнадцать минут я знал очень
многое о человеке, которого звали Сид Ла-Порт, получил его адрес и
отправился к нему. Дом пятьдесят шесть на Ривер-стрит был невзрачным
зданием в конце улицы, почти у самого залива. На окнах первого этажа было
написано: `Контора маклера`, а на втором окна выглядели довольно грустно и
кое-где были даже побиты.
Окна Сидни Ла-Порта находились примерно в центре.
Человеку, открывшему дверь, было тридцать лет, но выглядел он на все
пятьдесят. На голову ниже меня и с мелким крысиным личиком. Я отлично знаю
такой тип людей, главное с ними - не церемониться и не терять времени.
Поэтому я сразу втолкнул его обратно в комнату. На лбу у него
мгновенно выступили капельки пота. Тем не менее такие люди всегда пытаются
все же что-то возразить. На этот раз - тоже.
- Слушайте, мистер... - проблеял он. - Вы врываетесь в чужой дом и
даже не считаете нужным...
- Заткнись!
Больше я ничего не сказал, зато распахнул пиджак и достал носовой
платок. Он увидел кобуру с револьвером, засопел и тяжело опустился в
кресло.
- Мак... я совершенно чист. Спросите Форбеса, он подтвердит. Я уже
заплатил за товар. Это просто подло! На прошлой неделе я отдал шестьдесят
долларов, и теперь никому ничего не должен...
- Заткнись!
На этот раз он действительно заткнулся. Я прошелся по квартире,
внимательно огляделся, пока не решил, что этого достаточно, потом
придвинул к нему стул, сел и уставился на него. Он посерел от страха.
- Что ты можешь сказать о Баннерменах?
Вопрос удивил его.
- О Баннерменах? - переспросил он. - Что я могу сказать о...
- Ну!?
У него задрожали руки.
- Вы... вы из полиции?
Наверное, секунд пять я молча смотрел на него. Наконец он не выдержал
и опустил глаза.
- Я вообще не из Калвер-сити, - ответил я.
Его глаза продолжали метаться между моим лицом и тем местом, где был
револьвер. Наконец он сказал:
- Баннермены очень важные персоны. Живут на запад от города. Черт,
я... - он вдруг замолчал, но я шевельнул рукой и он снова заговорил:
- Ладно! Баннермены вообще-то слишком много о себе думают. Я, правда,
не так уж много про них знаю. Двое из них постоянно шляются с
какими-нибудь девочками из клуба, жадными до секса, и швыряют деньги на
ветер. Старший может и стрельбу учинить. Да, собственно, и младший не
отстанет. Ну что вам еще от меня надо? У них есть деньги, так пусть
веселятся, как в голову взбредет.
Я посидел молча еще с минуту, вынуждая и его не вставать со стула,
потом поднялся и направился к двери. У самого порога я повернулся и
спросил:
- Мы с вами встречались хоть раз в жизни?
Он моментально понял намек.
- О, боже ты мой! Конечно, нет! Ни разу!
- Советую это не забывать! - угрожающе сказал я и вышел.

В городке было пять больших клубов, все недалеко от залива. Ни один
не был открыт ради просто бизнеса, но все-таки в каждом что-то такое
делалось, и когда я сказал, что собираюсь брать в кредит, они отнюдь не
обрадовались. Но я упомянул имя Баннермен, и все сразу стало на свои
места.
Те двое были большими мотами, они платили по счетам и, когда хотели,
всегда могли получить в кредит. И все-таки их никак нельзя было назвать
победителями, как некоторых заядлых игроков; некоторое время они
веселились напропалую, а затем вдруг находили удовольствие в покое. А
перед моими глазами стояли старые покосившиеся ворота, едва висящие на
ржавых петлях, протертый до дыр ковер в библиотеке, и я ничего не мог
понять. Видимо, слишком сильны у Баннерменов традиции и спесь, так, что
они проматывали деньги, а поместье разваливалось на глазах.
Но я никогда не знал, где источник их доходов. Правда, деду моему
повезло, и он во время золотой лихорадки накопил много всякого добра. Он,
как говорят, напал на золотую жилу, выжал из нее все, что мог, а потом
продал компании. Половину состояния он поделил между Майлсом и Максом,
моим отцом, а сам не стал класть деньги в банк. Он любил держать хвост
пистолетом и болтался по миру, тратя их на вино, женщин и другие утехи.
У Макса появился я, а Майлс растратился. Дело было в игорных столах,
за которыми человек быстрее теряет деньги, чем приобретает. И скоро
Баннермены стали совсем не теми богачами, что были раньше.
Я побывал везде, где мог услышать хоть слово о том, что меня
интересовало, но потерпел полнейшую неудачу. В четверть четвертого я,
наконец, добрался до городской библиотеки на Стэйг-стрит, разыскал
подшивки местной газеты и принялся просматривать их. За последние две
недели имя Баннерменов упоминалось несколько раз в связи с гражданскими
проектами или общественной деятельностью, но ни одного намека на них в
отделе происшествий.
Газеты трехнедельной давности пестрели броскими заголовками, так как
в те дни случились четыре изнасилования и драки, в результате которых
погибли два весьма уважаемых горожанина, убийство возле уродливого
`Чероки-клуба` и облава городских властей на торговцев наркотиками. Дела,
связанные с изнасилованиями и наркотиками, были успешно доведены до конца.
В связи с дракой были задержаны несколько парней, но зато убийство на
стоянке так и повисло в воздухе. Убили человека, который часто бывал у
жены своего друга. Муж следил за ними. В газете говорилось, что это был
бывший моряк, его уже однажды судили за убийство второй степени, и в ночь
убийства он был в городе.
А потом я снова наскочил на Баннерменов, и снова на страницах,
посвященных общественной жизни. Почти половина страницы была посвящена
предстоящей помолвке Аниты Баннермен и Вэнса Колби, который обосновался в
городке около двух лет назад. Когда библиотека закрылась, я поехал вверх
по холму на Лэйс-стрит, где издавалась `Калвер-Сантинел` - единственная
местная газета. Там я зашел в бар, расположился за столиком и заказал
пива.
В половине шестого бар начали заполнять люди, желающие расслабиться
после рабочего дня, и среди этой шумной толпы было весьма трудно отыскать
тех, кто мог бы меня заинтересовать. И все-таки я узнал двоих, одного из
которых прекрасно помнил. Это был приземистый, видавший виды мужчина,
который лишился уха, когда они с моим стариком плыли на `Турине-2` с
грузом канадского виски, а береговая охрана открыла по ним огонь. Мой
старик потерял свою посудину, а Хэнк Фитерс ухо. В детстве я часто слышал,
как они смеялись, вспоминая эту историю.
Я подождал, пока Хэнк не протиснется к стойке и не закажет порцию,
подошел к нему сзади и сказал:
- Если не ошибаюсь, Винсент Ван-Гог собственной персоной, не так ли?
Он не спеша допил рюмку, повернулся и угрюмо глянул на меня. Еще ни у
кого я не встречал такого угрюмого взгляда. Несмотря на довольно солидный
возраст, вид у него был достаточно бодрый, точно он был готов к любому
путешествию в какой угодно компании.
Я улыбнулся ему, и его взгляд потерял какую-то часть угрюмости.
- Вы помните, почему вас так прозвали? За то, что вы засунули голову
в амбразуру...
- Черт побери, мальчик... Так кто ж ты все-таки такой? Один человек
знал об этом, один на свете...
- И он любил называть вас Ван-Гогом, верно?
- Да, да... А ты-то кто? - повторил Хэнк.
- Ублюдок Баннермен... Мой старик частенько говаривал, что с моей
матерью вы были тогда не правы.
- Кэт Кей, чтоб меня повесили! - Хэнк расплылся в улыбке и протянул
мне руку. - Да, теперь я и по глазам вижу, ты его сын. Все правильно... А
насчет матери ты тоже прав. Я ее видел. Это была удивительная женщина, -
он схватил меня за руку и потащил за собой. - Пойдем выпьем! Черт побери,
у нас есть, что вспомнить. Что это тебе вдруг взбрело в голову вернуться?
А мне говорили, ты умер.
- Я тут проездом, вот и все.
- Ты видел родственников?
- Мельком.
- Все слюнтяи. Ленивые, богатые, вонючие слюнтяи. Правда, девочка что
надо, зато парни и сам старик... Мир мог бы обойтись без них совершенно
спокойно. Никчемные людишки... но многих они держат в руках...
- Продолжайте, продолжайте, Хэнк. Их ведь тоже можно прижать.
Он отхлебнул из стакана и поставил его не место.
- Да не в этом дело! Просто они живут здесь достаточно долго, чтобы
знать, что можно делать в этом городе, а чего нельзя. Вот и пользуются.
Старику, например, очень нравится, когда его имя появляется в газете. Он и
делает так, чтобы это было постоянно. Захочется ему, чтобы `Сивик-театр`
давал ночные представления, и он сделает все, чтобы так и было. И
наоборот, если он хочет, чтобы его имя не упоминали в газете - оно там не
появится.
- Ну а в каких случаях это может ему не нравиться?
- М-м... Ну, например, когда Теодор лихачил по пьяному делу и
опрокинул две машины, или когда изнасиловали одну девчонку, именно он
заставил ее держать язык за зубами. А когда случилось это убийство у
`Чероки-клуба`, он вызвался расспросить и допросить каждого, кто там был в
это время. Роскошные клубы, мой мальчик, как раз и создаются для того,
чтобы показать всем, какой ты богатый и могущественный, особенно в тех
случаях, когда жены пытаются подняться до уровня политических деятелей,
чтобы их вписали в Голубую книгу. - он усмехнулся. - Ну а что ты
расскажешь о себе? Где ты, черт побери, пропадал все эти годы?
Я пожал плечами.
- В двенадцать лет убежал из дома, попал в семью фермеров-иммигрантов
и жил у них, пока они все не умерли в эпидемию гриппа. Потом работал на
ранчо в Техасе. Там меня заставили ходить в школу. После школы побывал в
армии. В общем, покатался по свету вполне, черт меня дери, достаточно.
- Да и вид у тебя, будто ты все на свете видел.
Он поднял голову и искоса посмотрел на меня. Искоса, но внимательно и
изучающе. Наконец продолжил:
- Проклятье, да ты и лицом Баннермен. Для тебя это имеет какое-нибудь
значение?
- Мне важно только, что я жив.
- Да, да... Ты очень похож на них...
- Я похож на своего старика, Хэнк.
Он кивнул и допил пиво.
- Да, может быть... Значит, все в порядке? Еще выпьем?
- Нет, спасибо. У меня тут кое-какие дела. Но вообще-то перед
отъездом нам бы надо встретиться еще разок.
- Конечно! Я зайду к тебе. Ты где остановился?
Я сказал ему свой адрес, оставил на столе деньги, пожал Хэнку руку и
вышел на улицу к своему `форду`. Теперь уж Баннермены не казались мне
такими чистенькими и невинными.

3

В Чикаго у меня были свои информаторы, и в первую очередь Сэм Рид,
который держал конный двор в двух кварталах от `Золэпа`. Мы созвонились и
я попросил его выяснить, что понадобилось Гейджу и Матто в Калвер-Сити, и
после обычных отговорок он все же пообещал помочь, если сможет. Но в его
возможностях я нисколько не сомневался. Он обязательно все разузнает. Сэм
прекрасно знал, что стоит мне сказать пару слов кое-кому из знакомых, и
ему мигом прищемят хвост. Он это помнил и старался никогда не вызывать у
меня желания насолить ему.
После разговора с Сэмом я поужинал и снова отправился в поместье
Баннерменов.
В этот вечер Анни была словно птичка, она беззаботно порхала и
чирикала возле меня. Она напекла массу всякой вкуснятины, все такое, что я
особенно люблю и старалась предупредить малейшее мое желание.
Майлс, Руди и Тэдди застряли в городе по каким-то свои темным делам,
но Анита была у себя в комнате. Я тихо постучал к ней, и, услышав
`войдите`, перешагнул порог. Моя милая девочка сидела перед зеркалом и
причесывалась. При виде ее я не мог не улыбнуться. Когда же она увидела
меня, ее лицо осветилось очаровательной улыбкой. Анита вскочила и
протянула мне руки для приветствия. Я крепко сжал ее в объятиях.
- Я ждала тебя целый день, - промурлыкала она. - Целый день!
- Я был занят, дорогая, - я немного отстранил ее, чтобы полюбоваться
на прекрасное лицо.
- Знай я, что дело обернется таким образом, я бы вообще никуда не
уезжал.
Жестоко было говорить такое. Улыбка сразу погасла, а большие синие
глаза наполнились горечью и печалью.
- Не надо об этом, Кэт, прошу тебя.
Я кивнул и выпустил ее из объятий.
- Хорошо, дорогая. Все понимаю и больше не буду.
- Вэнс был так добр ко мне. И мне... мне было нелегко...
- Конечно, понимаю. Но все же такого не ждал.
- Мне кажется, он о чем-то задумался... он чем-то похож на тебя. Он
такой воспитанный, предупредительный... и он так много делает. На меня это
произвело большое впечатление.
- Что делает?
- Для меня делает...
- Например?
Анита отвернулась к зеркалу, чтобы я не мог посмотреть ей в глаза.
- Не хочется об этом говорить, Кэт.
- Милая, дорогая... всего одно слово, не больше. Если он
действительно такой, как ты говоришь, значит все в порядке. Но меня
удивляют и раздражают родственники, которые начали пускать в дом таких
типов, как Гейдж или Матто. Это, конечно, ваше личное дело, я не собираюсь
вмешиваться, но в этом доме теперь угнетающая атмосфера, и я хотел бы
понять, в чем, собственно говоря, дело? А когда все мне станет ясно, я
поеду дальше.
Рука с расческой на мгновение застыла, потом провела ею по волосам и
кинула на туалетный столик. По-прежнему не глядя на меня, Анита сказала:
- Лучше оставь все как есть, Кэт. Так будет лучше. Я ведь тоже из
этого дома и это все, что у меня есть. Так что прошу тебя ничего не
делать.
Я попытался перевести разговор на другую тему:
- У тебя сегодня вечером свидание?
- Нет... Вэнс собирался остаться в городе. У него там какие-то дела с
недвижимостью.
- Тогда, наверное, мы сможем съездить в клуб, выпить по рюмочке,
послушать музыку... Посмотреть ревю и потанцевать... Что скажешь?
- О, с удовольствием, Кэт. Буду готова через четверть часа.
- Я жду внизу.
Но вниз я не спустился, а пошел по галерее и открыл дверь в комнату
Майлса. На то, чтобы убедиться: здесь для меня нет ничего интересного,
понадобилось пять минут. Дядя жил, как животное, которое не знает никаких
забот. Он обожал все дорогое и в комнате не было даже намека, что у этого
человека могут быть какие-нибудь заботы.
У Тэдди были несколько другие вкусы. На столе в его комнате
красовался целый арсенал: два револьвера, ружье и шесть пистолетов. Кроме
того, на стенах висели картины с местными видами и несколько
профессионально выполненных набросков девчонок того типа, что выступают в
шоу, причем с хвалебными и весьма пошленькими надписями `их дорогому
Тэдди`, который, похоже, позаботился, чтобы у всех них были норковые
манто.
Зато комната Руди оказалась точной копией жилища его папаши.
Очевидно, он тоже не отличался большим умом и любил показуху.
Я побывал и в туалете, и в кабинете, и в гардеробной, и наконец зашел
в библиотеку. Книжные полки были заставлены в основном историческими
романами, которым позавидовал бы любой американский мальчишка.
Единственная вещь, не вязавшаяся с обстановкой - портрет женщины, статной
брюнетки, в раме восемь на десять. На портрете не было никакой надписи, и
я подумал, что она, наверное, не имеет отношения к дому, и что кто-то
стащил ее откуда-то или сорвал с рекламы. Как бы там ни было, а Руди,
выходит, тоже интересуется женским полом.
Я положил портрет на место и спустился вниз ждать Аниту. Скоро она
появилась. На ней было простое черное платье, казавшееся совершенно
воздушным и хорошо оттенявшим ее прекрасные каштановые волосы.
Увидев ее спускающейся по лестнице, я почувствовал какое-то стеснение
в груди и несколько секунд стоял опустошенный, ругая себя за то, что
напрасно потерял столько времени. Ведь она ждала меня все эти годы! Ждала!
Она ждала, но когда я приехал, оказалось слишком поздно.
- Ты готов, Кэт?
- Да. Куда едем?
- Ну... ты сам говорил, в клуб...
- И причем в самый роскошный!
- Тогда в `Чероки-клуб`.
- Вот и чудесно. Помчались!
Проехав вдоль побережья около пяти миль на север, мы оказались на
полуострове примерно в милю длиной. На самом его конце светились огни
низкого современного здания, а рядом с ним находилась автостоянка в
гирляндах огней. Немного в стороне, по ту сторону дороги, были разбиты
теннисные корты и два бассейна. Светящиеся на самой оконечности мыса
неоновые трубки скромно извещали, что это и есть `Чероки-клуб`.
- А откуда ты знаешь, где он находится? - удивилась Анита. - Его
построили три года назад.
Я не стал говорить ей, что успел побывать здесь, чтобы проверить
кредитоспособность Баннерменов.
- Узнал в городе, когда расспрашивал, какие тут изменения произошли
без меня.
Клуб был переполнен, и если бы не Анита, я даже не нашел бы места,
где припарковать машину. Они стояли по три в ряд и когда дежурный, не
переставая жевать, собрался наброситься на меня с руганью, вдруг появился
человек в смокинге, заметил Аниту и прогнал дежурного. После этого он
поздоровался с нами и сказал:
- Извините, мисс Баннермен, этот негодяй работает здесь недавно.
- Его что, взяли на место того парня, которого недавно застрелили? -
поинтересовался я.
- Да... А в эти дни у нас особенно много хлопот... - он умолк и о
чем-то задумался. - Только его не застрелили, а зарезали, - добавил он как
бы между прочим. - Проходите, пожалуйста, я поставлю машину на ваше
обычное место, мисс Баннермен.
Я выключил мотор и мы направились к зданию.
- Смотри-ка, у тебя даже есть постоянное место на стоянке! И часто ты
тут бываешь?
- Только вместе с Вэнсом, просто подышать воздухом клуба.
- Он что, игрок?
Анита испытующе взглянула на меня, но, видимо, выражение моего лица
ей ничего не подсказало.
- Очень редко. В этом смысле он довольно старомоден. Предпочитает
вкладывать деньги в бизнес.
- Да... весьма рассудительный парень, - заметил я.
Швейцар с метрдотелем были очень предупредительны. Но не успели мы
подойти к столику, какой-то приземистый человек с седыми прядями в волосах
с улыбкой поклонился Аните, словно спрашивая, откуда, черт возьми, мисс
Баннермен выкопала меня. Она представила нас друг другу. Он оказался
владельцем клуба, Лесли Дугласом, и как только узнал, что я тоже
принадлежу к семейству Баннерменов, сразу нашел улыбку и для меня. Я
понял, что Баннермены тут пользуются неизменным уважением, невзирая на то,
в каком костюме приходят.
Столики в ресторане располагались полукругом вокруг танцплощадки, а в
передней части зала стояли подмостки, на которых джаз из восьми человек
играл что-то быстрое. В ресторане имелись еще и два бара. Один был
предназначен только для мужчин и находился на втором этаже. Там же
поместилось и казино - заведение высшего класса. Оно напоминало казино
Лас-Вегаса или Рено, а больше всего - казино в Монте-Карло. Здесь играли
по-крупному.
Я вдруг почувствовал себя так же хорошо, как хорошо чувствует себя
кот, попавший в собачью конуру.
Часа два мы пили, беседовали и танцевали. На эти два часа мы
превратились в детей, часто улыбались и даже хохотали, так нас все
веселило. И все два часа я врал ей, рассказывая, как разумно провел эти
годы. Я не хотел, чтобы она знала правду. В эти два часа любовь светилась
в нас с такой силой, как не светилась никогда. И мы знали это. И ничего не
могли с собой поделать...
Я прекрасно понимал, что она боится уронить честь семьи, и потому
сдерживал чувства, хоть и боялся, что взорвусь в любую минуту.
Без пяти двенадцать Анита извинилась и сказала, что должна привести
себя в порядок, а я заказал еще одну порцию спиртного. Заказ еще не
принесли, когда я заметил рослого парня, с улыбкой приближающегося к моему
столику. По пути он перекидывался словами с теми, мимо кого проходил, и
наконец подошел ко мне.
Теперь он был совсем близко и я увидел, что у него перебит нос и
изуродовано ухо, а под одеждой угадывались крепкие мышцы, которые могли
принести мне неприятности, захоти он этого.
Кивнув на свободный стул, он спросил:

ПОЛНЫЙ ТЕКСТ И ZIР НАХОДИТСЯ В ПРИЛОЖЕНИИ

Док. 115210
Опублик.: 18.12.01
Число обращений: 2