ПОЛНЫЙ ТЕКСТ И ZIР НАХОДИТСЯ В ПРИЛОЖЕНИИ

Анатолий Матях
Рассказы

АГЕНТ
БЕССМЫСЛИЦА
ЦЕНА ОПОЗДАНИЯ
КОМПЬЮТЕРНЫЙ МИР МАРТИ УОЛЛЕСА
КОНДРАТОВА ДОРОГА
БОРЬБА С ЭНТРОПИЕЙ
НЕЗАВЕРШЕННАЯ ГАРМОНИЯ
ГОРДОСТЬ СЕМЬИ ГАРДНЕРОВ
ЭКСТРАСЕНС
ГОВОРЯЩИЙ
ИЗБАВЛЕНИЕ
МИДАС ЧЕТВЕРТОГО РАЗРЯДА
РАЗОРВАННАЯ НОЧЬ
ОБРАЩЕНИЕ
ПУТЬ В МЕЧТУ
СКАЗКА О ЧУДОВИЩЕ
СОЗДАТЕЛЬ
МОЙ УЧИТЕЛЬ ИЗ ДРУГОГО МИРА
ВАМПИР
ЖИЛА-БЫЛА ВЕДЬМА...
ВЕТЕР ПЕРЕМЕН
Я НЕ ЖЕЛАЮ ЗЛА

Аnаtоly Маtyаkh 2:463/124.12 18 Sер 99 13:51:00

Не обессудьте. Это действительно маразм, но другого [нового, в
электронном виде и целиком] таки пока нет. Вот, накопал то, что чудом еще
не потер - авось кому-то по душе придется.

Анатолий `Змеюка` Матях

АГЕНТ

Мы возлагали на эту экспедицию огромные надежды. Еще бы: установить
контакт с цивилизацией, лишь немногим уступающей в развитии нашей!
Установив контакт, мы сможем почерпнуть столько технологической информации,
сколько и не снилось этим чертовым южным засранцам даже в самом сладком
сне, и это даст нам поистине потрясающие преимущества. Конечно, шпионы Юга
рано или поздно выведают то, что им нужно, но у нас к тому времени появятся
свои разработки на основе привезенных с другого конца Галактики.
Но... `Мечтать не вредно,` - сказал когда-то отец теории интегрального
мечтательства Ойх-а-ннан, и был прав. Ума не приложу, как добирались сюда
первые экспедиции на допотопных инерционных ГВ-22. В принципе, по остаткам
вернувшихся кораблей можно судить, как именно, но по самым оптимистичным
моим догадкам, летели они, отскакивая от планет покаменистее, а планеты
помягче прошивали насквозь. Что ж, ультрасовременная техника дала нам сто
очков вперед, и мы почти никуда не врезались, сохранив достаточное
количество энергии. Тормозить, конечно, пришлось о естественный спутник, но
проблема выхода на околопланетную орбиту давно уже перестала быть
проблемой, с тех самых пор, как был изобретен тормоз Пин-у-рреи,
превращавший корабль со всем его содержимым на время торможения в идеально
твердое тело.
Идеально твердое, конечно, только теоретически, на практике же после
удара у нас потекла ртуть из одного разгонника, так что пришлось его
отключить, иначе при разгоне нас унесло бы куда-то к убухам неграмотным. Я
чуть не лишился зуба, куда мне въехал не пристегнувшийся Вах-с-мари
отвердевшим до каменного состояния ухом, бортмеханик чуть не разбился на
куски, а ксенолог и главный идеолог заработали крепкие шишки.
Вылет из образовавшегося кратера тоже удался не ахти. Из-за отсутствия
четвертого разгонника наш корабль завертело, словно подброшенную монетку, и
хлопнуло раз или два о поверхность спутника. Стабилизировать полет удалось
только тогда, когда лопнул тороид противоположного разгонника, и тот тоже
перестал функционировать. Конечно, о герметичности корабля речь уже не
шла, в дыру, оставшуюся от гальюна, вполне можно было выпасть в открытый
космос, но бОльшая часть экипажа уцелела, защищенная скафандрами. Пеоны не
в счет - мы перетерпим и без идиотов-прислужников, хотя, конечно, жаль
времени и денег, потраченных на их приобретение.
Оказавшись на орбите, мы стали решать: что делать? Вариант
непосредственного представления властям этой планеты, или одной из ее рас,
отпадал сразу же: это ставило нас в довольно невыгодное положение
исследуемых, так как никто из нас не знал местного языка. Решено было
приземлиться ночью вблизи населенного пункта и исследовать нескольких
туземных представителей, по возможности узнав как можно больше. Кислородная
атмосфера планеты подходила нам почти идеально, усиленный иммунитет делал
нас маловосприимчивыми к местным болезням, поэтому решено было спускаться
немедленно на ночной стороне.
Нужно будет сказать, чтобы при обучении пилотов особое внимание уделяли
посадке при некомплектном количестве разгонников. Как мы ни старались
держаться ближе к оси, проходящей между двумя уцелевшими, корабль болтало и
вертело, и в результате мы вместо ночной стороны оказались на дневной,
точнее - вечерней. Грохнувшись в лесу, мы некоторое время не покидали
корабль, приходя в сознание, а затем обнаружилось, что кое-кто его все же
покинул: во время болтанки в атмосфере сквозь дыру в корпусе вывалился
ксенолог. Жаль, он должен был мне двадцать юйков и одного пеона.

Местных жителей очень легко взять в плен: увидев нас, некоторые из них
цепенеют и спокойно дают себя схватить. Впрочем, толку из этого мало, так
как триумф нашей науки, прибор телепатического общения, на них не
действует: в результате получается лишь месиво образов и головная боль. Еще
бы, если он даже на пеонах действует весьма посредственно... Пришлось
ограничиться одеждой и тем, что я определил, как документы. По
экспроприированным документам я изготовил один, с виду неотличимый от
настоящего, но с другим именем и данными. К сожалению, знаковая система и
язык все еще оставались неясными, поэтому приходилось лишь надеяться, что
комбинация знаков, примененная мной, не вызовет излишних подозрений.
Перелет на другое место прошел удачно. Конечно, нам не пришлось
выбирать место для посадки, но, я думаю, вряд ли это пустующее строение
представляло собой значительную ценность для аборигенов. Так как ксенолога
с нами уже не было, идти пришлось без подготовки.

* * *

С этого момента начинается отчет. Я не знаю, смогу ли передать его, но
пока я жив, отчет будет вестись в моей памяти.

Выбравшись из-под обломков строения, я увидел нескольких аборигенов,
привлеченных грохотом посадки. Несмотря на жесты мира и рукопашную
подготовку, я был тут же схвачен аборигенами в серой одежде, вероятно,
местным аналогом службы идеологического контроля. Технологическая деталь:
двигатель машины, перевозившей меня в штаб службы, не является
электрическим. Он производит много шума, и работа его сопровождается
выделением темной газовой смеси.
Сделанный мной документ не выдержал первой же проверки. Я не понял ни
слова, но лица проверявших выразили сначала недоумение, затем они стали
громко и долго смеяться. Я хотел посмеяться вместе с ними, но люди службы,
похоже, неадекватно восприняли мои намерения.

Наверное, деталь одежды, представляющая собой конус из ткани,
расширяющийся книзу, является ритуальной или традиционной, так как она
вызвала странную реакцию в штабе. К сожалению, я не могу пока понимать
фразы аборигенов, но из анализа употребляемых ими слов вытекает, что
местоимение первого лица (или, возможно, аналог определения расы -
человек), звучит как `бля`, а определение, применяемое к задержанному -
`питух`.

Меня перевели в центр ориентировки. Здесь гораздо просторнее, чем в
штабе службы, и аборигены, обслуживающие меня, носят белые одежды. Мне
выдали комплект верхней одежды, состоящий из зеленых брюк, рубашки и легкой
обуви без задников и застежек. Странно, но мое предположение относительно
слова `бля` не оправдалось: реакция на него не является здесь адекватной
модели. Скорее всего, `бля` относится только к людям службы.

Узнал несколько слов. Аборигены активно сотрудничают, называя и
показывая мне различные вещи. Первым словом, которое я узнал, було слово
`укол`, иногда произносимое, как `укольчик` или `лекарства`, означающее
инъекцию неизвестного мне препарата. Затем последовали слова `кровать`,
`простыня`, `подушка`, `тумбочка` и другие существительные. Оба элемента
моей одежды называются `пижама`, а обувь - `тапочки`. Начинаю учить
глаголы.

Здесь много аборигенов в пижамах, но их статус, как и мой собственный.
остается пока загадкой. Покидать здание разрешается не всем и только в
определенное время, а покидать весь комплекс разрешается только персоналу.
Я разобрался с местоимениями первого и второго лица: `я` и `вы`. `Вы`,
скорее всего, эквивалентно `ты`, но в этом я пока не уверен. Сегодня,
находясь вне знания, я провел эксперимент, сказав одному из аборигенов в
пижаме: `Я верх низ упало не территория,` и был весьма удивлен его
реакцией: абориген заплакал и убежал. Медсестра, когда я сказал эту фразу
ей, проявила жалость, но плакать и убегать не стала. Не знаю, может быть,
мои слова имели для убежавшего аборигена особенное значение?

Найдя того аборигена, я сказал ему:
- Не бегать.
- Я сижу, - ответил абориген, проявляя напряженность.
Я счел `сижу` одной из форм глагола `сидеть`, и не ошибся. Сколько в
этом языке форм? Я уже начинаю понимать слова из контекста, но выбор нужной
формы пока затруднителен. Я сказал, напоминая о вчерашнем:
- Вы бегать раньше. Вы сижу сидеть теперь.
- Ты плохой, - сказал абориген, снова заплакал и убежал.
Я не стал его догонять, так как это пресекалось персоналом, сел на
освобожденное им сиденье, и стал анализировать информацию.

* * *

Теперь я гораздо лучше ориентируюсь в языке. Он не является слишком
сложным, хотя сложнее моего родного - сравним с его древним ритуальным
вариантом.
Комплекс, в котором я нахожусь, является больницей для аборигенов с
отклонениями в психике. Разумеется, меня приняли за подобного, так как я
совершенно не ориентировался в обстановке и не знал языка.

Приходили строгие аборигены, судя по всему, из службы охраны порядка.
Кстати, `бля` является ругательством, а не определением, но иногда служит
для разделения слов. Представители `милиции` показывали мне конфискованный
документ и интересовались его происхождением. Я немного поколебался, затем
решил действовать по плану раскрытия:
- Это неправда. Я сделал.
- С какой целью? - спросил официальный абориген.
- Быть похоже на люди, - не отступая от истины, - ответил я.
Из его следующей фразы последовало, что с таким документом я скорее
похож на `инопланетянина`.
- Объясните `инопланетянина`, - попросил я.
- Ну... Чужак, с другой планеты, марсианин, ээ... С Луны свалившийся.
- Это я.
- Что?
- С Луны вниз, раньше - на Луну вниз из... Из далеко. Менять секреты
знания.
Они рассмеялись, не доверяя мне. Конечно, проще рассматривать это, как
выдумки или галлюцинации сумасшедшего. Мне и самому после местной терапии
начинает казаться, что вся моя память до приземления - бред.

* * *

УРОВЕНЬ ДОСТУПА 12-К
прочтение данного материала лицами не обладающими соответствующим
уровнем доступа приравнивается к шпионажу и карается в соответствии с
законом о времени боевых действий
РАЗДЕЛ космические исследования, исследование технологии, экспедиции
НАИМЕНОВАНИЕ звездный меч 2-1
УТОЧНЕНИЕ экипаж, отказ
СООБЩЕНИЕ
СУБЪЕКТ пеоны
списан
СУБЪЕКТ ирд-а-гроб
утерян при посадке
считать погибшим
СУБЪЕКТ кан-у-мана
возможен саботаж
стойкое психическое расстройство
комплекс галлюцинаций
считает себя аборигеном планеты (Цель)
подробности РАЗДЕЛ медицина, психиатрия, клиника, ксенопсихозы
НАИМЕНОВАНИЕ кан-у-мана

КОНЕЦ

15.08.99

zmеukа@mоrguе.kiеv.uа
Анатолий `Змеюка` Матях httр://mеmbеrs.triроd.соm/~sеrреntus/

Аnаtоly Маtyаkh 2:463/253.113 14 Маy 99 03:01:00

Пока есть время до понедельника, я решил запостить еще пару рассказов.
Так что объявленный последним `Говорящий` будет первым из последних...
Извините за беспокойство.

>-------------------------------------
Анатолий `Змеюка` Матях

БЕССМЫСЛИЦА

Я неспешно прогуливался по центральной алее парка, с наслаждением
вдыхая запах осени. Сменяются годы, сливаясь в туманную полосу
воспоминаний, но жизнь идет по кругу - весна, когда земля сбрасывает
тяжесть снежной шубы, выпуская на волю тонкие еще стебельки травы, цветы и
желания; лето, когда начало, положенное весной, приносит плоды; осень,
когда плоды эти созревают, открывая свою истинную сущность и позволяя
принесшему их уйти на покой; зима - черно-белое царство забвения, холода и
мертвого ветра. Я выбрал осень, и хрупкие листья под ногами одобрили мой
выбор.
Этого человека я заметил не сразу, пребывая в отрешенности собственных
мыслей о преходящем; он сам заявил о себе, шагнув мне навстречу:
- Скажите, вы хотели бы жить вечно? - последнее слово он выделил, как
краеугольный камень фразы.
Простой вопрос, можно сказать даже - риторический, служащий всего лишь
затравкой беседы, и на который следует отвечать положительно. В самом деле,
мы боимся мрачного порога, за которым стоит с распростертыми объятьями
Небытие, и кто бы не хотел получить право шагнуть за порог, не принимая
пожатие ледяной руки?
- Конечно же, нет, - искренне ответил я.
Мой нечаянный собеседник искренне удивился, сбитый с толку неожиданным
ответом; я втайне улыбнулся, наслаждаясь его растерянностью, взметнул
концом сложенного зонта фейерверк огненных кленовых листьев и поспешил
продолжить:
- Видите ли, за свою жизнь я многое сделал, и дела эти близки к
завершению. А вечная жизнь - всего лишь обитель вечной скуки.
- Но вы сможете сделать еще больше! - ухватился за мысль мой
собеседник.
- А зачем? Пусть мое дело продолжат другие, наполнив свою жизнь
смыслом развития. В мире не так уж много дел...
- Но ведь смысл жизни - не в делах! - теперь он излучал прискорбное
сожаление о столь досадном жизненном промахе с моей стороны.
- Но в чем же? - улыбнулся я. - Давайте присядем.
Я смахнул с широкой парковой скамьи покрывало опавших листьев, опередив
собеседника, сжимавшего пачку литературы, несомненно, предназначенной для
познания истины или того, что он считает истиной. Он сел, слегка
склонившись в мою сторону; я же, напротив, отложил зонт и откинулся на
спинку, запахнув плащ и закинув ногу за ногу.
- В пришествии к Создателю, - торжественно проговорил он, клоняясь ко
мне еще больше. - Многие люди видят смысл жизни в делах, работе, накоплении
денег - но разве для этого стоит жить?
- Не стоит, - согласился я, доставая листок папиросной бумаги и
табакерку. - Но в чем, по-вашему, состоит цель жизни потом?
- Как - потом?
- Пришествие к Создателю гарантирует вечную жизнь, не так ли?
- Не гарантирует, а...
- И чем будет заполнена эта вечность? - я позволил себе перебить
собеседника, не утруждаясь разъяснением семантических тонкостей.
- Постройкой Царства Божьего на земле, - нашелся мой собеседник.
- Помилуйте, молодой человек! Целую вечность строить царство? на это
хватит и малой доли вечности.
Мой собеседник не оценил иронию и принялся развивать свою мысль:
- Потом - изучением тайн Вселенной...
- А затем? Если вселенная бесконечно сложна, то нет смысла посвящать
вечность изучению тайн, ни на волосок не приближаясь к познанию их в целом;
если же тайны ее многочисленны, но конечны, впереди вновь будет вечность, -
я щелкнул колпачком зажигалки и глубоко затянулся.
- А знаете ли вы, как сильно вредит организму курение?
- Ну разумеется, знаю. Кому об этом знать, как не курильщику? - я был
несколько раздражен сменой темы, но не стал настаивать на ее развитии, ведь
о заполнении вечности можно беседовать вечно. - Ныне покойный мой сосед
курил с двенадцати и умер от рака...
- Вот видите! А вы продолжаете курить, несмотря на то, что знаете...
- ...Девяносто шести лет от роду, - закончил я, выпуская новую струю
дыма. - Мне в самом деле нравится это занятие. Один из способов убить
время, знаете ли.
- Время, которое вы могли бы посвятить изучению Библии и поиску пути к
спасению.
- О, при желании у меня хватит времени и на это. Но я уже достаточно
долгое время изучал сей труд, не найдя, впрочем, в нем этого пути. Да и от
чего спасаться?
- От гибели в Армагеддоне, который не за горами.
- Помилуйте! Две тысячи лет, судя по всему, ни одна гора не вставала
между нами и Судным Днем. Всякий раз его предвидят в ближайшее время. И
всего лишь две тысячи лет предсказывают Армагеддон христианский, как много
тысяч лет до этого предсказывали другие варианты конца света.
- Но пророчества, записанные в Библии, сбываются...
- Как сбывались пятьсот и тысячу лет назад. Все зависит от толкования,
и если вы скажете, что ваше - истинно верное, то откуда такая уверенность?
- Там же было пророчество...
- О вас? - я намеренно обрывал фразы, понимая каждую с одного-двух
слов. Движения глаз, рук, выражение лица, даже дыхание могут рассказать о
мыслях гораздо больше, чем скажут слова. - А кто подтвердит, что это - не о
ком-либо другом?
Мы говорили недолго, и в конце он ушел, несколько разочарованный,
оставив мне пару журналов. А я смотрел на редеющий, расшитый золотом покров
деревьев и думал.
Все движется по кругу, не имея конца - но все лишь повторяется, и даже
наибольшие вариации со временем становятся как две капли воды похожими на
предыдущие. И поэтому вечная жизнь лишена смысла, ибо нет вечного занятия.
Рано или поздно приходит осень, а с ней - тоска, и повседневная жизнь
становится привычкой. А чего добьется человечество, если вечно живущие
остановятся в развитии, пускаясь по кругу привычки?
Лишь память выручает - она не беспредельна. Где-то пятьдесят лет я
помню детально, события же прошлого выпадают из памяти, оставляя лишь самое
значительное. Сначала теряются годы, далее - десятки лет, века и
тысячелетия. Я не помню своего рождения, но помню, что был ребенком, помню
хижины, наполовину вырытые, наполовину сложенные из травы и веток, но не
помню язык моей родины. Мертвый ныне язык.
Нет смысла в вечной жизни.
И нет смысла в попытке предложить ее бессмертному.

14 ноября 1998
>-------------------------------------

*** _АТТЕNТIОN_! С понедельника (17 мая) я вновь оставляю фидонет. адо.
*** Если вы желаете продолжить обсуждение, пишите на zmеukа@mоrguе.kiеv.uа

Аnаtоly Маtyаkh 2:463/253.113 06 Маy 99 01:52:00

Анатолий `Змеюка` МАТЯХ

ЦЕНА ОПОЗДАНИЯ

Любое сходство между персонажами этого рассказа, организациями, упомя-
нутыми в нем, действиями с реальными людьми, реальными организациями и
реально происходившими событиями, является абсолютно надуманным и даже
оскорбительным. Впрочем, вы все равно никогда не догадаетесь, кого и что я
имел в виду.

Нет! Нет! Это не обо мне
и вовсе не о нашем НИИ!!!
(автор, избиваемый
сотрудниками НИИ)

В некотором царстве, во всем нам хорошо известном государстве (а
некоторым - так даже и родном), стоял научно-исследовательский институт
средств коммуникации имени Герасима. В этом институте и секретные
радиостанции делали, и жестикуляторы для тех, у кого рук нет, а слухом да
речью непонятно кто обидел.
И работал в этом НИИ не очень коммуникативный человек, а попросту
говоря - молчун. Не любил он ни компаний шумных, ни демонстраций
праздничных - вернее сказать, ходить-то он на них ходил, да толку с него
было маловато. Но уж коли он брался произносить тост, то лишь самые
стойкие пили сразу и за дело - остальные от смеху и рюмки поднять не
могли. Вот за это его и любили на празденствах, а праздников в НИИ им.
Герасима было ого-го! Сто девяносто дней рождения, да восемнадцать еще по
календарю.
Любили его и за то, что всегда с ним можно было потолковать по душам. И
вроде бы не скажет ничего толкового, и вроде бы молод еще, советы давать -
а гляди ж ты, и камень с души пропал...
Конечно, спросит меня любознательный читатель, кем же там мог работать
такой человек? Что ж тут темнить - программистом. И очков не носил, и
пивные бутылки под столом не водились - а поди ж ты, кодировал помаленьку.
Звали его - Матвей Баторин.

Привыкли все к нему. И тут, неждано-негадано, приносит он своему
начальнику Петру Гнатовичу заявление об увольнении по собственному желанию
и кладет на большой черный стол.
Петр Гнатович так и оторопел, даже ручка, которую он слямзил давеча на
французском симпозиуме, из-за уха выпала, стукнулась о пепельницу,
умыкнутую на канадской конференции, отскочила на портфель, не прижившийся
в Австралии и укатилась под вполне отечественный шкаф.
- Как же так, Матвей? У нас же выставка на носу... - Начальник понял,
что начал не с того, высморкался в подарочный платочек с красивым
рукоделием `АТ&Т` и начал снова. - Что ж мы без тебя делать-то будем? Ты
бы обождал малость, да и вообще...
- Не могу, Петр Гнатович, - вздохнул Матвей. - Ехать мне надо
отсюда.

- А куда ехать-то?
- Домой, в Закарпатье.
- К родителям? - понимающе склонил голову начальник.
- Да... К родителям.
- Случилось что?
- Да нет. Но случится, если не уеду.
- А что случится, если не секрет?
- Ну... Неважно. Но мне срочно надо уехать.
- Ну как так - `неважно`?! Человек нас покидает, можно сказать,
навсегда...
- Навсегда, - эхом отозвался Матвей.
- ...И - неважно?
- Я не хочу говорить об этом. Подпишите... - он пододвинул заявление
к начальственному настольному календарю.
- И что же, ты даже не попрощаешься?
- В смысле?
- Ну, я не говорю о чем-то особенном... Бутылочка шампанского там... А
то знаешь - позвонят потом и спросят - а каков был работник Матвей
Баторин? И что я им скажу?
Что-то очень странное мелькнуло в глазах темноволосого парня. Будто
взмах крыла черной птицы, а то и похлеще.
- Хорошо, - сказал он. - Я попрощаюсь.
Начальнику вдруг стало страшно неудобно, он заерзал в кресле, достал из
кармана ручку, подаренную японской делегацией, водрузил на нос очки и со
скоростью резиновой печати черканул на заявлении: `Не возражаю`.
Матвей встал, аккуратно подметя бумагу прямо из-под начальственного
пера.
- Всего хорошего, Петр Гнатович.
- Удачи...

Начальник отдела кадров, Жуков Иван Александрович, был вырван прямо из
сердца кровавой баталии безжалостным стуком в дверь. Он с сожалением
окинул взглядом поле брани, запоминая дислокацию войск противника, затем
открыл ящик стола и смахнул туда оловянное воинство, любовно раскрашенные
стяги, укрепления и бронетехнику. Напоследок он положил поверх стола лист
матового стекла, дабы скрыть от вражеских лазутчиков окопы и рельеф.
- Разрешаю войти! - рявкнул он, впрочем, не особо спеша отпирать
замок.
Но дверь, вопреки его ожиданиям, приоткрылась, и вошел не имеющий
никакого воинского звания, а, стало быть, рядовой, Матвей Баторин.
- С чем пожаловал?! - рыкнул начальник вновь, судорожно пряча под
стол треуголку.
- Увольняюсь вот, Иван Александрыч, - бодро щелкнув каблуками,
ответил тот.
`Гляди ж ты`, - удовлетворенно подумал Жуков: `Пороху не нюхал, а толк
в жизни знает!`
Надо сказать, в прошлом товарищ Жуков был военным. Конечно, не
маршалом, но все же майором артиллерийского значения. Но как-то на учениях
шальной осколок пролетел мимо его уха, а точнее - угодил ровнехонько в
командирский лоб, разворотив рикошетом мотор подвернувшегося `Газика`, и
майор вынужден был искать работу поспокойнее, хотя и тосковал по родному
грохоту разрывов.
- Эх, родной, ну что ж ты так невовремя... Спешу я, - сказал он
вслух, доставая из-под стола объемистый бумажный пакет.
Баторин нахмурился, потом развел руками:
- Мне бы поскорее, Иван Александрыч...
- Быстро только кошки родятся! - сострил боевой начальник отдела
кадров. - Ну, давай свою бумагу...
Матвей шагнул вперед, и заявление легло на стеклянную покрышку.
- Таак... Ишь ты... С двадцатого, то бишь, с завтрашнего дня... В
отпуск ходил?! - громыхнул вдруг кадровик.
- Нет.
- Таак... - Жуков порылся в картотеке. - Таак... Вот что, родной:
сегодня я тебя уже не оформлю. Тут считать надо. Завтра с утра придешь, на
свежую голову посчитаю. Что?! Нет! Я сам считать буду.
- Но... Мне необходимо уехать.
- Раньше думать надо было, родной! Все! Завтра! Бумага пусть у меня
полежит.
Баторин помрачнел, развернулся и хлопнул дверью.
Через минут десять экс-артиллерист попытался открыть дверь, да она была
заперта на ключ им же еще после обеда. Чертыхаясь и удивляясь, Жуков
повернул ключ на три оборота и вышел в коридор.

Увольнение, вопреки ожиданиям Баторина, растянулось на целую неделю.
Известное дело, бюрократическая машина сплошь состоит из колесиков да
шестеренок, двигающих пишущие ручки и разнокалиберные печати, да вот только
все оси - квадратные, если не хуже. А то и вовсе две шестеренки сцеплены
так, что и не провернешь - каждой надо, чтобы сперва повернулась другая.
Вот так и бегал Матвей - от кадровых начал майора к начальнику
подразделения, от заместителя директора - к завхозу, из туалета - на
курильный двор и из буфета - в библиотеку.
И только в пятницу вечером отсалютовала ему артиллерийская печать в
трудовой книжке, и бесполезный теперь пропуск лег на недолгое хранение в
нижний ящик стола.
- Ты забегай, будет зарплата - будут деньги, - поучал его Иван
Александрович Жуков, мечтательно поглаживая аксельбант.
- Какие деньги, - устало вздыхал Матвей, - мне срочно надо...
Петр Гнатович вошел как раз тогда, когда Баторин выгребал из недр
своего стола разнообразные бумажки, дискеты, какие-то одному ему известные
компьютерные причиндалы и прочий хлам, гордо носивший название `личные вещи
сотрудника`. Ненужные бумажки он рвал и выбрасывал, нужное - складывал в
`дипломат`.
Начальник кашлянул.
- А? - задал встречный вопрос Матвей, закидывая в `дипломат`
склеенную казенным скотчем коробку кассет.
- Ты еще будешь тут?
- Вряд ли. Я надеюсь уехать завтра утром.
- А как же - собраться, проводить?..
Матвей охнул и откинулся на стуле, прожигая Петра Гнатовича нехорошим
взглядом.
Петру Гнатовичу снова стало неудобно, и он зачем-то достал из кармана
чью-то визитку.
- Я обещал... - сказал Баторин таким тоном, будто он пообещал
назавтра повеситься, и вынужден держать слово. - А на выходных?
- Ну нет, - отмахнулся начальник, - на выходных у людей свои дела.
- В ресторане... - гнул свое Матвей.
Начальник едва не взвыл - на выходных у него была очень ответственная
рыбалка с представителями из министерства, но вовремя сдержался:
- Н-ну не получится на выходных! Что за спешка такая?
- Надо мне. Очень надо, Петр Гнатович.
Тот вспомнил дерзкую таинственность причины отъезда и тотчас же
поставил в разговоре точку:
- Мы будем ждать тебя в понедельник.

Понедельник - день тяжелый, гласит народная мудрость. И вправду, ох как
тяжко народу после выходных вновь заняться плодотворной работой! Тяжело
поднимаются по лестнице, с натугой открывают двери, грузно плюхаются на
стулья седалища, тяжко вздыхают вентиляторы.
Начинался тяжелый день. Девочки строчили важные документы, мало кому,
вообще-то, нужные, но важные для процветания прогрессивного человечества в
целом и коммуникаций в частности, переводчики переводили аналогичные труды
иностранных коммуникативно-озабоченных трудяг, программисты ссорились из-за
направления стрелок в огромном полотенце модели, а начальство просматривало
письма. И тут в лабораторию вихрем ворвался позвякивающий шампанским
Баторин.
Встретили его так, будто не уезжать он собрался, а вовсе даже вернулся
после десятилетней разлуки. Оно и понятно - день-то тяжелый.
- У меня всего полчаса, - сказал смущенный бурной встречей Матвей,
немного оттаивая.

Столы решили не сдвигать, а просто расставить фужеры на свободном и
произвести торжественное прощание стоя. Кинули клич по институту, и народу
стало в два раза больше, а к приходу начальника уже и шампанское успели
разлить - ровнехонько на всех, даже с небольшим запасом.
Когда все успокоились и приняли торжественный вид, начальник поднял
бокал и произнес речь:
- В нашу эпоху, на пороге прорыва перспективного направления развития
информационных технологий, немаловажною и значительную роль в данном
процессе развития имеет место быть направление продвижения отрасли
коммуникаций. Ввиду этого, а также глобальных перспектив развития...
Начальник все сыпал множэественными подлежащими, растекался мыслию по
гладкому древу паркета, и Баторину стало тошно. Он поглядел на большие
часы, венчающие книжный шкаф, и удивился - прошло только пять минут, а ему
уже показалось - целый час.
Наконец, Петр Гнатович добрался до логического завершения своей речи и
вспомнил, что повестка дня к перспективам развития продвижения особого
отношения не имеет.
- ...Итак, пожелаем Матвею счастливого пути! - подытожил он
перспективы и подал пример, отпивая глоток шампанского.
Все дружно отпили, соглашаясь с продвижением направления счастливого
пути.
Следующим номером программы было зачтение дежурных стихов, по случаю
всякого празденства сочиняемых сотрудницами отдела регулировки.
Зачтение, как и положено, проводилось автором:
- В пале-рояле коллектива
Ни ты, ни я - не одинок.
И нет грустить у нас мотива,
Но как-то раз приходит срок...
Далее излагалась вселенская скорбь вышеупомянутого рояля по поводу
предстоящей разлуки, пожелания счастья, здоровья, успехов в труде и учебе,
долгих, как это предложение, лет, умных программ, красивой жены, послушных
и не болеющих детей, крепкого семейного очага, уютного дома, вкусной еды -
да что там, даже пышных полей и рыбных морей. Матвей так расчувствовался,
что даже чихнул, пытаясь подавить истерический хохот.
Все снова отпили и посмотрели на самого виновника торжества. Баторин
вышел вперед:
- Когда я пришел на работу в этот НИИ...
Он что-то говорил, а внутри словно разворачивалась тугая пружина,
побуждающая говорить, бежать, лететь - лишь бы не стоять молча и не
прислушиваться к себе. Запах духов от дамы, стоящей по соседству, резал
глаза...
Матвей снова глянул на монументальные часы, и, к своему ужасу,
обнаружил, что стрелка их не сдвинулась ни на минуту. Часы попросту стояли.
- Который час? - спросил он враз севшим голосом, забыв, о чем только
что говорил.
- Без пяти час, - отозвался переводчик Кузьма.
Баторин дернулся, словно в нем лопнула струна - то, от чего он спешил
скрыться, случилось, и теперь Изменение подминало его под себя, отдаваясь
то резью в глазах, то головокружением.
Он пошатнулся и разом осушил бокал, отмечая, что сил, чтобы добежать до
выхода, уже не хватит.
- Что ж, - вздохнул Баторин, - пеняйте на себя.
- То есть? - поднял бровь Петр Гнатович.
- Поздно уходить, я остаюсь.
Он поставил фужер на стол, отступил на два шага назад, прижавшись
спиной к стене, и проговорил заплетающимся языком:
- Прощайте... Я остаюсь.
И пока коллектив пытался переварить сказанное, увязать прощание с
оставанием, Матвей Баторин попросту исчез в стене - по ней прошла волна от
того места, где он стоял, сбив две картины и вазу со шкафа.
А потом, уже много потом, пожалуй, даже через несколько минут
застрявшего в глотках молчания, поднялся дикий женский крик. Впрочем, не
только женский.
И только через неделю НИИ успокоился - Копперфилд, говорят, еще и не
такое показывает. Даже хвалили заочно за славный фокус.

Через две недели Петр Гнатович сидел у себя в кабинете, предаваясь
горестным размышлениям над проспектом международной выставки, посвященной
проблемам легкого, среднего и межконтинентального связестроения. Нужно, ох,
нужно было бы побывать на этой выставке, привезти оттуда свежие идеи,
гостинцы и сувениры - да денег на поездку не было.
Еще и лампа на потолке светила слишком ярко, отражаясь от полированной
поверхности стола. Раньше это в глаза не бросалось, а теперь - поди ж ты!
Петр Гнатович глянул вверх, на ненавистную лампу и обомлел. Ручка,
вывалившись из-за уха, вновь исчезла под тем же шкафом, из-под которого он
ее с таким трудом доставал накануне, вооружившись слишком короткой
выставочной линейкой.
Немудрено тут было обомлеть - потолок стал ниже на добрый метр, оттого
теперь и лампа била в глаза. Петр Гнатович закрыл эти самые глаза, сосчитал
до десяти, и вновь открыл. Не помогло.
Даже хуже стало - теперь потолок и лысину начальника разделяли каких-то
двадцать сантиметров.
- Агаа... - понимающе протянул он, закатывая глаза. - Процесс
поступательного движения в направлении...
Но тут же опомнился, завопил `мама`, опрокинул стул и повел себя, как
младенец - а именно развил недюжинную прыть на четвереньках, протаранив
головой то, что осталось от двери.
Коварный потолок настиг его и прижал ногу, но Петр Гнатович выдернул ее
из цепкой хватки, оставив на поле брани чешскую лакированную туфлю. Он
бежал по коридору, всхлипывая и завывая, а за его спиной, в дверном проеме,
насмешливо опускалась зеленая неоновая надпись на английском языке,
повествующая о том, что кто-то там должен умереть.
Стоит ли говорить о том, что увидели прибежавшие на вопли сотрудники
НИИ? Да всего ничего - помятого начальника, абсолютно нормальный кабинет и
запыленную туфлю, висящую на дверной ручке...
Переутомился Петр Гнатович.

Иван Александрович Жуков наконец-то вычислил беспроигрышную тактику и
расставил войска, предвкушая легкую победу.
Но тут закипел чайник, и пришлось майору отдела кадров идти его
выключать. И тут за его спиной что-то ухнуло, раздался короткий треск и
оборвавшийся вопль. Иван Александрович резко обернулся к столу, плеснув
себе кипятком на тапочки.
На столе войска немного сместились, а один солдат лежал в луже
оловянной крови, выронив оловянный автомат.
- Отставить! - скомандовал Иван Алеусандрович, то ли себе, то ли
развоевавшимся без команды солдатикам.
Он подошел к столу. Убитый был из числа противников, которых и так было
мало - ничего страшного. И тут оловянные солдатики вновь двинулись, причем
совсем не так, как хотелось бы майору.
Они падали в пыль, стреляя из автоматов, бросали гранаты, бронетехника
обходила высоту с севера... Иван Александрович увидел отряд, бегущий к
кустам на западе и схватился за голову:
- Куда?!! Там мины!
Он побежал, спотыкаясь, за ними. Тапочки мешали, и он сбросил их на
ходу. Бросил и чайник. Нагнав последнего, он схватил его за рукав:
- Кто приказал?!
- Товарищ майор, инициативу проявил капитан Дрема! - отрапортовал
тот.
- Отставить! Подход заминирован!
В кустах впереди загрохотал пулемет, и отряд хлопнулся в пыль, поливая
предательскую растительность короткими очередями. Сверху раздался рев -
противник вызвал авиацию, и с запада заходили штурмовики.
Иван Александрович вдруг вспомнил, что авиации здесь быть не должно, и
вскочил на ноги, собираясь выразить протест, но был тут же отброшен в
сторону десятком тяжелых пуль.
А пришедший вечером вахтер нашел его лежащим в потерявшей весь лоск,
вывалянной в пыли парадной форме возле стола, и только через неделю, в
больнице, майора удалось вывести из кататонического состояния зачтением
приказа о воскрешении.

Директор НИИ, Цукерман Михаил Борисович, накануне вечером обильно
угостился солеными грибочками. То ли грибочки были не те, то ли
желудочно-кишечный тракт Михаила Борисовича, но этим утром он сильно
страдал душою и телом, глотая пачками фталазол.
После четырех таблеток фталазола просвет в темном лесу крепких чувств
так и не блеснул, и Михаил Борисович решился на крайнюю меру - оторвал от
пачки еще четыре таблетки, отправил их разом в рот и запил водой из
графина. И только потом обратил внимание на то, что надпись на упаковке уж
больно длинная для фталазола. Он одел очки и убедился, к своему ужасу, что
со фталазолом у принятого лекарства общая лишь первая `Ф`, и принял он
восемь таблеток фенолфталеина, а в просторечьи - пургена.
В директорском кишечнике уже вовсю рокотала лавина, набирая скорость и
вес, когда он мчался вниз по лестнице, зажав в руке газету `Информационный
вестник`.
Унитаз булькнул, и Цукерман расслабился, разворачивая газету. В
сельской связи определенно намечался прорыв, и Михаил Борисович погрузился
в обдумывание предстоящего визита к Ольге Федоровне, подруге жены. Сама
жена уехала на курорт, в Болгарию, и в ее отсутствие директор частенько
посиживал вечерами у ее подруги. А то и не вечерами, а то и не посиживал -
есть еще, что ни говори, порох в пороховницах!
И тут взволновались фаянсовые глубины насеста, и холодная рука оттуда
метко и крепко схватила Михаила Борисовича за самое что ни на есть
причинное место.
Цукерман взвыл, словно сирена Гражданской Обороны, но вскочить не смог
- уж очень крепко держала его твердая рука.
- Что случилось? - послышалось из соседней кабинки.
- Н-ничего, нич-чего... - натужно проговорил директор, чувствуя, что
хватка слабеет.
- А-а... Бывает... - сказал голос из соседней кабинки и философски
закряхтел.
`Как же, бывает такое!` - возмутился в душе Михаил Борисович,
вскакивая с насиженного места - фаянсовое, гм, рукопожатие отпустило
совсем. Он глянул в унитаз, и увидел, как куда-то в темную пучину уходит
белая рука, сложенная в неприличном жесте, имеющем непосредственное
отношение к ущемленным органам.
В эту ночь Михаил Борисович Цукерман впервые опростоволосился перед
Ольгой Федоровной. Был порох в пороховницах. Был, да весь вышел.

Гордостью лаборатории сертификации была пальма, которая за
тридцатилетний срок службы в НИИ им. Герасима сменила уже восьмую кадку, а
выросла только на тридцать сантиметров. Сотрудники НИИ видели в этом добрый
знак, и считали год удачным, если пальма выросла еще на сантиметр.
Каким же удачным выдался год нынешний! Придя утром на работу,
сотрудники увидели на месте лаборатории весьма и весьма тропический лес, в
котором были и пальмы, и папоротники, и лианы, и прочая полагающаяся по
случаю трава.
Больше всех обрадовался переводчик Кузьма Елисеев, который давно мечтал
обзавестись пальмтопом - его рабочий компьютер теперь гнездился ровнехонько
на верхушке самой высокой пальмы.

Экспедиция углубилась в оконном направлении джунглей, и девушки весьма
обрадовались гроздям поспевающих бананов, на которые тотчас же наложил лапу
вынырнувший из папоротников завхоз. Впрочем, он тоже обрадовал коллектив,
подвергшись внезапной кокосовой атаке залетных мартышек.
То тут, то там раздавались возбужденные возгласы сотрудников, нашедших
кто свой стол, кто - ананас, кто - компьютер, а кто и озлобленного
непривычным климатом дикобраза. Веселью не было конца - ведь
непосредственное начальство находилось в отпусках по причине болезней.
Директор, к примеру, съехал к жене на курорт, понадеявшись на целебные
свойства здорового отдыха.
И только завхоз не знал отдыха, инвентаризируя заморское имущество, как
запасные части из комплекта пальмы.

Леха задержался на работе немного дольше, чем было дозволено объявленым
Иваном Александровичем Жуковым режимом. Не то, чтобы он особо был загружен
работой, но... Когда весь мир на ладони, точнее - на дисплее, занятие

ПОЛНЫЙ ТЕКСТ И ZIР НАХОДИТСЯ В ПРИЛОЖЕНИИ

Док. 114858
Опублик.: 19.12.01
Число обращений: 1