ПОЛНЫЙ ТЕКСТ И ZIР НАХОДИТСЯ В ПРИЛОЖЕНИИ
Юлиан Семенович СЕМЕНОВ
ПСЕВДОНИМ
Повесть
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
1
`Дорогой Эрл!
Твоя просьба застала меня врасплох. Я понимаю, как тебе нужны эти
девять тысяч долларов, но беда в том, что мой банк требует не только
поручительство под выдачу кредита, но и документ, заверенный местными
властями, о твоей платежеспособности. Вот так-то. Прости, не я это
придумал, а уж голосовать за это власти мне просто-напросто не
предоставили возможности: наиболее хитрые злодейства законодатели проводят
таким образом, чтобы простые люди даже и не узнали об этом. Порою мне
кажется, что человечество одержимо копает вокруг самого себя ров, чтобы
пустить туда аллигаторов и превратить мир в большую тюрьму, но не
догадывается об этом, и не догадывается до той поры, пока ров не будет
закончен, а зубастые аллигаторы не получат сан `священной коровы`. Вот
так-то.
Пожалуйста, сообщи, на какой срок тебе нужны эти деньги, попробуй
организовать поручительство и объясни еще раз - не на пальцах, а с
цифровыми выкладками, - что за дело ты надумал, сколь оно надежно и в
какой временной отрезок ты намерен его провернуть. Вот так-то.
Остаюсь твоим старым другом
Майклом, Серым Наездником`.
2
`Дорогой Майкл!
Деньги мне нужны ненадолго, понимаешь? От силы на пару месяцев. Зачем
они нужны мне так срочно, спрашиваешь ты? Отвечаю не на пальцах, а от души
(с цифирными выкладками не научился, я доллары хорошо считаю на глаз, а
если на бумаге, то путаюсь). На Рио Гранде возле Голубого Брода стоит
стадо двухлеток, что-то около трех тысяч голов, и просят за каждого бычка
девять долларов, в то время как в Канзас-Сити такой бычок вполне пойдет за
пятнадцать баков. Считай сам, какое это выгодное дело. Твой коллега,
президент нашего `Скотопромышленного банка` Филипп Тимоти-Аустин, не имеет
права давать мне поручительство (а может, не хочет, он из молодых, нашей
закалки не имеет). Больше мне не у кого попросить в нашей богом забытой
дыре, понимаешь? Самый крупный держатель зелененьких аптекарь Бидл прячет
в старом чайнике двести сорок два доллара четырнадцать центов и считает
себя богатеем, равным по силе нашему старому приятелю Рокфеллеру вкупе с
твоим племянником Морганом-старшим, будь неладны эти акулы...
Филипп Тимоти-Аустин, правда, намекнул, что если ты мой настоящий
друг, то выход может быть найден. Для этого необходимо лишь одно условие,
чтобы кассиром в твоем банке был верный человек, который отстегнет деньги
под мое письменное обязательство вернуть их в двухмесячный срок. При
условии твоего за меня поручительства, понимаешь? Тимоти-Аустин сказал,
что его кассир есть порождение ада, трусливый суслик, к тому же зять того
судьи, которого мы прокатили на выборах, с ним каши не сваришь. Так что я
ответил на все твои вопросы, и ты уж ответь на мой: есть ли у тебя верный
кассир, или мне купить пару галлонов виски и забыть про тех бычков,
которые поправили бы мои дела и позволили построить салун возле той почты,
в ящик которой я опускаю это письмо, чтобы оно поспело к тебе завтра
поутру.
Остаюсь твоим старым другом
Эрлом - Черной пятницей`.
3
`Дорогой Эрл!
Этот Филипп Тимоти-Аустин неглупый парень, судя по тому совету,
который он тебе дал. Наш кассир Билл Сидней Портер - человек очень
смешной, как и надлежит быть каждому, кто малюет картинки для их
последующей продажи разбогатевшим овцепромышленникам или сочиняет стишки
для воскресных газет. Вот так-то. Наш Портер относится именно к такому
типу людей - он сочинитель. Я, правда, не очень-то силен в грамоте и не
считаю себя ценителем изящной словесности, хотя Ги де Мопассан мне
нравится, очень правдиво пишет про то, как блудят в Европе всякие там
аристократы, но мой компаньон Андерсон считает Портера надеждой Техаса:
`Он и пишет, и рисует, и сочиняет смешные эпиграммы, он прославит наш
Остин`. Вот так-то. Но Андерсон много чего говорит, и далеко не все из
того, что он говорит, сбывается. А даже совсем наоборот.
Но, во всяком случае, Филипп Тимоти-Аустин дал хороший совет. Сразу
же по получении твоего письма я переговорил с нашим Портером. Он ответил,
что относится к моим друзьям с глубоким уважением, понимает, как `много
прекрасного и трагичного пережито` нами сообща, но выразил опасение, что
ревизоры могут схватить его за руку, если под выдачу ссуды в девять тысяч
долларов не будет соответствующего документа.
`А мое слово разве не документ?` - спросил я, зная, что со всякими
там художниками и сочинителями надо говорить не как с нормальными людьми,
но как с придурками, которые клюют на сентиментальность, высокое слово,
скупую мужскую слезу и все такое прочее. Вот так-то. Портер, ясное дело,
ответил, что верит мне, как себе. И что мужская дружба - самое прекрасное,
что есть на земле. И ради того, чтобы сохранить ее, он готов на все.
Потому что, добавил он, его дочь Маргарет Роуз, которой скоро будет два
года, должна расти среди мужчин, которые умеют дружить, ибо только такие
мужчины понимают, что значит любить женщину. Вот так-то. Словом, можешь
приехать завтра, утренним поездом, и в 11.45 получить девять тысяч
долларов. Восемь тысяч бумажками, не совсем новыми, а тысячу - серебряными
монетами в прекрасных кожаных мешочках, каждый из которых стоит доллар
семнадцать центов. Приплюсуешь эту сумму к процентной выплате, если решишь
оставить эти чудные мешочки на память, о своем старом друге.
Майкл, Серый Наездник`.
4
`Многоуважаемый мистер Кинг!
Лишь только зная Ваше ко мне отношение, лишь только памятуя о Вашей
давней дружбе с моим покойным дядей Джорджем С. Тимоти-Аустином, я решился
на то, чтобы обратиться к Вам с этим письмом и отвлечь на какое-то время
от тех государственных дел, которыми Вы, как избранник народа, занимаетесь
в Вашингтоне.
Я полагаю, что Вы правильно поймете те мотивы, которые побудили меня
обратиться к Вам с этим сугубо доверительным письмом, если вспомните, что
в Остине, штат Техас, работает `Первый Национальный банк`, для которого не
существует никаких законов, поскольку ссуды там выдаются без всякого
обеспечения, `по дружбе`, в нарушение всех и всяческих Законов Соединенных
Штатов.
Если не Вы восстановите порядок, то кто же?!
Примите, многоуважаемый мистер Кинг, мои заверения в самом глубоком
уважении, искренне Ваш
Филипп Тимоти-Аустин,
директор `Скотопромышленного банка` в Остине`.
5
`Дорогой Филипп!
Я очень хорошо помню твоего дядю Джорджа С. Тимоти-Аустина. Только
поэтому отвечаю. Письмо твое мне не понравилось. Ты, видно, считаешь всех
на земле глупее себя. Да, я сижу в Вашингтоне. Да, занимаюсь
государственными делами. Тем не менее я остаюсь Робертом Кингом, который
сделал себя своими руками. И не перестал быть человеком, внимательно
следящим за бизнесом вообще, а уж в Техасе тем более. Поэтому я не могу не
знать, что `Первый Национальный банк` Остина забивает всех своих
конкурентов в округе. А уж твой скотский банк тем более. Вот, видно, куда
ты зарыл собаку. Но не сровнял землю - сразу же заметно. Как тебе
известно, я не имею никакого интереса ни в твоем банке, ни тем более в
делах `Первого Национального`. Поэтому не вижу нужды нацеплять на грудь
бляху шерифа, заряжать револьверы и садиться в засаду, чтобы задерживать
всех тех, кто получает ссуды без обеспечения, а по одной лишь дружбе.
Хочу дать тебе добрый совет, сынок: думая о себе, думай и о ближних.
Если ты решишь, что об окружающих можно только лишь вытирать подошвы
ботинок при подъеме по лестнице успеха, то ты скоро сядешь в долговую яму.
Не сердись за резкость. Я считал себя обязанным сказать правду
родственнику моего старого друга Джорджа. Тебя, видно, занесло.
Кинг`.
6
`Дорогой старина Камингс!
По моим сведениям `Скотопромышленный банк` Техаса готовит к выпуску
акции `Силвер филдз`, которые дадут прибыль уже в конце этого года как
минимум на пять процентов к вложенной сумме. Поскольку президентом этого
банка является внук моей двоюродной бабки, он дает персональную гарантию
тем клиентам, которые близки любившей его старухе, да и вообще всей семье.
Словом, если ты решишь, что у тебя есть верные друзья, которым надо
помочь в деле, адресуй их ко мне, я беру на себя юридические гарантии
дела.
Твой
П. Прайз`.
7
`Дорогой мистер Билл Сидней Портер!
Мы не без интереса ознакомились с Вашими юморесками и карикатурами.
К сожалению, мы не можем рекомендовать в газеты и журналы Ваши
юморески из-за их несколько странного стиля (кое-кто из наших коллег
заметил, что стиль следует назвать не `странным`, но `вызывающим`).
Пожалуйста, не сердитесь за откровенность.
В то же время Ваши карикатуры понравились всем без исключения, и мы
намерены предложить их ряду ведущих газет Юга и Западного побережья.
Надеемся на дальнейшее сотрудничество.
Не сочтите за бестактность, но всем работникам нашего
литературно-посреднического агентства Ваше будущее видится в веселой
живописи, но никак не в литературе.
С уважением - Ваш
У. Н. Д. Л. Боу, консультант-редактор`.
8
`Дорогой Кинг!
Мой курьер передаст тебе эту записку, по почте ее посылать нет
смысла. Техасские банковские скотоводы играют акции `Силвер филдз` из
расчета один к пяти за год, что вовсе недурно. Они обратились ко мне
неспроста, понимая, что наши с тобою отношения более чем дружеские. Ответь
мне, пожалуйста, не обращались ли они к тебе с какой-либо просьбой, а если
обращались, то в чем ее смысл. Видимо, они хотят налить масла на
сковородку, но неясно, что собираются жарить.
Твой Авраам Камингс`.
9
`Дорогой Камингс!
Техасский финансовый скотина подъезжал ко мне по поводу `Первого
Национального банка`. Мол, там сидят анархисты. Плюют на законы нашей
великой родины. И все такое прочее... Я навел справки (это умеет делать
Ричард, ты его помнишь по Айдахо). Выяснилось, что зубастые парни в Техасе
как мухи летят на `Первый Национальный`. А Тимоти-Аустина с его
`Скотопромышленным` обходят стороною. Потому что он боится риска. Не
обкатался в деле. Пришел на готовенькое. Не знает, как поставить палатку,
развести костер, накормить лошадей в горах. Дела его банка, как говорит
Ричард, ни к черту не годятся. Поэтому он решил использовать мои связи с
финансовым министерством: нарядить в Остин злого ревизора, обгадить
тамошний банк и таким образом убрать конкурента. Все просто. Как мычание
старой коровы, которую гонят на бойню.
Ты, видно, догадываешься, что я дал молодому скотобанкиру от ворот
поворот. Потому что он посмел играть со мною втемную, этот сосунок.
Теперь же он норовит показать (используя тебя), что мой урок принят
им к сведению. Пять единиц к одной в течение года - вполне хорошее
предложение. Тем более под личное обеспечение его троюродного племянника
двоюродной бабки.
Пожалуй, возьми-ка на нас с тобой полсотни тысяч акций при условии,
что они вернутся четвертьмиллионным кушем в конце года. А я взамен на это
подумаю, как можно решить вопрос об откомандировании злющего ревизора. Для
Остинского банка.
Окончательное решение я оставляю за тобой. На этом письме поставь
крестик и отдай моему посыльному. Это будет значить, что мы вошли в дело.
Если ты колеблешься и есть хоть один гран риска, сожги мое послание и
скажи тому буйволу, который вручит его тебе, чтобы он передал мне привет.
Кинг`.
10
`Дорогой мистер Портер!
Как мне стало известно, вы проявили интерес к моей газете
`Айконокласт`, с которой, увы, я вынужден расстаться по целому ряду
обстоятельств, но главным я считаю то, что радикальное направление,
избранное мною, открытая борьба против коррупции, продажности политиков,
вакханалии беззаконий лишили меня и без того маленькой читательской
аудитории. Люди не очень-то хотят читать правду, мистер Портер, поверьте
слову старого газетчика, им гораздо приятнее рассматривать веселые
картинки, знакомиться со светскими новостями и обводить цветными
карандашами цены на те акции, которые сегодня особенно котируются на
бирже.
Тем не менее, если Вам как молодому патриоту Честного Печатного
Слова, столь угодного Штатам, хочется попробовать себя на новом поприще,
сообщаю Вам, что печатный станок и право на издание моей газеты встанут
Вам в двести пятьдесят долларов, которые Вы можете вручить мне в любое
удобное для Вас время. Номер своего счета я не даю по той причине, что его
у меня нет уже три месяца. Только это и подвигло меня на то, чтобы
расстаться с любимым детищем и начать службу проводником на Западном
направлении железной дороги.
Примите уверения в моем абсолютном уважении
Эд Кармайкл,
журналист, издатель и фельетонист`.
11
`Дорогой Ли!
Поскольку ты, старый бродяга, легче твоих братьев сносил меня, когда
я читал тебе свою муру в ту пору, что мы объезжали коней в прерии, прошу
прочитать маленькую безделицу, которую я написал для нашей остинской
газетенки `Роллинг стоун`, редактором которой я ныне стал, взяв ссуду в
четверть тысячи долларов. Ответь мне с присущей тебе честностью: полнейшая
это чушь или нет? Только, пожалуйста, не показывай эту штуковину никому
другому, потому что в молодости можно шалить литературой, а когда ты
приближаешься к старости (тридцать два года) и обременен семьею, надо либо
писать, либо вообще навсегда забыть об этом паскудном, но столь манящем к
себе деле.
Штука, которую я тебе посылаю, называется `Моментальный снимок с
нашего президента`. Если тебе очень уж невмоготу будет это читать, порви и
брось в корзину для мусора.
Твой друг
Билл Сидней Портер`.
12
`Дорогой Билл!
Я всегда говорил братьям, что ковбой-лентяй Билл Сидней Портер оттого
полная бездарь в нашем деле, что ему уготована другая судьба, а ведь
только гений, то есть сын Божий, может быть наделен всем поровну. Ты, увы,
не сын Божий, но ты настоящий молодец, потому что дал хороших тумаков
нашему президенту, который строит из себя девственницу, а торгует собою,
как самая последняя шлюха.
Однако, мой дорогой Билл, ты должен тщательно взвесить, стоит ли
печатать этот рассказ в твоей газете, потому что у президента Кливленда на
следующих выборах будет много сторонников в Остине, и это, я думаю, может
весьма серьезно осложнить твое положение главного редактора. Ты человек
доверчивый и честный, только такие, наверное, и могут сочинять, ты не
знаешь, как злопамятны люди, ставящие на того или иного петуха во время
предвыборного боя, а ты у них отнимаешь не фантик и не `золотое кольцо с
бразильским бриллиантом`, которое мы изготовляли за полтора доллара, чтобы
всучить нуворишам за триста; ты отнимаешь у них шанс на четырехлетнее
государственное могущество, которое стоит денег, очень больших денег,
Билл.
Ну ладно, ты намекаешь в своей юмореске, что эмблема твоей `Роллинг
стоун`* похожа на бомбу, начиненную динамитом, и поэтому от тебя
разбегаются в Вашингтоне все чиновники. Но когда ты описываешь, как
президент Кливленд, увидев у тебя в руках эмблему твоей газеты, наделал в
штаны и начал бормотать, что он `умирает за свободу торговли, за отечество
и за все такое прочее`, это запомнят. А еще больше его люди не простят
тебе того, что ты вывел его совсем уж полным кретином, когда он трусливо
заверещал про то, что ты `подлый убийца, пускай твоя бомба свершит
смертоносное назначение`, и все такое прочее. А когда правящий нами дурак
понял наконец, что ты не динамитчик, и начал с тобою беседовать об
отечестве, и выяснилось, что он о нем ни черта не знает, кроме того лишь,
что в Техасе работает его друг Дэйв Кальберсон (кажется, это ваш прокурор,
отец твоего друга?), и что `вроде бы этот штат снова объявлен
самостоятельной республикой`, и вообще `какого цвета он изображен на
карте, такого ли, каким он является на самом деле?`, хочется закричать в
ужасе: `Господи милосердный, кто нами правит?!`
_______________
* `Р о л л и н г с т о у н` - дословно название газеты Портера
можно переводить как `катящийся камень`, тогда как по-английски это
`перекати-поле`. Портер нарисовал эмблему своей газеты:
перекати-поле, начиненное ядром с динамитом, похожее на камень, и с
зажженным фитилем.
Кливленд - яростный противник серебряной валюты, поэтому у него есть
могучие сторонники в Техасе, им не понравится, что ты выставил их человека
полнейшим идиотом. Стоит ли тебе лезть на рожон? Конечно, если ты готовишь
себя к политической карьере - тогда дело другого рода, можно рискнуть, но
ты мне об этом раньше ничего не писал. Если же ты просто-напросто
задираешься, то подумай семь раз, прежде чем отрезать. Тебе могут мстить,
а месть сильных беспощадна и неуязвима...
...Я бы не стал тебе так писать, не будь эта штука талантливо
сделана. Президентов ругать никому не возбраняется, но ты это делаешь
столь искрометно, так необычно, так в п е р в ы е, что это нельзя не
заметить и, заметив, не запомнить...
Нет ничего ужаснее столкновения таланта с бездарностью, доверчивости
с коварством, честности с моральным извращением, любви с эгоизмом,
открытости с самовлюбленной недоверчивостью. Тебя пока что миловала жизнь,
ибо ты ее не задирал, сидел себе в кассе и выдавал баки нашему брату.
Только поэтому ты `проскакивал`, Билл, только поэтому и ни по чему
другому. Хватит ли у тебя сил выстоять? Всякое заявление самого себя во
весь голос есть не что иное, как объявление войны конкурентам. А их у тебя
будет много, потому что имя им серость, а нет ничего могущественнее
серости, ибо она удобна, она никого не беспокоит, не заставляет думать,
все тихо, пристойно и ползуче.
Ты уж извини меня, Билл, но я должен закончить это мое письмо
обязательной банальностью, принятой у людей, которые не ненавидят друг
друга: у тебя есть жена, которая слаба здоровьем, и прекрасная дочурка.
Подумай не раз и не два, прежде чем решить напечатать свой грустный
рассказ в пока еще твоей газете.
Твой друг
Ли Холл`.
13
`Моя дорогая Этол!
Вместо того чтобы сочинять очередную юмореску для нашего
`Перекати-поля`, пока клиенты банка обедают, сижу и смотрю в одну точку
перед собою и ничегошеньки не понимаю, и мыслей в голове нет, лишь свистит
что-то (если бы вихрь свободы!).
Я смотрю на фотографию - ты и наша малышка Маргарет Роуз, любуюсь ею
и тобою и испытываю щемящее чувство любви к вам, но я не могу, не умею
понять, отчего ты стала столь часто выражать такое открытое неудовольствие
мною? Зачем такие вспышки гнева, раздражительности, к чему так обижать
того, кто предан тебе каждой клеточкой своего существа?!
Мне ведь и работать после такой сцены невмоготу, Этол!
Я начинаю презирать самого себя.
Я посылаю нарочного с этой отчаянной запиской. Ответь, что мне надо
делать? Я подчинюсь.
Твой Билл`.
14
`Мой милый!
Тебе надо простить свою глупую, вздорную Этол, которая все-таки
чуть-чуть больна и поэтому не всегда может уследить за собою.
Тебе надо не принимать меня всерьез и знать, что я люблю тебя.
Тебе надо меня простить и срочно написать самую веселую юмореску, на
какую ты только способен. А ты способен на все, и нет на свете никого
талантливее, любимее и добрее, чем ты.
Твоя глупая жена.
Этол`.
15
`Дорогой Эрл!
Мне, конечно, совестно напоминать тебе о том пустяке, который ты
должен мне вернуть, но я вынужден это сделать потому, что сегодня в наш
`Первый Национальный банк` заявился худосочный тип и сунул Биллу Портеру,
сидевшему в кассе, свою бумагу, из которой явствовало, что он является
ревизором финансового ведомства и намерен провести учет всех наших
документов. Вот так-то.
Для нас это было как гром среди ясного неба, ибо наш прежний ревизор,
Том, никогда не измывался над Биллом Портером и главным бухгалтером
Вильгельмом, рассказывал новые анекдоты из столицы, угощал настоящими
сигарами и явно тяготился своей работой, которую не определишь иначе как
труд Легавой Ищейки, натренированной на Подружейную Охоту по Доверчивым
Двуногим.
Поначалу все шло хорошо, но потом Ищейка наткнулся на твою бумагу про
девять тысяч. Билл Портер, работающий теперь по вечерам в редакции своей
задиристой газетенки, а потому окончательно свихнувшийся с ума от
писанины, не смог ничего объяснить Очкастой Змее из Вашингтона, и это
пришлось делать мне. Мои объяснения про то, что ты мой старый друг и что
ты однажды решил сесть за меня в тюрьму, когда я в состоянии проклятого
лунатического криза взял из сейфа казенные деньги и спрятал их в своем
шкафу и все считали, что мы их с тобой уворовали, но у меня были дети, а
ты был холост и поэтому вознамерился отсидеть вместо меня, признавшись,
что ты их увел, хотя своими глазами видел, как я эти деньги прятал; и если
бы не Случай, тебе пришлось-таки бы отсидеть, не найдись случайно
проклятые доллары, - на этого геморроидального очкарика совершенно не
подействовали. Он дал мне двадцать четыре часа на то, чтобы я вернул
девять тысяч в кассу, иначе он пошлет в Вашингтон телеграмму, Банк
опечатают, а против Билла Портера, который выдал тебе эти деньги, начнут
уголовное дело. Вот так-то.
Прошу тебя отправить вместе с моим посланцем твой долг, если ты сам
не сможешь навестить меня, чтобы мы посидели в салуне, попили хорошего
виски и вспомнили молодость, - не знаю, как ты, а я все чаще и чаще думаю
о наших юных годах. Видимо, это приходит к человеку тогда, когда
начинается настоящая старость, то есть успокоение. А всякое успокоение
означает тишину и отсутствие движения. А это, в свою очередь, предшествует
образованию зеленой тины, предтечи тления. Вот так-то.
Прости за то, что я так грустно заканчиваю это послание.
Твой друг
Майкл,
Серый Наездник`.
16
`Дорогой Макс!
Вчера я отправил письмо Эрлу с просьбой вернуть мне небольшой должок,
девять тысяч долларов, который он взял в нашем `Первом Национальном банке`
Остина три месяца назад под мое честное слово. Как выяснилось, `честное
слово` теперь не является документом, `к делу не пришьешь`, сказал ревизор
из Вашингтона, Сын Змеи с Отрубленным Хвостом и без Семенников, но с
Жалом. Вот.
Эрл, оказывается, не вернулся еще из своей поездки в Канзас-Сити,
поэтому я просил бы тебя выручить меня девятью тысячами долларов сроком на
три дня; как только Змея уползет в Хьюстон, я сразу же верну тебе эти
деньги.
Если этого моего письма будет почему-либо недостаточно, я прилагаю
сертификат о том, что передаю в твое владение мою аптеку, салун и
гостиницу возле вокзала, которые оцениваются в одиннадцать тысяч долларов,
- в случае, если я не верну занятую у тебя сумму через три дня.
Просил бы передать деньги с нарочным, который везет тебе это письмо.
У меня осталось всего девять часов до того контрольного срока, который
дала Змея. Если я не положу в кассу эти деньги, то дядя Сэм арестует моего
кассира и счетовода Билла Сиднея Портера и, таким образом, престижу моего
Банка будет нанесен такой агаперкот, который может заставить нас выбросить
на ринг белое полотенце. Вот так-то.
Остаюсь твоим старым другом
Майклом, Серым Наездником`.
17
`Дорогой мистер Планкенхорст!
Я не посмел бы вас отрывать от той гигантской работы, которую вы
проводите, редактируя столь влиятельную `Свободную Детройтскую прессу`,
если бы не обстоятельство, в определенной мере чрезвычайное.
Позволю напомнить о себе: еще пять лет назад Ваша газета любезно
опубликовала мои первые опыты. Ваши сотрудники оценили мой труд
сравнительно высоко, я получил гонорар в шесть долларов и предложение
еженедельно присылать мои скучные нотации, отчего-то великодушно
наименованные вами как юморески. Я и делал это, исполненный чувства
благодарности к Вашим коллегам, столь добро поддержавшим скромные
начинания провинциального любителя, проводящего восемь часов в кассе
`Первого Национального банка`, а восемь часов, остающиеся свободными после
работы, отдающего унылому сочинительству.
Совсем недавно я рискнул купить лицензию на газету и теперь издаю в
Остине `Роллинг стоун`; ее название казалось мне более всего выражающим
смысл журналистской работы: даже песчинка, брошенная в стоячее озеро,
рождает круги, пусть даже маленькие, а уж мое `Перекати-поле` вполне может
родить обвал в горах! (Не сердитесь, это я так шучу.) Тем не менее я
убежден, что шум и движение угодны прогрессу, затхлость и тишина -
консервативному прозябанию, которое всегда непатриотично по отношению к
стране и ее гражданам.
Чтобы успешно работать в газете, я трачу практически весь свой оклад
содержания в Банке на приобретение книг, причем не только справочных. Я
полагаю, что нашему времени угодна компетентная журналистика, а лишь
хорошие книги рождают истинную компетентность.
Только поэтому, сэр, я осмелился обратиться к Вам с почтенной
просьбой выслать мне гонорары за последние полтора года. Видимо, они
задержаны по досадной случайности.
По моим подсчетам, Вы должны выслать мне семьдесят восемь долларов.
Для меня это вполне серьезная сумма денег, которая позволит оплатить счет
за те книги, которые пришли наложенным платежом из Нью-Йорка.
Как Вам известно, газета, особенно в пору становления, дает весьма
скудный доход, лишь бы свести концы с концами, поэтому рассчитывать на то,
что я смогу расплатиться за книги из поступлений за продажу нашего
`могучего` органа `Перекати-поле`, не приходится - во всяком случае, пока
что.
Не могу не поделиться с Вами также и тем, сэр, что я собираю для моей
дочери Маргарет все издания на английском, испанском и французском языках
`Сказок дядюшки Римуса`. Это самая любимая литература моего самого
любимого существа. Мать Маргарет (моя жена) тяжко больна, поэтому большая
часть ответственности за воспитание ребенка лежит на мне, а я убежден, что
нет более доброго воспитателя, чем хорошая книга.
Только эти обстоятельства вынудили меня обратиться к Вам. Я убежден,
что Вы, как коллега и отец, верно поймете те посылы, которые подвигли меня
на шаг, предпринятый мною первый раз в жизни. Я могу ждать любое время,
ибо исповедую в жизни один-единственный девиз: `Честность и
непритязательность`, но кредиторы не всегда состоят с нами в одном клубе.
Почтительно Ваш
Уильям Сидней Портер`.
18
`Дорогой Майкл, Серый Наездник и Большой Драчун!
Посылаю тебе пять тысяч двести сорок четыре доллара. Это вся
наличность, которая оказалась у меня в банке, дома и у Зигфрида
Розенцвейга.
Если ты не сможешь перекрутиться в других местах, чтобы достать
недостающие баки для Очкастой Змеи, попробуй дружески поговорить с Биллом
Сиднеем Портером.
Дело в том, что я знавал его отца О. Портера. (Кажется, его звали
Олджернон Сидней.) Большего чудака в округе не было. Заниматься бы ему
врачебной деятельностью, так он, дурында, все время отдавал изобретению
вечного водяного двигателя, аппарата для летания по воздуху (!), а также
специального механизма для обработки и уборки хлопка, который может
заменить труд негров на плантациях Юга. На этом он чокнулся, бедняга!
Хотя, видимо, болезнь в нем сидела всегда, поскольку он объявил во
всеуслышание, что за врачебную практику не берет с `бедных и с негров`. (У
него, кстати, лечился Джозеф Баксни, ты его должен помнить, он похитил
судью Плэйка и потребовал за него выкуп и так его кормил, что судья вызвал
к себе в заточение всех друзей, только б полакомиться на дармовщинку.
Словом, Баксни, заработав на перепродаже рудников пару сотен тысяч,
бесплатно лечился у старого идиота и даже брал, не платя, лекарства,
намекая, что у него прабабка была негритянка, - жаден был до ужаса наш
старик Баксни.)
Я убежден, что яблоко от яблони падает недалеко. Поэтому, если ты не
сможешь положить в сейф все девять тысяч, объясни ревизору, что твой
кассир - славный и честный парень, но у него наследственная дурь, такая-то
и такая-то, залей ему мозги как следует, а этому самому Биллу Сиднею
объясни, что его дело твердить о свой невиновности, `так, мол, и так, не
виноват, и все тут`. Надо выиграть время, понимаешь? День-два, а там
наскребешь недостающее и сунешь в кассу. Объясни Портеру, что его выручат,
он - пешка, короли помогут, только пусть себе молчит! Главное, чтобы
Портер не назвал твое имя, потому что дядя Сэм вцепится в твою бороду так,
что ты от него дешево не отделаешься: он любит мутузить банкиров что
послабее, на Рокфеллера с Морганом руку поднять боится, но любит
похвастать перед избирателями, что, мол, нам все нипочем, банкир или не
банкир, нарушил закон - марш в тюрьму на десять лет, и никаких поблажек!
Посули Биллу Сиднею Портеру, сыну безумного врача и изобретателя, что
ты отблагодаришь его за эту услугу, объясни, что лишь взаимная выручка
делает мужчин настоящими ковбоями.
Остаюсь твоим старым другом
Максом, Куриным Яйцом`.
19
`Многоуважаемый мистер Камингс!
Результаты ревизии, проведенной в `Первом Национальном банке` Остина,
заставляют меня настаивать на том, что документация ведется из рук вон
плохо, кассир и счетовод м-р У. С. Портер совершенно некомпетентен в
работе (если не хуже того, но это будет решать прокурор и суд, а не я),
отчетность неудовлетворительна; что и привлекло к недостаче в кассе банка
четырех тысяч двадцати семи долларов пятнадцати центов.
Следовать ли мне дальше, в Хьюстон, для проведения следующих ревизий?
Или же подзадержаться в Остине для выполнения Ваших дальнейших указаний?
Остаюсь, сэр, преданный Вам
Айвор Монт,
ревизор и финансист`.
20
`Окружному прокурору Дэйвиду А. Кальберсону,
Хьюстон, Техас,
и всем, кого это касается
Ревизия в `Первом Национальном банке` Остина обнаружила недостачу
четырех тысяч двадцати семи долларов пятнадцати центов, а также преступную
нерадивость в записях ссуд.
Поскольку кассиром работает Уильям Сидней Портер, рожденный 11
сентября 1862 года в Сентр Комьюнити, что под Гринсборо, штат Северная
Каролина, в семье доктора медицины Олджернона Сиднея Портера и его жены
Мэри Суэйн, дочери достопочтенного квакера Уильяма Суэйна, редактора
газеты `Гринсборо пэтриот`, поскольку означенный Уильям Сидней Портер не
смог дать сколько-нибудь серьезных объяснений по поводу обнаруженной
недостачи в сумме четыре тысячи двадцать семь долларов и пятнадцать
центов, поскольку он отказывается признать себя виновным в похищении
означенной суммы, поскольку, наконец, он вообще не желает давать никаких
показаний в связи с обнаруженной растратой, а также нарушением кассовых
записей, Вам надлежит возбудить против Уильяма Сиднея Портера уголовное
дело по обвинению в воровстве и преступной нерадивости по службе.
Советник федерального ведомства финансов
по контролю за банковскими операциями
Дж. Спенсер Уайт-Младший`.
21
`Дорогой Майкл!
Я никогда не смогу забыть того, что ты дал мне триста долларов - без
всякой расписки с моей стороны, просто так, от чистого сердца, чтобы я
смог поехать в город и поступить в колледж, на факультет права.
Я никогда не забуду, как все ковбои смеялись над моей неловкостью,
неумением держаться в седле и страхом перед сумасшедшими аллюрами по
крутым склонам. Я всегда буду помнить, что ты был единственным, кто
защищал меня, как отец, брат и друг.
Именно поэтому я не могу не отправить тебе копию приказа, полученного
мною из Вашингтона, по поводу Билла Сиднея Портера, этого паршивца и
бумагомарателя, который бросил тень на престиж и достоинство твоего Банка,
созданного - это известно всем - самыми уважаемыми гражданами Остина во
главе с тобой и стариком Андерсоном.
Я готов выйти в отставку, дорогой Майкл, только бы хоть как-то
отслужить тебе то добро, которое ты столь щедро и по-отцовски сделал для
меня.
У меня не поднимается рука, чтобы причинить тебе хоть самую маленькую
неприятность.
В ожидании ответа,
Дэйв А. Кальберсон, прокурор`.
22
`Дорогой Дэйв!
Сердечно тронут твоим письмом. Вот.
Ответь мне на следующий вопрос: должен ли ты возбуждать уголовное
дело в том случае, если Портер уже погасил свою задолженность и внес те
деньги, которых не оказалось в кассе во время ревизии?
Теперь в кассе нет недостачи. Все образовалось. Речь идет, как я
убежден, о малоопытности кассира Портера, но никак не о преступлении. Вот
так-то. Неужели ты думаешь, что мы терпели бы в нашем Банке вора?
Согласись, мы, наша когорта, имеем нюх на людей и плохого парня не приняли
бы в свою компанию. Даже на такую грошовую работу, как счетовод, мусолящий
чужие баки.
Я ни о чем не смею тебя просить, сынок, ты мне дорог как воспоминание
о безвозвратно ушедшей молодости (все возвращается - жена, деньги, дети -
только молодость невозвратима), да и твое пребывание на столь важном
посту, говоря откровенно, льстит моему самолюбию, все люди падки на
знакомство с теми, кто сидит в высоких креслах и влияет на жизнь штата,
так что, бога ради, не подавай в отставку! Вот. Мы намерены попробовать
двинуть тебя еще выше, кое-какие разговоры уже проведены, но в таких
вопросах, как понимаешь, опасно переторопиться.
Ты лучше подумай, Дэйв, как можно исхитриться, - ни в чем, ясно, не
преступая черту закона, - чтобы погасить дело Портера, бросить его из
твоего шкафа в архив и забыть?
Ты прекраснейшим образом понимаешь, что во всем этом происшествии
меня волнует не судьба молокососа Портера, но престиж нашего Банка. Кто
пойдет к нам, если люди будут знать, - и не из разговоров, а по решению
прокурора, - что в `Первом Национальном` на виду у руководителей, средь
белого дня работают жулики и прощелыги, а что еще страшнее -
малокомпетентные люди? Вот.
Подумай и ответь мне, сынок.
Очень жду твоего ответа. Вот так-то.
Остаюсь твоим верным старым другом
Майклом, Серым Наездником`.
23
`Дорогой Боб!
С тех пор как мы расстались после выпускного вечера в нашем колледже,
я ни разу не встречал никого из наших, что, конечно, жаль. Поскольку наши
с тобой отношения отличались доверительностью, я позволю обратиться к тебе
с большой просьбой.
Человек, оплативший мое обучение в колледже, попал в неловкое
положение: клерк его Банка украл какую-то мелочь из кассы; это сразу же
попало на зубок ревизоров из Вашингтона, а тем надо как-то показывать
работу, чтобы пробиваться наверх. Ну и завертелось д е л о, которое не
стоит выеденного яйца! Несмотря на то, что деньги давно внесены в кассу,
случайная недостача его покрыта, Вашингтон требует, чтобы я возбудил
уголовное дело против Банка, а один из его президентов именно тот, который
был моим благодетелем.
Если ты сочтешь мою просьбу тактичной, подскажи, как мне следует
поступить. Поскольку ты сидишь в судейском кресле, а я лишь в
прокурорском, тебе виднее все в совокупности.
Искренне твой
Дэйв Кальберсон`.
24
`Дорогой Ли!
Мне рассказывали, что на Аляске бытует смешное выражение: `Битому не
спится`. Именно потому, что оно бытует, я считаю его истинным; все, что
химерично, хоть даже поддерживается властью и религией, обречено - рано
или поздно - на исчезновение, тлен, беспамятство. Поэтому выскажи свои
соображения по поводу писульки, которую я намерен опубликовать в моей
`Роллинг стоун`. Пиши нелицеприятно, так, как ты ответил мне по поводу той
штуки о президенте, которую я все-таки опубликовал, несмотря на твои
предостережения. (Прокурор Кальберсон сказал в связи с этим своему сыну,
что я - сука.)
Кстати, через месяц после твоего предостережения на меня покатили
камни значительно более тяжелые, чем моя `Роллинг стоун`; до сих пор
грохочет, как тогда, в горах, когда мы с тобою переходили сыпучую балку и
твоего каурого унесло в пропасть. Ну да ничего, обойдется.
Но все-таки честно скажу тебе, Ли: как-то скучно становится жить на
белом свете...
Ну, слушай писулю: самая великая книга - это жизнь, которая нас
окружает. Все, что может постичь человеческий разум, все, что могут
передать слова, заключено в крошечном мирке, куда нас заключили с
ПОЛНЫЙ ТЕКСТ И ZIР НАХОДИТСЯ В ПРИЛОЖЕНИИ
Док. 114462
Опублик.: 19.12.01
Число обращений: 2
|
