|
ПОЛНЫЙ ТЕКСТ И ZIP НАХОДИТСЯ В ПРИЛОЖЕНИИ Юрий Никитин
Башня-2 Предисловие Этот роман получился грустный. И без единой шутки или веселой сцены. Так
что, дабы малость разбавить серьезу, приведу часть анекдотов, что пришли по
Интернету на сайт. Вещего Олега спросили про эйнастию. - Опять двадцать пять! - возмутился он, - Сколько можно повторять одно и то
же! Просто когда одна храмовая девка спросила у прихожан, кто ее хочет, и
те подняли руки, я сдуру крикнул: Эй, Настя, и я! - Почему же сдуру? - спросили еще. - Да, девка оказалась извращенкой. То так извернется, то этак...
Извращалась вся! Когда Вещий Олег был князем, к нему пришли нищие волхвы. - Ты погряз в роскоши! - сказали они. - Ты оставил мудрость ради земных
благ! Вспомни, за что тебя прозвали Вещим!.. - Хм, - задумался Олег, скользя взглядом по роскошным коврам, золотой
посуде, богато украшенному оружию и т. д., и т. п. - Забыл. Наверное, за любовь к вещам... Вещий Олег думал о первоосновах Мироздания. Ему почти не мешали обычные
охи, вздохи и постанывания лежащей под ним Лилит. Наконец он почувствовал,
что подбирается к решению вопроса о происхождении всего Сущего, но тут
Лилит так громко застонала, что Олег отвлекся. - Чего надо? - непонимающе спросил он, глядя на распростертую под ним
красавицу. - Еще! - томно закатив глаза, прошептала Лилит. - Чего - еще?! - спросил Олег раздраженно: он не любил, когда ему мешают.
Но Лилит не смогла внятно объяснить, в чем дело, а только закатывала глаза
и кусала губы. Не понимаю я женщин, - в который раз с горечью подумал Олег, пинком прогнал
Лилит с ложа, привычной рукою подгреб под себя Лиску и опять погрузился в
размышления... Шел как-то Олег мимо деревни русичей, и вдруг чувствует, что ему на голову
шлепается ком навоза, другой в спину, третий в лоб... а русичи матерно
бранятся из-за заборов, и в воздухе уже засвистели булыжники. Олег отвлекся
от мыслей о происхождении всего Сущего, обратил половину русичей в
опоссумов и оцелотов, после чего поинтересовался у оставшихся: - В чем, собственно, дело? Оробевшие, но злые русичи ответствовали: - За то что ты, проклятый колдун, державу нашу разорил, нас по ветру пустил
да все богатства нашенские отдал людишкам непотребным да мазурикам! Олег долго вспоминал, было ли такое, и наконец ответил: - Ну как же, как же! Рыжий, тощий, колдун! Ты, Чубайс, ты, окаянный! Вроде
не припомню. Может, то не я был? - ...?????????????????????????? Много раз бывало так, что Мрак чувствовал - все, кранты, обратно в человека
ему больше не перекинуться. Спасало одно: найти пещеру, где Олег размышляет
о происхождении всего Сущего, и понюхать ногу мудреца. После чего тут же
оборачивался человеком: людской нюх не в пример слабже волчьего... Идет Чудище-Уродище по лесу, причитает гнусаво: - Ай Олег, подлый ворог! Чтоб ему во веки веков пусто было! Ай негодяй... Один леший другого и спрашивает: - Чего оно развопилось-то? - Да ему Мрак голову отрубил, а Олег приживил... - Так чего оно Олега-то поносит? - Потому как его самого поносит... А Олег голову ему приживил ноздрями к
заднице... К Вещему Олегу пришли волхвы: - И примешь ты смерть от коня своего! - Если б я имел коня, это был бы номер... - опечалился Вещий Олег. Как-то раз во время пирушки вышел Олег во двор по нужде. В это время мимо
корчмы проходили странники. - Подскажи, мил человек, как нам пройти в Рим? - обратились они к Олегу. - Э-э... туда! - махнул он рукой наугад. Путники поблагодарили и пошли в указанном направлении. На следующий день, вспоминая пирушку, Олег вспомнил и этот случай,
опечалился. Обманул людей ни за что ни про что. Хотел было догнать и
растолковать дорогу как следует, но совершенно забыл и куда отправил
путников, и где, собственно, этот Рим. Отчаявшись поправить положение
обычными средствами, он плюнул и произнес заклинание. Полтора века после этого все дороги в мире вели исключительно в Рим... Угостили как-то Вещего Олега бубликом. Олег полдня его и так и сяк вертел, и на голову надевал, и на солнышко
сквозь дырку смотрел, и по столу катал... Измучился. К вечеру пришел
Таргитай, увидел бублик, хвать его и слопал. Олег обиделся, ногами топает, руками машет, орет на дурня: - Ну что ты натворил, дубина стоеросовая? Еще чуть-чуть, и я бы понял... Выйдя из корчмы, Олег рухнул отсыпаться в ближайшую копну сена. И невдомек
ему было, что навалена она как раз на собачьей почте. Первую шавку, решившую на нем отметиться, Олег просто удавил и выбросил вон. Вторую обратил в кошку и телепортировал к своим же. Когда же пришла третья, он возопил: Доколе?! (отчего псина в ужасе убежала)
- и принялся составлять заклинание, должное лишить все живое на десять
верст в округе способности к мочеиспусканию. От этого занятия его и оторвал
подошедший Мрак. - Фу, Олег, - скривился оборотень. - Что ты делаешь в таком месте?! - То же, что и обычно, - огрызнулся волхв, которого Мрак сбил с мысли. -
Размышляю о происхождении всего ссущего... Пошел как-то молодой Олег на базар, смотрит - бочка, а в бочке сидит
грязный, заросший мужик и ест капустный лист. - Кто это и чем он велик? - спрашивает Олег у прохожего. - Это? Диоген! - не без гордости за соплеменника отвечает горожанин. - Он
спас Грецию от Александра Македонского. Царь загораживал ему солнце и
надоедал глупыми вопросами, а Диоген так далеко послал его, что он до сих
пор не может никак вернуться обратно из похода. Олег дождался, когда солнце скрылось за горизонтом, и, подойдя к бочке,
спросил Диогена: - Как обустроить Русь? Мудрец почесал затылок и вежливо ответил: - Спроси о том Александра Македонского! Хотя в мешке у него позвякивала Чаша Грааля, сэр Томас плохо спал. Рыцаря
терзали тягостные раздумья, наконец он не выдержал и, обернувшись к Вещему
Олегу, с мукой в глазах спросил калику: - Сэр калика, не выходят у меня из головы те мужики на дороге. В самом
деле, как же обустроить Русь?! - А ты уверен, что это та самая Чаша? - задумчиво произнес Олег, растягивая
слова. - Прощай, мой верный конь! - возлагая стопу на череп, сказал Вещий Олег, Дрессированная гадюка Гюльчи выскользнула из пустой глазницы. Широко
раскрыв злобную пасть, она впилась в ногу волхва и... издохла. - Знай наших! - усмехнулся прозорливый Вещий. Свыше раздался голос Тарха: - Я всегда знал, Олег, что ты жесток, но не предполагал, что до такой
степени. Изверг! Зачем ты надел портянки Мрака! ЧАСТЬ ВТОРАЯ Глава 1 В ночи монотонно скреблось, словно компьютер вздумал на досуге заняться
дефрагментацией небесного диска. Каблучки стучали громко, чересчур громко,
а из-за черных деревьев в ее спину смотрели страшные желтые глаза. Юлия все ускоряла шаг. Дальше будет фонарь, затем дорожка пройдет под
окнами элитного дома, там улица залита светом как посыпана золотым песком,
на крыльце охранник из частного агентства, она всякий раз чувствует его
раздевающий взгляд, но у него пистолет, пусть смотрит, хоть как-то, да
охраняет... Когда элитный дом уплыл за спину, каблучки застучали еще громче. И чаще. А
вот ее подруга Эмма в полночь выходит гулять одна-одинешенька... не считая
Рея, могучего и веселого боксерчика, что носится по кустам, ревниво
проверяя следы других псов. Завидя одиноко бредущую девушку, всякий
искатель приключений тут же переходит на ее сторону, уже предвкушая всякое
и очень разное. Но не успевает раскрыть рот, как из кустов выныривает пес,
похожий на сержанта спецвойск: молодцеватый, с широкой грудью и могучими
челюстями. И бедолага, у которого сразу все на нуле, под подозрительным
взглядом готового к бою зверя лепечет что-то вроде как пройти в библиотеку,
после чего с мокрыми штанами удаляется. Все-таки этот шейпинг чересчур поздно. Знакомые наперебой предлагают
щенков, но у нее сразу слезы и щем в сердце: их жизнь, оказывается, так
коротка! Хватит, наревелась в прошлый раз, когда уходила из жизни ее верная
Зита, а она, беспомощная, исходила плачем, но ничего не могла поделать... Оставалось только проскочить под темной аркой, а там до ее подъезда рукой
подать... Она помнила, что с ее ростом и развитым плечевым поясом выглядит
внушительно, или, как теперь говорят сопляки, круто. В летнюю жару она
предпочитала маечку, что подчеркивает и ее идеальную грудь, для которой не
нужны никакие лифчики, и блестящие плечи, сильные и здоровые плечи
спортсменки. Ее принимали то за известную пловчиху - это у них обычно так
развит плечевой пояс, - то за лыжницу-рекордсменку. Вся ее фигура дышит
силой, только она сама знает, что за ее рост и крепкое тело нужно
поблагодарить папу и маму да еще чуть-чуть модный шейпинг, на который ходит
всего лишь из-за тщетной надежды отыскать подруг почище, чем пьяные бабы из
ее подъезда. Навстречу мощно запахло отбросами. Там, по ту сторону арки, мусорные баки,
настолько переполненные, что их почти не видно под грудами гниющего под
жарким солнцем, а сейчас - в перегретом воздухе, мусора. Там часто роются
бомжи, постоянно - вороны, безбоязненно шныряют толстые, как дикобразы,
крысы, а собачники берут собак на короткий поводок и проводят опасное место
бегом, как по краю минного поля. Запахом гнили пропиталась даже кирпичная кладка, Юлия сжалась, в тысячный
раз спрашивая себя, почему не поменяет квартиру на другой район... Прямо в лицо потянуло горьким смрадным дымком: кто-то поджег мусор. Этот
дымный смрад заползает и в окна, доводя ее до исступления жаркими ночами,
когда закрыть дверь на балкон - самоубийство... Из темноты арки навстречу вышел парнишка. Худой, прыщавый, с нагло-голодным
выражением созревающего подростка. Такими брезгуют одноклассницы, таких не
замечают девчонки на улице. Юлия перевела дыхание, этого она одним пальцем
перебьет, но сердце тут же тревожно сжалось. За сопляком еще двое. И еще. Пятым неспешно выдвинулся явно вожак, высокий
и наглый парень с красивым породистым лицом. Мускулистые руки оттопырены,
изображает геркулеса. Все встали полукругом, загораживая вход. Юлия невольно замедлила шаг, повернуть и бежать - глупо, на высоких
каблучках не побегаешь, догонят сразу. - В чем дело? - спросила она враждебно. Все молчали, она чувствовала, как они раздевают ее глазами и уже мысленно
начинают проделывать то, что собираются сделать наяву. Вожак сказал
медленно: - А ты сочная телка. Ладно, раздевайся. - Что? - спросила она неверяще. - Жарко, - объяснил он. - Тебе разве не хочется побыть голой среди
мужчин?.. По глазам вижу, хочется. - Ах ты, сволочь, - вырвалось у нее. - Ты что о себе думаешь? - Кричать будешь? - поинтересовался он лениво. - Давай... Менты ходят там,
где фонарей побольше. А здесь темно. Сюда не заглянут, страшно. - Только попробуй, - сказала она. - Я тебя, сволочь, уничтожу... Его взгляд внезапно ушел с ее лица. Юлия услышала, как за спиной слева
зашелестели листья. На асфальтовую дорожку, прямо из кустов, явно сокращая
дорогу, вышел мужчина в легкой майке, выпущенной поверх пояса, и в
потрепанных джинсах. Высокий, сухощавый, волосы темные, хотя в отблеске
фонаря на миг показались Юлии почти багровыми. Лицо неестественно бледное,
даже в этом свете бледное. Он на ходу потирал ладонью правый бок, словно
успокаивал ушибленную печень. Все молча смотрели, как он примиряюще вскинул руки: - Тихо-тихо, ребята. Не нужно так вот... с женщиной. Голос его звучал ровно, однако Юлии почудились нотки сильнейшей усталости.
Похоже, вожак тоже уловил, что незнакомец бредет домой либо с перепоя, либо
долго доказывал какой-то знойной и раскрепощенной, без комплексов, что он
мужчина в полном соку. Подростки смотрели на незнакомца трусливо-нагло-вызывающе, на своего вожака
- с ожиданием. Положение вождя обязывает, тот бросил насмешливо: - Уж не ты ли вступишься, мужик? Незнакомец с усилием засмеялся: - Ребята, вы делаете большую ошибку. А риск того не стоит. Те заговорили между собой, она видела, как все начали оглядываться по
сторонам, но улица, как назло, пуста. А если вдали в самом деле
промелькнула тень, то всякий, завидя группу мужчин, спешит убраться
подальше. Вожак растянул рот в хищной усмешке: - Риск? Не ты ли такая круть? Незнакомый мужчина покачал головой: - Ребята... Драться стоит лишь с теми, кого знаете. А я - незнакомый... Вы
же не знаете, кто я, что могу, есть ли у меня в кармане пистолет, стоит ли
за мной кто-то... Но если готовы на такой риск, тогда флаг в руки и барабан
без палочек. Он вздохнул, но Юлия при всей его усталости, даже чего-то похожего на
изнеможение, все равно не чувствовала в нем ни капли страха, ни даже
простой неуверенности. Говорил по-отечески, устало и снисходительно, словно
эти пятеро верзил были детьми из детского сада. Вожак угрюмо изучал его из-под низких надбровных дуг. Замочить мужика
нетрудно, хотя и глупо мочить просто так, без выгоды. Даже ради девки,
каких пруд пруди. Но хоть замочи, хоть просто по роже дай - это же
проклятая Москва, не родная Пермь... Замухрышка в рваных джинсах может оказаться школьным приятелем министра или
банкира, а те по старой дружбе могут прислать войско ментов, что из-под
земли достанут, искалечат по дороге, все зубы вышибут, а потом продажные
судьи вышку припаяют... Он тяжело вздохнул, принимая решение: - Да пошел ты... Но не сказал куда, в мужике в самом деле чувствуется сила и уверенность.
Если сам ноль, то, может быть, с начальником охраны президента в одной
песочнице домики строил. Задень самолюбие, а при бабах все нервные - вовек
на аптеку работать будешь. Если выживешь. Юлия ощутила, как незнакомец взял ее под локоть. Его пальцы были теплыми и
твердыми, словно она оперлась о спинку родного дивана. Голос прозвучал дружески: - Я вас проведу вон до того угла... Дальше светло. Насчет милиции, боюсь,
он прав. Хулиганы невольно расступились, Юлия прошла гордо, вскинув носик, не только
не выказывая страха, а еще и утопила их в море презрения. Они ворчали за
спиной, но незнакомец шел спокойно, от его пальцев по ее локтю разливалось
странное успокаивающее тепло. Сердясь на себя за страх, она сказала с некоторым сарказмом: - Это и есть современное рыцарство? Напугали бедных хулиганов связями в
верхах? Под уличным фонарем ей можно было дать как восемнадцать лет, так и двадцать
восемь, но она ощутила, что он как будто в паспорт посмотрел: ей двадцать
один год и три месяца. Сегодня на занятии шейпингом потеряла не меньше двух
кэгэ, но недотраченная сила выплескивается у нее даже из ушей, в каждом
движении сквозит звериная жажда выжить в этом страшном, неуютном мире, и не
всякий за ее вызывающим видом рассмотрит испуганного зайчика с дрожащими
лапками. Он пожал плечами: - А что бы вы хотели? - Ну, показали бы им два-три приема из восточных единоборств. Разбросали
бы, а я бы в порыве страсти бросилась вам на шею!.. Ладно, простите за
глупую болтовню. Я все еще дрожу? Перетрусила так, что... Не обращайте на
мой тон внимания! Не очень-то ты и перетрусила, - было в его глазах. Хотя перетрусить надо
было. Народ в этом регионе планеты озверел... - Да я и не обращаю, - ответил он с оскорбительным равнодушием. - А
восточные единоборства - глупость. Их рекламируют те, кто зарабатывает на
этом. Боевое самбо куда опаснее. Вот мы и пришли. Он отпустил ее локоть, отступил на шаг, она вскрикнула: - Вы что, так и собираетесь уйти? - Дальше светло, - ответил он, взгляд его стал отстраненным. - Вон такси
снуют. Не частники, государственные... Безопасные. - Нет, - сказала она лихорадочно. - Вы видите, я все еще дрожу? В любом
случае вы спасли меня из лап жутких бандитов. У них кавказские рожи, не
заметили? Кавказее не бывает. Вы просто обязаны проводить хотя бы до
подъезда! Она не отвела взгляд, чтобы он прочел все, что она хотела сказать. Даже в
самое раскрепощенное время не все говорится вслух. По крайней мере, не все
женщины говорят. Она все еще не из тех, кто говорит открытым текстом, хотя
феминистка до мозга костей и ненавидит всех этих male-pigs. Вечерами она читала женские романы, издевалась над ними, выбрасывала в
мусор, но через пару дней снова покупала это слюнявое чтиво и погружалась в
мир, где вот она, красивая и бедненькая, идет себе тихонько, а к ней
подходит таинственный незнакомец... Сперва, ессно, пикируются, всякие милые
недоразумения, он оказывается наследным герцогом... нет, лучше наследным
принцем дальнего султаната... ессно, получившим образование в Оксфорде, но
в то же время богатым, воспитанным и с ног до головы экзотичным... Она судорожно перевела дух. Увы, эти миры существуют только в дамских
романах. И только там загадочные незнакомцы, увлекательные приключения,
судьбы мира... А здесь, как говорят умудренные идеологи, надо находить
романтику в обыденном. Над крыльцом горел свет, сам подъезд освещен ярко. Юлия сумела наконец
рассмотреть незнакомца. Не просто высок - огромен! В дверь придется входить
боком, чтобы не поцарапать плечи. Чтобы смотреть ему в лицо, приходится
задирать голову, от этого движения ее спина становится ровной, грудь
приподнимается, а что особенно приятно, так это то, что полностью исчезают
небольшие такие жировые валики с боков... Показалось, верно, рыжий, чуть ли не красный, а глаза удивительно зеленые,
яркие. Лицо худое, резкое, нижняя челюсть выдвинута, скулы высокие, возле
губ твердые складки. В прошлом веке, когда был спрос на мужественных
мужчин, он считался бы красивым, даже очень красивым. Но сейчас в моде
слащавые женоподобные хлюпики, обязательно толстенькие и с животиками, это
называется быть самим собой... Правда, слишком бледен. Либо болен, либо...
либо все-таки такой же, как и она: внешность циркового борца, а внутри
закомплексованный интеллигент, что боится темноты и начальника. Она вздрогнула, его зеленые глаза тоже взглянули в упор. Она чувствовала
себя так, словно он просветил ее насквозь рентгеновскими лучами. Сбоку стукнуло, это дверцы лифта медленно поползли в стороны. Незнакомец
пропустил Юлию вперед. Его слегка качнуло, а когда он ступил следом, ей
показалось, что в тесной кабинке совсем нет места. - Меня зовут Олег, - проговорил он чуть охрипшим голосом. Ей почудилась в его тоне снисходительность, сразу рассердилась, хотя ноги
стали слабыми, захотелось прижаться к его сильному телу, отчего
рассердилась еще больше. Сильные женщины, а она не просто сильная, она -
железо, не должны выказывать даже слабого проблеска интереса при виде
особей этого некогда сильного пола, если верить пыльным классикам. - Юлия, - ответила она. - Можно без отчества. Он стоял спиной к пульту, Юлия все смотрела в его необычное лицо, и ее
палец только с третьей попытки угодил в нужную кнопку. Лифт дернулся, пошел
вперед... и тут же остановился. Она смутно удивилась, даже решила, что
промахнулась, но за решеткой в самом деле уже стена ее площадки. Надо взять себя в руки, - решила со смятением. - Меня ведь называют
законченной феминисткой! Что это раскисла... Коридор, естественно, заставлен всякой дрянью, старыми шкафами, сундуками и
ящиками, но одолели благополучно. Юлия сумела совладать с замком,
распахнула дверь: - Прошу. Собаки нет. - Зря, - сказал он почему-то грустно. - Да, сейчас время опасное... - Да нет, вообще без них грустно. Щелкнул выключатель, оба прищурились от яркого света. Просторная прихожая,
через открытую дверь видна другая комната. Юлия видела, как гость мазнул
скользящим взглядом по ее квартире, и поняла, что он увидел все, все понял,
все узнал по расстановке вещей, мебели. А она с порога скользнула взглядом по зеркалу, быстрым и всеохватывающим,
как вроде бы могут только шпионы, но на самом деле так ежедневно помногу
раз проделывают все женщины, когда встречают на улице другую, одетую лучше
или с прической поярче. Сейчас она вроде бы и не смотрелась в зеркало, но
перед глазами отпечаталась не просто хорошенькая мордашка, а лицо умной и
элегантной женщины, которой бы родиться на пару веков раньше, когда рыцари,
мушкетеры, дуэли и турниры в ее честь, а она, красивая и надменная, выходит
из кареты... Ее серые строгие глаза под высокими тонкими дугами бровей смотрят строго и
оценивающе. Прямой тонкий нос, аристократический, такие же красиво
очерченные губы, не слишком толстые и пухлые, как у простолюдинки, а именно
строгие и одухотворенные, и только где-то очень глубоко чувственные, что
заменено сейчас гадким словом сексуальные, но на такой глубине, куда этим
male-pigs не заглянуть. Приподнятые скулы, выступающий подбородок. Небольшая родинка на правой
скуле, которую все не удается оценить: украшает ли, придавая пикантность ее
академическому облику, или же портит? Глава 2 Как всякий человек этого века, она, не глядя, сразу же ухватила пультик,
телевизор с хлопком включился, только потом повесила сумочку, сбросила
туфли. Ее однокомнатная, перестроенная собственными силами, выглядела достаточно
просторно: перегородку между кухней и комнаткой убрала, теперь кухня
получилась почти европейских габаритов. Правда, куда-то делась ее
единственная комната... По экрану пошли скакать клоуны, Юлия приглушила звук, повела рукой: - Устраивайся!.. В холодильнике есть пиво, соки, даже початая бутылка
муската. На кухне - кофе растворимый и в зернах, чай, печенье. Курицу
изжарить могу через час, не раньше. Ах да, кофемолка сломалась, так что
придется растворимый. - Я не привередлив, - сказал он великодушно. - Растворимый так растворимый. - В такую жару? - А что, где-то жарко? - удивился он. У нее по спине пробежал предостерегающий ветерок. Вдруг почудилось, что его
скорее сейчас морозит. Сердясь на себя за свои страхи, сказала независимо: - Как хочешь. Пиво в холодильнике, я предупредила. Ее пальцы нервно переключали каналы. На одном канале президент по бумажке
пытался прочесть свое имя, на другом - в Думе за что-то голосовали, на
третьем, четвертом и пятом - президент, надолго умолкая, все еще по складам
читал свою фамилию. - Что за... - вырвалось у нее. - Когда же это кончится? Когда кончится?..
Как можно, чтобы во главе такой огромной страны стояла мафия?.. Потому и
плодится эта погань в подворотнях... Он прошел на кухню, взял кофемолку, завертел ее с отсутствующим видом перед
глазами, отыскал зерна в большой банке из-под сухого молока с надписью Рис,
засыпал в кофемолку. Юлия вздрогнула, кофемолка загудела, зажужжала, иногда
поскрипывала, когда под лезвие попадалось целое зерно. Сквозь стеклянную
крышку было видно, как по кругу мечется коричневое облако, превращаясь в
тончайшую пыль. Голос Олега, счастливчика, зазвучал спокойно, усыпляюще: - Власть всегда захватывали разбойники. Во всех странах, во все эпохи.
Конунги, ханы, князья, цари, президенты, генсеки. Для того чтобы не грабить
наскоком, по-волчьи, а давить соки уверенно, неспешно, придумывая то право
первой брачной ночи, то право проезда на красный свет под мигалку... Она прервала возмущенно: - То было дикое средневековье! А сейчас, сейчас... - Сейчас, - сказал он, соглашаясь, - и так все девки и бабы его. Это и
понятно, потомство давать должны лучшие быки. Хоть в средневековье, хоть
сейчас. Иначе род людской вымрет. А смену власти придумали еще хитрее:
выборы! Понятно, что победит либо он сам, либо разбойник похлеще.
Преемственность власти, так сказать. Чтобы ни один совестливый не
пробрался, ни один умный, ни один щепетильный... Только своя братва! Их взгляды встретились, оба разом улыбнулись. В любой другой стране они бы
под хохот клоунов с телеэкрана наполнили по рюмке вина... по-зарубежному,
то есть в высокую рюмку пару капель на самое донышко, чего не могут понять
в России даже женщины, после чего завалились бы на диван или кровать
трахаться, иметься, жариться, блудить, совокупляться, потеть, хариться,
безобразничать, иметь стыд... ... но в России не могут не заговорить о политике, о финансовом положении,
из-за чего кровь начинает бурлить в сердце и бить волнами в мозг, после
чего долго не хочет опускаться к развилке. Он вышел на пространство бывшей комнаты, там пол другой, с любопытством
рассматривал дешевые репродукции на стенах. Юлия вытащила курицу из
холодильника, прислушалась к его шагам. Этот рыжеволосый чем-то неуловимо
отличается от мужчин, которых она раньше знала. Если честно, то знала
хорошо. На ее яркую внешность они слетались как бабочки, ей не приходилось,
как ее одноклассницам, а потом сокурсницам, строить кому-то глазки и
показывать ножку. Но этот, этот какой-то особенный... Из комнаты донесся его мягкий мурлыкающий голос. Прислушалась, мелодия была
странная, непривычная уже тем, что мелодия, ибо мир заполнился ритмами, а
мелодии давно ушли, существовали на задворках, но от этой в груди
защемило... Он фальшивил немилосердно, явно все медведи уши оттоптали, но
все равно в ее сердце разлилась сладкая тоска, она ощутила, что невольно
расправляет руки в стороны, словно птица, почуявшая свободу... - Что это? - крикнула она из кухни потрясенно. - Что за музыка?.. Что за
песня? Он вошел на кухню смущенный, развел руками, не думал, что у нее такой
острый слух, но она смотрела требовательно, и он сказал нехотя: - Это песня одного моего друга. - Он даже не профессионал? - поразилась она. Почему-то сразу решила, что этот рыжий с его слухом и близко не подходил к
миру музыки и что у него все друзья такие же тугоухие. Слабая улыбка скользнула по его губам. - Я бы не назвал его профессионалом. - Но кто он? - допытывалась она. - Он просто бог! Что-то изменилось в его зеленых глазах, словно он хотел отшатнуться, но
удержался, и, не сводя с нее удивленного взгляда, слегка наклонил голову: - Да, ты права. Он явно не хотел отвечать, и она зашла с другого конца: - Но где ты слышал эту мелодию? - Далеко. - Где, в Штатах? Он покачал головой: - Да нет... Скорее на этих землях. - Я так и думала! - воскликнула она. - Штатовские меня не трогают. Под них
хорошо танцевать, балдеть, тупеть, но что-то сердце защемило... Если он не
знаменитость, ты меня с ним познакомишь? Он медленно покачал головой: - Это было давно. Очень давно. Песен было много, это единственное, что в
моей голове застряло. Она развела руками: - Ну ладно... Жаль, такую хорошую песню забыли. Правда, язык тоже странный.
Не английский, не французский... Он кивнул, соглашаясь, что не английский, не французский, замедленными
движениями засыпал смолотый кофе в джезву, пальцы коснулись верньера
газовой плиты. В тот момент, когда джезва без стука опустилась на решетку,
под ней вспыхнул злобно шипящий голубой венчик. Ни одного лишнего движения,
ни одного лишнего слова. Даже не взял пьезозажигалку, но огонек все равно
вспыхнул. Наверное, там и горел самым малым пламенем, ее гость только
добавил газу... Юлия ощутила, что напряжение в самом деле начинает испаряться. Раньше бы
еще полночи изобретала способы, как отомстить мерзавцам из подворотни,
убивала бы медленно и сладострастно, а потом еще всех под асфальтовый
каток, сейчас же, в самом деле, начисто выбросила из головы эту мразь, как
старалась не помнить о мусорной куче, мимо которой завтра на службу,
оскальзываясь на банановой кожуре и апельсиновых корках. Осталось ощущение, что что-то забыла спросить, несколько мгновений смотрела
на синюю корону огня, но не вспомнила, распахнула холодильник, стараясь не
показать гостю, что там пусто, как в Центральном банке России, если не
считать трех баночек пива и глыбы льда в морозилке, изображающей курицу. Ах
да, курица уже на столе, осталось разморозить и сунуть в электрогриль.
Совсем плохая стала, не должно присутствие мужика... нет, это не мужик, это
настоящий мужчина, надо признать... не должно присутствие даже лучшего из
мужчин так сбивать с толку! За спиной послышался хрип. Она испуганно оглянулась. Лицо ее гостя, за
последнюю четверть часа слегка порозовевшее, вдруг залила смертельная
бледность. Глазные яблоки застыли. Юлия со страхом увидела, как там
лопаются кровеносные сосудики, кровь разливается по всей оболочке, вот уже
глаза красные, как у выходца из ада... Он пошатнулся, попытался ухватиться за спинку стула. Пальцы промахнулись,
он отступил и рухнул навзничь на диван. Тело свела судорога, лицо страшно
напряглось, под кожей выступили и натянулись жилы. - Что с тобой? - вскрикнула она. - Ты припадочный?.. Он захрипел, лицо перекосило. Он был страшен, Юлия раздиралась между
отвращением и жалостью, метнулась к аптечке, вывалила на стол целую груду
флакончиков и пластмассовых пластинок с впаянными кружочками таблеток. - Что тебе дать? Олег хрипел, его корчило, выгибало. Ей почудилось, что в его животе
перемещаются какие-то шары, даже мелькнули жуткие кадры фильма про
инопланетян, что вселяются в тела людей и размножаются в них, но уверила
себя, что это ходят бугры мускулов. - Сделать укол? - допытывалась она. - У меня есть тут всякое... Седалгин,
уротропин... ага, но-шпа... Пальцы дрожали, она кое-как отпилила краешек ампулы, надела на шприц иглу и
долго неумело вытягивала оранжевую жидкость. Уколы никогда в жизни не
делала, но, подражая виденному, подняла шприц иглой вверх, надавила на
поршень. Брызнул тончайший фонтанчик. - Куда тебе... В задницу бы... Ладно, можно везде, только бы не в вену. В
вену боюсь... Его губы уже пересохли, нижняя лопнула. Поверх сухой как выжженная пустыня
кожи выступила крупная алая капля, медленно сползла на подбородок. Затем, к
великому потрясению Юлии, трещинка закрылась, края сомкнулись, поверх легла
аккуратная заплатка. А капелька крови мигом засохла, рассыпалась в мелкую
коричневую пыль. С губ сорвался хрип. Юлия прислушалась, спросила со слезами на глазах: - Что?.. Повтори! - Не... надо... - Что - не надо? - прокричала она ему в ухо. Почему-то решила, что в его
черепе сейчас стоит грохот, словно работают камнедробилки. - Укол не надо? - Не... надо... Она остановилась, руки ее вздрагивали. Крупная янтарная капля с кончика
иглы медленно поползла вниз, перетекла на пальцы. Его выгнуло дугой, с губ срывались хрипы, стоны. Лицо дергалось, под кожей
по черепу носилась стая голодных мышей. Юлия осторожно положила шприц на
стол, ее мягкая ладонь легла на его лоб. Дрожь пробежала по всему крупному телу. Веки поднялись резко, на нее в упор
взглянули бешеные зеленые глаза. Вокруг яркой зеленой оболочки все залило
кроваво-красным. Юлия отшатнулась. С его губ слетело хриплое: - Погоди... Сейчас кончится... - Но помочь? - Уже... проходит... У нее по коже побежали крупные пупырышки. Говорил не он! Голос его, но
интонации, оттенки, этот низкий зловещий бас, словно механизм пытается
общаться с человеком... Судорога пробежала по его крупному телу. Через мгновение Олег вздрогнул,
непонимающе огляделся: - Черт... У меня был припадок? - Да, - ответила она с глубокой жалостью. - Так, крохотный... Ничего не
разбил, даже за мной с ножом не побегал. Он хлопнул веками, она потрясенно видела, с какой непостижимой скоростью
глазные яблоки очищаются от красноты. Через несколько долгих мгновений, в
течение которых она не отрывала взора от его удивительных глаз, кровавая
пелена ушла. Глазные яблоки сверкали чистотой, как фарфоровые, а мелкие
кровеносные жилки стали почти незаметными. - Да, - согласился он, - это я упустил. Ты извини меня, пожалуйста! Это не
заразное, честно. Он поднялся, Юлия невольно отступила. Он возвышался над нею, огромный и
нечеловечески сильный. Если захочет ухватить за горло, то ей останется
только вспискнуть и вывалить язык. - Ладно, - сказала она, - все в порядке. Что говорят врачи? - Думаешь, - ответил он хмуро, - врачи об этом знают? Это у меня недавно...
Но заняться собой некогда, все на бегу... Вот разделаюсь с делами - займусь. Она, вздохнула с облегчением: - Если это не врожденное, то излечимо. - Не врожденное, - заверил он. - Ладно, отдыхай, - сказала она с сомнением, - я приготовлю ужин. Потом
расскажешь, что у тебя за такие дела, что о собственном здоровье подумать
некогда! Подумать только, есть еще такие мужчины... С телеэкрана неслась разухабистая дурь, он взял пультик и бросил на диван.
Экран тут же погас, в комнате настала тишина. Едва слышно шипел сгораемый
газ. Юлия ощутила внутри себя некоторое щекотание, будто его взгляд
проникал в ее внутренности. Сердясь на себя за такую чувствительность, она грубо сдирала с курицы
примерзший пластик, спросила независимо: - А ты кто по профессии? - Геополитик, - ответил он после некоторой паузы. - Гинеколог? - переспросила она. - Ах, поняла... Только не знала, что есть
такая профессия. Хорошо платят? Он сказал опять же после едва заметной паузы: - Да как тебе сказать... - Понятно, - прервала она. - Тебе кофе крепкий или побережем здоровье? Он ответил, как она и полагала, крепкий, хоть в этом беря реванш за свой
приступ, за явно маленькую зарплату, иначе бы распустил павлиний хвост, все
мужчины бахвалятся. Хорошо, хоть не соврал, что ходит в министрах и гребет
в валюте... Или что приступ - следствие контузии в ходе важной
правительственной операции по освобождению заложников. Она спросила подозрительно: - Что так смотришь? Он отвел взгляд в сторону: - Да так... Ничего. Его пальцы коснулись решетчатого кожуха большого вентилятора, Юлия предупредила: - Сломан. Что-то перегорело или отсоединилось... - Жаль, - ответил Олег. Он пощупал коробочку пульта, хмыкнул, ткнул пальцем
в кнопку. Лопасти медленно пошли по кругу, тут же слились в серый круг. По
комнате пошел ветерок. Юлия вздрогнула: - А ты не победитель конкурса Золотые руки? Кофемолка у тебя мелет,
вентилятор дует... - Снова она уловила его взгляд на себе. Странный,
тоскующий, а совсем не тот, какой мужчина бросает на молодую красивую
женщину. - Что-то не так? - Так-так, - ответил он торопливо. - Что у тебя это за зверинец на
подоконнике? - Ты не знаешь? - удивилась она. - Через четыре с половиной месяца мы
войдем в третье тысячелетие! По всей планете... почти по всей!.. готовится
грандиознейший праздник! Уже можно запасать шампанское и эту... как ее...
рождественскую индюшку. - Индейку. - А есть разница? Его левая щека дернулась, а губы изогнулись зло и невесело. - Праздник! Снова праздник, черт бы все побрал... Когда работать и
работать... Веселье... Третье тысячелетие! Как все еще верят в волшебство! - В волшебство? - переспросила она удивленно. Клочья пластика трещали,
отдирались вместе с куриной кожей, сухо лопались, как фанера. - При чем тут
волшебство? Он придвинул ногой кресло, сел. Лицо его оставалось бледным, голос -
невеселым, но теперь Юлия уловила нотки сильнейшего отвращения. - Какую только магию не приписывают... всего лишь удобной точке отсчета!
Иудеи считают от сотворения мира, мусульмане - от рождения Магомета,
христиане - от рождения Христа. Совсем недавно договорились принять за
точку отсчета предполагаемую дату рождения Христа. До тысяча семисотого
года у нас был восемь тысяч какой-то!.. Еще круче, верно? А можно вообще от
первых костей кроманьонца. Тогда сейчас на календаре был бы два миллиона
какой-то год. Тупым хоть головы поразбивай, твердят, что с первого января
двухтысячного года - третье тысячелетие! Первоклассник знает, что лишь
последний год второго. А до третьего - еще год. - Она смолчала, и он понял
по ее смущенному лицу, что и она, человек с высшим образованием, тоже
считает двухтысячный год уже началом третьего тысячелетия. - А как будут
разочарованы утром, - сказал он насмешливо, - когда ничего не произойдет!
Когда и в третьем будет все то же, что во втором. И придется идти на
проклятую службу, в опостылевшие вузы, в противные школы... - Я разочаровываюсь каждое утро, - сообщила она. - Тем, что приходится
просыпаться, идти на эту проклятую работу... И никакого просвета, ничего не
меняется! - Курица наконец заняла свое место в микроволновой печи. Юлия
покрутила колечко на таймере, обернулась. - Сполоснусь под душем, -
сообщила она. - Это быстро. Займись чем-нибудь! Вон там диски DVD, даже
энциклопедия есть. Ты, похоже, из тех, кто справочники читает?.. Курица
будет готова через пятнадцать минут, я выйду через десять. Он не ответил. Юлия проследила за его взглядом. Ее гость повернулся к окну,
рассматривал оконную раму. Юлия уже и забыла, что там вон, в ее стерильно
чистом мире, на белоснежной раме сереет неопрятный продолговатый комок. Она
несколько раз, когда мыла стекло, проходила и по нему мокрой тряпкой, но
куколка вцепилась в дерево как клещ, держится. Прошлой осенью в открытое окно откуда-то снизу вползла толстая мохнатая
гусеница. Юлия панически боялась любых червяков, потому сразу же начала
искать, чем бы прихлопнуть... Но тут раздался телефонный звонок,
взволнованный голосок Валентины, школьной подруги, пропищал умоляюще, что
не могла бы приехать, нелады с мужем, ребенка оставить не на кого, а этот
идиот уже и телевизор вышвырнул из окна: счет футбольного матча не
одобрил... Пришлось срочно выскакивать, мчаться на другой конец города, улаживать,
сидеть с перепуганной подругой, потом люди в милицейской форме, протоколы и
прочие бумаги, наконец дурака увели в участок, а ей пришлось заночевать... Прямо от подруги с утра на службу, коллеги острили, что раз не переоделась,
то ночевала не дома. Наконец добралась домой, приняла душ, поела вволю и
только к самому вечеру, подойдя к окну, увидела, как гусеница старательно
прикрепилась к раме возле самого стекла, так что со стороны казалось, будто
две толстые гусеницы остановились передохнуть. По телевизору в этот момент
начался любимый сериал, а после сериала ток-шоу про одиноких женщин
затянулось далеко за полночь... На следующий день гусеница сморщилась, с шеи начала сползать шкура, а затем
выглянул острый нос блестящей ракеты. Чуть позже шкура высохла и свалилась
клочьями, а остроносая с обоих концов куколка, чем-то похожая на пулю и на
космическую ракету разом, осталась на раме. Юлия с нею примирилась, но
когда мыла окно, то мокрой тряпкой безжалостно проходилась и по ней.
Впрочем, прочные доспехи выдерживали такой натиск, как на природе
выдерживают дожди. Сейчас блеск угас, куколка растрескалась, а из щелей высунулись гадкие
шевелящиеся щупальца. Юлия подавила чувство отвращения, остановилась за
спиной Олега. Тот неотрывно наблюдал за этими слабыми лапками, что
просунулись в трещину и беспомощно шарят по воздуху. В остром торце лопнуло
тоже, туда просунулись вялые слабые усики, затем уродливая голова с
огромными, еще невидящими... или видящими?.. глазами. - Трудно поверить, - сказала Юлия, - что из гусеницы получается бабочка! - Еще как трудно, - ответил Олег. Он даже не обратил внимания, что Юлия
положила ему мягкие ладони на плечи и нагнулась так, что ее полные груди
провоцирующе коснулись его затылка. - Сколько раз такое видел... - Ты не специалист по насекомым? - Увы, - ответил он со вздохом, - всего лишь по людям. Она засмеялась, принимая шутку. Он повернулся, его руки сграбастали ее за
талию, она очутилась в могучих объятиях, на коленях, на миг прижалась к
широкой и твердой, как доска, груди, по телу удивительно быстро пошла
сладкая волна. Сердясь на себя, засмеялась принужденно, поспешно
высвободилась: - Что-то у нас все не так... Кофе на ночь, говорим черт те о чем!.. - Наверное, - предположил он, - мы не такие, как все. - Это конечно, - согласилась она. - Мы - самые лучшие! Засмеялась снова, у нее ровные красивые зубы, и потому смеяться можно очень
широко, правда, с левой стороны один зуб почему-то посерел, но настолько
широко она пасть и не разевает, иначе он увидит ее трусики, а при смехе у
нее еще и милые ямочки на щеках... Олег улыбнулся, мысли этой феминистки как на ладони, как и она вся. Как
будто он не видит ее слегка подпорченный правый коренной зуб, и даже
соседний, о начале кариеса которого она даже не подозревает, как будто не
видит сквозь тонкое летнее платьице ее фигуру, не видит ее родинок, форму
клитора, золотистого пушка на лобке, где волосиков на удивление мало, как у
ребенка! Крохотная родинка слева, розовая, почти скрытая под золотистой
шерстью. Нежная кожа, шелковистая на ощупь. Пупок аккуратный, не широкий,
какие положены восточным красавицам по канонам их красоты, вполне
европейский. Ноги хорошей формы, целлюлит в самой ранней форме, достаточно
длинные, с развитыми икрами и неплохой формы лодыжками... Ей тоже показалось, что он видит ее всю, даже со всеми внутренностями и
наполовину заполненным кишечником. Вспыхнула, ощущая, как кровь прилила к
щекам, повернулась и пошла к ванной. Все это время чувствовала, как он
провожает ее долгим внимательным взглядом. Надо завести собаку, - мелькнула сердитая мысль. - Сейчас чувствую просто ПОЛНЫЙ ТЕКСТ И ZIP НАХОДИТСЯ В ПРИЛОЖЕНИИ
Док. 114548
Опублик.: 20.12.01
Число обращений: 1
|
