|
ПОЛНЫЙ ТЕКСТ И ZIР НАХОДИТСЯ В ПРИЛОЖЕНИИ Дик Фрэнсис.
Банкир
Diсk Frаnсis. Ваnkеr. -- М.: ЗАО `Изд-во `ЭКСМО-Пресс``, 1999
Перевод с английского О. Мыльниковой
Отсканировала Аляутдинова А.Х.
ГОД ПЕРВЫЙ: МАЙ Гордон Майклз стоял в центре фонтана.
-- Боже, -- сказал Алек. -- Что он делает?
-- Кто?
-- Твой босс, -- сказал Алек. -- Купается в фонтане.
Я подошел к окну и посмотрел вниз, туда, где двумя этажами ниже во
внутреннем дворике торгового банка `Поль Эктрин` располагался декоративный
фонтан. Три его водяных пера, изящно переплетаясь, взлетали в воздух и па-
дали сверкающей круговой завесой. Именно там, в чаше фонтана, погруженный
до середины икр, стоял Гордон в своем темно-синем в узкую полоску костю-
ме... в белой рубашке и приличном галстуке... в темных с искрой носках и
черных ботинках... в золотых запонках и при кольце с ониксом... во всем ло-
щеном великолепии обитателя Сити... промокший насквозь.
Наверное, меня встревожила главным образом его неподвижность. Невоз-
можно было истолковать это весьма неординарное поведение как своего рода
проявление легкомыслия, торжества или веселья.
Я пулей вылетел из выстеленного толстым ковром офиса через пожарный
выход, сбежал вниз по ступеням лестницы из крупнозернистого песчаника и пе-
ресек мраморное пространство вестибюля. Человек в форме охранника, сидящий
за конторкой, уставился через стеклянные широкие двери, раскрыв рот, так
что видны были пломбы; двое только что вошедших посетителей ошеломленно
застыли в дверях, глядя на улицу. Я выскочил мимо них наружу и сбавил ско-
рость только на последних шагах перед фонтаном.
-- Гордон! -- позвал я.
Его глаза были широко открыты. Капельки воды стекали по лбу с мокрых
черных волос и оседали на ресницах. Основная масса воды изгибалась хрус-
тальной радугой как раз за его плечами, и брызги сыпались прямо на него,
как дождь. Гордон смотрел на меня не моргая, серьезно и нерешительно, точно
не совсем понимал, кто я такой.
-- Заходите в фонтан, -- сказал он.
-- А... зачем, собственно?
-- Они не любят воду.
-- Кто не любит?
-- Все эти люди. Люди с белыми лицами. Они не любят воду. Они не пой-
дут за вами в фонтан. Если вы будете мокрым, с вами ничего не случится.
Голос его звучал настолько разумно, что мне пришла в голову нелепая
мысль -- а может, это все-таки шутка? Но шутки Гордона обыкновенно были
легкими, светскими, остроумными комментариями на тему человеческой глупос-
ти. За ним не водилось шальных балаганных выходок, отдающих сюрреализмом.
-- Пойдемте отсюда, Гордон, -- с трудом выговорил я.
-- Нет-нет. Они меня ждут. Пошлите за полицией. Позвоните им. Скажите
им, чтоб приехали и их всех забрали.
-- Но кого, Гордон?
-- Всех этих людей, конечно. Этих людей с белыми лицами.
Его голова медленно поворачивалась из стороны в сторону, сосредото-
ченный взгляд, казалось, обво-дил толпу, обступившую фонтан. Невольно я то-
же посмотрел по сторонам, но увидел лишь стекло и камень банковских стен и
разросшийся хор недоверчивых лиц за стеклом. Мне все еще хотелось верить,
что он в своем уме.
-- Они здесь работают, -- сказал я. -- Эти люди работают здесь..
-- Нет-нет. Они приехали со мной. В машине. Кажется, там было двое
или трое. Но все остальные -- понимаете, они были уже здесь. Они хотят,
чтобы я пошел с ними, но они меня здесь не достанут, они воды не любят.
Все это время он говорил довольно громко, так что я отлично слышал
его сквозь плеск воды, а последнее высказывание достигло и слуха председа-
теля правления банка, который торопливо шагал к нам от здания.
-- Ну, Гордон, дружище, -- повелительно сказал председатель, прочно
утвердившись рядом со мной, -- что все это означает, бога ради?
-- У него галлюцинации, -- сказал я. Взгляд председателя скользнул по
моему лицу и вновь обратился к Гордону, а Гордон серьезно посоветовал ему
зайти в фонтан, поскольку там до него не доберутся люди с белыми лицами,
питающие к воде необъяснимое отвращение.
-- Сделайте что-нибудь, Тим, -- распорядился председатель, и я ступил
в фонтан и взял Гордона за руку.
-- Пойдемте, -- сказал я. -- Если мы будем мокрыми, они нас не тро-
нут. Нет необходимости оставаться в воде. Достаточно быть мокрым.
-- Правда? -- спросил Гордон. -- Они вам так сказали?
-- Да, они сказали. Они мокрых не трогают.
-- Ага. Хорошо. Если вы уверены.
-- Да, я уверен.
Гордон согласно кивнул. Я легонько потянул его за собой. Он осторожно
шагнул, всколыхнув воду переступил через невысокий парапет и выбрался на
мощенный плитами дворик. Я крепко поддерживал его и молил небо, чтобы люди
с белыми лицами оставались на расстоянии; но, хотя Гордон опасливо огляды-
вался вокруг, очевидно было, что они пока что не пытаются его похитить.
На лице председателя отразилось глубокое и неподдельное участие. Они
с Гордоном давно и крепко дружили. Во многом они были похожи, хотя и не
внешне; оба одарены пытливым умом, интуицией; творческой фантазией. Оба в
нормальных обстоятельствах имели обыкновение даже самые жесткие указания
давать учтиво-вежливым тоном, и оба были явно увлечены своим делом. Им обо-
им было за пятьдесят, оба в расцвете сил, оба достаточно богаты.
С Гордона текло на мостовую.
-- Полагаю, -- сказал председатель, бросив взгляд на населенные окна,
-- нам следует зайти в помещение. Видимо, в зал заседаний. Пойдем, Гордон.
Он взял Гордона Майклза за второй влажный рукав, и один из самых на-
дежных столпов банковского дела во всем Лондоне покорно двинулся за нами,
окутанный туманом видений.
-- Люди с белыми лицами, -- заговорил я, пока мы осторожно проклады-
вали курс через мраморный простор вестибюля, минуя простых смертных с от-
висшими челюстями, -- они что, идут за нами?
-- Конечно, -- сказал Гордон. Было ясно, что сколько-то из них зашли
вслед за нами и в лифт. Гордон все время с подозрением оглядывался. Осталь-
ные, как мы поняли, судя по его нежеланию выйти в коридор на верхнем этаже,
ожидали нашего прибытия.
-- Все в порядке, -- ободряюще сказал я Гордону. -- Не забывайте, мы
все еще мокрые.
-- Генри не мокрый, -- ответил он, озабоченно оглядывая председателя.
-- Мы же вместе, -- сказал я. -- Все будет хорошо.
Гордон посмотрел с сомнением, но в конце концов позволил своим прово-
жатым вывести себя из лифта. Белые лица, похоже, расступались перед нами,
освобождая путь.
По коридору к нам уже спешил личный помощник председателя, но тот ос-
тановил его коротким жестом и велел не допускать никого в зал заседаний,
пока он не позвонит в колокольчик; и мы с Гордоном прошлепали в мокрых бо-
тинках по толстому зеленому ковру к длинному полированному столу из красно-
го дерева. Гордон согласился сесть в одно из комфортабельных кожаных кре-
сел, окружающих стол, а по бокам сели мы с председателем, и теперь уже Ген-
ри Шиптон спросил, здесь ли еще люди с белыми лицами.
-- Конечно, -- сказал Гордон, поглядев вокруг. -- Они сидят на всех
стульях вокруг стола. И стоят за ними. Целая толпа. Вы же сами видите!
-- Во что они одеты? -- спросил председатель. Гордон озадаченно пос-
мотрел на него, но ответил достаточно просто:
-- В белые костюмы, конечно. С черными пуговицами. Впереди, сверху
вниз, три большие черные пуговицы.
-- Все? -- спросил председатель. -- Все одинаково?
-- Ну да, конечно.
-- Клоуны! --воскликнул я.
-- Что?
-- Белые клоуны.
-- О, нет, -- сказал Гордон. -- Это не клоуны. Они не смешные.
-- Белые клоуны грустные.
Гордон недоуменно насупился и принялся внимательно разглядывать своих
невидимых визитеров.
-- Как тут быть? -- раздумывал председатель; но обращался он преиму-
щественно к самому себе. Мне же он сказал после паузы:
-- Полагаю, мы должны отвезти его домой. Он явно не опасен, и я не
вижу смысла вызывать сюда доктора, которого мы не знаем. Я позвоню Джудит и
предупрежу ее, бедняжку. И отвезу его на своем автомобиле, поскольку, ка-
жется, только я знаю, где он живет. И я был бы вам очень признателен, Тим,
если бы вы спустились вместе с нами, сели с Гордоном на заднее сиденье и
постарались его успокоить.
-- Разумеется, -- сказал я. -- Кстати, здесь его машина. Он сказал,
что, когда ехал сюда, с ним, кажется, ехали двое или трое этих белолицых.
Остальные ждали тут.
-- Он так сказал? -- Председатель поразмыслил. -- Вряд ли у него дей-
ствительно были галлюцинации, когда он вышел из дому. Джудит наверняка бы
заметила.
-- Но он казался вполне нормальным, когда прибыл в офис. Тихим, но
нормальным. Он сидел за столом где-то с час, прежде чем вышел и полез в
фонтан.
-- Вы говорили с ним?
-- Он не любит, чтоб с ним заговаривали, когда он думает.
Председатель кивнул.
-- Что ж, сейчас прежде всего нужно найти одеяло. Попросите Питера,
пусть найдет. И... э... насколько промокли вы сами?
-- Совсем не промок, только ноги. Не беспокойтесь, сейчас не холодно.
Он кивнул, и я пошел на поиски. Питер, тот самый помощник, извлек от-
куда-то красное одеяло, в углу которого непонятно зачем было наискось выт-
кано слово `пожар`, и Гордон, плотно закутанный в эту штуку, позволил дели-
катно препроводить себя в машину председателя. Сам председатель сел за руль
и с уверенностью мастера повез своих еще полусырых пассажиров на юг, в си-
яние майского утра.
Генри Шиптон, председатель правления `Поль Эктрин Лтд`, был мужчиной
крупного телосложения, чья природная полнота не перерастала в тучность бла-
годаря сырой моркови, минеральной воде и силе воли. Полумечтатель, полуиг-
рок, он привычно подвергал любую возвышенную идею суровой аналитической
проверке; то был человек, чьи могучие природные инстинкты были укрощены,
взнузданы и впряжены в работу.
Я восхищался им. И было за что. За время его двадцатипятилетней пахо-
ты (из них десять лет он проработал на посту председателя) `Поль Эктрин
Лтд` превратился из банковской конторы средней руки в одного из членов выс-
шей лиги и был с уважением признан во всем мире. Я мог почти точно измерить
уровень общественного признания по отношению к имени банка, поскольку это
было также и мое имя: Тимоти Эктрин, правнук Поля Основателя. В мои школь-
ные годы люди спрашивали меня: `Тимоти как? Э-к-трин? Как ты это пишешь?`
Сейчас же они зачастую просто кивают -- и не сомневаются, что я унаследовал
соответствующие качества, которых у меня нет.
-- Знаете, они очень смирные, -- чуть погодя сказал Гордон.
-- Белые лица? -- переспросил я.
Он кивнул.
-- Они ничего не говорят. Они просто ждут.
-- Здесь, в машине?
Он неопределенно посмотрел на меня.
-- Они влезли и едут.
По крайней мере хоть не зеленые черти, непочтительно подумал я. Впро-
чем, Гордон, как и председатель, отличался воздержанностью. Но его острый
ум был притуплен видениями, холеный бизнесмен остался в предфонтанном прош-
лом, благородная патина слезла. Фигура в красном одеяле представляла собой
жалкое зрелище. Это была лишь тень воителя, изо дня в день уверенно опери-
ровавшего миллионами, и тень эту везли домой в мокрых брюках. Величие чело-
века порой не толще папиросной бумаги.
Он жил, как выяснилось, в тенистом великолепии Клэфем Коммон, в поз-
дневикторианском фамильном особняке, окруженном изгородью в рост человека.
В ней имелись высокие, окрашенные в кремовый цвет деревянные ворота, кото-
рые были закрыты и которые я отворил, а дальше меж аккуратных газонов шла
короткая, посыпанная гравием подъездная дорожка.
Когда машина председателя подкатилась к крыльцу, навстречу ей, рас-
пахнув парадные двери, вылетела Джудит Майклз и, не здороваясь, выкрикнула
куда-то между Генри Шиптоном и мной:
-- Удавлю этого проклятого доктора!
Потом она спросила:
-- Как он? -- и, жалостно охнув, бросилась к мужу: -- Пойдем, милый,
пойдем. Все будет хорошо, пойдем со мной, дорогой мой. Сейчас мы тебя сог-
реем, баиньки уложим...
Когда ее большое дитя, пошатываясь, выбралось из машины, она заботли-
во поправила на нем красное одеяло, потом обернулась к нам с Генри Шиптоном
и повторила:
-- Я его убью. Голову ему мало оторвать!
-- Они сейчас не особенно жалуют вызовы на дом, -- с сомнением сказал
председатель, -- но все же... Он придет?
-- Нет, он не придет. Миленькие, пройдите пока в кухню, там кофе на
столе, а я спущусь через минуту. Пойдем, Гордон, пойдем по ступенечкам,
раз, два... -- Она помогла Гордону войти через парадную дверь, одолеть при-
хожую, застеленную персидским ковром, и подняться по лестнице, огороженной
деревянными панелями, а мы с председателем вошли следом и сделали, как нам
было сказано.
Джудит Майклз была шатенкой тридцати с лишним лет. В ней так и кипела
жизнь, она излучала энергию, и влюбиться в нее мне ничего бы не стоило. До
этого утра я лишь изредка встречал ее на светских вечеринках для служащих
банка, но всякий раз меня заново окутывал ореол обаяния и сердечного тепла,
естественный как дыхание. Обладал ли я взамен хоть какой-то привлекатель-
ностью для нее, я не знал и не стремился узнать, поскольку вряд ли разумно
позволять себе испытывать что-то по отношению к жене шефа. И все равно ме-
ня, как и прежде, потянуло к ней, и я был бы совсем не прочь занять место
Гордона на лестнице.
Надеясь, что мне хорошо удается скрывать свои мысли, я прошел вслед
заТенри Шиптоном в уютную кухню и выпил предложенный кофе.
-- Джудит -- замечательная девочка! -- вдруг с чувством сказал пред-
седатель. Я уныло взглянул на него и согласился.
Через некоторое время Джудит присоединилась к нам. Она, казалось, бы-
ла скорее раздражена, чем расстроена.
-- Гордон говорит, что люди с белыми лицами сидят по всей комнате и
не хотят уходить. Ужас какой-то, ей-богу. Меня это просто бесит. Просто за-
выть хочется.
Мы с председателем растерянно переглянулись.
-- Разве я вам не говорила? -- спросила она, увидев наши лица. -- Ах,
нет, конечно же, нет. Гордон терпеть не может, когда говорят о его болезни.
Понимаете, она нестрашная. Ну, не настолько страшная, чтобы бросать работу
и вообще...
-- Э... -- сказал председатель. -- Что за болезнь?
-- Да, пожалуй, вам-то я должна сказать, раз уж так вышло. Убить мало
этого доктора, ей-богу. -- Она глубоко вздохнула. -- У Гордона болезнь Пар-
кинсона в легкой форме. Левая рука иногда немного дрожит. Я и не ожидала,
что вы заметите. Он старался, чтоб люди этого не видели.
Мы дружно покачали головами.
-- Наш всегдашний доктор оставил практику, а этот новый, он из тех
жутко самоуверенных типов, которые все лучше всех знают. Он отобрал у Гор-
дона старые таблетки, а они, насколько я видела, хорошо помогали, и пропи-
сал ему какие-то новые. Как раз позавчера. И вот я ему звоню сейчас в со-
вершенной панике и думаю, что Гордон вот-вот впадет в буйство или что-ни-
будь еще натворит и я обречена буду остаток жизни таскать его по лечебницам
для душевнобольных, а этот врач с легким сердцем заявляет, чтобы я не бес-
покоилась, это новое средство часто вызывает галлюцинации, и дело только в
том, чтобы подобрать правильную дозу. Говорю вам, не будь он на другом кон-
це провода, я бы его придушила.
Однако и Генри Шиптон, и я почувствовали заметное облегчение.
-- Вы хотите сказать, -- спросил председатель, -- что это... это
пройдет?
Она кивнула.
-- Этот чертов доктор сказал, чтобы Гордон перестал принимать таблет-
ки, и тогда он через тридцать шесть часов полностью придет в себя. Вы толь-
ко послушайте! И после этого нужно принимать их опять, но только половинную
дозу, а там, мол, посмотрим, что будет. А потом говорит этак снисходитель-
но: мол, если мы будем волноваться -- можно подумать, нам не из-за чего
волноваться! -- так пусть Гордон через пару дней прогуляется до его прием-
ной и они это обсудят. А вообще, мол, Гордон к завтрашнему вечеру будет в
полном порядке, так что нам и думать об этом не надо.
Она и сама мелко дрожала, как будто от гнева, но, скорее всего, ее
просто отпустило напряжение, потому что она внезапно всхлипнула раз и дру-
гой, и сказала `о боже`, и сердито вытерла глаза.
-- Я так испугалась, когда вы мне сказали, -- проговорила она, точно
извиняясь. -- А когда дозвонилась до приемной, наткнулась там на эту черто-
ву непробиваемую секретаршу и минут десять еще уговаривала ее, чтобы она
позволила мне поговорить с доктором.
Выдержав короткую сочувственную паузу, председатель, как всегда доби-
раясь до сути вещей, спросил:
-- Доктор сказал, сколько времени займет подбор правильной дозы?
Она расстроенно взглянула на него.
-- Он сказал, что Гордон слишком резко отреагировал на обычную дозу и
понадобится недель шесть, чтобы окончательно выяснить, сколько ему нужно.
Но если мы продержимся, то эти таблетки лучше других ему подойдут, и надол-
го.
Генри Шиптон задумчиво вел машину назад в Сити.
-- Полагаю, -- проговорил он, -- нам следует сказать в офисе, что
Гордон почувствовал начинающийся грипп и принял какие-то таблетки, вызвав-
шие галлюцинации. Мы просто скажем, что он представлял себя на уик-энде и
ему захотелось поплескаться в бассейне. Это подойдет?
-- Конечно, -- покладисто сказал я. -- В наши дни галлюциногены чрез-
вычайно распространены.
-- Да.
-- Само собой, Тим, не стоит упоминать о белолицых клоунах.
-- Не стоит, -- согласился я. -- И о болезни Паркинсона, если Гордон
того не желает.
-- Я ничего не скажу, -- заверил я.
Председатель хмыкнул и погрузился в молчание. Наверное, его мысли,
как и мои, крутились вокруг избитой темы: побочное действие лекарства порой
бывает неприятнее болезни. До банка оставалось около мили, и тут Генри Шип-
тон заговорил опять.
-- Вы ведь года два уже работаете вместе с Гордоном, не так ли?
-- Почти три, -- пробормотал я, согласно кивнув.
-- И пользуетесь его доверием? Сможете удержать крепость до его воз-
вращения?
Было бы нечестно отрицать, что такая мысль не пришла мне в голову уже
в четверть одиннадцатого утра. Так что я согласился без особого волнения,
скорее с облегчением.
В `Эктрине` не было жесткой иерархии. Принятое здесь определение ран-
га -- `пользоваться доверием такого-то и такогото` -- на здешнем жаргоне
означало всего лишь, что кто-то в случае чего может принять на себя более
серьезную ответственность; но я в отличие от прочих тридцатидвухлетних слу-
жащих находился в весьма неблагоприятном положении из-за собственного име-
ни. Совет директоров, боясь обвинений в семейственности, чинил мне препят-
ствия на каждом шагу.
-- Благодарю вас, -- сдержанно сказал я.
На лице Генри Шиптона мелькнула тень улыбки.
-- Обращайтесь, -- предложил он, -- если понадобится помощь.
Я кивнул. Он не собирался унижать меня этими словами. В `Эктрине` по-
могали всем и всегда. Генри Шиптон считал, что общение между сотрудниками и
между отделами в целом является непременным условием успешной работы. Имен-
но Генри Шиптон сломал перегородки между комнатушками-конторами, отчего об-
разовались большие свободные помещения. В комнате, где он самолично воссе-
дал за весьма роскошным столом, стояло еще восемь штук. С одного фланга к
нему примыкал стол вице-председателя, а с другого -- главы отдела ценных
бумаг. Ряд столов напротив занимали директора других отделов, и все они без
труда могли переговариваться друг с другом.
Как и во всех торговых банках, бизнес `Эктрина` весьма и весьма отли-
чался от того, которым занимаются клиринговые банки на Хай-стрит. В `Эктри-
не` никто и в глаза не видел денег. Здесь не было ни кассиров, ни клерков,
ни счетов, ни платежей, ни изъятий, и едва ли нашлась бы хоть одна чековая
книжка.
Здесь было три главных департамента, каждый из которых выполнял са-
мостоятельные функции и занимал отдельный этаж. Отдел ценных бумаг имел де-
ло с крупными клиентами, объединениями предприятий, контрольными пакетами и
выпуском дополнительных акций. Отдел банковских операций, где работали мы с
Гордоном, ссужал деньги предприятиям и отраслям промышленности. Управление
капиталовложений, самый старый и большой отдел, специализировался на том,
чтобы как можно выгоднее поместить огромные инвестиционные фонды благотво-
рительных компаний, пенсий, трестов и профсоюзов.
Было еще несколько меньших отделов: административный, который выпол-
нял всю бумажную работу; имущественный, который покупал, продавал, расширял
и арендовал; исследовательский, который совал нос во все дырки; быстро рас-
тущий отдел внешних вложений, а также служба Международного обмена, где
около десятка молодых фанатиков-колдунов покупали и продавали мировую валю-
ту, каждую минуту рискуя миллионами ради того, чтобы выгадать десятую долю
процента, и к сорока годам выжигали себя дотла.
Жизнь всех трехсот пятидесяти человек; работающих в `Эктрине`, была
целиком посвящена деланию денег. Деньги делались на всем: на бизнесе, тор-
говле, промышленности, на пенсиях и рабочих местах. Когда люди убеждены,
что занимаются нужным делом, это придает им уверенность, и потому здесь,
внутри, сохранялось стойкое согласие, которому не мешали никакие поверхнос-
тные волнения и каждодневные межотдельские территориальные драчки.
К тому времени, как мы с председателем вернулись в улей, он уже гу-
дел. Тут же в вестибюле председатель был атакован нетерпеливо ожидавшей
личностью из отдела ценных бумаг, а я поднялся выше этажом, в отдел банков-
ских операций, и обнаружил, что там сидит Алек и хихикает, уткнувшись в
конторскую книгу.
Алек, мой ровесник, страдал, говоря профессиональным языком, некон-
тролируемой склонностью к легкомыслию. Это в немалой степени украшало жизнь
офиса, но поскольку дворцовые шуты редко прокладывают путь к трону, карьера
Алека со всей очевидностью шла вкривь и вкось. Видимо, окружающие были без-
надежно узколобы. К счастью для Алека, думал я иногда.
У него было правильное лицо, сливочно-белая кожа, густо изукрашенная
веснушками, высокий лоб, увенчанный плотной шапкой кудрей цвета пакли. В
синих глазах за стеклами очков в золотой оправе всегда теплилась искорка,
на губах играла легкая усмешка. Алек во всем умел находить смешную сторону.
С первого взгляда он нравился почти всем, и только со временем люди начина-
ли задаваться вопросом: а может, экзаменатор, присудивший ему первое место
в списке закончивших курс правоведения в Оксфорде, был безнадежно слеп?
-- Что такое? -- спросил я, невольно улыбнувшись в ответ.
-- Мы дали течь. -- Он поднял голову и хлопнул по газете, лежавшей у
него на столе. -- Дорогой мой, -- продолжал он с ехидным удовольствием, --
эта штука пришла час тому назад. Похоже, мы подтекаем из всех дырок, как
проколотый околоплодный пузырь. Течем, как Уэльс.
Лук в гербе Уэльса... Плачущие валлийцы... вот шут гороховый.
Алек развернул газету, и все, или почти все, стало ясно. С некоторых
пор стал выходить (два раза в месяц) тоненький листок под названием `Что
Происходит Там, Где Не Должно Происходить`. Он тут же обрел популярность.
Им зачитывалась чуть не вся страна, а главное, его внимательно читали в по-
лиции. Приливная волна Уотергейта вызвала к жизни такое явление, как журна-
листские расследования. В этот могучий поток вливалась струйка и `Что Про-
исходит...`. Газетку решительно атаковали информаторы, которые ТОЧНО сооб-
щали, что где происходит. Все расследование сводилось к тому, чтобы выяс-
нить, какова доля истины в их информации, но именно эта задача, как было
известно, выполнялась менее чем тщательно.
-- Что там пишут? -- спросил я; а кто бы не спросил?
-- Если оставить в стороне резвые намеки, -- сказал Алек, -- сообща-
ют, что кто-то в `Эктрине` продает конфиденциальную информацию.
-- Продает...
-- Точно так.
-- О контрольных пакетах?
-- Как ты догадался?
Я подумал о человеке из отдела ценных бумаг, который нетерпеливо пе-
реминался с ноги на ногу в ожидании возвращения председателя. Я знал, что
только крайняя необходимость могла заставить его сойти вниз по лестнице.
-- Дай посмотреть. -- Я отобрал у Алека газету. Заметка, без затей
озаглавленная `Ну и ну`, состояла всего из четырех абзацев, и в первых трех
с пленительной авторитетностью объяснялось, что в торговых банках менеджеры
по инвестициям имеют возможность узнавать на раннем этапе про скупку кон-
трольных пакетов акций, организуемую их фирмой. Однако менеджер по инвести-
циям не имеет ни малейшего права пользоваться такой информацией, полученной
частным образом, хотя это может позволить ему сделать состояние своим кли-
ентам.
Цены на акции компании, которую вот-вот должна купить другая компа-
ния, обычно возрастают. Если кто-то скупит их по низкой цене перед тем, как
пойдут слухи о слиянии фирм, он сможет отхватить приличный куш.
Но именно эта прибыль и дала бы понять, что кто-то в торговом банке
ведет себя непрофессионально. Ни один менеджер по инвестициям не стал бы
навлекать на себя неприятности таким путем.
`Однако, -- спрашивалось в статье, -- что происходит в торговом банке
`Поль Эктрин Лтд`? Три раза за последний год контрольные пакеты, курируемые
этой престижной фирмой, заблаговременно перехватывались энергичными покупа-
телями, а лишь затем акции попадали в руки заинтересованных сторон. Покупка
сама по себе не может быть прослежена до менеджеров по инвестициям `Эктрин
Лтд`, но нам сообщили, что информация исходила изнутри `Эктрин` и кто-то в
нем торгует золотыми новостями -- за наличные либо за долю в прибылях`.
-- Это все измышления, -- решительно сказал я, возвращая Алеку газе-
ту. -- У них нет ни единого факта.
-- Вечно ты как холодной водой окатишь! -- пожаловался он.
-- А ты бы хотел, чтобы это было правдой? -- с интересом спросил я.
-- А что, хоть оживилось бы местечко.
Тут, полагаю, и кроется различие между Алеком и мной. Для меня это
место всегда было живым, хотя впервые я появился здесь (восемь лет назад)
отнюдь не по своей воле; идея впихнуть меня в банк исходила от моего дяди.
Моя мать к этому времени разорилась, ее квартиру судебные исполнители обод-
рали догола, унеся все, кроме телефона (который был собственностью службы
связи) и кровати. В том, что мать разорилась, никто повинен не был, кроме
нее же самой, и дядя прекрасно это знал, как и я. Что не помешало ему пус-
тить в ход самый беспардонный шантаж.
-- Я рассчитаюсь с ее долгами и улажу дела с пособием, если ты при-
дешь к нам и будешь работать в банке.
-- Но я не хочу.
-- Я знаю. И знаю, что ты, дурак эдакий, сам попытаешься ее поддер-
жать. Но если ты это сделаешь, она разорит тебя точно так же, как разорила
твоего отца. Дай банку шанс! Если через три месяца ты все еще будешь его
ненавидеть, я тебя отпущу.
Так что, как я ни отбрыкивался, мне все же пришлось пойти по стопам
прадеда, деда и дяди, и через три месяца меня отсюда не утянули бы на арка-
не. Наверное, это было у меня в крови. Все задиристое подростковое презре-
ние, которое я испытывал к `денежным мешкам`, все надменное неодобрение мо-
их студенческих лет, отрицательное отношение, завещанное моим неудачни-
ком-отцом, растаяло, как дым. Сначала появилось понимание, потом интерес и
наконец восторг. Искусство управления деньгами теперь держало меня, как
опиум наркомана, и эта работа стала для меня высшим из наслаждений, доступ-
ных смертному.
-- Как ты думаешь, кто это делает? -- спросил Алек.
-- Если кто-нибудь делает.
-- Дыма без огня не бывает, -- категорически заявил он. -- Три раза
за год... многовато для случайного стечения обстоятельств.
-- Держу пари, что все это стечение обстоятельств на совести газетчи-
ков. Они попросту закидывают удочки -- вдруг что клюнет. Даже не говорят, о
каких сделках идет речь, ходят вокруг да около.
Беда в том, что сама по себе история могла скверно отразиться на ре-
путации банка. Клиенты быстро разбегутся, если перестанут нам доверять, а
`Что Происходит...` частенько оказывалась права, так что для беспокойства
были основания. Генри Шиптон до конца рабочего дня просидел в зале заседа-
ний, руководя внеочередным совещанием директоров, а из центра круги разош-
лись по всем отделам. К вечеру практически все в здании прочитали заметку,
и хотя кое-кто, подобно Алеку, воспринял ее легкомысленно, она дала неожи-
данный побочный эффект. О Гордоне Майклзе позабыли.
Я всего дважды объяснял насчет `гриппа` и пилюль: только два человека
и поинтересовались. Когда под угрозой благополучие банка, разве кого будет
беспокоить купание в фонтане, даже если купальщик забыл снять пиджак и яв-
лялся он ни больше ни меньше, как директором отдела банковских операций.
На следующий день я обнаружил, что выполнять работу за Гордона -- не
в игрушки играть. До сих пор я мог своей властью оформлять ссуды на опреде-
ленные суммы, а все, что сверх того, было целиком в ведении Гордона. Для
служащих моей категории это означало, что я мог составить договор на любую
ссуду, если верил, что клиент надежен и должным образом выплатит капитал и
проценты. Но если я судил неверно и клиент останется без гроша, заимодавцы
потеряют и свои деньги, и веру в мою компетентность. А поскольку заимодав-
цем чаще всего являлся сам банк, я старался не нарываться.
Однако при Гордоне я вряд ли мог натворить много бед, возможности мои
были все-таки ограничены. А вот сам Гордон не был ограничен ничем, разве
что насчет рискованных миллионных ссуд он обыкновенно консультировался с
другими членами правления. Как уже говорилось, открытость была нормой. Эти
неофициальные консультации по времени чаще всего совпадали с ленчем, на ко-
торый директора, как было заведено, собирались вместе в отдельной директор-
ской столовой. В пять минут первого Гордон смотрел на часы, довольно улы-
бался шел туда, где его ждала дружеская компания, томатный сок и жареная
баранина; часом позже о возвращался, прояснив и упорядочив свои мысли.
Я получил на время работу Гордона, но не место в правлении, так что
был лишен прелестей ленча; так как на нашей конторской лужайке именно Гор-
дон был пастухом, у меня под рукой не оказалось советников его уровня. Со-
веты Алека отличались либо глубочайшей проницательностью, либо маниакальным
безрассудством; но никогда нельзя было угадать заранее -- чем именно. Слиш-
ком уж рисковые Золушки попадали на бал по мановению Алековой волшебной па-
лочки.
Потому-то Гордон был склонен отводить попечению Алека только `верня-
ки`, а прочих Золушек отправлял ко мне и как-то сказал с улыбкой, что на
этой работе нервы либо костенеют, либо рвутся; в то время я посчитал, что
он слегка преувеличивает. Однако я понял, что он имел в виду, столкнувшись
без него с задачей, которая лежала нетронутой на его столе: заявка на суб-
сидирование серии мультипликационных фильмов.
Было бы слишком просто отвергнуть ее... вместе с Утенком Дональдом
или там Микки-Маусом. Не добрую долю доходов банк получал в качестве про-
центных платежей от тех, кому ссужал деньги. Если мы не дадим взаймы, мы не
заработаем. Орел или решка. Я набрал номер и пригласил полного надежд муль-
типликатора прийти со своими предложениями в банк. Большинство проектов
Гордона было наполовину завершено. Самым крупным на данный момент был дого-
вор из трех пунктов, согласно которому требовалось предоставить ссуду в че-
тыре миллиона на расширение пекарни. Зная, что Гордон разрабатывал его не-
делю, я попросту начал оттуда, где остановился Гордон: позвонил людям,
предположительно имеющим средства, и спросил, заинтересованы ли они подпи-
саться на `Райскую пиццу` домашней выпечки. Сам банк, согласно расчетам
Гордона, вкладывал в это дело только триста тысяч, что заставило меня заду-
маться, а не ожидал ли он втайне, что массы опять переметнутся к обычному
хлебу.
А еще у него на столе, скромно прикрытый папкой, лежал роскошный
глянцевый проспект -- приглашение принять участие в многомиллионном стро-
ительстве в Бразилии. На проспекте Гордон, думая о своем, нацарапал каран-
дашом уйму вопросительных знаков и пару пометок типа: `Дать иль не дать?
Помни, Бразилия! Хватит ли у них кофе??` Наверху первой страницы было реши-
тельно начертано красным: `Предварительный ответ в пятницу`.
Был уже четверг. Я взял проспект и пошел в конец коридора. Там был
другой офис, побольше, где за одним из семи столов сидел человек, почти
равный Гордону по положению. И здесь пол был застелен пушистым ковром, и
мебель еще приличествовала суммам, распределяемым наверху, но вид из окна
был уже не тот. Не фонтан, но освещенный солнцем купол собора Св. Павла
возвышался, как яйцо Фаберже, над белокаменным муравейником Сити.
-- Проблемы? -- спросил Почти-Равный Гордону. -- Чем могу помочь?
-- Не знаете, хотел ли Гордон в дальнейшем связываться вот с этим? --
спросил я. -- Он не говорил?
Коллега Гордона просмотрел проспект и покачал головой.
-- Кто там сегодня с вами работает?
-- Только Алек. Я спрашивал его. Он не знает.
-- Где Джон?
-- В отпуске. А Руперта нет из-за жены.
Коллега кивнул. Жена Руперта была при смерти. Ей было двадцать шесть
лет. Нелепо и жестоко.
-- Я этим займусь, -- сказал коллега. -- А вы проверьте, куда Гордон
запускал щупальца. Поспрашивайте в исследовательском отделе, во Внешних
Вложениях, везде. Составьте собственное мнение. Если посчитаете, что овчин-
ка стоит выделки, обратитесь к Вэлу или Генри.
Вэл был шефом Гордона, а Генри был Генри Шиптоном. Я увидел, что и
вправду здорово возвысился, став Гордоном. И не знал, радоваться или огор-
чаться тому, что возвышение это временное.
Весь остальной день я слонялся по банку с этим проспектом и в резуль-
тате узнавал не столько о Бразилии, сколько о нервотрепке по поводу статьи
в `Что Происходит...`. Банкиры занимались самокопанием. На вытянутых лицах
был написан тревожный вопрос: `А вдруг кто-нибудь... по неведению... упомя-
нул о переходе фирмы в другие руки в присутствии заинтересованной стороны?`
Как мне представлялось, ответ был краток: такого быть не могло. Скрытность
-- вторая натура банкиров.
Если газетная статья правдива, вовлечены были трое: продавец, покупа-
тель и информатор; и, разумеется, ни покупатель, ни информатор не могли
действовать по неведению или случайности. В тайниках души, как черви, копо-
шатся жадность и злой умысел. Если кто-то был заражен ими, он это знал.
Гордон, похоже, никого не спрашивал насчет Бразилии. Что ж, ничего не
поделаешь, придется `составить собственное мнение`. Было бы полезно узнать,
что думают на этот счет другие коммерческие банки, шестнадцать акцепторных
домов: Шродерс, Гамбро, Морган Гринфилл, Клейнворт Бенсон, Хилл Самуэль,
Варбург, Роберт Флеминг, Сингер и Фридландер... Все они, подобно `Поль Эк-
трин`, в кризисной ситуации имели право обращаться за помощью в Английский
банк.
Коллеги Гордона в этих банках, должно быть, ломали головы над тем же
проспектом. Что в перспективе: выгодное помещение миллионного капитала или
миллионы, пущенные на ветер? Рисковать или нет? Так что же делать?
Задавать прямые вопросы не хотелось и пришлось потратить время на вы-
уживание сведений из слухов и сплетен.
Наконец я отнес проспект Вэлу Фишеру, главе Банковских Операций, ко-
торый обычно сидел за одним из столов напротив Генри Шиптона, двумя этажами
выше нас.
-- Ну хорошо, Тим, а как вы сами думаете? -- спросил Вэл, гладенький,
обходительный, обаятельный коротышка с нервами изо льда и стали.
-- Очевидно, у Гордона были сомнения, -- сказал я. -- Я не знаю, ка-
кие, да и никто, похоже, не знает. Одно из двух: либо стоит послать им
предварительное согласие, а потом разведать побольше, либо же просто дове-
риться инстинкту Гордона.
Он едва заметно усмехнулся.
-- И что же делать?
Ах, что делать?
-- Думаю, нам следует довериться инстинкту Гордона, -- сказал я.
-- Отлично.
Он кивнул, а я отправился восвояси и написал вежливое письмо в Брази-
лию, выражая сожаление. И, возможно, еще шесть или семь лет я не узнаю,
правильно решил или ошибся.
Азартная игра -- эти долгосрочные ссуды. Вы отпускаете хлеб свой по
водам и ждете, что когда-нибудь он вернется к вам, намазанный маслом и дже-
мом. А если не вернется? Что ж, очень жаль.
ГОД ПЕРВЫЙ: ИЮНЬ
Гордон позвонил три недели спустя, судя по голосу, совершенно здоро-
вый и бодрый. Я невольно оглянулся на его стол, безмолвный и чистый, пос-
кольку все бумаги с него перекочевали ко мне.
-- Мы с Джудит хотели бы поблагодарить вас... -- начал он.
-- Ну что вы, -- сказал я. -- Как ваше здоровье?
-- Попусту трачу время. Такая нелепость. Но дело вот в чем: нас приг-
ласили на следующий четверг на скачки в Аскот и предложили снять ложу на
половинных паях. Мы считаем, что там может быть забавно... У нас шесть
мест. Не хотите ли присоединиться? Как наш гость, разумеется. В качестве
благодарности.
-- Звучит заманчиво, -- сказал я. -- Но...
-- Никаких `но`, -- прервал он. -- Если вас это устроит, Генри возра-
жать не будет. Он сам туда явится. Он согласен, что вы заслужили денек от-
дыха, и теперь решение за вами.
-- Тогда меня это более чем устраивает.
-- Отлично. Если у вас нет визитки, не смущайтесь. Мы не на Королев-
ской трибуне.
-- Если и вы такое наденете... У меня есть визитка, осталась от отца.
-- Ага. Отлично. Тогда так. В час дня в четверг, время ленча. Я приш-
лю в офис входные билеты для вас. Мы с Джудит будем очень рады, если вы
придете. Мы вам очень благодарны. Очень. -- Голос его вдруг зазвучал как-то
стесненно, в трубке щелкнуло, и связь отключилась.
Мне было интересно, много ли он помнит про белые лица, но при Алеке,
Руперте и Джоне, которые все слышали, спросить я не мог. Может быть, на
скачках он мне скажет. А может, и не скажет.
Ездить на скачки я давным-давно отвык. Однако в детстве мне пришлось
провести несчетные часы в очереди к тотализатору, пока моя мать, изнемогая
от радостного азарта, выкладывала стопками банкноты, ставила сбережения,
отложенные на потом, на случай, на черный день, и просаживала все это почем
зря.
-- Я выиграла! -- сияя, оповещала она всех вокруг, размахивая неоспо-
римо выигравшим билетом; а пачки проигравших в том же заезде засовывались в
карман, а позже выбрасывались в урну.
А мой отец в это время пил в баре, где со всеми был на короткой ноге,
дружелюбный, чистосердечный, великодушный и не слишком умный человек. В
конце дня родители отвозили меня домой в `Роллс-Ройсе` с наемным шофером, и
мы всю дорогу счастливо пересмеивались, и пока я не стал достаточно взрос-
лым, не задавался вопросом, есть ли дно у этого рога изобилия. Я был их
единственным ребенком, и они подарили мне очень счастливое детство, нас-
только счастливое, что при мысли о каникулах мне представлялись яхты на
теплых морях или Рождество в Альпах. Злодеем в те дни был мой дядя, который
время от времени обрушивался на Нас, изрекая Зловещие Пророчества и требуя,
чтобы его брат (мой отец) подыскал себе работу.
Однако отец не мог изменить свою природу и начать `делать деньги`. Да
и в любом случае он по-настоящему не приспособился бы ни к какому делу; не
привыкнув трудиться, он тихо презирал тех, кто привык. Его никогда не утом-
ляла бесцельная легкость его жизни, и если он не заслужил ничьего уважения,
то и ненависти ничьей не вызвал. Слабовольный, милый, нерасчетливый чело-
век, он был неплохим отцом. Больше он никем не был. ПОЛНЫЙ ТЕКСТ И ZIР НАХОДИТСЯ В ПРИЛОЖЕНИИ
Док. 114468
Опублик.: 18.12.01
Число обращений: 1
|
