ПОЛНЫЙ ТЕКСТ И ZIР НАХОДИТСЯ В ПРИЛОЖЕНИИ

РОЛЬФ КРОН
ВРАЧ

Вдали ревет тукус. Дрожь пробирает при мысли, что этот кошмарный
зверь может оказаться в круге света, который бросает моя лампа. Мохнатый
загребущий хобот, два острых, как кинжалы, рога, торчащих во лбуна этот
лоб с силой шмякается захваченная хоботом жертва, -и, наконец, желтые
клыки! Но тукус боится приблизиться. Огни на сторожевых башнях и моно-
тонные крики легионеров отпугивают его.
Мы не беззащитны. Оптим Тавр уже убил трех таких хищников, да и дру-
гие охотники время от времени их убивают... Мне кажется, бестии начинают
нас избегать.
Весна в этом году поздняя, но вот уже несколько дней дует ласковый
южный ветерок, приносящий пряный запах кустов цисталлы. Цветы их, огром-
ные, темно-голубые и чужие, почему-то напоминают мне родину, сады и
фруктовые рощи Испании. Наверно, потому, что весна. Наступает седьмое
лето...
Страх остался позади, погребен в наших душах, вытеснен любопытс-
твом-жизнь берет свое. Давно уже все вернулось на круги своя, все при-
вычно, все как раньше. Днем вряд ли кто думает о случившемся, а вот
ночью... Я, Сабин Юлий, вольноотпущенник и бывший врач великого Юлия Це-
заря, знаю, что эта весна-последняя в моей жизни. Кассия пытается переу-
бедить меня, другие ничего не замечают. Но я-врач, а врач должен знать,
когда пробьет его последний час; иначе он не врач, а шарлатан. Я доста-
точно долго учился в Пергаме.
Слабость заполняет мои вены свинцом, парализует сухожилия, лишает
воли. От чего это-от болезни, от старости, от отравления ядовитым расте-
нием, проглоченным ненароком? Какая разница! И если я хочу сказать об
этом перед смертью, то надо говорить сейчас. Убежден: молчать больше
нельзя. Семи лет молчания более чем достаточно.
Я выхожу на террасу, жадно вдыхаю запахи ночи. Мой взор обращен в
небо, на красный серп луны. Что нас ждет в будущем? Возможно ли возвра-
щение? Может быть, надо было всем сказать об этом раньше? Вопросы без
ответа.
Ужасно, что нельзя ни с кем об этом поговорить: теперь-то я знаю,
почему он советовал мне забыть обо всем. Но даже если я нарушу свое обе-
щание и расскажу всемкто найдет выход? Никто. Безнадежность только уси-
лится. Лучше, если никто об этом ничего не узнает. Иногда полезно о
чем-то не знать. Каждому врачу известно это правило. Но тогда и внуки, и
правнуки тоже ничего не будут знать? Что есть сие правило перед судом
истории? Не назовут ли меня потомки трусом?
Есть и третий путь. Я заведую архивом храма Юпитера. Можно, напри-
мер, описать свои злоключения и запрятать эти воспоминания среди бумаг.
Когда-нибудь их прочитают и... посчитают выдумкой. Сегодня мне бы пове-
рили, но те, кто придет после, не знают меня. Есть ли смысл? Надо все
продумать.
Снова слышится рычание тукуса в ущелье Белых гор. Мне кажется, что
он удаляется (хотя, по неопытности, я могу и ошибаться); наверное, хищ-
ник убедился: здесь легкой добычи не будет. Утром охотники отправятся
искать его следы. Отварное мясо тукуса-лучший из деликатесов, но зверь
опасен, как целая стая германских волков.
Усталость во мне и сильна, и слаба одновременнопротивоборствуют ин-
терес к жизни и бремя прожитых лет. Лечь спать? Но когда я лежу без сна.
Кассия просыпается. Пусть хоть она отдохнет. Малыши Юлий и Атилия дос-
тавляют ей кучу хлопот. А утром наш дом снова будут осаждать больные.
Пока она единственная моя по-
мощница-Кесонию еще долго учиться. Он, однако, не глуп... Было бы
лучше, если бы сын унаследовал мои знания, но чувствую-время не ждет.
Пусть моим преемником будет этот вольноотпущенник. Ведь и я когда-то был
рабом.
Всю правду я не могу сказать Кесонию, как не могу сказать ее своему
другу Марку Веру или моей Кассии. Пусть живут спокойно.
То, что Марк Вер до сих пор не докопался до объяснения случившегося,
меня не удивляет. Всю жизнь он был только солдатом-хорошим солдатом, ко-
торый дослужился до трибуна и коменданта гарнизона Талтезы, - но никогда
не был он искателем истины. Я во всех отношениях его антипод, У греков я
учился логике.
Как раз логика здесь и нужна. Я верю лишь в то, что сам видел, бога
я не видел. Если бы боги существовали, они должны были бы... были бы
другими. Не как те. Да и могут ли вообще существовать законы божьей во-
лей? Личный библиотекарь Цезаря сказал как-то, что с такими мыслями мне
место в войске Спартака. Наверное, он прав.
Нет, тогда мы не умерли, как думает Марк Вер, как думает большинс-
тво. Здесь не царство теней. С той поры некоторым из нас не повезло, и
они действительно умерли. А разве может еще раз умереть уже умерший? И
чувствуем мы себя как прежде. Прощупывается пульс, я дышу, думаю, роди-
лись дети... Разве это смерть? Об этом, к счастью, никто не задумывает-
ся. Некоторые считают это волшебством, проделкой демонов. Может быть, и
я думал бы так же.
Но я знаю, что произошло на самом деле. Если бы я посчитал себя
вправе, то рассказал бы невероятную историю. Но чем будет эта история
без доказательствтак, сказкой. Правда, пугающе правдоподобной.
Предположим, я решусь описать эту историю - с чего же начать...
В то время легионеры сражались с последними рассеянными отрядами
восставших галисийцев. Хотя война на Пиренеях давно завершилась, и ус-
пешно для нас, управление провинции, которое находилось в далеком Тарра-
ко, назначило в поселок Талтезу военного коменданта. После умиротворения
региона снова будет установлено гражданское правление. Но этого можно
было ждать годы и годы.
Все это было для меня очень кстати. Хотя я старательно заметал следы
и, конечно, никто не стал бы искать меня, личного врача Цезаря, именно в
отдаленной Испании, но в момент, когда я, закончив скитания, сделался бы
оседлым жителем, местные чиновники стали бы спрашивать, кто я, откуда. А
покажись им мои ответы невнятными, они стали бы наводить справки. Тогда
как писаря, работающего с военным комендантом, никто не станет прове-
рять. Он, так сказать, служебный инвентарь.
К счастью, трибун Марк Вер почти ни о чем не спрашивал, когда я стал
хлопотать о вакантной должности. Он поверил, что я прибыл из Пергама.
Ссора с начальством показалась понятной причиной ухода, а то, что я осо-
бенно не распространялся на этот счет, в глазах старого солдата придава-
ло мне вес. К тому же я облегчил его физические страдания - от германс-
кого ревматизма и от плохо залеченных ран, чем завоевал его расположе-
ние. Мои познания в медицине никогда не удивляли его - он думал, я нау-
чился некоторым приемам у пергамских врачей.
И у меня был хлеб и дом.
Как-то ранним летом мы сидели с Марком Вером за кувшином вина и
вспоминали прошлое. И тут прибыл стоявший на посту легионер Оптим Тавр и
сообщил о незнакомце.
Я, естественно, с недоверием относился ко всем незнакомцам, которые
забредали в Талтезу. Октавиан Август разыскивал последних участников за-
говора против его отчима; а каждый знал, что в заговоре участвовал некто
Са-
бин Юлий, личный врач Цезаря. Его следы затерялись в Кампании. И кто
знает, как далеко направит поиски новый диктатор Рима? Впрочем, кроме
Кассии, ни одна живая душа в Талтезе не знала, что комендантский писарь
Руф когда-то звался Сабином Юлием. Но какая-нибудь нелепая случайность
могла стать для меня роковой.
Об ином думал Вер. Я читал его мысли. Поговаривали, что на носу фи-
нансовая ревизия. Она беспокоила трибуна. Любопытные незнакомцы-возмож-
ные шпионы управления провинции-не нравились ему еще с порога. Но пре-
дусмотрительность никогда не была его достоинством, и я не видел, чтобы
он что-то собирался предпринять.
- Пусть войдет! - сказал он легионеру. Незнакомец остановился у две-
рей и поднял руку в римском приветствии.
- Приветствую тебя, Марк Вер, правитель цветущего города Талтезы!
Талтезе было так же далеко до города, как нам до бессмертия; так же
мало мой покровитель имел прав на звание правителя; но подобная лесть
была частью ритуала, которого придерживались просители. - Меня зовут
Дургал.
- Приветствую тебя, Дургал, -буркнул мой начальник, не соизволив
приподняться, презрительно глядя на посетителя.
Дургал был среднего роста, несколько полноват, словом, внешность его
была самой заурядной. Но его манера говорить! Такой латыни я еще нигде
не слышал, хотя у Цезаря бывали собеседники со всего света. И дело не
только в полном отсутствии акцента. Своеобразие было в особой монотон-
ности речи: как будто Дургал читал текст, не понимая его содержания. -
Чего тебе? - спросил Вер.
- Я учился искусству врачевания и хочу применить свои знания. Хочу
поселиться в Талтезе и посему счел нужным выразить свое почтение предс-
тавителю власти, - ответил Дургал тем же монотонным голосом. - Мне гово-
рили, необходимо соблюсти некоторые формальности.
Я хотел бы как можно скорее приступить к работе. Обстоятельства того
требуют-с юга надвигается эпидемия. Талтезе нужен будет врач.
Эпидемия? Клянусь жезлом Эскулапа, я ничего не знал об этом!
Десять против одного: это шарлатан и обманщик, как большинство ему
подобных и как оба врача Талтезы. Впрочем, не мне, по понятным причинам,
следовало его разоблачать.
Хотя кое-что говорило и в пользу незнакомца. Прежде всего безупреч-
ная латынь. Чувствовалось, что он прибыл издалека. Значит, у него есть
деньги и какие-то знания. Кроме того, любой дурак будет стороной обхо-
дить район, охваченный эпидемией. Побеседовать с ним стоит, но это будет
поверхностный, ни к чему не обязывающий разговор провинциального секре-
таря с провинциальным лекарем. Вер сделал строгое лицо.
- Ты, конечно, знаешь-в военное время лекарь должен иметь лицензию.
Я прямо-таки прочитал его мысли, когда он так беззастенчиво лгал, -
он прикидывал, какая сумма перепадет от лекаря. На какое-то мгновение
воцарилось молчание. Я уже злорадствовал-сейчас Дургал изобличит ложь: в
Талтезе нет военного положения, потому что Рим не ведет войн. Во всяком
случае, войны с галисийцами. Проводится лишь акция по наведению порядка.
Но, похоже, незнакомец плохо знал римские законы. - Это мне известно,
могущественный господин, - монотонно прогудел он, вытаскивая кожаную су-
му из красновато-коричневого одеяния. - Я хотел уплатить как можно ско-
рей, чтобы не нарушать закон. - Другой разговор! Руф все оформит. Всемо-
гущий Юпитер! Что я должен оформлять, если по закону никакой лицензии не
положено? Впрочем, можно сделать так, чтобы копия исчезла из архива, но
оригинал при этом не должен стать уликой, изобличающей трибуна и секре-
таря как взяточников, - скоро ревизия! Вер сверкнул на меня глазами. И я
составил безобидный текст, написав его в двух экземплярах.
Дургал пробежал его глазами и кивнул. Безоговорочно отсчитал и выло-
жил на стол золотые монеты.
Я присвистнул. Такая прелесть свежей чеканки редко попадала в мои
руки. Казалось, их золото сверкает ярче, чем металл обычных монет.
Я отсчитал сдачу серебряными монетами, но он отодвинул их мне. Мы
посмотрели друг другу в глаза.
И мне стало страшно. Человек, по-императорски одаривший меня, смот-
рел с холодной отчужденностью. Во мне пробудилось воспоминание: однажды
я видел уже такой взгляд-когда Брут объявил о смертном приговоре Цезарю
и ждал от соучастников его утверждения. Врач? Так смотрит палач или
убийца!
Под предлогом выполнения своего служебного долга я исходил все вок-
руг дома Дургала. И пусть говорит что угодно, но что-то он скрывает. Я
чувствовал это.
Может быть, он шпик Октавиана Августа? До отдаленной Талтезы доходи-
ло мало известий о запутанных событиях во Втором триумвирате; но я знал,
что не все убийцы Цезаря найдены и осуждены. Возможно, диктатор решил во
все деревни направить шпионов.
На северной окраине Талтезы-откуда открывался чудесный вид на лесис-
тые горы, лежащие на границе с Галлией, - стояла старая вилла. Поговари-
вали, что много лет назад там была резиденция легендарного разбойника
Сертория. Причудливые изгибы судьбы Северной Испании привели усадьбу в
запустение. Я знал, что Дургал дешево купил эту виллу и жил в ней с по-
лудюжиной слуг. Чужаки редко появлялись на улице, к ним тоже было не
подступиться, как и к их владельцу и господину.
У Дургала были основания для огорчений. Насколько я знал, со дня по-
явления у него не было ни одного пациента. Богатые боялись эксперименти-
ровать и лечились у прежних лекарей; бедные думали, что врач и домовла-
делец возьмет слишком высокую плату. Должно было
пройти время, чтобы положение изменилось.
Я воздерживался от того, чтобы расспрашивать о нем соседей. Никто,
конечно, не отказался бы поделиться тем, что знает, с писарем, но с той
же очевидностью меня при- няли бы за осведомителя недавно созданной им-
ператор- ской тайной канцелярии. И после этого со мной боялись бы откро-
венничать. Кроме того, Дургала предупредили бы о моих расспросах, прояв-
ляя тайную солидарность, а поскольку мне было неясно, кто он и откуда, я
предпо- чел не иметь его своим врагом. Людям в моем положении следует
избегать вражды.
Я не обрадовался, увидев Дургала выходящим из до- ма. Его приглаше-
ние зайти к нему в гости было для меня полной неожиданностью. Отказаться
я не мог. В центре атриума стояла статуя Октавиана Августа. У нас в про-
винции особого сходства не требуется, достаточно того, что на пьедестале
выбито имя. Но пасынка Цезаря я знал - сходство было поразительное. И в
Риме подобное нечасто встретишь. Иметь искусно выполненную статую-дока-
зывать преданность властелину. Мое недоверие усилилось.
- Рад, что ты принял мое приглашение, господин секретарь Руф. Чем
тебя угостить? И снова вежливость слов не соответствовала их тону. -
Спасибо, я не хотел бы отнимать у тебя много времени. Уже устроился? Па-
циенты бывают?
- Пока нет, - Похоже, это его не огорчало. - Меня другое заботит. По
моим данным, есть случаи заболевания западнее Таррако. Говорю об этом на
тот случай, если ты захочешь сделать какие-нибудь приготовления, - доба-
вил он тем тоном, каким говорят о вещах повседневных.
- Из управления провинции никаких сообщений на этот счет не поступа-
ло, осторожно возразил я. Хотя, конечно, о таких вещах не трезвонят. А
он откуда об этом знает? - Это чума?
- Нет. У нас эту эпидемию зовут Горячая Смерть. Название говорит за
себя. Начинается как лихорадка, и вначале это никого не беспокоит. За-
тем-опасные приступы слабости, чаще всего заканчивающиеся смертью.
Наверное, сердце отказывает. - Он изучающе уставился на меня.
Я старательно изображал из себя профана. Это мне легко удавалось -
название Горячая Смерть было мне незнакомо. Уж не имеет ли в виду Дургал
тот грипп, который, по слухам, свирепствовал в далекой Парфии?
- Ты знаешь лекарство от болезни? - спросил я, не рассчитывая на от-
вет. Каждый врач имеет право на профессиональную тайну.
- Малодейственное, - ответил он не очень уверенно. - И все же ты
отправился туда, где эпидемия? - Опережая ее! - поправил он. - Главным
образом чтобы изучать болезнь. Кроме того, этой болезнью я уже перебо-
лел, а второй раз, кажется, ею не болеют.
В большинстве случаев так и бывает, я знал это. Пожалуй, Дургал
кое-что понимает в медицине. Мысленно я извинился перед ним за собствен-
ное недоверие. Досадно, что мы не можем безбоязненно обменяться опытом;
но что поделаешь-за мной охотились.
- Что, по твоему мнению, должны сделать местные власти?
- Кое-что, конечно, можно сделать, - сказал он, - но от большинства
мер толку мало. Надо избегать скопления людей. Но легко сказать. Попро-
буй объяснить господину трибуну, что нельзя устраивать празднества. Что
заболевших надо изолировать. Ты не знаешь, в Талтезе есть еще врачи? Они
будут нужны. Мой голос прозвучал почти равнодушно: - Ты слишком многого
хочешь, но кое-что есть. Знахарки и пара шарлатанов, но настоящих вра-
чей, которые давали бы клятву... - Ну да, везде так. Жаль.
Жаль? Почему жаль? Ему радоваться надо. Конкуренты сбивают плату.
Кроме того - кого остановит дороговизна, когда трясет лихорадка.
- Власти будут признательны тебе, если сообщишь о первом же случае
заболевания, - сказал я. - Комендант должен будет отдать кое-какие рас-
поряжения. Ведь ты, как врач, первым узнаешь о заболевании.
- Хорошо, учту. - Дургал хлопнул в ладоши, подзывая слугу. - Принеси
вина. Роба! Раб молча повиновался. Роба? Странное имя. Я не нашел причи-
ны отказываться от вина. Несколько капель мы разбрызгали в честь бесс-
мертных богов и выпили по первому кубку, как и положено, за здравие Ок-
тавиана Августа. Это было чудесное сицилийское вино. Дургал пригласил
меня осмотреть дом. Зачем, мне было неясно. Возможно, ему хотелось нала-
дить отношения с начальством. Я согласился. Может, по тому, как он обс-
тавил дом, я узнаю кое-что о его происхождении.
Конечно, коренным римлянином Дургал не был, но, как я ни пытался
уловить в его речи характерные словечки или акцент, который выдал бы его
национальность, мне это не удавалось. И я терялся в догадках. Я бегло
говорю на греческом, пуническом, сносно - на этрусском, оскском и кель-
тском. В его речи не было и намека на эти языки, и в то же время все го-
ворило, что он не римлянин.
Наконец я не выдержал. Мы как раз осматривали сад за домом. Один из
слуг выпалывал сорняки. Я сразу обратил внимание на то, что большинство
растений были лекарственными, жаропонижающими. Я и сам не смог бы соб-
рать такого обилия лекарственных растений - некоторые были мне незнако-
мы, другие я раньше не считал лекарственными.
- Позволь, мой дорогой Дургал, вопрос, касающийся тебя лично? - По-
жалуйста!
- Ты говорил, что встречал эту лихорадку у себя на родине. Так, зна-
чит, ты из Сирии или Парфии?
Дургал, остановившись, холодно смотрел на меня, как господин смотрит
на раба, совершившего проступок. Мое открытие явно ему не понравилось.
- Совершенно верно, я родился не в империи, а на юге Парфии, - мед-
ленно, гораздо медленнее обычного выговаривая слова, подтвердил он. -
Врач-невежаничто. Но врач, который не хочет помочь, - еще хуже. Поэто-
му-то я здесь. Это все. В последней фразе прозвучало невысказанное:
`...все, что ты сможешь от меня узнать, любопытствующий!`
Я потупился. Хотя, или как раз потому, что в этом была логика, я не
поверил ему. Брут тоже не удовлетворился бы этим ответом. Он распознавал
самую изощренную ложь. Но ему, богатому сенатору, не возбранялось зада-
вать вопросы-какие угодно и кому угодно. Мне этого не позволяли услов-
ности.
- Извини мою нескромность, - оправдывался я. - Так редко встречаешь
последователя Эскулапа, который знал бы что-нибудь, кроме перевязки ран.
- Ладно, ладно. - Его голос снова стал монотонным.
Несколько дней спустя, вечером, я возвращался со службы домой. День
был обычный, никаких неприятностей. Прибыло два официальных письма. Рас-
писавшись в получении, я зарегистрировал их и прочитал Марку Веру. Пер-
вое касалось финансовой ревизии. Это было официальное уведомление о том,
что в течение осени сенатские служащие объедут весь регион. Наверно, в
Риме стали догадываться, что галисийский мятеж связан со злоупотреблени-
ями местных властей. Я-то не сомневался в том, что незаконные поборы
вызвали выступление свободолюбивого населения. Но это был лишь повод, не
причина. Во втором письме штабной офицер легиона, стоящего на севере,
лаконично сообщал, что рассеяно последнее крупное формирование бандитов.
Банду можно считать несуществующей, но не всех ее участников удалось
захватить и распять. Гарнизон Талтезы не должен терять бдительности.
Окончательная победа? Точно такое же письмо мы получали уже трижды.
О лихорадке. Горячей Смерти Дургала, известий не было. Но торговцы
сообщали о заболеваниях и смертях в ближайших селениях. Почему тамошние
чиновники не позаботились о том, чтобы сообщить нам об эпидемии, я пони-
мал лучше других.
Итак, я шел домой к Кассии.
Как писарь государственного учреждения Талтезы, я имел довольно
просторное жилье на окраине селения. Пожилая вдова легионера сдавала нам
дом-нужда за- ставила. Дом хранил следы былого благополучия. Когда- то,
наверно, он был комфортабельным, потом просто уютным. Неумолимое время
довело его до состояния, из- за которого богатые люди обходили дом сто-
роной. Но для писаря он был вполне подходящим. Как всегда, Кассия поце-
ловала меня. Одного, пожалуй самого дальновидного, из радикальных рес-
публиканцев звали Кассием Лонгином. Конечно, этому архиримлянину никогда
бы и в голову не пришло отдать свою дочь за вольноотпущенника, домашнего
врача. Стечение целого ряда обстоятельств привело к тому, что это стало
возможным.
Во-первых, моя избранница была всего лишь дочерью рабыни, которая
когда-то нравилась нашему римлянину, следовательно, не имела законных
прав дочери, вовторых, в кругу заговорщиков я играл определенную роль;
поэтому-то он и проявил великодушие: дал свободу девушке и даже разрешил
ей носить имя Кассия. Он от этого ничего не потерял, мы-выиграли.
Мало что унаследовала моя жена от отца. Онанормальной полноты и го-
раздо спокойней его, худого, нервозного, невероятно честного даже для
патриция, каким помнится мне он. Кассий Лонгин. У нее карие миндалевид-
ные глаза, как у отца, но смотрят приветливо, а не презрительно. А чер-
ные вьющиеся волосы она унаследовала от матери. К сожалению, когда я
впервые появился в доме Кассия, мать моей жены была уже в царстве теней.
По рассказам Кассии, была она как добрая богиня: заботливая и прекрас-
ная.
Пойдем, сегодня я готовила по новому рецепту! Кассия потянула меня в
боковую комнату. Она любила готовить и часто угощала меня необычным блю-
дом. Когда торговец обсчитывал ее на ас-другой, она легко прощала, если
он делился с ней каким-нибудь тайным рецептом травяного настоя. Сегодня
к мясу, зажаренному особым способом, она
добавила какую-то смесь трав, так что я не мог понять, что это за
мясо. Баранина? Говяжье филе? Для Кассии приготовление пищи целый риту-
ал, и мои попытки отгадать, что это, были частью ритуала. Потом мы вмес-
те смеялись над бесплодностью моих попыток, и это тоже было частью риту-
ала.
Когда, насытившись, я менял позу, она убирала посуду-образцовая
римская жена. Потом мы имели обыкновение, беззаботно болтая, пить вдвоем
фруктовый сок или вино. Сегодня она была какой-то рассеянной, чувствова-
лось: что-то гнетет ее. - Что случилось? - спросил я наконец. - Дошло
уже до Сириаков. То, что ты называешь лихорадочным гриппом, - сказала
она. - Во всяком случае, мне так кажется. Целая семья. Соседи рассказа-
ли. - О великий Эскулап! - пробормотал я. Недавно возница Сириак с обо-
зом вернулся с юга Испании. Конечно, это эпидемия. Клянусь Олимпом! Яс-
но, что он занес болезнь в Талтезу. Кто следующий? Соседи давно зараже-
ны...
- Будем предусмотрительны, хорошая моя. Недавно я купил массу жаро-
понижающих лекарственных трав. Надо, чтобы ты, начиная с сегодняшнего
дня, как можно реже выходила из дома. Насколько это известно врачам -
заболевают те, кто общается с больными.
Она сдула упавшую на лоб прядь волос и мягко улыбнулась:
- А ты сам заколдован, Сабин? Нет. Хотят ли боги нашей смерти или
нет, покажет время. Но пора сказать всем, что ты врач.
Я молчал. Возможно, Сириак просто сильно простудился, подхватил ма-
лярию, на худой конец. Нет, я и сам в это не верил. Самые худшие опасе-
ния окажутся самыми верными. И все же, отказаться от такой прекрасной
маскировки? Нас двоих я надеялся уберечь. Мы хорошо питаемся, и хвори
будет нелегко свалить нас. Кроме того, у нас достаточно корней аконита,
чтобы его отваром укротить бешенство лихорадочного пульса, но есть
друзья, соседи, весь поселок! Будь ты трижды проклята, клятва Гиппокра-
та! Либо ты всегда верен клятве, либо не
верен ей! Я знал, что не смогу смотреть людям в глаза, если не...
- Как только кто-нибудь задумается над тем, почему я, врач, так дол-
го скрывал свои медицинские познания, нам конец. У императорской тайной
службы тысяча ушей.
Кассия погладила меня по лицу так, как лишь она умела.
- У Сириака две маленькие дочурки. У них лихорадка, им надо помочь.
Сохранишь им жизнь-и как будто бы у нас появятся две дочки!
Что на это скажешь? Как нам хотелось иметь детей! Но боги не желали
полноты нашего счастья-все мои эликсиры не помогали.
Помощь больным... Препарат аконита не то средство, которое можно до-
верить людям невежественным. Лишняя капля-смерть, каплей меньше-препарат
не действует. Это балансирование на лезвии ножа.
- Иду к Сириаку, Кассия, - вздохнул я. - Но прежде всего я должен
поставить в известность Дургала, эту темную личность. Он, так сказать,
мой коллега. И нужно сообщить Марку Веру. В восторг от этого он, конеч-
но, не придет.
Трибун воспринял недобрую, пока еще не проверенную весть спокойно.
Он явно недооценивал ее.
- Что солдату лихорадка, - буркнул он. - Пришла, потрясла, ушла. По-
чихаешь, посморкаешься-и все прошло. Опасно для жизни? Эх вы, штатские!
Для вас болотный комар опаснее германского тура!
Я попытался еще раз доказать ему, что опасность реальна. Что еще я
мот сделать?!
Потом, подавив антипатию, пошел к Дургалу. Чужак, казалось, уже за-
был о моем неделикатном любопытстве. Принял меня как и в первый раз: го-
ворил слова, дружественные по сути, но до обидного безучастные по инто-
нации. Я поведал ему о том, что узнал, высказал свои предположения.
Он выслушал меня внимательнее, чем Марк Вер, заметил: - Необходима
ясность. Я со слугой пойду с тобой
к Сириаку. Эй, Роба! Мою сумку! Может быть, им можно помочь.
О деньгах он не сказал ни слова, чем возвысился в моих глазах. Об
этом я ему, каменнолицему, конечно, не стал ничего говорить. - Ну что
же, тогда в путь, господин Дургал!
Дом Сириака, хотя и стоял над глубокими подвалами между мощными ко-
лоннами, был убог, как все хижины бедняков. Когда-то давно на этом месте
богатый полуримлянин начал строить дом, намереваясь сдавать его в арен-
ду. Но ввязался в беспорядки, начавшиеся после смерти Цезаря. Его иму-
щество было конфисковано, строительство прекратилось. В недостроенных
стенах и поселился Сириак.
Когда мы пришли, то застали там Кассию. Меня это обеспокоило, но я
не сказал ни слова упрека. Она вытирала больным пот со лба и поила их
отваром.
Я сразу оценил опасность ситуации. Возничий еще коекак держался, но
его изможденная, постоянно болевшая после рождения близнецов жена не
могла сопротивляться болезни. Нас она не узнавала, бредила. Укрытые мно-
жеством одеял и все равно трясущиеся от озноба, обе девочки-семилетки
пытались согреться, тесно прижавшись друг к другу. Но видно было, что и
они очень плохи.
- Это-Дургал, знаменитый врач! - представил я своего спутника.
Сириак попытался ответить, но из его горячечной груди вырвался лишь
неразборчивый хрип. Может быть, он просил о помощи и предлагал высокую
плату? Что еще может сказать больной? В Римской империи только смерть
бесплатна.
Хотя дома я часто рассказывал о странном человеке, прибывшем издале-
ка, мне было любопытно узнать, как Кассия будет реагировать на его при-
сутствие. Кассия, вежливо кивнув, смотрела на непроницаемое лицо врача.
И то, что не мог видеть Дургал, не укрылось от меня: она была озада-
чена. - Моя супруга.
- Честь имею, - монотонно сказал он. - Извини, госпожа Кассия, но
прежде всего больные. Роба, принеси свежей воды!
Раб, подхватив бронзовое ведро, ушел. Нам пришлось довольно долго
ждать его возвращения-колодец был неблизко.
Тут-то местный писарь должен был бы не мешкая распрощаться с при-
сутствующими - начиналось лечение, но иначе поступил врач Сабин Юлий.
Того удержало любопытство.
Дургал приблизился к Сириаку, внимательно разглядывая больного и не
объясняя, что его интересует. Мне показалось, что он рассматривает глаза
Сириака. В Пергаме учитель говорил мне, что по глазам можно определить,
каково состояние больного. Врачеватель положил возничему ладонь на лоб.
- Подними, пожалуйста, левую руку, мой друг! - попросил он.
Удивленный глава семьи повиновался. Его потные пальцы дрожали.
Ого! - подумал я. Он думает, что это чума! Разбирается. Но это не
чума. Дургал бегло пощупал подмышку. - Понимаю. Так, а теперь посмотрим
других домочадцев, чтобы я мог окончательно удостовериться. Процедура
повторилась трижды. - Хвала богам, эпидемии чумы у нас нет, - сказал я
после того, как Дургал снова укутал одеялами близняшек, укутал с забот-
ливостью, удивившей меня. - Об этом и я тебе мог бы сказать.
- Знаю, господин секретарь. Но по подмышкам и легче, и точнее можно
определить. Каково состояние больного, - ответил он. - Кстати, у меня
ощущение, что ты кое-что понимаешь в медицине. Врача не обманешь. - Нем-
ного.
- Как мне представляется, Талтезе это пригодится, - лаконично про-
комментировал он мой ответ.
Между тем вернулся слуга, поставил полное ведро воды. Дургал с по-
казной тщательностью вымыл руки, намылив их египетским натриевым мылом,
и в довершение покапал на них из крохотного пузырька сильно пахнущими
духами, чтобы ничто больше не напоминало о недавних манипуляциях у
смертного одра.
Заметив, что тщательность его действий была нарочитой, я промолчал.
Наверно, Дургал отгадал мои мысли-холодный взгляд вперился в меня.
- Знаешь, господин Руф, я взял за правило подчеркивать престиж опыт-
ного врача тем, что мою свои руки, как аристократ. Да, это Горячая
Смерть, - вынес он приговор. - Насколько я знаю, здесь, наверху, в Се-
верной Испании, верят, что демоны лихорадки внедряются в тело больного.
Я кивнул. А Дургал так не думает? - Ну, в каждой стране свои верова-
ния. На моей родине... Буду давать людям травяной экстракт, возможно, он
прогонит демонов, если еще не поздно. Роба будет его носить.
Он обратился к Сириаку:
- Проси богов, чтобы они дали вам силы выздороветь! И мне-вполголо-
са: - Вы цените его? Он дельный человек? - Конечно, мне нравятся и он, и
его жена... и дети. - Как он об этом догадался? - Было бы скверно...
- Сомневаюсь, что он поправится. В нем и другие болезни активизиро-
вались. К тому же семья очень плохо питается. Жди наихудшего! - добавил
он после паузы. - А теперь я, с твоего позволения, уйду. Надо готовить
экстракт.
Я задумчиво смотрел им вслед. Они шли по улочке рядом, господин и
раб.
Какой врачебной школы Дургал? Определенно не пергамской. Я сам там
учился. Также исключается афинская. Египетской? Возможно. Про эту школу
я знаю только то,
что учившиеся в Мемфисе и Александрии любят напускать туману. Разве
Дургал не такой же? А может быть, он учился дома, у парфян? А может
быть, и в далекой Индии...
- Я думала, ты сам хочешь дать Сириаку отвар! - Когда у постели
больного встречаются двое слуг Эскулапа, Кассия, один должен уступить
другому, иначе третьей будет смерть. Я верю, что эта пословица верна.
Кроме того, Дургал разбирается в нашем искусстве. Умный человек, ты не
находишь? Она отвела прядь волос со лба.
Да. Но про него не скажешь, что он-добрый человек. Я чувствую это. В
некотором смысле, только, пожалуйста, не смейся, он вообще не человек.
Я и не думал смеяться. В моей голове мелькнула подобная же мысль.
Может быть, Дургал-волшебник или даже демон? Волшебство было запрещено в
империи решением сената... Хотя в Пергаме верили, что Эскулап тайно по-
является среди людей. Но бог никогда не станет торчать в таком захо-
лустье, тем более что в Риме его ждет всяческое почитание. Ах, чепуха
все это! Так мы договоримся до нелепицы.
Завтра снова приду, Сириак! Если тебе не станет лучше...
Смерть пришла раньше меня и прибрала семью. Смерть была всюду,
смерть была ненасытной. Улицы Талтезы опустели-люди боялись встречаться
с людьми. Люди боялись соседей, как боятся крыс во время чумы. Кому слу-
чалось поперхнуться хлебной крошкой, видел, как врассыпную разбегались
от него окружающие.
Как только стало известно, что я могу дать совет при заболевании и
составить микстуру, больные стали буквально осаждать мой дом. Приходили
днем и ночью, просили, умоляли, требовали. Я жил как во сне. Лишь Кассия
время от времени сообщала мне: тот заболел, этот выздо-
ровел, а этот умер; но иногда и это не доходило до моего сознания.
Мои лекарства помогали мало, хотя я и готовил их добросовестно, как
учили. Многие из моих подопечных умерли. Как-то, в глубоком отчаянии, я
сказал, что те, кому я помогаю советом и жаропонижающим эликсиром, уми-
рают так же, как и те, кто помощи не получает. Кассия спорила со мной:
мне кажется, она боялась, что я могу сдаться. В несколько дней мы обес-
силели, наши глаза ввалились, наши руки, ноги тряслись.
То, что и у Дургала были такие же результаты, ни на йоту не поднима-
ло мое настроение. Он был не лучшим, чем я, врачом. И его пациенты уми-
рали десяткамипричем люди, которых было особенно жалко: Аул Курион, отс-
тавной центурион инженерных войск. Горячая Смерть прибрала его в ка-
кой-то час. Как искусный архитектор и инженер, он зарабатывал хорошие
деньги и снова пускал их в оборот. Задуманный акведук должен был стать
вершиной его творчества... Обычно такие люди оседают в больших городах.
Когда подобный человек снова появится в нашем захолустье, известно лишь
в астральном мире.
Не все просили помощи, многие рассуждали, как молодой легионер Оптим
Тавр:
- Со мной ничего не случится. Во мне так много вина, что ни одному
демону в меня уже не влезть!
Беспрерывно увеличивалось число пьющих. Это было бы смешно, не будь
так трагично. Лихорадка не щадила и пьющих: спустя несколько дней слав-
ный Оптим слег, чтобы никогда больше уже не встать.
Места расквартирования провинциальных войск у Восточных ворот вскоре
обезлюдели-добрая часть легионеров не могла нести службу из-за болезни,
не меньшая - лежала на кладбище. Эпидемия действовала с той же неумоли-
мостью, с какой выполняется приказ командующего о казни каждого десятого
легионера, виноватого ли, безвинного ли... И чаще всего погибали лучшие.
Внезапно заболел Марк Вер. Естественно, я сам лечил бы покровителя,
окажись я в поселке, когда его свалила ли-
хорадка. Но адъютанта пришлось послать за Дургалом. Его искусство
было бессильно, и комендант гарнизона испустил дух. Уже дававшее сбои
местное управление прекратило существование.
Могильщики трудились неутомимо. С утра до позднего вечера рыли моги-
лы, складывали в них умерших, закапывали. Церемония сожжения-не в тради-
циях Северной Испании. Римские обычаи захоронений, несмотря на долгое
господство римлян, здесь не привились. Кроме того, обряд жертвоприноше-
ния требует много времени, а времени не было. Все это рассчитывали на-
верстать потом, когда стихнет эпидемия. Тогда будут изваяны и установле-
ны надгробья для богатых. Но самое ужасное было впереди. Однажды вечером
я пристроился за могильным камнем, ожидая наступления ночи. Небо быстро
потемнело, вспыхнули звезды, далеко на западе бледно светила луна. Я по-
дозревал, что должно произойти, и лишь хотел убедиться в верности своего
предположения. Могильщик клялся мне в этом страшной клятвой. А он не из
тех, кто бросает слова на ветер.
Я вернулся в полдень, на час опоздав на похороны Марка Вера. И те-
перь разыскал его могилу, так как мне пришло в голову, что его смерть
как-то связана с тем, что я узнал при посещении одной больной. Это была
некрасивая пятнадцатилетняя дочь могильщика. Девочка была крепкой и, по-
жалуй, могла выздороветь.
Готовя снадобье, я рассеянно беседовал с ее отцом. Тот был возбуж-
ден; не потому, что боялся за себя-по невыясненным причинам люди его
профессии невосприимчивы к смертельной лихорадке, - он боялся за своего
единственного ребенка и болтал о мести каких-то сил подземного царства,
которые создают убийственные испарения. Вначале я пропустил все это мимо
ушей, но, вслушавшись, понял, что ему пришлось увидеть.
И вот я ждал в укрытии, вооруженный длинным кинжалом. Разоблаченный
преступник всегда сопротивляется.
Они пришли вчетвером. Из-за темноты я не узнал Дургала, но ясно, что
он не мог доверить это слугам. Они ти-
хо и осторожно крались между могильными холмиками. Осторожно и мол-
ча.
У могилы Марка Вера передний остановился, обернулся, показав жестом,
что они пришли. Жест был так внятен, как будто он сказал это вслух. Двое
достали изпод накидок короткие лопатки и стали копать. Глухо шлепалась
земля, скрежетали камешки под лопатой, да тупыми звуками отзывались по-
падавшиеся куски древесины.
Почему я медлил? Чего ждал? Ждал, когда свершится осквернение моги-
лы? Боялся? Нет, страх я умею побороть, иначе в свое время я остался бы
верным медиком Цезаря.
Сделав над собой усилие, я встал и вышел из укрытия. Сухая ветка
хрустнула под моей ногой. - Что вы здесь делаете?
Один из четырех поднял руку, хотя стоял слишком далеко и не мог на-
нести мне удар. И все же я остановился и схватился за рукоять кинжала.
Одно мгновение никто не двигался. Потом раздалось шипение, как будто
брызнули водой на раскаленный металл. Меня сразу же обволокло неописуемо
сладким, неведомым ароматом. Тысячи незнакомых чарующих цветов открыли
свои чашечки: белые, розовые, красные, темно-пурпурные...
Резкий запах лез в мои ноздри, я чихнул. О громовержец Юпитер и ве-
ликий Эскулап, где я? Я лежал на мягкой пестрой подстилке в большом зале
без окон, освещенном неведомым светом. Удивительно гладкие каменные сте-
ны были размалеваны кричащими красками. Брежу? - Ты очнулся?
Голос знакомый! Повернул голову. Дургал, осквернитель могил! Я вско-
чил.
- Что тебе нужно от меня, преступник? Ничто не изменилось в его ли-
це.
- Можешь называть меня преступником, - равнодушно сказал он. - Но
меня ты все же выслушаешь. Да и для тебя было бы разумней, прежде чем
осуждать, выслушать меня. - Я у тебя в плену?
- О том, что будет с тобой, поговорим после. Ответь мне откровенно
на два вопроса. И я так же откровенно расскажу, почему ты здесь. А
ну-ка, врач, скажи: разве не бывает целительное лекарство чаще всего
горьким? И разве иногда врач не лжет во имя спасения больного?
Я смежил веки. Кружилась голова, как после перенесенного нервного
шока. Что значат эти странные вопросы? Я осторожно ответил: - Ну конеч-
но.
- Рад, что мы сошлись во мнении. Но делали мы именно это и ничего
другого, - продолжал он. - Слушай же, что мои братья поручили мне ска-
зать тебе. Мы...
- Ты имеешь в виду своих слуг. Робу и других? Я сразу же подумал...
Он покачал головой:
- Позволь мне рассказать все по порядку. Это и без того достаточно
сложно. Присаживайся. Там хотя бы. Есть, пить хочешь? И на мое невыска-
занное ответил: - В нашем соке нет ни яда, ни снотворного. - Что ты хо-
чешь мне сказать? Говори скорее! Дургал встал и начал расхаживать по за-
лу.
Ты в наших руках, врач. Мы можем сделать так, что ты бесследно ис-
чезнешь. Во время эпидемии этого никто не заметит. Сам знаешь. Но для
нас существуют этические законы. Чтобы ты понял, о чем я говорю, объясню
тебе, кто мы. Меня действительно зовут Дургал, но я не из Парфии. Я во-
обще из другого мира.
На ночном небе светятся бесчисленные звезды. Ты когда-нибудь задумы-
вался над тем, что это такое - звезды? Это такие же солнца, как и ваше,
только бесконечно далекие. И поэтому они кажутся тебе крохотными-у мно-
гих солнц есть свои миры... Я схватился за голову. Наверно, Дургал сошел
с ума.
- Оставь эти нелепицы! Что тебе нужно от меня? Говори! Он долго мол-
чал.
- Как вы плаваете под парусом от берега к берегу, так и мои
братья-от звезды к звезде. И с той же целью: ищем места, пригодные для
поселения. Так мы добрались сюда.
Это бог? Бог! У меня мурашки пошли по спине. Разве я сразу же не по-

ПОЛНЫЙ ТЕКСТ И ZIР НАХОДИТСЯ В ПРИЛОЖЕНИИ

Док. 114865
Опублик.: 20.12.01
Число обращений: 0