ПОЛНЫЙ ТЕКСТ И ZIР НАХОДИТСЯ В ПРИЛОЖЕНИИ

Джон УИНДЕМ
Сборник рассказов и повестей

СОДЕРЖАНИЕ:

`Избери путь ее...`
Большой простофиля
ВЫЖИВАНИЕ
Видеорама Пооли
ДЕНЬ ТРИФФИДОВ
ДИКИЙ ЦВЕТОК
ИНТЕРFUСКъ - ТРИБУНА
НЕ ДОГЛЯДЕЛИ
НЕ ТАК СТРАШЕН ЧЕРТ...
НЕИСПОЛЬЗОВАННЫЙ ПРОПУСК
НЕОТРАЗИМЫЙ АРОМАТ
СТАВКА НА ВЕРУ
СТУПАЙ К МУРАВЬЮ
УСНУТЬ И ВИДЕТЬ СНЫ...
ХРОНОКЛАЗМ
Я В ЭТО НЕ ВЕРЮ!..

НЕИСПОЛЬЗОВАННЫЙ ПРОПУСК

Умирать в семнадцать лет ужасно романтично, если, конечно, при этом
соблюдать все надлежащие приличия. Лежишь вся такая красивая, хоть и
немного бледная, с одухотворенным лицом, утопая в подушках; оборочки
нейлоновой сорочки выглядывают из-под ажурной шерстяной кофточки; волосы
мерцают в свете ночника. Тонкая рука покоится на розовом шелке одеяла...
А какая выдержка, какое терпение, благодарность ко всем проявляющим о
тебе хоть малейшую заботу, полное прощение докторам, чьи надежды ты не
оправдала, сочувствие к оплакивающим, смирение, твердость духа... Нет, это
все просто восхитительно, печально-романтично и не так уж страшно, как
принято считать, особенно, если ни минуты не сомневаешься, что попадешь
прямо в рай. А в этом Аманда не сомневалась никогда.
Как ни старалась, она не могла припомнить о себе ничего
заслуживающего упрека. Те два или три мелких грешка, совершенные в раннем
детстве, вроде подобранной на улице монетки, на которую она купила конфет,
или яблока, свалившегося с телеги прямо ей в руки, или даже страх
признаться в том, что это она воткнула булавку в стул Дафнии Дикин, не
станут препятствием, уверил ее преподобный отец Уиллис, к тому, чтобы ей
выдали пропуск прямо в рай. Таким образом получилось, что у нее даже были
некоторые преимущества перед теми, кому предстояло прожить долгую жизнь и
не раз согрешить. Забронированное место в раю, безусловно, должно было
компенсировать ранний уход из жизни.
Однако ей очень хотелось представить, что же ожидает ее на небесах.
Хотя преподобный отец Уиллис был совершенно уверен в существовании рая, он
говорил о нем лишь в общих чертах, не вдаваясь в подробности и стараясь
увильнуть от настойчивых расспросов Аманды.
По правде сказать, получалось, что все окружавшие Аманду или ничего
не знали о рае, или отказывались обсуждать его устройство. Так лечивший
Аманду доктор Фробишер признавал свое полное невежество в этом вопросе и
всегда старался направить беседу в менее, как он выражался, мрачное русло,
хотя Аманда никак не могла взять в толк, почему разговор о таком волшебном
месте, как рай, считался мрачным. Примерно то же самое получалось и с
мамой. Стоило Аманде завести речь о рае, как глаза миссис Дэй
затуманивались, она лепетала что-то невразумительное и тотчас предлагала
дочери побеседовать о чем-нибудь более веселом.
Но, несмотря ни на что, все-таки было приятно сознавать, что тебя
признали достойной рая и никто об этом даже не спорит. Ее болезнь кто-то
назвал медленным угасанием, но самой Аманде приятнее было думать о себе,
как о цветке, роняющем лепестки один за другим, пока однажды не останется
ничего, а все вокруг будут плакать и говорить, какой она была терпеливой и
мужественной и как теперь ей должно быть хорошо на небесах...
И, наверно, так бы оно и было, если б не привидение. Сначала Аманда
даже не поняла, что это привидение. Когда она проснулась ночью и увидела
кого-то стоящего у двери, ей подумалось, что это ночная сиделка. Потом она
сообразила, что на сиделке, вероятно, кроме шелковых трусиков и
коротенькой комбинашки должно быть надето еще что-нибудь и к тому же вряд
ли в темноте ее было бы так хорошо видно. Заметив Аманду, привидение
несколько удивилось.
- Ах, простите, пожалуйста, за вторжение, - сказало оно, - я думала,
что вас здесь уже нет, - и повернулось, чтобы уйти.
Привидение оказалось на редкость нестрашное - девушка с приветливым
лицом, рыжеватыми волосами и широко открытыми глазами. У нее были
очаровательные ручки и ножки, а фигурке могла позавидовать всякая женщина.
Аманда подумала, что девушка старше ее лет на семь или восемь.
- Пожалуйста, не уходите, - повинуясь мгновенному импульсу, попросила
Аманда.
Привидение обернулось с некоторым удивлением.
- А вы не боитесь меня? - спросило оно. - Знаете, люди обычно так
пугаются, что даже визжат.
- Непонятно, почему, - сказала Аманда. - Но мне-то вообще пугаться
нечего, я сама, наверно, скоро стану похожей на привидение.
- Ну, что вы, - вежливо возразило привидение.
- Садитесь сюда, - пригласила Аманда, - если вам холодно, можете
завернуться в одеяло.
- К счастью, холод меня не беспокоит, у меня совсем другие заботы, -
ответило привидение и уселось на край постели, изящно закинув ногу на
ногу.
- Меня зовут Аманда, - представилась хозяйка.
- А меня Вирджиния.
Последовала небольшая пауза.
Аманда сгорала от любопытства, наконец не выдержала и спросила:
- Простите, если я задаю бестактный вопрос, но как это случилось, что
вы стали привидением? Ведь обычно после смерти люди сразу попадают либо в
одно место, либо в другое, если вы понимаете, что я имею в виду.
- Да, понимаю: либо в рай, либо в ад, но все это не так просто, как
вам кажется. Вот у меня, например, особый случай: пока что я нечто вроде
перемещенного лица. Мое дело все еще в стадии рассмотрения - вот я и
блуждаю, пока они там наверху решат, что со мной делать.
Аманда ничего не поняла.
- Как это? - спросила она в недоумении.
- Ну, видите ли, когда муж меня задушил, все сначала решили, что это
обыкновенное убийство, но потом кто-то поднял вопрос, не было ли
провокации с моей стороны. И вот, если они решат, что я нарушила какую-то
там статью, то все подведут под самоубийство, и тогда мои дела плохи.
Конечно, я подам апелляцию, ссылаясь на более раннее встречное
провоцирование - ведь мой муж из тех тихонь, что и святую выведут из себя.
По правде говоря, я действительно немного перегнула палку, но если бы вы
его знали, вы бы меня поняли.
- А как это, когда тебя душат? - полюбопытствовала Аманда.
- Ужасно неприятно, - ответила Вирджиния, - и если б я знала, что в
результате буду вот так околачиваться, то вела бы себя благоразумней.
- Как жаль, - вздохнула Аманда, - а я думала, хоть вы сможете
рассказать мне о рае...
- О рае? А зачем вам?
- Да, видите ли, я, наверно, скоро попаду туда и хотела бы узнать
хоть что-нибудь...
- О Господи! - воскликнула Вирджиния, еще шире раскрыв глаза от
удивления.
Аманда не поняла реакции Вирджинии - ведь попасть на небо казалось ей
стремлением очень разумным.
- Бедняжка, - сострадательно вздохнула Вирджиния.
- Но почему же? - спросила Аманда немного раздраженно.
- Видите ли, исходя из моих личных наблюдений, я бы не очень-то
спешила туда...
- Так ты была там?! - от волнения Аманда перешла на `ты`.
- Да пробежалась немного, но не везде, конечно, - призналась
Вирджиния.
- Ну, рассказывай, рассказывай поскорее!
Вирджиния задумалась.
- Сперва, - начала она, - я попала в восточное отделение. Там все
необыкновенно роскошно - как в цветном кино. Все женщины носят прозрачные
шаровары, чадру и массу драгоценностей. А мужчины все бородатые и в
чалмах, и вокруг каждого толпа женщин, будто они хотят получить автограф.
На самом же деле автографами тут и не пахнет. Время от времени мужчина
выбирает из толпы какую-нибудь красотку (но, конечно, не тебя) и с ней
удаляется, а тебе приходится искать другого, вокруг которого своих баб
полно, и они злятся, если втискиваешься в их толпу. Ужасно обидно
получается.
- И это все? - спросила Аманда разочарованно.
- Более или менее. Ну, можно еще, конечно, кушать рахат-лукум.
- Но ведь это совсем не то, что я думала! - прервала ее Аманда.
- Видишь ли, там есть и другие отделения. Вот в скандинавском,
например, все совершенно по-другому. В этом отделении все время уходит на
то, чтобы бинтовать и промывать раны героям да еще варить им бульон.
Хорошо тем, у кого есть хоть какое-нибудь медицинское образование, а по
мне так там слишком много крови. К тому же эти герои - те еще типы, даже
не взглянут на тебя. Они или хвастаются своими подвигами, или лежат
пластом, а то вскакивают и отправляются получать новые раны. Такая тоска!
- Это ведь совсем не то... - начала было Аманда, но Вирджиния
продолжала:
- Однако самая отчаянная скука - в отделении нирваны. Сплошь одни
интеллектуалы. Женщин туда вообще не пускают, даже вывеска висит на стене,
но я все-таки заглянула через забор. А там...
Но Аманда решительно прервала ее.
- Когда я говорю о рае, - сказала она, - я имею в виду тот самый
обыкновенный рай, о котором нам рассказывали в детстве, но никогда толком
не объясняли, как он выглядит.
- Ах, этот... - протянула Вирджиния разочарованно. - Но, милочка, там
все так чопорно, что ей-богу не советую. Сплошь хоровое пение псалмов.
Конечно, все в наилучшем стиле, но уж слишком серьезно. И музыка
однообразная - одни трубы и арфы. И все ходят в белых платьях. Все ужасно,
как тебе это сказать, антисептично? Нет, аскетично! А потом, у них там
закон, запрещающий жениться, представляешь? Поэтому никто даже не
осмеливается пригласить тебя после концерта в кафе - боятся, что их
арестуют. Святым, конечно, все это очень нравится... - тут она
остановилась. - А ты часом не святая?
- Н-не думаю, - ответила Аманда не слишком уверенно.
- Ну, если нет, то я искренне не советую тебе туда соваться.
Вирджиния продолжала свой рассказ. Аманда слушала ее с растущей
тревогой. Наконец не выдержала:
- Неправда все это, неправда! - закричала она. - Ты нарочно так
говоришь, чтобы испортить мне настроение. Я так радовалась, что попаду на
небо, а теперь... Это просто подло и жестоко с твоей стороны. - На глаза
Аманды навернулись слезы.
Вирджиния смотрела на нее молча. Затем снова заговорила:
- Но, Аманда, дорогая, ты же просто ничего не понимаешь. Ведь все,
что я тебе рассказала, весь этот рай - он только для мужчин, а для женщин
- это же сущий ад! Не знаю почему, но до сих пор никто так и не удосужился
спроектировать рай для женщин. Честно говоря, я бы на твоем месте
держалась подальше от этого мужского рая. Между нами девочками говоря...
Тут Аманда больше не могла сдерживать слезы и разрыдалась, уткнувшись
носом в подушку. Когда же она подняла голову, Вирджинии уже нигде не было.
Аманда поплакала, поплакала и уснула.
Но все, что она узнала от Вирджинии, так на нее подействовало, что
неожиданно для всех Аманда стала поправляться. А когда выздоровела
окончательно, вышла замуж за бухгалтера, который представлял себе рай в
виде компьютера, что, согласитесь, для молоденькой женщины не представляет
ровно никакого интереса.

ДИКИЙ ЦВЕТОК

Только не мисс Фрей - кто угодно, но не Фелисити Фрей!
Пусть другие вскакивают от звонка будильника, смывают с лица паутину
сна, быстро одеваются и с нетерпением ждут, когда закипит кофе. Пусть они
его пьют, обжигаясь, и затем бегут по своим делам, словно роботы на
батарейках, чтобы заключать новые сделки и вершить великие дела...
Пусть они это делают, но не Фелисити Фрей. Ведь сегодня - это
продолжение вчерашнего дня, а сегодня и вчера составляют то, что
называется жизнью. Жить - значит не просто тикать, как стенные часы. Жизнь
- это что-то непрерывное, в чем ничто не повторяется, что-то, о чем надо
помнить всегда, и во сне и наяву. Ведь она может продлиться совсем
недолго...
Вот поэтому-то не надо спешить. Мисс Фрей и не спешила - она не
бросалась очертя голову в новый день, а, проснувшись на заре, лежала
неподвижно, слушая пение птиц и наблюдая, как светлеет небо.
Когда птицы замолкали и отправлялись на ежедневные поиски пищи, мир
становился почти беззвучным, и Фелисити испытывала беспокойство. Затаив
дыхание, она ожидала хоть какого-нибудь звука, чтобы убедиться, что все в
порядке, что мир еще не прекратил свое существование, как это может
случиться однажды.
Возможно, даже сейчас, в эту самую минуту, где-то на земле
поднимались к небу столбы дыма, извивающиеся, как щупальца Медузы, отмечая
собой начало той тишины, которая явилась бы концом мира. Эти столбы всегда
присутствовали в подсознании Фелисити, она уже давно ненавидела и боялась
их, так как они были для нее символом победившей Науки. Может быть, Наука
и являла собой что-то замечательное, но для Фелисити она была врагом всего
живого на свете. Она была для нее каким-то кристаллическим образованием на
обнаженной коре мозга, чем-то бесчувственным, бессмысленным и вместе с тем
страшной угрозой, которая внушала ей страх так, как огонь внушает страх
животным.
Вот почему Фелисити и прислушивалась так тревожно к тишине. Наконец,
какая-то птичка чирикнула, а другая ей ответила. Во дворе расположенной
неподалеку фермы затарахтел трактор. Хотя он тоже был порождением Науки,
все же этот звук успокоил мисс Фрей. Она вздохнула с облегчением и начала
собираться на работу. Времени у нее было достаточно, чтобы не спеша полем
по тропинке направиться к школе.
Солнце еще висело низко на синем небосводе. Позднее день обещал быть
жарким, но пока было свежо, и хрустальные росы дрожали на листьях и
травах. Медлительные и терпеливые коровы, выходящие из своих стойл с
облегченным выменем, смотрели на мисс Фрей без особого любопытства, а
затем отворачивались, чтобы пощипать траву и задумчиво пережевывать
жвачку.
Высоко в небе запел жаворонок, отвлекая ее от своего гнезда. Молодой
дрозд подозрительно взглянул на нее с верхушки живой изгороди. Легкий
летний ветерок продувал ее ситцевое платье и ласкал тело.
Вдруг в небе послышался слабый гул. Гул нарастал и перешел в рев.
Затем над головой Фелисити раздался раздирающий уши вой, исходящий из
сопел реактивного самолета - Наука в полете.
Мисс Фрей закрыла уши руками и закачалась, пока звуковые волны
проносились над ее головой.
Самолет пролетел, и она отняла руки. Со слезами на глазах она
погрозила кулаком вслед удаляющемуся реактивному зверю и всему, что он
собой олицетворял, в то время как воздух все еще продолжал дрожать.
Коровы мирно паслись. Как хорошо, должно быть, родиться коровой,
подумала Фелисити, ни тебе ожиданий, ни сожалений, ни тревог - полное
безразличие ко всему, хорошему и плохому, созданному человеком; можно
просто отмахнуться от всего хвостом, как от надоедливых мух...
Вой и скрежет самолета затихли вдали. Нарушенное спокойствие начало
постепенно восстанавливаться. Но это не означало, что не может наступить
день, когда потрясений будет так много, что ничего нельзя уже будет
восстановить.
Репетиции смерти, подумала мисс Фрей, множество маленьких смертей,
прежде чем наступит одна огромная. Как глупо, что я принимаю это так
близко к сердцу, что я чувствую себя виноватой перед всем человечеством...
Ведь я не несу никакой ответственности за то, что происходит - даже не
очень-то опасаюсь за свою собственную жизнь. Так почему же страх за всех и
вся так сильно охватывает меня?
Фелисити прислушалась - ничто, кроме пения птиц, больше не нарушало
тишину. Она снова зашагала к школе, ощущая легкий ветерок на лице и росу
на ногах.

Когда Фелисити открыла дверь класса, класс, гудевший, словно улей,
тут же замолк.
Ряды розовощеких детских мордашек в обрамлении длинных локонов,
коротких волос или косичками, немедленно повернулись в ее сторону.
- Доброе утро, мисс Фрей, - сказали дети хором и снова замолчали.
Фелисити ощутила в классе атмосферу ожидания и огляделась по
сторонам, ища глазами то, на что, по-видимому, она должна была обратить
внимание. Наконец взгляд ее упал на учительский стол, где в небольшой
стеклянной вазочке стоял одинокий цветок.
Она никогда раньше не видала таких цветов и была в затруднении, как
его классифицировать.
Не сводя с цветка глаз, Фелисити села за стол, продолжая внимательно
рассматривать диковинное растение. Цветок был не так прост, как полевые
цветы, однако и не слишком сложен. Он был окрашен в чистые тона, а форма
лепестков была приятной для глаз, но без излишней строгости выращенных
садовником цветов. У основания лепестки были бледно-розового цвета,
постепенно переходящего в алый; по форме они образовывали трубочку, чем
несколько напоминали орхидею, но Фелисити никогда не видала подобных
орхидей. Нагнувшись, она заглянула внутрь цветка. Маленькие серповидные
тычинки, покрытые пыльцой, дрожали на тонких зеленых ножках. Внутренняя
сторона лепестков была нежно-бархатистой, а сами лепестки закруглялись к
краям, словно былинки, колыхающиеся на ветру. От цветка исходил приятный,
несколько сладковатый запах, чуть-чуть смешанный с запахом земли, -
никакая парфюмерия, конечно, не могла бы сравниться с этим естественным
ароматом.
Фелисити смотрела на цветок, как зачарованная, не имея сил оторвать
от него взгляд и позабыв, что вокруг нее были замершие в ожидании дети.
Кто-то из них заерзал, и она вернулась к действительности.
- Спасибо, - сказала она, - это прекрасный цветок. Как он называется?
Было похоже, что никто не знал.
- А кто его принес?
Маленькая девочка, сидевшая во втором ряду, слегка покраснела и
сказала:
- Я, мисс Фрей.
- А ты не знаешь, что это такое, Мариель?
- Нет, мисс Фрей. Я просто нашла его, подумала, что он очень красивый
и должен вам понравиться, - объяснила девочка, немного смущаясь.
Фелисити снова взглянула на цветок.
- Он мне очень нравится, Мариель, это просто восхитительный цветок!
Как мило, что ты решила подарить его мне!
Полюбовавшись цветком еще минуту, мисс Фрей осторожно отодвинула
вазочку с середины стола и взглянула на детей.
- Как-нибудь я почитаю вам стихи Уильяма Блейка. Там есть такие
строки: `Увидеть мир в зерне песка и небо - в чашечке цветка...` Но теперь
вернемся к нашим занятиям, а то мы и так потратили много времени.
Когда дети выходили из класса после уроков, мисс Фрей попросила
Мариель задержаться на минутку.
- Еще раз спасибо за цветок, - сказала она. - Он что - был
единственный там, где ты его нашла?
- О, нет, мисс Фрей, их там было три или четыре кустика.
- А где это было? Мне бы хотелось иметь один с корнями.
- Я нашла эти цветы на ферме мистера Хоукинса, в том конце поля, где
разбился самолет, - сказала девочка.
- Где разбился самолет... - повторила Фелисити.
- Да, мисс Фрей.
Фелисити снова опустилась на стул и уставилась на цветок. Девочка
ждала, переминаясь с ноги на ногу.
- Можно мне идти? - спросила она наконец.
- Да-да, конечно, - ответила мисс Фрей, не поднимая глаз.
Девочка убежала.
Самолет разбился около года назад, тихим летним вечером, когда и
люди, и природа готовились ко сну. Самолет нарушил тишину своим воем. Он
казался крестиком из серебряной фольги на фоне светлого неба. Фелисити,
вопреки своей привычке не обращать на самолеты внимания, подняла голову и
посмотрела на аэроплан. Вне всякого сомнения, он был красив, похожий на
серебристую ночную бабочку. Он повернулся в небе, и лучи заходящего солнца
засверкали на его крыльях. Затем внезапно среди серебра вспыхнуло
розово-алое пламя, и серебристая бабочка перестала существовать. Обломки
блестящей фольги разлетались в разные стороны и падали на землю. За самым
большим обломком, словно черный похоронный шлейф, тянулся дым.
Ужасный треск оглушил Фелисити. Казалось, что обломок падает прямо на
нее. Она бросилась ничком на землю, закрыв голову и уши руками, невольно
желая, чтобы земля поглотила ее.
Почва под Фелисити заколыхалась, затем послышался удар и скрежет
металла. Она подняла голову и увидела всего в ста ярдах от себя
исковерканное серебристое тело воздушного корабля, окруженное пляшущими
языками пламени... Фелисити снова уткнулась лицом в землю. Она не смела
пошевелиться, так как с минуты на минуту ожидала взрыва и боялась, что
металлические осколки вопьются в тело. Она продолжала лежать, пока,
наконец, не подоспели спасатели и подобрали ее.
Шок, сказали они, шок и страх. Они оказали ей первую помощь и
отправили домой, велев провести в постели несколько дней, чтобы
успокоиться и прийти в себя. Но как можно было успокоиться, когда все, что
произошло, продолжало вертеться у нее в голове! Она оплакивала разрушения,
причиненные огнем и дымом, вспоминала грохот и переполох, оплакивала
людей, погибших в катастрофе, и всю глупость и бессмысленность мира,
который допускал такие вещи и будет продолжать делать это до тех пор, пока
две последние критические массы не столкнутся в смертельной схватке.
О Боже, молилась она, неужели Ты не можешь их остановить? Ведь этот
мир принадлежит не только им, чтобы делать с ним, что они хотят. Это и
Твой мир и мой - мир души, который они разрушают своим мозгом. Прошу Тебя,
Боже, - пока еще есть время, уйми их, как Ты это сделал, разрушив их
самоуверенность при возведении вавилонской башни. Неужели Ты не в
состоянии сделать это снова, пока еще не поздно?
Сейчас, глядя на прекрасный цветок на учительском столе, Фелисити
вспомнила, как она молилась тогда, после катастрофы.
Место, где разбился самолет, окружили забором и поставили у него
часовых, чтобы никто не подходил близко. Затем люди в защитной одежде
ползали по участку со счетчиками в руках, прислушиваясь к чему-то и
разыскивая что-то.
Все дело в кобальте, говорили они. Фелисити очень удивлялась, что эта
красивая краска, употребляемая художниками для изображения глубокой синевы
моря, могла быть опасной; но, как оказалось, это был другой кобальт, очень
вредный. Значит, ученые испортили и его...
Мисс Симпсон, которая преподавала в школе физику и природоведение,
объяснила Фелисити, что он не всегда смертелен - все зависело от дозы. На
борту разбившегося самолета, оказывается, находилась свинцовая коробка с
радиоактивным кобальтом, предназначенном для какой-то больницы. Во время
крушения или во время первого взрыва коробка раскрылась. Это было
чрезвычайно опасно, и поэтому кобальт необходимо найти.
- Почему опасно? - спросила Фелисити, и мисс Симпсон популярно
объяснила ей, как действуют гамма-лучи на живую материю.
Прошло несколько недель, прежде чем искатели ушли удовлетворенные.
Они не обнаружили следов радиоактивного кобальта, часовых сняли, но забор
вокруг злополучного места все же остался - просто как обозначение границы
участка, который не следовало вспахивать в тот год.
И вот из грохота, из разрушения, из огня и радиации родился
прекрасный цветок.
Фелисити продолжала смотреть на него. Затем она подняла глаза на
опустевшие парты, где недавно сидели розовощекие дети.
- Теперь я понимаю, - сказала она в пустоту. - Оказывается, я была
слишком слаба в Вере.

Мисс Фрей не очень-то хотелось идти на место аварии одной. Поэтому
она попросила Мариель сопровождать ее в субботу и точно указать место, где
росли диковинные цветы.
Когда они пересекли луг и подошли к участку поля, огороженному
забором, который уже повалился в некоторых местах, то увидели на участке
мужчину, одетого в рубашку и джинсы, который как раз снимал с плеча
тяжелый металлический цилиндр. Фелисити узнала в нем младшего сына
фермера, хозяина поля.
- Нелегкая работенка таскать на себе три галлона гербицида в такую
жару, - сказал он извиняющимся тоном, вытирая платком пот с лица.
Фелисити посмотрела на землю. Среди разных сорняков она увидела
несколько кустиков того растения. Один из них был уже раздавлен
металлическим цилиндром.
- Ой, - воскликнула Мариель, - вы уничтожили эти цветы, а мы как раз
и пришли за ними...
- Пожалуйста, соберите их, я не возражаю, - ответил парень.
- Но мы хотим выкопать их с корнями, чтобы потом посадить в саду, -
чуть не плача объяснила девочка. - Ведь они такие красивые!
- Это точно, - согласился парень, - но вы опоздали, я их уже
опрыскал. Нельзя же было допустить, чтобы они разрослись и засорили поле!
Но вы можете набрать букет - этот гербицид не ядовитый, он состоит из
каких-то гормонов, которые не позволяют растениям развиваться, и они
гибнут. Удивительные вещи придумывают теперь ученые, верно? Никогда не
знаешь, что им придет в голову!
Мисс Фрей и Мариель собрали по небольшому букетику обреченных цветов.
Они все еще были восхитительны и не утратили свой тонкий аромат.
- Какие они красивые, - повторила Мариель с грустью в голосе.
Фелисити обняла ее за плечи.
- Да, они очень красивые, и они погибли. Но главное - это то, что они
появились. Это замечательно! Значит, они будут расти - если не здесь, на
этой опаленной земле, то где-нибудь еще. Природа возьмет свое!
Реактивный самолет пронесся с воем над их головами, разрывая воздух.
Мариель закрыла уши руками. Фелисити же стояла, подняв кверху голову и
смотрела, как самолет удалялся, становясь все меньше и меньше на фоне
потревоженного неба. Она подняла руку с букетиком цветов и погрозила им
нарушителю спокойствия.
- Вот мой ответ вам, бандиты, - это сильнее вас, со всеми вашими
взрывами и клубами дыма!
Мариель отняла руки от ушей.
- Я их ненавижу, ненавижу! - сказала она, провожая глазами
серебристую точку в небе.
- Я тоже их ненавижу, - согласилась мисс Фрей, - но я их больше не
боюсь, потому что я верю в силы Природы: эти цветы - доказательство тому.
Они мое оружие в борьбе со злом, мой эликсир жизни. Как сказал поэт:

Это вино из цветов, сердцу милых, -
Оно обладает целебною силой...

НЕДОГЛЯДЕЛИ

- Прендергаст, - деловито сказал директор департамента, - сегодня
истекает срок контракта ХВ 2823. Займитесь-ка им, пожалуйста.

Роберт Финнерсон умирал. Раза два или три в прошлом у него бывало
впечатление, что он умирает, - он пугался и неистово протестовал в душе
против этой мысли, но на этот раз все было иначе: он даже не пытался
протестовать, так как знал, что это всерьез. Однако как глупо умирать в
шестьдесят лет и еще глупее в восемьдесят... Тогда кому-то другому
придется постигать все, чему его научила жизнь, а его собственный
жизненный опыт будет выброшен на свалку. Неудивительно, что вследствие
такого нерасторопного использования накопленных знаний, человеческий род
так медленно двигался по пути прогресса - шаг вперед, два шага назад...
Ученые мужи могли бы уделить больше внимания этой проблеме, но они всегда
заняты чем-то другим, а когда вспоминают об этом, то уже поздно что-либо
сделать, и все повторяется сначала.
Так рассуждал Роберт Финнерсон, лежа на высоко взбитых подушках в
полутемной комнате и терпеливо ожидая своего конца, когда вдруг каким-то
образом почувствовал, что больше не находится в комнате один, что появился
кто-то посторонний. Роберт с трудом повернул голову и увидел худощавого
человека, похожего на клерка. Роберт никогда раньше его не видал, но это
внезапное появление нисколько не удивило его.
- Вы кто? - спросил он незнакомца.
- Пожалуйста не пугайтесь, мистер Финнерсон, - произнес тот.
- А я и не думаю пугаться, - ответил Роберт несколько раздраженно, -
я просто хочу знать, кто вы такой.
- Меня зовут Прендергаст, если это что-нибудь вам говорит...
- Ничего не говорит. И что, собственно, вам от меня нужно?
Скромно потупив глаза, Прендергаст объяснил, что руководители фирмы,
на которую он работает, хотели бы сделать мистеру Финнерсону деловое
предложение.
- Поздновато спохватились, - коротко ответил Роберт.
- Конечно, конечно, в любом другом случае, но это предложение особого
рода и оно может все-таки вас заинтересовать.
- Не вижу как. Но в чем там дело?
- Ну, знаете ли, мистер Финнерсон, мой босс считает, что ваша э-э...
кончина, так сказать, должна состояться 20 апреля 1963 года, то есть
завтра.
- А я и сам это подозревал, - сказал Роберт спокойно, с удивлением
замечая, что ему следовало бы проявить некоторое волнение.
- Очень хорошо, сэр. Однако у нас имеются сведения, что вы внутренне
протестуете против этого естественного хода вещей.
- Как тонко подмечено, мистер Пендельбус!
- Прендергаст, сэр, но это не имеет значения. Важно то, что вы
владеете неплохим состоянием. А как гласит народная мудрость, с собой ведь
его не унесешь, не так ли?
Роберт Финнерсон посмотрел на своего визитера более пристально.
- Чего вы, собственно, добиваетесь? - спросил он.
- Все очень просто, мистер Финнерсон. Наша фирма готова пересмотреть
указанную дату - за приличное вознаграждение, разумеется.
Роберт был уже так далек от нормального человеческого существования и
восприятия, что не увидел в этом предложении ничего сверхъестественного.
- Насколько пересмотреть и за какое вознаграждение? - деловито
спросил он.
- Ну, у нас существует несколько вариантов. Мы склонны предложить
один из последних - очень выгодный, основанный на желании, высказываемом
многими людьми, находящимися в положении, аналогичном вашему. А именно:
`О, если б я только мог прожить свою жизнь заново!`.
- Понятно, - сказал Роберт, смутно вспоминая легендарные сделки, о
которых где-то читал.
- А в чем здесь подвох?
Прендергаст слегка поморщился.
- Да никакого подвоха. Просто вы сразу же передаете нам семьдесят
пять процентов своего теперешнего капитала.
- Семьдесят пять процентов? Ну и ну! Что ж это за фирма такая?
- Это очень древнее учреждение. У нас было много почтенных клиентов.
В старые времена мы больше торговали на основе, так сказать, бартера. Но с
развитием коммерции мы несколько изменили свои методы. Мы нашли, что иметь
денежные вклады гораздо выгоднее, чем приобретать души - особенно учитывая
их теперешнюю низкую рыночную стоимость. Это обычно устраивает обе
стороны: мы получаем капитал, который, как я уже говорил, нельзя унести с
собой, а вы можете распоряжаться своей душой как угодно - если, конечно,
законы страны обитания не протестуют против этого. Единственно кто обычно
остается недоволен такой сделкой - это наследники.
Последнее нисколько не смутило Роберта.
- Мои наследники в настоящий момент бродят по дому, как хищники, -
неплохо бы им получить небольшой шок. Так давайте займемся непосредственно
делом, мистер Снодграсс.
- Прендергаст, - терпеливо поправил его собеседник. - Ну, обычная
процедура оплаты состоит в том...

Какая-то непонятная прихоть или что-то, принимаемое за прихоть,
заставила мистера Финнерсона посетить Сэндз-сквер. Роберт не бывал там уже
много лет, и хотя мысль побывать в местах своего детства и посещала его
время от времени, свободной минуты так и не находилось. Теперь же, в
период поправки после своего чудесного выздоровления, которое так огорчило
его милых родственников, он впервые за много лет обнаружил, что у него
масса свободного времени.
Роберт отпустил такси на углу сквера и простоял несколько минут в
задумчивости, обозревая садик. Он оказался гораздо меньших размеров и хуже
ухоженным, чем сохранился в его памяти. Однако, хотя большинство предметов
и растений как бы съежились от времени, платаны с их свежей, только
распустившейся листвой значительно выросли и почти заслонили небо своими
могучими ветвями. Новшеством были и аккуратные клумбы с недавно
высаженными тюльпанами, но самым значительным признаком перемен было
отсутствие железной ограды, которая пошла в переплавку вместе со всяким
металлоломом в годы второй мировой войны и которую потом так и не
восстановили.
Вспоминая с некоторой грустью былое, Роберт Финнерсон перешел дорогу
и побрел по хорошо знакомым дорожкам. Он замечал одно, вспоминал другое и
даже немного жалел, что предпринял эту прогулку, - слишком уж много
призраков давно минувшего окружало его...
Внезапно Роберт наткнулся на хорошо знакомый холмик, на вершине
которого в окружении каких-то кустов стояло старое садовое кресло. Роберту
пришло в голову спрятаться за этими кустами, как он, бывало, делал полвека
назад, когда был мальчишкой. Он стряхнул пыль с кресла носовым платком и
облегченно опустился на него, подумав, что, вероятно, переоценил свои силы
после недавней болезни, так как чувствовал себя очень утомленным. Он
задремал...
Блаженную тишину нарушил резкий, требовательный девичий голос:
- Бобби! Мастер Бобби, где вы?

Мистер Финнерсон почувствовал раздражение - голос явно действовал ему
на нервы. Когда голос раздался снова, он постарался не обращать на него
никакого внимания.
Но вот из-за кустов показалась голова в синем капоре с пышным голубым
бантом, а под ним - миловидное, розовощекое личико молоденькой девушки,
которая в эту минуту старалась казаться профессионально строгой.
- Так вот вы где, негодный мальчишка! Почему вы не отвечали, когда я
звала вас?
Мистер Финнерсон обернулся, ожидая увидеть за своей спиной
прячущегося ребенка. Но там никого не оказалось. Когда же он вернулся в
прежнее положение, кресло исчезло, а он сидел прямо на земле, и окружавшие
его кусты казались теперь гораздо выше.
- Пошли, пошли, мы и так уже опаздываем к чаю, - проговорила девушка,
глядя на него в упор.
Роберт опустил глаза и ужаснулся, увидев перед своим взором не
аккуратно выглаженные респектабельные брюки в узкую полоску, а синие
короткие штанишки, круглые коленки, белые носки и туфли явно детского
фасона. Он пошевелил ногой, и нога в детском ботинке тоже шевельнулась.
Позабыв обо всем, он осмотрел себя спереди и обнаружил, что одет в бежевую
курточку с большими медными пуговицами и что все это он обозревал из-под
полей желтой соломенной панамки, надвинутой на лоб.
Девушка проявляла нетерпение. Она раздвинула кусты, пригнулась и,
схватив Роберта за руку, рывком подняла его на ноги.
- Пошли же, наконец, не знаю, что на вас нашло сегодня.
Выйдя из-за кустов и все еще держа Роберта, девушка крикнула:
- Барбара, идем домой!
Роберт старался не поднимать глаз, так как его сердце всегда невольно
сжималось, когда он глядел на свою младшую сестренку. Но, несмотря на это,
он все-таки повернул голову и увидел, как маленькая девочка в белом
платьице стремглав бежит им навстречу. Он вытаращил глаза, так как уже
почти забыл, что она когда-то могла бегать, как любой здоровый ребенок, и
к тому же так счастливо улыбаться. Неужели это был сон? Но если так, то
это был удивительно яркий сон - ничто в нем не было искажено или
неправдоподобно. Даже звуки, раздававшиеся вокруг, были такими, какими он
их слышал в детстве: скрип колес от проезжающих телег и экипажей, цокот
лошадиных копыт и знакомая незатейливая песенка, которую наигрывал
шарманщик, стоящий на углу улицы.
- Ну что вы сегодня еле тянетесь? - ворчала нянька. - Кухарка будет
ужасно недовольна, что ей придется все разогревать.
Роберта несколько разочаровало, что они вошли в дом не через парадный
подъезд, свежевыкрашенный зеленой краской, а спустившись сначала в
полуподвал, где была кухня. Однако в детской все было на своих местах.
Роберт огляделся, узнавая знакомые предметы: лошадь-качалку с оторванной
нижней губой, процессию игрушечных коров и овец на каминной полке, газовый
светильник, уютно шипящий над столом, календарь на стене с изображением
трех пушистых котят и числом, напечатанным крупным шрифтом: 15 мая 1910
года. 1910-й год - значит, ему только исполнилось семь лет...
После чая Барбара спросила:
- А мамочка к нам придет сейчас?
- Нет, - ответила няня, - ее нет дома, они с папой уехали куда-то, но
она заглянет к вам перед сном, если, конечно, вы будете себя хорошо вести.
Все, до мельчайших подробностей, было, как в далекие годы его
детства: купание перед сном, укладывание в постель... Накрывая его
одеялом, нянька удивленно заметила:
- Уж слишком вы тихий сегодня, мастер Бобби, - надеюсь, вы не
собираетесь разболеться?
Роберт лежал в постели с открытыми глазами - все предметы в спальне
были отчетливо видны даже при тусклом свете ночника. Что-то уж слишком
долго этот сон - а может быть, это был особый, предсмертный сон, про
который говорят: `Вся его жизнь промелькнула перед ним в эту минуту`. В
конце концов, ведь он не совсем поправился после болезни...
В этой связи он вдруг вспомнил того странного человека - Прендергаст,
кажется, была его фамилия, который посетил его, когда он был совсем плох.
От неожиданности этого воспоминания Роберт даже приподнял голову с подушки
и сильно ущипнул себя за руку - люди почему-то всегда щипали себя за руку,
когда хотели убедиться, что все происходящее не сон. Те люди, которые, как
упомянул этот Прендергаст, говорили: `О, если б только мог прожить свою
жизнь заново!`.
Но это было совершенно нелепо, абсолютный нонсенс, и к тому же
человеческая жизнь не начиналась в семилетнем возрасте - это противоречило
всем законам природы... Но вдруг... вдруг в этом была одна
мультимиллионная доля вероятности и то, о чем говорил странный человечек,
действительно произошло...
Бобби Финнерсон лежал в своей кроватке не шевелясь и тихонько
обдумывал все открывающиеся перед ним возможности. Он достаточно преуспел
в прошлой жизни благодаря своему незаурядному интеллекту, но теперь,
вооруженный знанием того, что произойдет в будущем, было даже трудно
представить, чего только он мог бы добиться! А технические и научные
открытия, предвидение первой и второй мировых войн и используемого в них
оружия - все это предоставляло невиданные возможности. Конечно, нарушать
ход истории было бы предосудительно, но вместе с тем, что мешало ему,
например, предупредить американцев о готовящемся нападении на Пирл-Харбор
или французов о планах, вынашиваемых Гитлером? Нет, где-то здесь должна
была быть какая-то загвоздка, мешающая ему сделать нечто подобное, но в
чем она состояла?
Все было слишком неправдоподобно и, скорее всего, все-таки сном. Но
сном ли?
Пару часов позднее дверь спальни скрипнула и слегка приоткрылась,
пропуская тонкий луч света из коридора. Роберт притворился спящим.
Послышались легкие шаги. Он открыл глаза и увидел свою мать, нежно
склонившуюся над ним. Несколько секунд он глядел на нее в полном
изумлении. Она была прекрасна. Хоть и одетая в роскошное вечернее платье,
она выглядела совсем еще девочкой. С сияющими глазами она ласково
улыбнулась ему. Роберт протянул руку, чтобы погладить ее по щеке, когда
вдруг с пронзительной остротой вспомнил, что ее ожидало в будущем,
всхлипнул.
Мама обняла его за плечи и тихонько, чтобы не разбудить Барбару,
попыталась успокоить.
- Ну-ну, Бобби, не плачь. О чем ты плачешь? Ведь все хорошо. Наверно,
я тебя внезапно разбудила, когда тебе снился плохой сон.
Роберт шмыгнул носом, но ничего не ответил.
- Успокойся, дорогой, от снов не бывает ничего дурного. Забудь все,

ПОЛНЫЙ ТЕКСТ И ZIР НАХОДИТСЯ В ПРИЛОЖЕНИИ

Док. 115197
Опублик.: 21.12.01
Число обращений: 2