ПОЛНЫЙ ТЕКСТ И ZIР НАХОДИТСЯ В ПРИЛОЖЕНИИ

(с) Jаmеs Вlish
(с) Сергей Снегур, перевод с английского, 1994 г.
По вопросам, связанным с использованием этого текста, обращайтесь к
переводчику - Снегуру Сергею Васильевичу. Е-mаil: hореоdеssа@fаrlер.nеt
Почтовый адрес: П/я 607, Одесса-63, 65063, Украина.


Jаmеs Вlish. А Саsе оf Соnsсiеnсе.
Джеймс Блиш. Аргументы совести.


I

Каменная дверь с шумом захлопнулась. Это было отличительным знаком
Кливера: как бы ни была тяжела дверь, как бы ни была она хорошо подогнана,
ничто не мешало ему заходить с грохотом, который напоминал о Страшном Суде.
И ни одна планета во вселенной не обладала атмосферой достаточно плотной и
насыщенной влагой, чтобы приглушить этот грохот. Даже Лития.
Руиз-Санчес продолжал читать. Суетливым пальцам Кливера потребуется еще
немало времени, чтобы расстегнуть комбинезон, а между тем, проблема
остается. Впервые эта проблема возникла еще в 1939 году, но за прошедшее с
тех пор столетие Церкви так и не удалось разрешить ее. Она была дьявольски
запутанной (это удачно подобранное прилагательное служило ее официальным
определением). Даже роман, который давал ключи к ее решению был занесен в
Список книг запрещенных Католической Церковью и Его Преподобие, Отец Рамон
Руиз-Санчес был допущен к нему только благодаря заслугам его монашеского
Ордена. Едва слыша возню и невнятное бормотание в холле, он перевернул
страницу. Повествование разворачивалось перед ним, становясь с каждым словом
все более запутанным, более зловещим, более непостижимым:
`... и Магравиус знал от соглядатаев, что Анита прежде уже совершила
двойное святотатство с Мишелем, vulgо ( vulgо - зд. слуга (лат.) (здесь и
далее прим пер.)) Церулариуса, пожизненного наставника, который хотел
обольстить Евгениуса. Магравиус угрожал отдать Аниту на поругание Сулле,
настоящему дикарю (и предводителю банды из двенадцати наемников,
Сулливанцев), который желал свести Фелицию с четырьмя землекопами -
Грегориусом, Лео, Вителиусом и Макдугалиусом, если она не уступит ему, а
также не обманет Гонуфриуса, исполняя по его требованию супружеские
обязанности. Анита, которая утверждала, что получала кровосмесительные
предложения со стороны Иеремии и Евгениуса -`
Здесь он снова запутался и покорно вернулся назад. Иеремия и Евгениус
были - ? Ах да, с самого начала они были `братскими любовниками`,
состоявшими в самом отдаленном кровном родстве как с Фелицией, так и с
Гонуфриусом - а тот несомненно был первым злодеем и мужем Аниты. Кажется
именно Магравиус восхищался Гонуфриусом, кого раб по имени Маритиус понуждал
домогаться Аниты и, казалось, делал это по желанию самого Гонуфриуса. Это,
однако, стало известно Аните через ее камеристку Фортиссу, которая в это
время, или, когда-то до этого, была гражданской женой самого Маритиуса и
родила ему детей - так что все случившееся нужно было оценивать с предельной
осторожностью. Нельзя было забывать и о том, что первоначальное признание
Гонуфриуса было сделано под пыткой - и хотя наверняка добровольно, но, тем
не менее, под пыткой. По предположению Отца Уэра взаимоотношения между
Фортиссой и Мауритисом были даже более неясными, хотя, конечно, его
соображения могли подтвердиться если учесть публичное покаяние Суллы после
смерти Каникулы, которая была - да, это было верно - второй женой Мауритиса.
Нет, его первой женой; он никогда не женился на Фортиссе законно. Здесь его
смутило именно вожделение Магравиуса к Фелиции после смерти Джилии.
- Рамон, помоги мне! - вдруг крикнул Кливер. - Я запутался и - и плохо
себя чувствую.
Иезуит-биолог встревоженно встал. Такого от Кливера он еще не слышал.
Физик сидел на сплетенном из тростника пуфе из которого, под тяжестью его
тела выдавливался набитый внутрь мох. Он почти выбрался из своего
комбинезона из стекловолокна и, хотя шлем уже был снят, побледневшее лицо
было мокрым от пота. Его пальцы неуверенно тянули замок заклинившей молнии.
- Поль! Почему же ты сразу не сказал что болен? Ладно, оставим разговоры,
легче от них не станет. Что случилось?
- Точно не знаю, - тяжело дыша сказал Кливер и оставил молнию в покое.
Руиз-Санчес стал возле него на колени и начал осторожно высвобождать замок.
- Бродил по джунглям в поисках новых залежей пегматита - я все время думаю о
том, что возможно именно здесь будет построен опытный завод по производству
трития, поэтому нужно, чтобы поблизости было как можно больше сырья.
- Боже упаси, - тихо сказал Руиз-Санчес.
- Да? Как бы то ни было я ничего не нашел. Несколько ящериц, кузнечики -
все как обычно. Потом я налетел на похожее на ананас растение и одна из его
игл проколола комбинезон и угодила в меня. Как будто ничего страшного, но -
- Но ведь мы носим комбинезоны не для развлечения. Давай осмотрим рану.
Ну, вытяни ноги, я стяну ботинки. Куда тебя укололо - ого. Выглядит
отвратительно. Не ожидал. Чтонибудь еще беспокоит?
- Саднит во рту, - пожаловался Кливер.
- Скажи, а-а, - скомандовал иезуит. Когда Кливер открыл рот, стало
очевидно, что его жалобу можно было назвать преуменьшением года. Слизистая
оболочка его рта была усеяна безобразными и несомненно болезненными язвами,
их края были так отчетливы, как будто их вырезали ножом.
Тем не менее, Руиз-Санчес молча придал своему лицу самое обычное
выражение. Он понимал, что должен максимально облегчить страдания физика.
Чужая планета это не лучшее место, чтобы лишать человека его внутренней
защиты. - Идем в лабораторию, - сказал он. - У тебя легкое воспаление.
Кливер встал и неуверенно ступая пошел за иезуитом влабораторию. Там
Руиз-Санчес взял с нескольких язв мазки для исследования под микроскопом.
Пока готовились препараты он, как обычно, возился с зеркальцем подсветки
предметного стекла, устанавливая его на сверкающую белую тучу. Когда таймер
просигналил что препараты готовы, он подсушил на огне первый слайд и
закрепил его зажимами.
Его опасения подтвердились - он увидел несколько бацилл, которые могли
свидетельствовать о случае обыкновенной земной ангины, заболевании которое
было очевидно уже по клинической картине. Флора полости рта была в норме,
хотя из-за заражения тканей возрастала.
- Сделаю тебе инъекцию, - мягко сказал Руиз-Санчес. - А потом тебе лучше
будет прилечь.
- К черту, - сказал Кливер. - Я сделал лишь десятую часть запланированной
работы.
- Болезнь никогда не бывает своевременной, - согласился Руиз-Санчес.
Нстоит беспокоиться о потере одного-двух дней, если ты все равно уже слег.
- Чем я заразился? - подозрительно спросил Кливер.
- Ты ничем не заразился, - почти с сожалением сказал Руиз-Санчес. -
Именно так, ничем не заразился. Но твой `ананас` оказал тебе плохую услугу.
Большинство растений этого вида на Литии имеют колючки или листья которые
покрыты ядовитыми для нас полисахаридами. Сегодня ты получил порцию именно
такого глюкозида. Он вызывает симптомы сходные с обложением полости рта, но
от его действия избавиться сложнее.
- Сколько это будет продолжаться? - сказал Кливер. Он все еще бравировал,
но теперь уже не так уверенно.
- Не дольше нескольких дней - до тех пор, пока у тебя не восстановится
иммунитет. Я введу тебе гаммаглобулин который будет бороться именно с этим
глюкозидом и, пока твой организм не выработает собственный высокий титр
антител, это лекарство должно замедлить развитие симптомов. Но, Поль, пока
этот процесс будет развиваться, у тебя может значительно повыситься
температура, а так как в этом климате опасна даже незначительная горячка, я
напичкаю тебя жаропонижающим.
- Это я знаю, - успокоившись сказал Кливер. - Чем больше я узнаю об этой
планете, тем менее я расположен голосовать `За` когда придет время. Ну,
давай, делай инъекцию - и неси свой аспирин. Мне кажется я должен
радоваться, что это не микробная инфекция, иначе Гадюки замучили бы меня
антибиотиками.
- Маловероятно, - сказал Руиз-Санчес. - Уверен, что литиане имеют, по
крайней мере, сотню разных антибиотиков, которые мы, в конце концов, могли
бы использовать, но все дело в том - тут ты можешь быть спокоен - что прежде
всего нам нужно основательно, с азов, изучить их фармакологию. Так что Поль,
готовь гамак. Через десять минут ты будешь не рад, что родился на белый
свет, это я тебе обещаю.
Кливер усмехнулся. Даже в болезни его волевое лицо не лишилось своей
силы. Он встал и медленно опускал рукав. - Даже не сомневаюсь за что ты
проголосуешь, - сказал он. Тебе нравится эта планета, ведь правда, Рамон?
Насколько я понимаю, это рай для биолога.
- Она и в правду мне нравится, - улыбаясь в ответ, сказал священник. Он
отвел Кливера в небольшую комнату которая служила им обоим спальней. Если не
обращать внимание на окно, комната очень напоминала внутренность горшка.
Искривленные продолговатые стены были сделаны из какого-то керамического
материала, который никогда не был влажным, но, в то же время, никогда не
пересыхал. Гамаки были растянуты на крюках, которые выступали прямо из стен.
- Но не забывай, что Лития, это моя первая планета вне Солнечной системы.
Думаю я буду восхищаться любым новым обитаемым миром. Бесконечная
изменчивость форм жизни, и восхитительная завершенность каждой... Это
удивительно и просто поражает.
Кливер грузно развалился в своем гамаке. Через некоторое время,
Руиз-Санчес позволил себе закинуть в гамак ногу Кливера, о которой тот
казалось забыл. Кливер не обратил на это внимание. Лекарство начинало
действовать.
- Не читай надо мной молитву, отец, - сказал Кливер. Потом добавил: -
Извини, я не хотел тебя обидеть... Но для физика, эта планета сущий ад...
Лучше дай мне твой аспирин. Меня знобит.
- Конечно. Руиз-Санчес быстро вернулся в лабораторию и приготовил в одной
из великолепных литианских ступок салицилово-барбитуратную смесь. Он
пожалел, что не может отпечатать на получившихся пилюлях фирменное клеймо
`Ваyеr`* (*`Ваyеr` - фармацевтическая компания) пока они не отвердели - если
Кливер лечился от всех болезней аспирином, то было бы хорошо,чтобы он думал,
что принимает именно это лекарство - но такой прессформы у него не было.
Взяв две пилюли, кружку и графин с профильтрованной водой, он пошел к
Кливеру.
Кливер уже заснул, но Руиз-Санчес разбудил его. Если сейчас он позволит
такое бессердечие, то Кливер будет спать дольше и проснется уже почти
здоровым. Так и произошло, что он даже не понял, что принимает лекарство и
очень скоро снова послышалось его глубокое спокойное дыхание.
Покончив с этим, Руиз-Санчес вернулся в холл, сел там и начал внимательно
осматривать комбинезон. Он быстро нашел сделанную колючкой дыру и понял, что
залатать ее будет несложно. Гораздо труднее будет убедить Кливера в том, что
их защита неуязвима и, что они могут беззаботно продираться через заросли.
Руиз-Санчес сомневался что остальные двое членов Комиссии верили в
надежность комбинезонов.
Кливер назвал уколовшее его растение `ананасом`. Любой биолог объяснил бы
Кливеру, что дикорастущий ананас даже на Земле является небезопасным
растением, плоды которого принимают в пищу лишь в случае крайней
необходимости. Руиз-Санчес припоминал, что на Гавайях пробраться через
тропический лес без тяжелых ботинок и брюк из плотной ткани было практически
невозможно. Густо растущие, гибкие побеги дикорастущих ананасов могли
серьезно изранить незащищенные ноги. Иезуит вывернул комбинезон наизнанку.
Заклинившая молния была сделана из пластмассы, молекулы которой включали в
себя радикалы различных веществ защищающих изделие от воздействия земных
грибков. Литианские грибки реагировали на эти вещества так же, как и земные,
но сложная молекула пластмассы под воздействием литианской жары и влажности
иногда подвергалась полимеризации. Именно это и произошло. Один из зубцов
молнии изменил свою форму и стал похож на кукурузное зернышко.
Между тем стемнело. Раздался приглушенный хлопок и комната осветилась
маленькими бледно-желтыми огоньками из углублений в каждой стене. Это горел
природный газ, запасы которого на Литии были неисчерпаемы. Огонь зажигался
путем адсорбции катализатора при поступлении газа. Перемещая изготовленный
из лыка кожух, который служил решеткой и рамой для огнеупорного стекла,
пламя можно было делать ярче, но священник предпочитал желтый огонь которым
пользовались литиане и включал яркий свет только в лаборатории.
Конечно земляне не могли обойтись без электричества, поэтому им пришлось
привезти с собой электрогенераторы. Литиане изучили электростатическое
электричество значительно лучше, чем земляне, но об электродинамике они
знали сравнительно мало. Естественных магнитов на планете не было, поэтому
магнетизм они открыли лишь несколько лет назад. Впервые магнитные свойства
здесь обнаружили не у железа, которого здесь почти не было, а у жидкого
кислорода - трудно представить себе более невероятный материал для
изготовления электромагнитного сердечника!
По земным представлениям цивилизация Литии развивалась весьма странно.
Высокорослый ящероподобный народ создал несколько огромных
электростатических генераторов и множество небольших, но здесь не имели
понятия о телефоне. Литиане чрезвычайно много знали о практическом
использовании электролиза, но передавать электричество на большие расстояния
- например в километр - считалось невозможным. У них не было электромоторов
подобных земным, но они совершали межконтинентальные перелеты на реактивных
самолетах использующих статическое электричество. Кливер говорил, что знает
как они достигли этого, но Руиз-Санчес разумеется ничего не понимал.
Литиане создали совершенную систему радиосвязи, которая совместно с
другими устройствами обеспечивала постоянно действующую всепланетную
навигационную сеть заземленную (и это, возможно, олицетворяло
парадоксальность литианского мышления) на дерево. При этом они так и не
создали промышленного образца электронной лампы, а в теории атома не ушли
дальше Демокрита!
Эти парадоксы, конечно объяснялись отсутствием на планете определенных
химических веществ. Как любая большая вращающаяся масса, Лития обладала
собственным магнитным полем, но почти полное отсутствие на планете железа
ограничило возможности ее обитателей в открытии явления магнетизма. У них не
было стройной теории атома, потому что до прибытия землян здесь не знали о
явлении радиоактивности. Подобно древним грекам, литиане открыли, что при
трении шелка и стекла получается заряд одной полярности, а при трении шелка
и янтаря - другой. Отсюда они пришли к электростатическим генераторам,
электрохимии и статическому реактивному двигателю - но без соответствующих
металлов не смогли создать батареи или исследовать электричество в движении.
Там, где природа создала им нормальные условия, они достигли выдающихся
результатов. Несмотря на постоянную облачность и бесконечно моросящий дождь,
их описательная астрономия была великолепна, так как имеющаяся у планеты
небольшая луна издавна пробудила в них интерес к внешнему миру. Это, в свою
очередь, способствовало фундаментальным достижениям в оптике. Их химия
полностью воспользовалась морем и джунглями. Из первого они добывали самые
разные жизненно важные продукты, такие как агар, йод, соль, редкие металлы и
самую разнообразную пищу. Джунгли обеспечивали их всем необходимым: смолами,
каучуком, древесиной разной твердости, съедобными и техническими маслами,
овощами, веревками и другими волокнами, фруктами и орехами, танином,
красителями, лекарствами, пробкой, бумагой. В лесу они не использовали
только животных и понять такое отношения было невозможно. Иезуит видел в
этом религиозность - хотя у литиан не было религии, и они без предубеждений
питались многими морскими животными.
Он со вздохом уронил на колени комбинезон, хотя изуродованный зубец
продолжал заклинивать замок. Снаружи, во влажной темноте, Лития давала
концерт. Этот непривычный, но бодрящий и как-то освежающий шум, охватывал
большую часть доступного человеку звукового диапазона. Это радовались жизни
неисчислимые литийские насекомые. В дополнение к похожим на издаваемые их
земными сородичами скрипению, стрекоту и шелесту крыльев, многие из них пели
металлическими голосами и передразнивали трели птиц. Так ли звучал Рай,
прежде чем в мир пришло зло? Руиз-Санчес размышлял над этим вопросом. На его
родине, в Перу он не слыхал таких песен. Угрызения совести - вот что в
конечном счете представляет интерес для него, но никак не систематические
дебри биологии в которых почти безнадежно запутались на Земле еще до того
как космические полеты добавили новые загадки. То что литиане были двуногими
сумчатыми рептилиями с необычной системой кровообращения было действительно
интересно. Но по настоящему имели значение лишь их угрызения совести - если
у них вообще была совесть.
Он и еще трое людей прибыли на Литию, чтобы определить можно ли
использовать эту планету в качестве порта захода для земных кораблей не
мешая при этом ни землянам, ни литианам. Остальные трое были прежде всего
учеными, но выводы Руиза-Санчеса в конечном итоге будут зависеть от совести,
а не от систематики. Он озабоченно рассматривал испорченный комбинезон когда
услышал стон Кливера. Он встал и вышел, оставив в комнате тихо шипящие
огоньки.





II

Из овального переднего окна дома в котором жили Кливер и Руиз-Санчес,
открывался вид на обманчиво безопасную равнину простирающуюся до размытого
южного берега залива Нижний, части пролива Сфэт. Как и везде на Литии,
большая часть взморья представляла собой соленые топи. Во время прилива,
вода, заливая мелководье, подходила к дому почти вдвое ближе. Во время
отлива, как например сегодня, симфония джунглей дополнялась неистовым лаем
стаи легочных рыб. Иногда, когда сквозь облака проглядывала маленькая луна и
свет из города был ярче обычного, можно было увидеть прыгающие тени каких-то
амфибий или сигмообразный след охотящегося неподалеку литианского крокодила.
Еще дальше находился обычно невидимый даже днем из-за непроглядного
тумана противоположный берег залива, который тоже начинался с заливаемого
приливом мелководья, переходящего в протянувшиеся на сотни километров к
экваториальному морю джунгли.
Из расположенной в задней части дома спальни открывался вид на остальную
часть Ксоредешч Сфэта, главного города огромного южного континента.
Удивительно, но землянам было трудно обнаружить даже такой огромный город.
Литианские дома возводились из выкопанной из фундамента земли, поэтому они
были невысокими и сливались с ландшафтом даже в глазах опытного наблюдателя.
Большинство домов старой постройки были сложены из прессованных земляных
блоков без использования скрепляющего раствора. За десятилетия блоки
спрессовывались и соединялись так, что проще было построить новый дом, чем
разрушить старый. Одну из первых неудач на Литии земляне потерпели когда
наивно предложили сравнять с землей одно из таких строений при помощи
неизвестного литианам направленного гравитационного взрыва. Предстояло
разрушить большой толстостенный прямоугольный дом которому было уже около
трехсот литианских лет. Взрыв сопровождался сильным грохотом, ужасно
напугавшим литиан, но когда все закончилось, здание стояло целым и
невредимым.
Новые здания были более заметны после захода солнца, потому что последние
полвека литиане начали применять в строительстве свои огромные знания в
керамике. Новые здания принимали причудливые квази-биологические очертания,
аналоги которым было невозможно найти в окружающем мире. Хотя каждое здание
строилось в соответствии со вкусом его хозяина и было единственным в своем
роде, по его виду легко было понять из какой земли оно возведено. Новые дома
хорошо смотрелись на фоне почвы и джунглей, но так как большинство из них
были глазурованы, они ослепительно сверкали если во время немногих солнечных
дней солнце и наблюдатель располагались под определенным углом к поверхности
строений. Именно эти блики, замеченные землянами при облете планеты, впервые
натолкнули их на мысль о возможности существования разумной жизни в
непроходимых литианских джунглях. Идя к гамаку Кливера Руиз-Санчес наверное
уже в десятитысячный раз окинул город взглядом через окно спальни. Ксоредешч
Сфэт был для него живым городом - каждый раз другим. Руиз-Санчес физически
ощущал неповторимость его красоты.
Он проверил пульс Кливера и послушал его дыхание. И то, и другое было
учащенным даже для Литии, где высокое давление двуокиси углерода
стимулировало дыхательный рефлекс. Тем не менее, священник решил, что Кливер
был вне опасности. Сейчас он спал чрезвычайно крепко и его можно было
ненадолго оставить без присмотра.
Конечно если в город забредет дикий аллозавр... Но вероятность его
появления была не выше того, что в центр Нью-Дели проберется оставленный без
присмотра слон. Это могло произойти теоретически, но на деле никогда не
происходило. А кроме аллозавра на Литии не было других опасных животных,
способных забраться в закрытый дом.
Руиз-Санчес убедился, что в графине стоящем в нише рядом с гамаком есть
свежая вода, вышел в холл и надел ботинки, длинный плащ и водонепроницаемую
шляпу. Он открыл каменную дверь и, обдуваемый порывами резко пахнущего морем
воздуха, оказался прямо посреди ночного шума. Моросил дождь, рассеянная в
воздухе влага обрамляла цветными кругами огни Ксоредешч Сфэта. Огни
двигались также где-то далеко на воде. Наверное это шел колесный паром на
Илит, огромный расположенный поперек Верхнего залива остров, который отделял
пролив Сфэт от экваториального моря.
Повернув установленное снаружи колесо, Руиз-Санчес запер дверь. Он достал
из кармана плаща мелок и написал по-литиански на специальной прикрытой
защитным козырьком доске `Здесь болезнь`. Этого было достаточно. Любой
желающий мог открыть дверь просто повернув колесо, но литианское общество
были чрезвычайно высоко социально организовано, и литиане блюли общественные
условности как если бы это были законы природы.
После этого Руиз-Санчес направился в центр города к Дереву Связи.
Асфальтовые улицы сверкали от желтого света пробивающегося из окон и белого
из далеко стоящих друг от друга, прикрытых колпаками фонарей. Хотя на улице
в это время почти никого не было, иногда он проходил мимо восьмифутовой
кенгуроподобной фигуры литианина и тогда оба с искренним любопытством
разглядывали друг друга. По вечерам литиане не выходили из домов и
занимались там чем-то таким, о чем Руиз-Санчес не имел представления. За
овальными окнами домов мимо которых он проходил, он часто видел движущиеся
поодиночке, парами и по трое фигуры. Иногда казалось что они разговаривают.
О чем?
Это был хороший вопрос. На Литии не было преступности, газет, домашних
систем связи, искусства которое можно было бы отделить от их ремесел, не
было политических партий, общественных развлечений, не было деления на
нации, не было игр, религии, спорта, праздников. Но ведь не могли же они
проводить все свое свободное время обмениваясь знаниями, обсуждая вопросы
философии или истории? Или именно этим они и занимались? Возможно,
неожиданно подумал Руиз-Санчес, заходя в свои кувшины, они просто впадают в
спячку! Но как раз когда ему пришла эта мысль, священник миновал другой дом
и увидел движущиеся в разных направлениях силуэты...
Порыв ветра забрызгал его лицо мелкими каплями. Он машинально ускорил
шаг. Если ночь окажется особенно ветренной, Дерево Связи наверняка примет
много посланий. Оно уже виднелось впереди него - похожий на секвойю гигант,
возвышающийся у самого устья реки Сфэт русло которой огромной змеей
пробиралось в сердце материка, туда, где Глешчетк Сфэт - в переводе Озеро
Крови - извергало в него мощные потоки воды.
Дующие вдоль долины реки ветры раскачивали и наклоняли дерево. При каждом
движении ствола корневая система дерева, проходившая под всем городом,
дергала и деформировала подземную кристаллическую скалу. Город был основан
на этой скале так же давно в литианской истории, как Рим на Земле. При
каждом таком нажатии, подземная скала отвечала всплеском радиоизлучения
которое принималось не только по всей планете, но и в космосе.
Разумеется, эти всплески представляли из себя бессмысленный шум. Как
литиане использовали эту какофонию для передачи посланий и разнообразной
информации,для работы восхитительной навигационной сети, всепланетной
системы точного времени и многого другого - это Руиз-Санчес даже и не мечтал
понять, хотя Кливер утверждал, что это было элементарно просто и необходимо
было лишь во всем разобраться. Это было как-то связано с полупроводниками и
физикой твердого тела которые - как утверждал тот же Кливер - литиане
понимали лучше любого землянина.
Руиз-Санчес с изумлением подумал, что так можно сказать о чем угодно.
Любое знание либо было абсолютно доступным для понимания сразу, либо же
переходило в раздел беллетристики. Как члену ордена Иезуитов - даже здесь, в
сорока световых годах лета от Рима - Руизу-Санчесу было известно о знании
кое-что такое, что Кливер никогда не узнает: то, что любое знание проходит
оба состояния, преображение из шума в факт и дезинтеграцию назад в шум.
Между этими состояниями происходило лишь изобретение разнообразных
формулировок. Бесконечная серия крушений теорий и была результатом этого
процесса. Остатком была вера.


В выжженном в основании Дерева Связи, высоком, с крутыми сводами зале,
похожем на установленное на тупой конец яйцо, куда вошел Руиз-Санчес, жизнь
била ключом. Тем не менее, трудно было представить что-либо менее похожее на
земной телеграф или какой-нибудь центр связи.
По большому кругу в нижней части яйца непрерывно двигались высокие
фигуры; литиане входили в зал и выходили из него через многочисленные арки в
стенах и перемещались в бурлящей толпе подобно прыгающим с орбиты на орбиту
электронам. Все вместе, они разговаривали так тихо, что Руиз-Санчес слышал,
как далеко вверху, в могучих ветвях завывает ветер.
С внутренней стороны движение литиан к центру сдерживалось высокими
полированными черными перилами, вырезанными вероятно из тканей самого
дерева. По другую сторону этого разделительного барьера небольшой кружок
литиан спокойно и без задержек принимал и передавал послания, безошибочно и
не напрягаясь управлялся с нелегкой - судя по большому количеству движущихся
во внешнем кольце литиан - работой. Время от времени кто-нибудь из этих
специалистов подходил по наклонному полу к одному из беспорядочно
расставленных ближе к центру, изготовленных из тонкого материала столов
чтобы посовещаться с сидящим там литианином. Затем он возвращался к черному
барьеру, а иногда, занимал стол и к барьеру шел его предыдущий хозяин.
Чаша пола углублялась, материал столов утончался и в самом центре зала,
похлопывая руками по расположенным позади массивных челюстей ушным спиралям,
в одиночестве стоял пожилой литианин с прикрытыми мембранами глазами, так
что неприкрытыми оставались лишь его носовые впадины и расположенные рядом
теплочувствительные ямки. Он ни с кем не заговаривал, и никто не совещался с
ним - но было очевидно, что именно он является целью толчеи во внешнем
кольце и перемещений внутри барьера.
Руиз-Санчес изумленно остановился. Никогда прежде он не был возле Дерева
Связи - поддерживать связь с остальными двумя землянами находящимися на
Литии, до этого момента входило в обязанности Кливера - и священник подумал,
что не имеет понятия, что ему делать. Представшая перед ним картина больше
походила на биржу, чем на центр связи в привычном понимании этого слова.
Казалось невероятным, что в этот ветренный день стольким литианам нужно
передать срочные личные послания; хотя, с другой стороны, невозможно было
предположить, что литиане с их стабильной, основанной на чрезмерном изобилии
экономике, могут иметь что-нибудь подобное фондовой или товарной бирже.
Он подумал, что ему остается лишь попытаться пробраться к барьеру и
попросить кого-нибудь связаться с Мишелем или Агронским. В худшем случае,
предположил он, ему откажут или вообще не услышат. Он глубоко вздохнул.
В тот же миг его левый локоть крепко сжали четыре пальца. Удивленно
фыркнув, священник выдохнул и, обернувшись, посмотрел вверх в лицо
склонившегося к нему литианина. Нежные, прозрачно-голубые сережки свисающие
из-под длинного, похожего на клюв пеликана рта, контрастировали с ярким
сапфировым рудиментарным гребешком.
- Вы Руиз-Санчес, - сказал на своем языке литианин. Имя священника в
отличие от большинства землян литианин произнес легко. - Я узнал вас по
одежде.
Это было исключительной удачей: в дождь все землянине на улице были
похожи на Руиза-Санчеса, потому что только он носил в помещении похожую на
плащ одежду. - Я металловед по имени Чтекса, когда-то мы беседовали с вами о
медицине, о вашей работе и о многом другом. Вы здесь впервые. Хотите
поговорить с Деревом?
- Да, - с благодарностью сказал Руиз-Санчес. - Так случилось, что я
новичок здесь. Вы можете объяснить мне что нужно делать?
- Да, но это вам не поможет, - сказал Чтекса наклоняя голову так, что его
абсолютно черные зрачки вонзились в глаза Руиза-Санчеса. - Чтобы усвоить
этот сложный ритуал, необходимо очень долго его наблюдать. Мы познаем его с
детства, а у вас, как мне кажется, недостаточно развита координация движений
чтобы выполнить все с первого раза. Может лучше вы скажете ваше послание
мне...
- Я вам весьма обязан. Это послание для моих коллег Агронского и Мишеля.
Они находятся в Ксоредешч Гтоне на северо - восточном континенте, в точке с
координатами около 32 градусов Восточной долготы и 32 градусов Северной
широты -
- Да, на второй отметке, у выхода из Малых Озер, город гончаров. И что вы
хотите передать?
- То, что им пора присоединиться к нам, здесь, в Ксоредешч Сфэте. И что
наше время на Литии уже почти вышло.
- Хорошо. Я передам это послание. Чтекса ввинтился в бурлящую толпу
оставив Руиза-Санчеса который в очередной раз радовался, что справился с
трудностями и изучил литианский язык. Некоторые члены земной комиссии
продемонстрировали достойное сожаления отсутствие интереса к этому языку:
`Пусть они учат английский`, таким был классический ответ Кливера. Это
предложение тем более не могло устроить Руиза-Санчеса, потому что его родным
языком был испанский, а из иностранных он предпочитал немецкий.
Агронский занял более глубокомысленную позицию: дело не в том, говорил
он, что литианский слишком сложен в произношении - конечно, его мягкие
согласные были не труднее арабских или русских - но, в конце концов, `ведь
безнадежно пытаться понять концепцию которая лежит в основе действительно
чужого языка за то время, что мы проведем здесь?`
Мишель никак не отреагировал на эти две точки зрения; сначала он просто
сел учиться читать на литианском, а когда заговорил на нем, то все приняли
это как должное. Так Мишель делал все - основательно и в то же время
бессистемно. Что же касается двух предыдущих подходов, то, по мнению
Руиза-Санчеса, преступно было выпускать с Земли специалистов по контактам с
таким ограниченным мировоззрением. А мыслями о привычке Кливера называть
литиан `Гадюками` Руиз-Санчес мог поделиться лишь со своим исповедником.
Что же должен был подумать Руиз-Санчес о Кливере как об офицере связи
после всего, что увидел в этом яйцеобразном зале? Наверняка Кливер никогда
не пользовался услугами Дерева Связи, как утверждал. Возможно, он никогда и
не приближался к Дереву ближе, чем подошел сейчас священник.
Несомненно он поддерживал связь с Агронским и Мишелем, но иным способом,
возможно при помощи припрятанного в багаже личного радиопередатчика... Хотя,
как ни был Руиз-Санчес далек от физики, он сразу же отверг такое объяснение;
он немного знал о трудностях использования волнового радио на такой планете
как Лития, где эфир на всех диапазонах забивался мощными электромагнитными
импульсами которые Дерево выдавливало из подземной кристаллической скалы.
Этот вопрос начинал его серьезно тревожить.
Вернулся Чтекса которого теперь можно было узнать лишь, по тому, что он
наклонился к землянину - его сережки стали такими же невероятно
ярко-пурпурными, как у большинства других литиан.
- Я отправил твое послание, - сразу сказал он. - Оно принято в Ксоредешч
Гтоне. Но остальных землян там нет. Их нет в городе уже несколько дней.
Это было невозможно. Кливер сказал, что еще позавчера говорил с
Агронским. - Ты уверен? - осторожно спросил Руиз-Санчес.
- Это не вызывает сомнений. Дом, который мы им дали, пуст. Все их
многочисленные вещи исчезли. - Высокая фигура подняла свои маленькие ручки в
выражающем озабоченность жесте. - Мне кажется это плохие слова. Я сожалею,
что принес их тебе. Слова которые ты принес мне, когда мы встретились первый
раз, были полны хорошего.
- Спасибо. Не волнуйся, - в смятении сказал Руиз-Санчес. - Никто ведь не
может отвечать за слово.
- Кто же тогда будет отвечать за него? В конце концов это наш обычай, -
сказал Чтекса. - И согласно этому обычаю, ты пострадал при нашем обмене.
Твои слова о железе содержали много хорошего. Я с удовольствием покажу тебе
как мы использовали их, тем более, что взамен, я принес тебе дурные вести.
Может быть, если это не повредит твоей работе, ты посетишь мой дом сегодня
вечером...
У Руиза-Санчеса дух захватило от внезапного волнения. После долгого
ожидания ему наконец предоставился шанс увидеть что-нибудь из частной жизни
Литии! И во время этого визита он возможно что-нибудь поймет в здешних
моральных правилах, узнает о том, какую роль определил Бог литианам в вечной
драматической борьбе добра со злом в прошлом и грядущем. А пока жизнь литиан
в здешнем Раю была неестественно разумной, как-будто здесь жили органические
мыслящие машины, бездушные хвостатые роботы.
Но Руиз-Санчес не мог забыть, что дома он оставил больного. Было
маловероятно, что Кливер проснется до утра - он получил около 15
миллиграммов успокоительного на килограмм веса. Но если его мощный организм
под воздействием какого-либо анафилактического кризиса нейтрализует
снотворное, ему понадобится дополнительный уход. В конце концов, на этой
планете которую он ненавидел и которая победила его, ему будет мучительно
недоставать обыкновенного человеческого голоса.
Все же опасность для Кливера была небольшой. Он конечно же не нуждался в
непрерывном присмотре. В конце концов, это было преодолением излишнего
благочестия, преодоление, хотя и не поощряемое Церковью, но принимаемое
Богом. И заработал ли Кливер право на то, чтобы Руиз-Санчес относился к нему
внимательнее, чем к любому другому Божьему созданию? Когда на на карту
поставлена судьба всей планеты, всех людей -
Целая жизнь раздумий над подобными моральными проблемами научила
Руиза-Санчеса быстро находить выход из подавляющего большинства этических
лабиринтов. Посторонний человек мог бы назвать его `ловким`.
- Спасибо, - сказал он с трепетом. - Я с удовольствием приду к тебе.





III


- Кливер! Кливер! Проснись, лежебока. Куда вы запропастились?
Кливер застонал и попытался перевернуться. При первом же движении, все
вокруг закачалось вызывая тошноту. Его рот горел огнем.
- Кливер, повернись. Это я, Агронский. Где Отец? Что произошло? Почему вы
не не выходили на связь? Осторожно, сейчас ты -
Предупреждение прозвучало слишком поздно и Кливер так или иначе был не в
состоянии понять его - он глубоко спал и не имел ни малейшего представления
о своем положении во времени и пространстве. Он резко рванулся подальше от
сварливого голоса и выпал из задергавшегося от рывка гамака.
Он со всего размаха ударился об пол; основная сила удара пришлась на
правое плечо, но он все еще едва ли что-нибудь чувствовал. Ноги, как-будто
существуя отдельно от него, так и остались летать далеко вверху, запутавшись
в переплетении веревок гамака.
- Господи! - Дробно, как град по крыше, застучали шаги, потом раздался
неправдоподобно сильный грохот. - Кливер, ты болен? Давай успокойся на
минуту, я освобожу твои ноги. Майк, Майк, ты можешь включить поярче газ в
этом горшке? Здесь что-то случилось.
Через мгновение из отблескивающих стен полился желтый свет. Кливер
неуклюже прикрыл глаза рукой, но рука быстро устала. Пухлое взволнованное
лицо Агронского плавало прямо над ним, как спасательный воздушный шар. Он
нигде не видел Мишеля и в этот момент был даже рад этому. Сначала нужно было
объяснить себе присутствие Агронского.
- Как... черт побери.., - сказал он. Слова отслаивались от губ причиняя
боль в уголках рта. Теперь он понял, что пока спал, его губы каким-то
образом склеились. Он и не представлял сколько времени пролежал в
беспамятстве.
Агронский казалось понял оборванный вопрос. - Мы вернулись с озер на
нашем вертолете, - сказал он. - Нам не понравилось ваше молчание и мы
использовали собственные возможности, чтобы литиане, если они задумали
что-нибудь дурное, не поняли наших намерений при регистрации для полета на
рейсовом самолете.
- Прекращай болтать, - сказал Мишель, который неожиданно, как по
волшебству, появился в дверном проеме. - Ты же видишь, он простудился. Мне
бы не хотелось радоваться болезни, но это лучше козней литиан.
Мускулистый широкоскулый химик помог Агронскому поднять Кливера на ноги.
Превозмогая боль, Кливер снова попробовал открыть рот. Но вместо слов
прозвучал лишь хрип.
- Замолчи, - сердито сказал Мишель. - Давай уложим его назад в гамак. Где
же Отец? Только он умеет лечить здешние болезни.
- Держу пари он мертв, - неожиданно взорвался Агронский и его лицо
оживилось от тревоги. - Он был бы здесь, если бы мог. Мишель, это наверное
заразно. - Я не захватил своих перчаток, - сухо сказал Мишель. - Кливер лежи
спокойно или мне придется успокоить тебя. Агронский, похоже ты осушил его
графин; принеси-ка новой воды, ему надо пить. И посмотри, не оставил ли Отец
в лаборатории чего-нибудь похожего на лекарства.
Агронский вышел, за ним из поля зрения Кливера исчез Мишель. Всеми силами
преодолевая боль, Кливер еще раз попробовал разомкнуть губы.
- Майк.
В тот же миг Мишель был возле него. Смоченным в каком-то растворе ватным
тампоном он осторожно протер Кливеру губы и подбородок.
- Не волнуйся. Агронский несет тебе попить. Поговоришь немного позже,
Пол. Не спеши.
Кливер немного расслабился. Мишелю он верил. Тем не менее, он не смог
спокойно перенести то, что за ним ходят как за младенцем - он почувствовал
как по обеим сторонам носа стекают слезы бессильного гнева. Мишель вытер их
двумя легкими необидными движениями. Агронский вернулся напряженно
протягивая руку ладонью вверх. - Вот что я нашел, - сказал он. - В
лаборатории есть еще пилюли, и пресс для пилюль не убран. Там же ступка и
пестик Отца, правда они чистые.
- Хорошо, давай лекарство, - сказал Мишель. - Есть еще что-нибудь?
- Нет. В стерилизаторе жарится шприц, если это тебя интересует.

ПОЛНЫЙ ТЕКСТ И ZIР НАХОДИТСЯ В ПРИЛОЖЕНИИ

Док. 114230
Опублик.: 20.12.01
Число обращений: 2