В Кремле объяснили стремительное вымирание россиян
БЛАГОСТЬ Назад
БЛАГОСТЬ

ПОЛНЫЙ ТЕКСТ И ZIР НАХОДИТСЯ В ПРИЛОЖЕНИИ

Алексей Корепанов
Уснувший принц


    Что делала бы благость без злодейств?
    Зачем бы нужно было милосердье?

    Вильям Шекспир. Гамлет.

    ...И сердце сынов человеческих исполнено зла...
    Книга Экклесиаста.

    `КТО ТЫ, СЫН ОКЕАНА?`

    Лес уже погружался в короткий летний сон: утомившийся за день легкий
ветерок перестал шелестеть листвой, угомонились птицы и стих доносившийся с
покрытых мхом полян визг игривых диких поросят, что к середине осени
превратятся в клыкастых могучих бойцов. Слабый туман -- сгусток чьих-то
былых страхов -- потянулся от Ржавого болота, расползаясь над неширокой
дорогой, ведущей из людного Имма к замку альда Карраганта. Сгущалась,
темнела небесная синева, и первые звезды прокололи ее своими лучами, а в
вышине над деревьями неясным еще силуэтом розовел полумесяц Диолы --
спутницы мечтателей.
    `Таких, как я`, -- подумал Аленор, усмехнулся и вновь перевел взгляд на
дорогу, струящуюся под засыпающими деревьями.
    Конечно же, лес был самым обычным -- конь молодого альда избороздил его
вдоль и поперек задорными охотничьими деньками, топча высокие травы,
врезаясь в сплетение ветвей; и ничего загадочного не было в Ржавом болоте,
что тянулось до выгоревшего прошлой весной косогора -- какие страхи могут
скрываться там, среди кочек, полусгнивших черных коряг да набросанных
мальчишками старых колес? И Диола, розовая спутница мечтателей, ночной
фонарь, в свете которого любят нежиться ленивые змеи-свистуньи -- просто
небесный шар, один из многих, кружащих в пустоте, отделяющей Землю Живущих
от далеких звезд.
    И все же Аленору гораздо интересней было представлять, что все вокруг
пронизано тайнами и мир отнюдь не так ясен и прост, как кажется, как
привыкли думать о нем.
    -- Мечтатель! -- теперь уже вслух сказал юноша, выпустил поводья и,
откинувшись в седле и подняв руки, сладко потянулся.
    Хорошо бы вызволить сейчас из беды какую-нибудь прекрасную девушку...
Была бы только девушка, а за вызволением дело не станет!
    Тут Аленору вновь вспомнилась встреча с черноглазой мерийкой и он еще раз
усмехнулся: э-эх, гадалки... Чего только не услышишь от мерийских гадалок!
    Конь неторопливо процокал копытами по узкому деревянному мостику над
заросшим бурыми плетями болотной травы ручьем, поравнялся с высокими,
покрытыми зигзагами трещин валунами, громоздящимися у самой дороги. Аленор
рассеянным взглядом скользил по их округлым верхушкам, погруженный в
какие-то расплывчатые зыбкие мечтания, как часто с ним бывало в пути.
Выскочивший из-за камней высокий широкоплечий незнакомец с мечом в руке
заставил юношу прервать отвлеченные размышления. Придержав коня, он
выпрямился в седле и спокойно произнес традиционные слова, хотя сердце
тревожно дрогнуло:
    -- Приветствую тебя, живущий. Я альд Аленор, сын альда Ламерада. Чем могу
посодействовать?
    Незнакомец, продолжая держать обнаженный меч наизготовку, быстро
приблизился и, подняв голову, остановился перед конем, сверля юношу
странным взглядом; чудилась в этом взгляде угрюмость, и чудились ярость и
решимость идти напролом, круша любые преграды. Аленор был уверен, что
никогда раньше не видел этого живущего.
    `Вот тебе и гадалка! -- смятенно подумал он. -- Неужели?..`
    Незнакомец был старше Аленора, но тоже еще очень молод. Его слегка
вьющиеся русые волосы, спадающие на плечи, разделял ровный пробор, узкое
скуластое лицо с небольшими усами окаймляла короткая рыжеватая бородка. Он
был одет в темную, необычного покроя, облегающую куртку с рукавами, едва
доходящими до локтей, и такого же цвета штаны, заправленные в высокие
башмаки на толстой подошве. У пояса незнакомца тускло серебрились ножны.
Аленор оценил и меч, зажатый в крепкой руке; это был хороший, удобный меч
-- юноша знал толк в мечах и участвовал уже не в одном десятке турниров как
в родных землях, так и в городах за проливом. Нет, он никогда не встречался
с этим живущим, который, в общем-то, мог быть альдом, если бы не странная
куртка, и уж никак не походил на орра или долянина, а тем более -- на
адорнита.
    -- Я Дат, сын Океана, -- сказал незнакомец глуховатым голосом, не сводя с
юноши пронзительного взгляда. -- Я должен тебя убить.
    В его последних словах не было угрозы. Они прозвучали как самое обычное
утверждение, словно незнакомец сообщил между прочим: `Я должен сопровождать
тебя в замок` или: `Мне необходимо сегодня поужинать с тобой`.
    `Он что, немного не в себе? -- недоуменно и несколько растерянно подумал
молодой альд. -- Какой-то неизвестный Дат, сын какого-то Океана... Почему
-- Океана?.. Убить... Убить меня? Вот и не верь после этого... Но это же
какая-то нелепость!`
    -- Ты уверен, что не ошибся, Дат? -- спросил юноша, всматриваясь в
бледное угрюмое лицо незнакомца. -- Я впервые вижу тебя. Откуда ты? Кто ты,
сын Океана? И что за странная угроза? Думаю, ни ты мне ничего не должен, ни
я тебе.
    -- Я не буду ничего объяснять! -- выкрикнул сын Океана и свободной рукой
схватил под уздцы коня Аленора. -- Я должен тебя убить, и я убью тебя! Тебе
от меня не уйти!
    Юноша понял, что сейчас не время рассуждать и размышлять, чем он насолил
этому безумцу, и не время вспоминать, где и когда он мог невольно перейти
дорогу сыну Океана, хотя все это был явный вздор. Может быть, кроме охоты,
турниров и шумных песенных вечеров появилось новое развлечение --
смертельная схватка без зрителей? Но почему он не слышал о таком
развлечении? И кому в голову могла придти столь бредовая мысль?.. Что ж,
хоть и непонятно и дико все это было, но слова Дата звучали оскорбительно.
    -- Я и не собираюсь никуда уходить от тебя, Дат, -- надменно сказал
Аленор. -- По-моему, твой разум затемнен, но я постараюсь, чтобы у тебя в
голове немного посветлело. Думаю, парочка ударов плашмя по твоему ровному
пробору поможет тебе придти в чувство.
    -- Мне жаль тебя, -- глухо и отрывисто произнес незнакомец, и в его
голосе Аленору послышалась странная горечь. -- Но ты не должен жить. Я убью
тебя.
    -- Попробуй! -- с вызовом ответил юноша и спрыгнул с коня.
    Сбросив длинный черный плащ и выхватив из ножен меч, он почувствовал, как
поднимается, накатывается из глубины волна азарта, как горячит кровь
предвкушение схватки -- так всегда бывало с ним на турнирах... Правда,
никто ни в одном бою не бился до смерти -- турнир не побоище, а игра, пусть
порой и очень жесткая! -- но сейчас бой пойдет по правилам, предложенным
незнакомцем. И, ей-Богу, надо проучить этого странного сына Океана, чтобы
впредь ему неповадно было устраивать засады на лесных дорогах. Встряхнуть
ему мозги, а потом окунуть головой в ручей, дабы немного поостыл, и
поспрашивать...
    Они, чуть пригнувшись и полуприсев, кружили по дороге, сжимая в руках
мечи и внимательно следя друг за другом. Конь Аленора, отвернувшись от них,
щипал траву на обочине, и только наливающаяся розовым светом красавица
Диола наблюдала за каждым движением противников.
    Лицо незнакомца, назвавшегося Датом, сыном Океана, словно окаменело,
сохраняя хищное и в то же время какое-то болезненное выражение, губы
растянулись в оскале, в глазах угадывался мрачный застывший огонь. Во всех
его плавных скупых движениях, в манере держать оружие чувствовалась
сноровка опытного бойца. Аленор решил не бросаться в бой первым, дождаться
выпада сына Океана и в стремительной контратаке отбить у того охоту ни с
того ни с сего завязывать ссоры с первыми встречными на лесных дорогах.
    И юноша дождался выпада, но не одного, а целой серии выпадов, проведенных
так яростно, с таким почти неудержимым напором, что об ответной атаке пока
не могло быть и речи -- он еле успевал защищаться, уворачиваясь от мощных
ударов, посыпавшихся как шишки с ветвей под внезапным порывом ветра, с
трудом блокируя их своим мечом и медленно отступая к валунам. В сонном
молчании леса слышались только громкий лязг металла о металл и возбужденное
дыхание соперников.
    `Даже если его рассудок и помутился, это не мешает ему великолепно
владеть мечом`, -- невольно подумал молодой альд, продолжая отражать удар
за ударом.
    Уже два или три раза меч Дата был близок к тому, чтобы впиться в желанную
плоть: на светлой кружевной сорочке Аленора появились длинные разрезы, и
кровавое пятно расплывалось на груди, там, где острие дотянулось таки до
кожи. Аленор ездил в Имм не на турнир, а совсем по другому делу, поэтому
был без панциря -- да и зачем ему панцирь в мирном Имме и с детства
знакомом лесу? Для защиты от диких зверей вполне достаточно меча, а кому
еще, кроме диких зверей, взбредет в голову нападать на спокойно едущего
всадника?
    Но вот ведь взбрело же...
    Яростный натиск Дата все усиливался, он уже почти прижал юношу к валунам
и Аленор, наконец, полностью осознал, что его действительно хотят убить.
Вот так, без причин, взять и убить на пустынной лесной дороге. Потому что
кто-то решил, что он, Аленор, почему-то не должен жить. Юноша понял это и,
продолжая обороняться, по-настоящему разозлился. В бешеных атаках сына
Океана сквозила торопливость, он явно спешил разделаться с противником
(боялся, что кто-нибудь помешает? жаждал как можно быстрее увидеть
поверженное бездыханное тело?) и Аленор, не потерявший способность трезво
оценивать обстановку -- хотя сердце и обжигала злость, -- решил
воспользоваться этим. В очередной раз уклонившись от прошелестевшего у
самого лица стремительного лезвия, он сделал ложный замах, потом еще один
-- и словно ненароком раскрылся перед противником. Дат, издав резкий
короткий крик, молниеносно провел контратаку; его меч метнулся к груди
Аленора -- и в этот момент юноша резко отпрыгнул в сторону. Меч Дата
наткнулся на твердую поверхность валуна, процарапал ее, высекая искры из
камня, и молодой альд получил великолепную возможность сразить сына Океана,
на мгновение потерявшего равновесие. Аленор занес меч над стоящим боком к
нему Датом и резко бросил вниз руку с оружием, успев все-таки в последний
миг повернуть лезвие так, чтобы удар пришелся плашмя. Ему никогда не
приходилось убивать живущих и он не желал ничьего ухода...
    Дат пошатнулся от этого удара, но не упал, а, отскочив к обочине дороги,
к самым деревьям, вновь приготовился к нападению.
    -- Ты не будешь... жить, -- процедил он, переводя дыхание и морщась от
боли.
    -- Все мы когда-нибудь станем ушедшими, -- насмешливо ответил Аленор,
оставаясь на месте. Удачный удар приободрил его, и он теперь был абсолютно
уверен, что не даст себя убить, хотя сил уже потратил немало.
    Сын Океана, слегка присев, вновь было рванулся к юноше, действуя все с
той же непонятной торопливостью, но вдруг остановился. Сделал шаг назад.
Еще шаг...
    -- Проклятье! -- с досадой воскликнул он, отступая в затрещавший
кустарник. -- Еще! Еще немного!..
    Этот вопль звучал то ли как мольба, то ли как приказ. Изумленный Аленор
опустил меч, стараясь понять происходящее. Треск прекратился и стало
очень-очень тихо. Юноша осторожно приблизился к тому месту, где только что
находился противник, внимательным взглядом окинул кусты и деревья. Никакого
движения, никаких звуков. Только две-три сломанные ветки да отпечатки чужих
подошв на песке. Казалось, Дат просто исчез, как исчезает болотный туман
под лучами солнца. Или же затаился в зарослях...
    Аленор в раздумье стоял у края дороги. Непохоже было, что сын Океана
просто решил отступить, почувствовав силу соперника. Несомненно, он
стремился продолжать схватку... но что-то ему помешало? Что могло ему
помешать?.. Или кто?.. Раздраженно передернув плечами и чувствуя, что
спокойной жизни, кажется, приходит конец, юноша громко сказал, глядя в
темную чащу:
    -- Эй, сын Океана! Если тебе захочется вновь показать свое умение --
предупреждай заранее.
    Он прислушался к тишине, но никакого ответа не получил. Постояв еще
немного на обочине, Аленор откинул со лба длинные волосы, вытер рукавом
мокрое от пота лицо и направился к коню, разглядывая следы на дороге и
невольно ожидая, что вот-вот снова раздастся за спиной голос кровожадного
незнакомца: `Я убью тебя...`
    Но Дат, сын Океана, видимо, больше не собирался выходить из своего
лесного укрытия.
    `Возможно, я переломал ему кости, -- подумал Аленор, под уздцы выводя
коня на дорогу. -- Что ж, он сам напросился`.
    Накинув плащ, юноша устроился в седле и, еще раз взглянув на то место,
где исчез неведомый сын Океана, медленно направился в дальнейший путь к
замку альда Карраганта. К замку, который десять лет назад принадлежал отцу
Аленора -- альду Ламераду. Сорочка прилипла к саднящим ранам, но юноша не
обращал внимания на боль; на турнирах, несмотря на всяческие
предосторожности -- защитное обмундирование, предохранительные футляры на
лезвиях мечей, -- случались вещи и посерьезнее. Взять хотя бы тот турнир в
приморском городе Веннсе, когда ему сломали руку в бою двух двадцаток,
`зеленых` и `красных`, за хрустальный жезл Диолы. Аленор не думал о боли.
Глядя на дорогу невидящими глазами, он вспоминал сегодняшнюю встречу с
черноглазой мерийкой на шумном толкотном иммском торжище, и душу его
переполняли смятение, недоверие, тревога... и надежда... Да, и надежда...
    Собственно, эта встреча на торжище была совершенно случайной. Выполнив
поручение, он не собирался задерживаться в Имме -- не время было для
визитов к приятелям и застольных бесед. Да и Риолен, закадычный друг и
надежный партнер по турнирам и охоте, неизменный участник веселых сборищ в
замке Аленора, еще не вернулся из-за пролива -- там, в Пятнистой долине,
появился отряд смуглолицых из Западных Земель, вознамерившихся завладеть
синей чашей Летних Ветров. Аленор был бы рад составить компанию другу --
турнир привлекал непредсказуемостью, поскольку никто не знал истинной силы
и сноровки выходцев из дальних краев, -- но сейчас не для него были турниры
и бесшабашные пирушки с танцами, песнями, чтением стихов, представлениями,
шутками и забавными розыгрышами. Десять лет прошло после нелепого,
трагического ухода отца, доблестного альда Ламерада, и единственное, чем
мог почтить его память сын, -- это ровно месяц, по старинному обычаю
альдов, провести рядом с отцовской могилой, в замке, где жили теперь альд
Каррагант и альдетта Мальдиана. Вдова Ламерада. Мать Аленора. Жена
Карраганта...
    Каждое утро они встречались перед часовней у внешней стены, неподалеку от
ворот, -- мать и сын, моложавая стройная женщина с пепельными волосами, еще
не тронутыми сединой, и точеным тонким лицом и высокий сероглазый
темноволосый юноша с первым пушком на подбородке и крепкими плечами
любителя поиграть мечом, два похожих друг на друга живущих, оставшихся без
улыбчивого Ламерада -- мужа и отца. Бок о бок переступали они порог тихой
часовни, где под каменной плитой покоился прах Ламерада, зажигали свечи и,
став на колени под Божественным ликом Христа, молились за того, чья душа,
покинув тленную плоть, удалилась в иные пределы. Ламерад ушел без покаяния,
уход застал его врасплох, и теперь его дальнейшая запредельная судьба во
многом зависела от них, вдовы и сына. Их горячая искренняя молитва могла
облегчить и сократить скитания его души по Загробью и помочь ее новому
приходу то ли сюда, под это немеркнущее солнце и созданные волей Творца
звезды, то ли в какие-то другие пространства и времена, воплощенные словом
Всемогущего...
    Аленор никогда не был домоседом -- в детстве он любил лазить по окрестным
оврагам, путешествовать по лугам и забираться на соседствующие с замком
холмы, и не было для него дней лучших, чем те, когда отец брал его,
единственного сына, с собой в Имм или в уютные городки Солнечного
побережья, где среди пышной сочной зелени стояли красивые домики, похожие
на большие игрушки. Став постарше, уже после ухода отца, Аленор проскакал
на коне по всем дорогам обширного острова Мери в компании таких же
подростков-альдов, где каждый старался превзойти остальных в умении,
ловкости и удали. В пятнадцать лет он впервые в одиночку переправился через
пролив и пустился в странствие по необъятным просторам континента,
добравшись до тех удивительных краев, где даже летом падал на землю снег.
    Да, он не был домоседом и немного тяготился вынужденным заточением в
замке альда Карраганта, в замке, в котором он родился восемнадцать лет
назад. Эти мысли смущали юношу -- он обязан был исполнить сыновний долг! --
и, уединившись в своей комнате, он молил Создателя и Мскупителя, чтобы они
простили ему неуместную слабость, которой не время проявляться в этот месяц
поминовения и скорби. И все-таки юноша не смог подавить радость, когда
после семнадцати дней поминального месяца появилась возможность на день
съездить в Имм. Случилось так, что на рассвете птица-вестник влетела в
раскрытое окно кухни, где двое старательных глоннов готовили завтрак, и
принесла, наконец, послание от альда Карраганта -- старшего брата ушедшего
альда Ламерада. Теперешнего мужа альдетты Мальдианы, вдовы Ламерада. Отчима
Аленора, через год после ухода брата взявшего в жены Мальдиану, а в день
совершеннолетия Аленора отдавшего ему свой замок в соседней долине, за
Змеей-рекой, один из тех замков, что остались на острове Мери с
давних-предавних времен, когда все чаще начали вторгаться сюда,
переправляясь через пролив на своих широких кораблях с багровыми парусами,
завоеватели-орры.
    Альд Каррагант сообщал в письме, доставленном птицей-вестником, что после
сильных ливней оползнем накрыло единственную дорогу, соединяющую с внешним
миром горное владение его старого друга, у которого альд гостил, проводя
время в охоте на свирепых снежных барсов. Альд выражал сожаление, что не
может преклонить колени у гроба брата в этот печальный месяц. Альд заверял,
что молится за брата там, в горном владении на континенте, и что при первой
же возможности вернется домой (а путь от Грозных гор был неблизкий). Альд
просил сообщить главному турнирному трубачу в Имме, чтобы на него,
Карраганта, не очень рассчитывали на ближайшем турнире Звездных Мечей,
потому что он вряд ли сможет до начала турнира выбраться из своего
неожиданного заточения.
    Альдетта Мальдиана сообщила о послании альда Карраганта во время
завтрака, когда все домашние собрались в малой трапезной. В ее красивых
серых глазах таилась боль, и Аленор догадывался о причине этой боли: из
разговоров домочадцев он знал, что не очень-то верят они в то, что
участившиеся отлучки альда Карраганта на континент связаны с посещением
старых друзей. Не к старым друзьям ездил альд, и не ради охоты, хотя и
привозил звериные шкуры... Да и раздражительность отчима, его внезапные
приступы ярости и участившиеся ссоры с альдеттой Мальдианой тоже о чем-то
говорили.
    Аленор не считал себя вправе судить о поступках матери, спустя год после
смерти мужа согласившейся разделить ложе с альдом Каррагантом. Он никогда
не заводил разговоры на эту тему -- да и, в общем-то, жил в своем особом
мире, мире неясных юношеских мечтаний, куда не допускал никого, даже
близких друзей; ему вполне хватало собственного мира, не имевшего пока
точек соприкосновения с мирами других живущих.
    Альдетта Мальдиана бесцветным ломким голосом известила домашних о
послании альда Карраганта, опустила глаза и склонилась над тарелкой, ловко
поставленной перед ней неслышным проворным глонном. Аленор увидел, как
после этих слов поджала губы сухонькая альдетта Агиланта, его бабушка, мать
его матери; как переглянулись дядя матери, весельчак и шутник альд Фалигот
и чопорная тетка отца альдетта Жанессилья; как нахмурила выщипанные
накрашенные брови альдетта Радлисса -- мать альда Карраганта; как вздернул
голову и выставил перед собой вилку отец Карраганта альд Беонаст; как робко
повела плечом всегда молчаливая и грустная кузина Элиния... В полной тишине
все принялись за еду и только потом, когда уже принесли горячий зеленый
напиток, альд Фалигот с усмешкой сказал в пространство: `Что-то
расползались, однако, оползни. Приползет вот такой -- и не уползешь от
него, враз доползаешься`. Шутка у него явно не получилась, никто не
улыбнулся в ответ и Фалигот принялся с излишним усердием дуть на горячий
напиток, обхватив бокал обеими руками.
    А после завтрака Аленор оседлал коня и направился прямо навстречу еще не
успевшему разогреться солнцу, в город Имм, где надлежало ему предупредить
главного турнирного трубача турнира Звездных Мечей о том, что нужно искать
замену альду Карраганту. Конь резво бежал по утренней прохладе, в спину дул
попутный ветерок -- и еще задолго до полудня юноша добрался до города.
Попетляв по старинным центральным улицам, он отыскал дом трубача и передал
просьбу отчима. Задерживаться там особо не стал и от приглашения к столу
отказался; посидел из вежливости на террасе вместе с хозяином, выпив за
короткой беседой бокал темного, с приятной горчинкой, пива, и откланялся.
Оставив коня пастись на Конских лугах, побродил немного по городу, заглянул
в Оружейный клуб -- узнать последние новости. А проходя мимо торжища,
вспомнил просьбу альда Фалигота и свернул к длинным торговым рядам; дядя
матери любил, сидя за книгой в садовой беседке, нюхать табак, но не всякий
табак, а только черный илонский, без примесей, от запаха которого
шарахались кони и глаза вылезали на лоб -- насчет глаз Аленор знал точно,
потому что как-то раз угостился у родственника. И больше уже не решался
пробовать.
    После довольно долгих поисков молодой альд, наконец, нашел то, что должно
было наверняка устроить придирчивого в этом вопросе весельчака Фалигота, и
начал проталкиваться к выходу, придерживая меч, который в этой кутерьме
запросто могли ненароком оторвать вместе с ножнами. Рассудив, что он
быстрее выберется с торжища, если пойдет кружым путем, в обход толпы, юноша
свернул к рядам менял и направился вдоль забора, где лохматыми клубками
грелись на солнце беззлобные собаки. Обходя пятнистую мерийскую палатку, он
услышал громкую ругань. На скамейке у палатки были разложены пучки
высушенных трав, стояли мелкие разноцветные блюдечки с разными семенами и
небольшие узкие сосуды с целебными смесями. На высокой подушке у скамьи
сидела молодая мерийка в традиционном черном платке, скрывающем волосы и
завязанном на затылке, и длинном черном платье; на груди ее тепло сияло на
солнце ожерелье из крупных лазурных камней, и это значило, что мерийка
здешняя, иммская, а не пришедшая откуда-нибудь из Мелковолья или с
Пустынного берега. Из палатки высовывалась чумазая от синих ягод девчушка,
тоже черноглазая и тоже в черном наряде, и с ожерельем поменьше. Она
испуганно таращилась на плечистого приземистого орра, увешанного кинжалами
чуть ли не с ног до головы и смахивающего на разукрашенный куст праздника
весеннего равноденствия, который с песнями и плясками пускают вниз по реке
переселенцы-доляне. Орр то ли не отошел еще после вчерашнего, то ли успел
набраться с утра. Он тряс бритой наголо, исцарапанной на макушке головой,
грозил кулаком сидящей напротив с каменным лицом мерийке и, покачиваясь,
поносил ее на чем свет стоит.
    -- Такие вот, как ты, так и норовят всучить всякую гадость! -- вопил орр.
-- Что ты мне говорила вчера, проклятая? Я просил у тебя средство от
изжоги, а ты мне что подсунула? Весь вечер промаялся животом от твоего
снадобья, а сегодня изжога еще сильней! Решила посмеяться над Кронком Пять
кинжалов? Или отравить меня вздумала? Отвечай немедленно!
    -- Если ты вчера запивал вином снадобье от изжоги, то немудрено, что у
тебя схватило живот, -- невозмутимо ответила мерийка, но Аленор заметил,
что она побаивается разгневанного, крепко нетрезвого орра. -- Меня не было
здесь вчера, я только сегодня на рассвете поставила палатку. Иди своей
дорогой, не цепляйся ко мне. Всякое снадобье надо...
    -- Ты еще препираешься, проклятая! -- не дослушав ее, взревел
распалившийся орр, выкатив глаза и хватаясь за кинжал. -- Вместо того,
чтобы признаться в подлом умысле!
    Мерийка побледнела. Девчушка испуганно втянула голову в плечи и замерла
во входном проеме палатки, сидя на корточках и не сводя блестящих, полных
слез глаз с вошедшего в раж орра. Толпе не было никакого дела до этой
стычки и только Аленор остановился неподалеку и наблюдал за происходящим.
    -- Пусть твои снадобья жрут собаки! -- выкрикнул орр, с силой пнул
скамейку с травами и семенами и принялся топтать и месить сапогами
посыпавшиеся на утрамбованную землю снадобья, ожесточенно приговаривая: --
Сама теперь жри! Сама теперь жри свою отраву! Сама! Сама!
    У еще больше побледневшей мерийки сузились глаза. Не вставая с подушки,
она беспомощно огляделась. Девочка в палатке уткнулась лицом в колени и
тихо заплакала; ее острые плечики затряслись, словно она оказалась на лютом
морозе. Посетители торжища обходили стороной разбушевавшегося вооруженного
орра -- убить-то, конечно, не убьет, но порезать спьяну может.
    Два года назад, в Мелководье, Аленору доводилось встречаться с мерийками
-- собирательницами трав. На каменистой равнине его конь, оступившись, до
кости рассек ногу. Рана загноилась и уже не конь вез Аленора, а Аленор вел
коня -- и если бы не мерийки, пришлось бы юноше пешком шагать по безлюдным
просторам и тоскливым болотам Мелководья. Аленор знал, сколько труда и
времени тратят мерийки на то, чтобы разыскать нужные растения, обработать
их и приготовить целебные снадобья.
    Когда встревоженный взгляд мерийки остановился на нем, юноша решительно
шагнул к опрокинутой скамейке и крепко схватил за плечо бритоголового орра,
под подошвами которого хрустели раздавленные блюдца. Впрочем, юноша
вмешался бы, даже если бы и не знал, как достаются мерийкам их снадобья.
    -- Эй ты, Три Кинжала, отвлекись-ка на минуту, -- резко сказал он, рывком
поворачивая к себе пошатнувшегося скандалиста.
    Орр затуманенными глазами уставился на юношу, пытаясь сообразить, кто же
это посмел помешать излиянию его справедливого гнева.
    -- Я Кронк Пять кинжалов, -- с вызовом сказал он, стряхнув с плеча руку
Аленора и багровея еще больше. -- Пять, а не три! Понял, молокосос? Что, не
терпится схлопотать дюжину оплеух?
    Юноша откинул полу плаща, опустил ладонь на рукоять меча и сдержанно
ответил, стараясь не давать воли клокочущему в душе возмущению:
    -- Я альд Аленор и у меня только один меч. Но мой меч стоит десятка твоих
острых побрякушек, ты знаешь.
    Лицо обидчика мерийки перекосилось от бешенства, но за свои кинжалы он
все-таки хвататься не стал. Видно, имел уже дело с альдами и вовремя
сообразил своей бритой головой, даже и переполненной парами горячительных
напитков, что прежде чем успеет добраться до оружия, Аленор выбьет дробь
мечом -- пускай и плашмя -- на его и без того поцарапанной макушке. И
вновь, только теперь уже не с похмелья, будет болеть голова. Не хотелось
орру связываться с альдом -- знал, что ничего приятного это ему не сулит, а
впереди еще целый день, и в ближайшем кабаке хватит для него кувшинов с
терпким оссойским вином. Да и небезопасно затевать стычку на оживленном
торжище.
    Но и выказать слабость перед каким-то птенцом считал орр ниже своего
достоинства. Сжав кулаки, он прошипел в лицо юноше:
    -- Не две ли жизни у тебя, молокосос? Иди, куда шел, не суй нос не в свое
дело.
    Аленор изо всех сил стиснул рукоять меча, сверху вниз взглянул на
коренастого орра и медленно произнес:
    -- Послушай, ты, Кронк Двадцать Пять Кинжалов, или как тебя там? Если ты
сейчас же не соберешь все, что здесь разбросал, клянусь, я переломаю тебе
ребра. Ты не уйдешь отсюда своими ногами -- тебя унесут. Я тебе это обещаю,
я, альд Аленор, сын альда Ламерада!
    И в этот момент черноглазая мерийка бросилась между ними, схватила юношу
за руку.
    -- Не надо, альд Аленор! Давно ведь известно: `Не поднимай меч свой на
живущих; только для защиты от чужого меча доставай меч свой`. Мы сами все
подберем.
    Она умоляюще смотрела на Аленора, подняв к нему бледное красивое лицо, и
юноша отпустил рукоять меча. Орра уже и след простыл: воспользовавшись
вмешательством мерийки, он исчез в толпе. Инцидент был исчерпан,
относительная справедливость восстановлена, и Аленор собрался идти дальше,
к выходу с торжища, но мерийка не отпускала его руку. Ее черные глаза под
тонкими черными бровями теперь светились благодарностью.
    -- Спасибо, альд. Прошу тебя, зайди в палатку. Я попробую заглянуть в
твои грядущие дни.
    Аленору приходилось сталкиваться с гадалками, и не видел он большого
проку от их путаных туманных слов. `Очень скоро, альд, будет ждать тебя
удача`. `Остерегайся кривой дороги до тех пор, пока красная звезда Лит не
скроется за северным горизонтом`. `Не подходи к открытой воде в третий день
прощения и не говори `да` -- накличешь беду`... А если не сбудется
предсказание или вместо обещанной скорой удачи выйдет как раз наоборот --
например, в пух и прах расколошматят твою двадцатку на турнире и ловко
срежут перья с твоего шлема -- у них тут как тут готово оправдание: мол,
неожиданное вмешательство высших сил изменило линию твоей судьбы. Да и что
такое судьба? Путь наугад, во мраке, в неведомое. Ведь справедливо сказано:
`Шаги к завтрашнему дню -- шаги по болоту; и не остановиться, и не
повернуть обратно. Как не осторожничай -- надо делать следующий шаг.
Куда?..`
    Однако взять и уйти после приглашения мерийки Аленор не мог: негоже было
просто отмахнуться от чужой благодарности.
    -- Прошу тебя, альд, зайди ко мне в палатку, -- тихо повторила мерийка.
    -- Благодарю за приглашение, -- кивнув, сказал юноша. -- Кто приглашает
меня?
    -- Юо. Мое имя -- Юо.
    В глазах мерийки промелькнул слабый отблеск улыбки. Повернувшись, она
скользящей походкой направилась к палатке, положила ладонь на голову
девчушке, продолжавшей, съежившись, сидеть на корточках, но уже не плача, а
коротко вздыхая.
    -- Ая, попробуй навести там порядок.
    Девчушка, вскочив, прошмыгнула мимо Аленора. Молодой альд, перешагнув
через разбросанные травы, вслед за мерийкой, пригнувшись, вошел в палатку.
    В палатке было довольно просторно. В одном углу лежали аккуратно
уложенные туго набитые мешочки из черной блестящей материи; Аленор уже
видел такие мешочки у мериек Мелководья -- в них хранились травы и семена.
В другом углу стоял широкий, тоже черный, короб с откидной крышкой. Землю
внутри палатки покрывал плотный темный ковер с фиолетовыми разводами --
мерийцы вообще, насколько было известно Аленору, предпочитали темные
краски, хотя сами вовсе не казались угрюмыми. В палатке находились и
какие-то другие вещи, но внимание юноши сразу привлекло большое овальное
зеркало у дальней стенки, которое свисало с потолка на двух шнурах и нижним
закругленным краем черной рамки почти касалось ковра.
    Мерийка опустила полог, закрыв вход, и усадила Аленора спиной к зеркалу.
    -- Не оборачивайся, иначе рисунок может измениться.
    Юноша, усмехнувшись про себя, согласно кивнул и заверил:
    -- Юо, я готов исполнить все твои наставления. Только, пожалуйста, не
уготовь мне уж очень печальных пророчеств.
    -- Твой завтрашний день не зависит от меня, -- отозвалась мерийка из-за
зеркала, и раздался оттуда легкий хрустальный звон и быстрое постукивание,
похожее на отдаленный конский топот. -- Но если мне удастся разглядеть хоть
что-то, угрожающее тебе, альд Аденор, я буду просто обязана предупредить
тебя. Прошу тебя, не оборачивайся и постарайся подавить недоверие. Нынешняя
ночь была благоприятной и рисунок должен проявиться... если ничто не
помешает. Назови свои любимые цвета.
    -- Белый с золотом, -- почти не задумываясь, ответил юноша.
    -- Белый с золотом... -- тихо повторяла гадалка. -- Лед и солнце.
Противоборство в единении. И именно белый с золотом, а не наоборот. Как
всегда... Как зло и добро, а не как добро и зло...
    Только сейчас Аленор осознал, что кроме нежного протяжного звона и
постепенно стихающего постукивания, в палатке не слышно никаких других
звуков. Словно не на голосистом торжище находилась она, а в какой-нибудь
тихой-тихой долине в окружении гор. Это показалось ему странным, и вся
церемония вершащегося прорицания невольно приобрела в его воображении
какую-то особую значимость... будто и впрямь можно разглядеть то, что еще
только должно произойти. Путь по болоту -- во мраке, и кому дано увидеть,
куда ступает живущий? Только Творцу, но Творец никому не сообщает об этом...
    -- Вижу, -- внезапно сказала гадалка напряженным голосом.
    Звон резко оборвался, прекратилось постукивание и Аленор, чувствуя себя с
головой погруженным в тишину, обратился в слух.
    -- Вижу чье-то... -- повторила Юо. Голос ее сорвался. -- Вижу какую-то
женщину... Девушку... Одета... не разберу... Как-то странно одета... Волосы
длинные, светлые... Похожа на старинных дев прибрежных вод... Когда-то они
пели нашему народу, сохранились их песни...
    Аленор знал, что мерийцы испокон веков живут на острове Мери, в отличие
от пришедших с континента альдов, орров-завоевателей, беженцев долян,
переселившихся с соседнего острова Долии, выжженного извержением вулкана, и
адорнитов, появившихся, согласно преданию, из-за каких-то дальних морей.
Прекрасен, плодороден и изобилен был остров Мери, и сияло над ним ласковое
солнце.
    -- Красивая девушка, -- продолжала мерийка. -- Это твоя девушка, альд
Аленор... Ох!
    Вновь возник вокруг переливчатый звон, но теперь он не был нежным --
теперь был он пронзительным, и звучала в нем тревога.
    -- Что, Юо? -- спросил Аленор, помня наставление мерийки и подавляя
желание обернуться. -- Что ты там видишь?
    -- Молчи, альд! -- резко оборвала его гадалка и после долгой паузы
добавила: -- Рисунок рассыпался. Попробую еще раз, на белое и золотое,
только изнутри, из большого перекрестия.
    И опять оборвался звон, сменившись глухой тишиной, и в тишине донесся до
юноши прерывистый шепот гадалки:
    -- Опасность... Опасность, альд Аленор... Противник... Меч в руке...
Грозит тебе, альд Аленор... Хочет убить тебя... Будь осторожен, альд Аленор!
    И вот именно после этих слов юноша почувствовал себя свободнее, и
привычный гул иммского торжища прорвался, наконец, в странную тишину. Уж
слишком явную несусветицу несла гадалка. Убить! Нет и не было врагов у сына
альда Ламерада, да и о каких опасностях могла идти речь здесь, на
благословенном острове Мери?
    Чары развеялись, прошло наваждение, и юноша с улыбкой распрощался с
мерийкой, потрепав напоследок по голове ее дочку, уже восстановившую
порядок у палатки.
    А вот теперь... Что же думать теперь?.. Выходит, права оказалась
черноглазая Юо, мерийская гадалка, выходит, кто-то настолько ненавидит
альда Аленора, сына альда Ламерада, что готов убить его на лесной дороге.
Но кто? И за что?..
    Мерно покачиваясь в седле, юноша невольно вслушивался в тишину знакомого
леса, в котором, оказывается, могла таиться и угроза.
    `Кто этот сын Океана? -- размышлял Аленор. -- Откуда знает меня? Чем я
мог ему насолить? Сбил с коня на последнем турнире? Или его послал тот
нетрезвый орр Сто Кинжалов? А с гаданием -- все-таки простое совпадение?`
    Но не было никого похожего на странного незнакомца на последнем турнире.
И не могли так поступить вздорные орры: хоть и вздорные они были, но не
подлые -- и кто вообще мог додуматься до убийства? А гадание... Слишком уж
ошеломляющее получается совпадение. Как там говорила мерийка: посмотрю
изнутри, из большого перекрестия? Вот и посмотрела... Когда теперь ждать
нового нападения безумца?
    Тревожно было на душе у молодого альда. Но сквозь тучи тревоги
пробивались лучи надежды. Потому что если правильным был один рисунок,
возникший перед гадалкой, то почему бы не оказаться правильным и другому?
    Юноше очень хотелось, чтобы мерийка не ошиблась и с той, белокурой,
подобной старинным девам прибрежных вод...

    ГОЛОС В НОЧИ

    Восемнадцать лет прожил альд Аленор под спокойным небом, днем украшенным
солнцем, а ночью -- розовой прелестницей Диолой. Мир был велик,
разнообразен и очень интересен. Домашние учителя рассказывали когда-то
мальчугану о множестве любопытнейших вещей и явлений. Потом учителей
сменили книги -- их было достаточно в древнем замке отца и в таком же
древнем замке отчима, альда Карраганта, и Аленор до сих пор еще не успел
прочитать даже сотую их часть. Да и столько всяких развлечений и соблазнов
сулил и приносил каждый новый день! Разве можно уподобляться кузине,
альдетте Элинии, дочери рано ушедшей сестры матери? Разве можно весь день
напролет сидеть в своей комнате у окна и читать, читать, читать?..
    Рассказы учителей и книги -- это хорошо, но многое юный альд уже успел
увидеть и своими глазами. Плох тот альд, что не стремится к странствиям,
что не желает выпить воды из далеких рек, почувствовать запах чужих лесов,
побродить по улицам знакомых доселе только по картам городов и селений. Мир
был огромен -- целой жизни не хватит на то, чтобы заглянуть во все его
утолки, чтобы пройти его из конца в конец и от края до края... Живущие
уходили в Загробье, не успев постичь и увидеть очень и очень многое. Но они
имели возможность вернуться -- пусть даже через тысячу лет -- или сюда, или
на какие-то иные просторы...
    Это Аленору было известно с самого детства. Всемогущий Творец устроил
так, что души вновь и вновь воплощались в телах живущих: ничто не должно
покинуть пределов бытия -- да и разве у бытия могут быть пределы?
    Да, бытие не имело пределов, но был, был незримый и неосязаемый Центр
Бытия -- воздвигнутый на веки вечные Чертог Искупителя...
    Души ушедших воплощались в новых телах, и их новые судьбы были
предопределены предшествующей жизнью. Закон Кармы, установленный Творцом,
являлся всеобщим, он не знал ограничений и исключений, и нельзя было от
него скрыться даже на самой дальней звезде.
    В раннем детстве Аленор воспринял знание об этом Законе как должное, так
же, как воспринимали его все живущие от сотворения мира, но когда он узнал,
кем считаются глонны -- ловкие, трудолюбивые, безропотные существа, похожие
на живущих, -- его буквально захлестнула волна жалости к этим бессловесным
беднягам, искупающим в новых телах домашних животных свои прежние грехи.
Как говорили учителя, одному из великих мудрецов было когда-то откровение о
глоннах. Оказывается, эти незаменимые помощники живущих в прежней своей
жизни наделали немало бед: они были полчищем захватчиков, и с оружием в
руках шагали по чужим землям, сжигая дома и топча посевы. Теперь же они
стали слугами, делающими все каждодневные бытовые дела. Будучи ребенком,
Аленор жалел их -- ведь они такие хорошие, внимательные, послушные! -- и
утешался только тем, что в следующем существовании они избавятся от бремени
сотворенных злодеяний и обретут лучшую судьбу.
    А еще он как-то раз с ужасом представил себе, что и он, альд Аленор, тоже
мог быть одним из тех, воплотившихся потом в глоннов, -- мог врываться в
чужие дома, крушить все вокруг и издевательски хохотать и -- страшно
подумать! -- одним ударом обрывать чьи-то жизни... `Но ты ведь живущий, ты
альд, а не глонн, -- успокаивал он себя. -- Значит, ты не был таким!`
    А если когда-то он все же и грешил, то уже искупил грехи в предыдущих
существованиях -- иначе не бывать бы ему сейчас альдом Аленором, сыном
альда Ламерада!
    Он подрастал, узнавал все больше и больше, раз за разом убеждаясь в
справедливом устройстве мира, и готов был при необходимости приложить все
силы для сохранения этой справедливости. Жизнь текла беспечально, и каждый
день приносил что-то новое, каждый день был непохож на прошедший, и
прозрачные безбрежные просторы бытия не таили никаких теней...
    Внезапная смерть отца черной краской залила все вокруг.
    Нелепо... Ужасно... Все родственники съехались на летний праздник
Воспевания, долгим и веселым было застолье... А потом альд Ламерад прилег
отдохнуть под навесом в тенистом дворике у внешней стены замка -- и не
проснулся... Укус змеи -- так определил лекарь. Через дворик бежал ручей,
исчезая в трубе под стеной, -- именно по ручью и приплыла та змея, потому
что больше ей просто неоткуда было появиться в закрытом со всех сторон
небольшом саду. Сделав свое черное дело, тварь скользнула обратно в ручей
-- и исчезла. И никто так и не видел ее...
    После этой внезапной трагедии глонны наглухо забили обе трубы, и ручью
пришлось искать себе другой путь -- вдоль внешней стены, в обход замка...
но разве это что-то меняло? Не вернуть уже альда Ламерада, не вернуть отца,
так любившего возиться с подрастающим сыном...
    Путь по болоту -- в темноте, и только Всемогущему дано увидеть, что там,
впереди... Знать, так было предписано альду Ламераду, так отозвалось
совершенное им когда-то в иные времена и под иными небесами...
    `Только Всемогущему дано видеть грядущее? -- вновь спросил себя
согнувшийся в седле Аленор, чувствуя, как неприятный холодок окатывает

ПОЛНЫЙ ТЕКСТ И ZIР НАХОДИТСЯ В ПРИЛОЖЕНИИ



Док. 115003
Опублик.: 20.12.01
Число обращений: 0


Разработчик Copyright © 2004-2019, Некоммерческое партнерство `Научно-Информационное Агентство `НАСЛЕДИЕ ОТЕЧЕСТВА``