ПОЛНЫЙ ТЕКСТ И ZIР НАХОДИТСЯ В ПРИЛОЖЕНИИ

Генри Лайон ОЛДИ
                Рассказы

NЕVЕRМОRЕ
АНАБЕЛЬ-ЛИ
ВИТРАЖИ ПАТРИАРХОВ
ВОСЬМОЙ КРУГ ПОДЗЕМКИ
ГЕРОЙ ВАШЕГО ВРЕМЕНИ
ДОКЛАДНАЯ ЗАПИСКА
КИНО ДО ГРОБА И...
НИЧЕЙ ДОМ
ПОСЛЕДНЕЕ ДОПУЩЕНИЕ ГОСПОДА
ПРОРОК
ПЯТЬ МИНУТ ВЗАЙМЫ
РАЗОРВАННЫЙ КРУГ
РЕКВИЕМ ПО МЕЧТЕ
СКИДКА НА ТАЛАНТ
СМЕХ ДИОНИСА
ТИГР

Генри Лайон ОЛДИ

КИНО ДО ГРОБА И...

`Выройте мне могилу, длинную и узкую,
Гроб мне крепкий сделайте, чистый и уютный...`
Из спиричуэлс

Младший инспектор 4-го отделения полиции Джаффар Харири вышел из
кабинета шефа изрядно побледневшим. Волосы его стояли дыбом. Этот факт,
принимая во внимание природную смуглость лица Джаффара и жесткую
курчавость волос - этот факт настолько изумил секретаршу Пэгги, что она на
22 секунды прекратила макияж левого глаза и вопросительно взглянула на
инспектора уже накрашенным правым. В ответ Джаффар выразительно потряс
кулаком, в котором была зажата тонкая папка, и не менее выразительно
изобразил процедуру употребления данной папки, если бы...
Суть дела заключалась в следующем.
В павильоне киностудии `Триллер Филм Инкорпорейтед` был убит
ассистент оператора Джейк Грейв. Его обнаружил заявившийся на студию
налоговый инспектор. В задний проход Грейва был вбит деревянный колышек
примерно пятнадцати дюймов длиной, дерево мягкое, волокнистое,
предположительно липа или осина. Поскольку убийство произошло во время
съемок сериала `Любовницы графа Дракулы` - убийце нельзя было отказать в
чувстве юмора. Правда, несколько своеобразном. После осмотра места
происшествия, замеров и фотовспышек, труп также проявил чувство юмора и
исчез. Шефу 4-го отделения юмор был чужд и именно поэтому дело было
передано младшему инспектору Джаффару Харири.
...Свернув за вторым городским кладбищем, Джаффар подъехал к воротам
киностудии. Левее чугунных створок торчала покосившаяся будка. Предположив
в ней наличие сторожа, вахтера или кого-то еще из крупных представителей
мелкой власти, инспектор вылез из машины и направился к этому чуду
архитектуры.
- Инспектор Харири. Мне необходимо видеть директора студии, -
представился Джаффар черному окошечку. В недрах будки нечленораздельно
булькнуло.
- Мне нужен директор, - настойчивее повторил Джаффар.
- Это упырь? Этот кровосос? Мистер, наверное, большой шутник, - из
дырки показалась всклокоченная борода и кусок заплывшего глаза. Джаффар
отскочил от будки метра на два, но сразу взял себя в руки.
- А кого, э-э-э... кого, собственно, вы имеете в виду? - как можно
деликатнее спросил он, пытаясь незаметно застегнуть наплечную кобуру.
- Как кого? - недра будки родили оставшийся глаз и часть щеки цвета
бордо. - Директора имею в виду, вы же его спрашивали... Где ж это, мистер,
видано, чтобы старый Том - и не мог хлебнуть глоточек на этом чертовом
посту? Какими-такими инструкциями, во имя Люцифера и иже с ним...
Ржавые ворота заскрипели и стали раздвигаться. Джаффар поправил
пиджак и зашагал к проходу. Дальнейшая беседа с пьяницей-сторожем не имела
смысла.
- Эй, мистер, - донеслось из будки, - эй, мистер, пистолет-то,
пистолет подберите... Чего ему перед входом валяться?..
`Вымерли они там, что ли?` - раздраженно думал инспектор, топчась
перед матовыми дверьми холла и в тринадцатый раз вдавливая до упора кнопку
звонка.
- И кому это не спится в такую рань? - послышался изнутри сонный
женский голос. Джаффар с удивлением посмотрел на часы. Они показывали
17.28. Дверь распахнулась, и в ней соблазнительно обрисовалась блондинка с
почти голливудскими формами. Она мило и непосредственно протирала
заспанные глаза.
- Младший инспектор Джаффар Харири. Мне нужен директор.
- Так он, наверное, еще спит...
- Спит? А когда же он, простите, работает? Ночью?
- Естественно... Специфика жанра. Вы что, не в курсе, какие мы фильмы
снимаем?
- В курсе. Вурдалаки всякие, упыри, колдуны там...
- Колдуны не у нас. Это на `ХХ век Фокс`. Идемте, я вас провожу.
Они долго шли по полутемным анфиладам. Инспектор быстро привык к
завываниям и леденящим душу стонам (раза два между ними вклинивался
звонкий мальчишеский голос, повторявший одну и ту же идиотскую фразу:
`Дядя Роберт, укуси воробышка!`), и теперь с любопытством взирал на
плакаты, украшавшие стены. С них скалились клыкастые парни в смокингах и
истекали кармином томные брюнетки. Нередко плакат сопровождался
двусмысленной надписью, типа `Полнокровная жизнь - жизнь вдвойне`, `Упырь
упыря не укусит зря`, `От доски и до доски` и тому подобное.
Размышления Джаффара о местных традициях и своеобразном юморе
прервала его очаровательная спутница. `Вы пока в баре посидите, ладно, а я
на минуточку. Мне очень надо. Очень...` - последнее `очень` она протянула
крайне соблазнительно, обнажив при этом пару блестящих белых клычков.
Видимо, инспектор не сумел скрыть свои чувства, потому что девушка звонко
рассмеялась и, сунув пальчики в рот, одним движением сдернула накладную
челюсть. Джаффар, проклиная разыгравшиеся нервы и свою работу, вошел в
дверь бара. В углу крохотного помещения, погруженного в красноватый
полумрак, трое сотрудников пили томатный сок из высоких бокалов. За
стойкой дремал толстый опухший бармен с постинфарктным цветом лица.
Дальний столик оккупировала активно целовавшаяся парочка.
Джаффар заскучал, заказал `Кровавую Мери` - сказалось влияние
обстановки - и подсел к компании.
- Привет, ребята, - инспектор решил наладить взаимопонимание. - Ну
обстановочка у вас тут!
- Нормальная обстановка. Рабочая, - мрачно ответил один из
выпивавших.
- Ну да. Рабочая. Я ж и говорю. Настолько рабочая, что какой-то
шутник берет осиновый кол и...
Сидящих за столом передернуло.
- Не трави душу, парень, - говорящий вытер ладонью широкий безгубый
рот. - И так тошно. А Грейв... Какой мужик был! Кровь с молоком! - при
этих словах он мечтательно зачмокал и подавился своим пойлом.
Джаффар поспешно встал и проследовал к выходу. Проходя мимо
влюбленных, он услышал страстный шепот: `Билл, не надо... Я же сказала -
после свадьбы... Тогда - сколько хочешь!` Оттолкнув возбужденного Билла,
пышная девица принялась вытирать с шеи и части бюста ярко-красную помаду.
Билл уныло сопел.
`Гомик, - подумал инспектор, - губы красит. Хотя зачем ему тогда
женщина? И тем более свадьба? Бред какой-то...`
В поисках исчезнувшей проводницы Джаффар долго бродил по коридорам,
не встречая ни одной живой души. Только из дверей с надписью
`Звукооператорская`, откуда раздавалось бульканье и хрипловатые вздохи,
вывалился тощий пожилой негр с бритой головой, напевавший на мотив
известного спиричуэлса:

`Nовоdy knоws whеrе`s my grаvе,
Nовоdy`ll knоws whеrе it is...`
[`И никто не узнает, где моя могила,
Не узнает никто, где она...` (англ

Увидев инспектора, негр поперхнулся, сбившись на хроматические
вариации, закашлялся, отчего лицо его пошло пятнами, и поспешно скрылся за
углом.
Дальнейшие поиски привели к пустой гримерной, просмотровому залу,
неработающему туалету и трем зубоврачебным кабинетам. На последнем висела
сделанная от руки табличка: `Взявшего комплект надфилей просим вернуть
Гаррисону. Администрация.`
Пнув ногой очередную дверь, инспектор потерял равновесие, вылетел во
внутренний двор студии и больно ушиб колено о каменное надгробие, на
котором парочка юных греховодников пыталась заниматься любовью.
- Простите, - смущенно отвернулся Харири.
- Ничего, ничего, - отозвался слева от него выбиравшийся из-под
надгробия покойник.
Двор стал быстро наполняться синюшными мертвецами с кривыми
обломанными челюстями, из могил потянулись изможденные руки, судорожно
хватая наэлектризованный воздух; обнаженная парочка с воплем попыталась
было смыться, но над ними уже зависли поношенные саваны...
- Стоп! Стоп! Что за идиот в кадре? Уберите! Кто так кричит! Кто так
кусается?! Всех к Диснею отправлю! Джонни, следующий дубль!..
Идиотом в кадре оказался инспектор Джаффар Харири. Его отвел в
сторону симпатичный моложавый упырь, до того куривший у `мигалки`. Джаффар
с перепугу не нашел ничего лучшего, как тупо ляпнуть своему спасителю:
`Скажите, а зачем вам... три стоматологических кабинета? Это ж только на
первом этаже...`
- А вы можете работать, когда у вас болят зубы? - осведомился
собеседник. - Я, например, не могу.
Инспектор поспешил покинуть съемочную площадку, но на полпути
споткнулся о собачью будку, из которой доносились странные звуки. Джаффар
заглянул внутрь.
В углу затравленно скулил и дрожал от страха лохматый пес, а по краю
алюминиевой миски с едой нагло расхаживал толстый воробей; временами он
хрипло чирикал и клевал лежавшее в миске мясо, кося при этом на инспектора
хищным зеленым глазом...

`...Вампир Джейк проснулся, как обычно, в шесть часов, с первым
криком совы. Откинув крышку гроба, он запустил в будильник подушкой, еще
немного полежал, потом поднялся и отправился чистить зубы. После этой
процедуры он достал из холодильника банку консервированной крови,
отхлебнул, поморщился, добавил джина с тоником и уже с удовольствием допил
остальное. Некоторые считали Джейка гурманом, некоторые - извращенцем.
У подъезда опять околачивался вурдалак Фред, который немедленно стал
клянчить двадцать монет до получки (почему именно двадцать - не знал
никто, в том числе и сам Фред). Отделавшись от него трешкой, Джейк
помчался на работу.
Шеф был опять не в духе, и Джейк выскочил из его кабинета,
подгоняемый яростным воплем: `Сто колов тебе в задницу!` Что такое кол в
задницу, Джейк уже успел испытать - полгода назад он получил строгий
выговор с занесением в личное тело.
Остальная рабочая ночь прошла ничуть не лучше; потому не было ничего
удивительного в том, что Джейк возвращался домой, проклиная все на том и
на этом свете. В подъезд склепа он ввалился в сопровождении мертвецки
пьяного Фреда, клявшегося ему в любви до гроба - и увидел ЭТО!
Омерзительное бледно-розовое существо с полуразложившимися зубами и
сосискообразными пальцами без малейших признаков когтей шагнуло к Джейку
из-за внешней стороны склепа. В детстве мама нередко пугала его людьми,
подростком он обожал страшные истории, но такое!..
Этого Джейк вынести не смог. Он выхватил из-за пояса осиновый кол и
всадил его себе в сердце...
...Следственная комиссия констатировала самоубийство на почве нервной
депрессии; показания пьяного Фреда были выброшены секретарем - все твердо
знали, что это мистика и людей не бывает...`

Джаффар немного поразмыслил над найденным обрывком сценария, сунул
его в карман и присел прямо на пол. Откуда-то снизу до него доносились
отголоски семейной сцены:
- Опять пару схлопотал! - рокотал солидный сердитый бас.
- Не пару, а кол! - огрызнулся мальчишеский дискант. Послышался
возглас, звук падения крупного тела и шлепок, сопровождаемый хныканьем.
- Чему тебя только в школе учат? - произнес наконец женский голос. -
Сколько раз тебе говорить, что это неприличное слово... Ну, кто теперь
будет папу откачивать?
И тут Харири осенило. С криком `Эврика!` он понесся по коридору.
...Директор оказался обаятельным мужчиной средних лет, улыбку
которого не портили даже плотно сжатые губы. Джаффар нахально уселся в
кресло, представился и попросил разрешения начать. А начало было таким...
- В один прекрасный день... Простите, в одну прекрасную ночь в
пыльных закоулках филиала заурядной киностудии появился вампир. То ли ему
осточертели родные кладбищенские кипарисы, то ли в нем проснулась
неодолимая тяга к искусству - но, так или иначе, результатом блужданий
бедного упыря стал труп встреченного продюсера, оставшийся в одном из
переходов с традиционным следом клыков под ухом. Весь день несчастный
вампир не находил себе места, а в шесть часов вечера помчался в памятный
переход. Там его поджидал восставший из гроба продюсер.
После недолгого обсуждения вариантов нового сценария они разошлись по
съемочным площадкам. На следующую ночь к ним присоединилась местная
примадонна, которую не портили даже удлинившиеся зубки, и оператор. Через
две недели студия `Триллер Филм Инкорпорейтед` приступила к съемкам.
Гримироваться теперь приходилось не перед кинопробами, а после - если
кто-нибудь хотел сходить, к примеру, на дискотеку. Проблема массовок
решилась сама собой - кладбище было за углом, и толпы статистов в белых
саванах лазили прямо через забор.
Впрочем, немногие сохранившиеся на студии люди, особенно вечно пьяный
сторож, кусать которого было просто противно, отнеслись к ситуации
философски. Кое-кто даже добровольно соглашался на укус - правда, только
после свадьбы...
Итак, смешанный коллектив студии с энтузиазмом взялся за дело. Первая
же лента `Вампир во время чумы` добавила шесть нулей к банковскому счету,
а сериал `Кровь с молоком`...
- Достаточно, мистер Харири, - директор снова улыбнулся, обнажив на
этот раз все тридцать восемь зубов, не считая четырех рабочих резцов. - Я
надеюсь, вы ограничитесь этим. Уважая ваш интеллект, а также фантазию, я
думаю, что такой доклад все-таки не поступит в прокуратуру округа, не
обладающую вашими умственными способностями. Вы меня понимаете? Кроме
того, в противном случае я гарантирую вам со своей стороны весьма крупные
неприятности... Не стоит лезть в бутылку, мистер Харири.
- Почему? - недоуменно спросил Джаффар Муххамад Ибрагим Аль-Харири
бену-Зияд, стремительно уменьшаясь в размерах и прыгая в стоявшую на столе
пустую бутылку из-под джина. Звякнула завинчивающаяся пробка, бутылка
вылетела в окно, сделала круг и взяла курс на Саудовскую Аравию.

Генри Лайон ОЛДИ

ГЕРОЙ ВАШЕГО ВРЕМЕНИ

Рассказы невежественных людей поражают слух.
Мудрый удивительного не рассказывает.
Из древних

Человек, не имеющий чувства юмора, должен
иметь хотя бы чувство, что у него нет чувства
юмора.
С.Е.Лец

КОЛЛАПС

Тангенциальный коллапсатор изобрел инженер Павел Лаврентьевич
Манюнчиков. Не хватайтесь за энциклопедию - в ней не найти Павла
Лаврентьевича. Гораздо проще найти его в курилке маленького института
`НИИЧТОТОТАМПРОЕКТ`, коротающего восемь рабчасов за обсуждением последнего
заседания Верховного Совета. А зря, зря не берутся биографы за
жизнеописание господина Манюнчикова, ибо был господин Манюнчиков человек
обиженный и втайне страдающий.
Надо сказать, что Павла Лаврентьевича обижали все. Его обижали
коммунисты (`Почему у нас так плохо?!`), а также капиталисты (`Почему у
них так хорошо?!`), правительство (`Умники!`), народ (`Дураки!`),
начальство (`Хам и бездарь!`), сослуживцы (`Выскочки и сопляки!`), жена
(`Стерва безмозглая!`), работники торговли (`Жулье!`), работники милиции
(`Сатрапы!`) - и многие-многие другие, полный перечень которых вполне
заслуживает упоминания если не в энциклопедии, то уж хотя бы в телефонном
справочнике.
И вот как-то раз сидел Манюнчиков в своем совмещенном санузле,
неисправный бачок которого лишь усугублял страдательные порывы, и думал,
придерживая брюки: `А как хорошо было бы, если бы все они, которые меня
обижают, вдруг взяли бы и исчезли к соответствующей матери!.. И, может
быть, тогда проявились бы, наконец, мои выдающиеся способности, талант,
или - чем черт не шутит? - даже гениальность!..`
И тут неожиданно Манюнчиков ясно представил себе схему. Не сразу он
понял, что это такое, но почувствовал всем своим существом, что это нечто
очень важное и лично ему крайне необходимое - и сразу же принялся
лихорадочно срисовывать видение, портя импортную женину помаду и
разматывая рулон дефицитнейшей туалетной бумаги.
Когда бумага смоталась окончательно, а вместе с ней смоталось и
озарение, Павел Лаврентьевич удовлетворенно откинулся на неисправный
бачок, оглядел свое творение, ничего не понял и укрепился в мыслях о
собственной гениальности.
Умыв руки и вернувшись в комнату, Манюнчиков вновь предпринял попытку
разобраться, что же он все-таки наваял. Получилось нечто среднее между
пылесосом, электрошашлычницей и противотанковым ружьем.
Долго сидел Павел Лаврентьевич над детищем своим, и уже потихоньку
злиться начинал, не находя ему ни объяснения, ни применения, но решил для
отдохновения души в журнале научно-популярном порыться, кроссворд
поискать. Полистал-полистал, кроссворда не нашел, зато статейку одну
обнаружил. Пульсары-коллапсары, дыры разные черные и белые, тарелки
летающие некондиционные - в общем, пришел гений Манюнчиков в волнение
страшное, потому как понял суть изобретения своего.
А изобрел Павел Лаврентьевич оружие ужасное, название которому -
ТАНГЕНЦИАЛЬНЫЙ КОЛЛАПСАТОР!
На следующий же день принялся Павел Лаврентьевич за расчеты, потому
как без расчетов скрупулезнейших самая замечательная модель у тебя же в
руках шарахнуть может и родителя своего же сколлапсировать.
И вот тут-то и выяснились в знаниях Манюнчикова пробелы немалые, а
точнее - один большой девственный пробел с редкими оазисами обрывочных и
весьма куцых знаний. И от открывшейся истины в расстройстве душевном засел
Павел Лаврентьевич в библиотеке - книжки умные читал, выписки делал. А
когда заполнился пробел бездонный выписками до середины - приступил
товарищ Манюнчиков к сборке аппарата своего, с немалым трудом
рассчитанного.
Только вот сослуживцы Павла Лаврентьевича, выскочки и сопляки
вышеупомянутые, как-то косо поглядывать на него начали. Да и то сказать -
на перекуры не ходит, кроссворды не решает, о заседании последнем и
говорить не хочет - совсем, видать, свихнулся человек. Пришлось
Манюнчикову в целях конспирации включаться обратно в жизнь коллектива,
отчего работа пошла куда медленнее, зато сигареты закончились куда
быстрее. Ну да бог с ними, с сигаретами, а только сделал Павел
Лаврентьевич модель действующую, сделал все-таки, несмотря на общественную
нагрузку, чтоб ей пусто было...
Коллапсатор вышел большой, черный, тангенциальный, работающий на
батарейках `Крона`. Долго сидел Павел Лаврентьевич на кровати, долго
вертел в руках детище свое родимое - и, наконец, решился. Выставил он
мощность (самую малую), прицелился в старый будильник `Чайка` (звонивший
на редкость противно), и нажал кнопку.
Загудел слегка коллапсатор, засветился, буркнул что-то невнятное... И
исчез будильник `Чайка`, исчез со всеми своими семнадцатью
псевдорубиновыми камнями!
Павел Лаврентьевич даже рукой провел по пустому столу. Чисто.
Сколлапсировал будильник! Ай да Манюнчиков, ай да сукин сын!..
Получилось!.. И тут Манюнчиков, действительно сукин сын, не утерпел.
Сунул он коллапсатор свой за пазуху, квартиру запер тщательно и во
двор вышел. Идет по двору Павел Лаврентьевич Манюнчиков и чувствует себя
сильным и уверенным. `Теперь, - думает, - кого хошь сколлапсирую. Нету на
меня теперь никакой управы, вплоть до милиции, потому как вещественных
доказательств аппарат мой не оставляет. Раз - и нет! А на нет и суда нет`.
Вот так, думая о разных приятных для себя вещах, дошел Манюнчиков до
голубятни в углу двора. А надо сказать, что голубей Павел Лаврентьевич
тоже не любил - и за бульканье их глупое, и за окраску несерьезную, и за
гнусную склонность гадить куда попало, не исключая и его, Манюнчикову,
личность. Так что подошел он к голубятне, по сторонам оглянулся,
коллапсатор свой вытащил... Хлоп - и нет голубятни, как и не бывало, со
всеми ее гадами пернатыми.
Хихикнул злорадно Павел Лаврентьевич и хотел было дальше направиться,
как вдруг услышал за спиной:
- Ах ты, ирод, антихрист окаянный! Что ж ты птичку невинную, божье
творение, изничтожаешь?! А ну подь сюды, сто чирьев тебе на седалище! В
милицию пойдем...
Обернулся испуганно Манюнчиков, и увидел деда-голубятника, коего в
сумерках ранее не приметил. Вредный был дед, злопамятный,
склерозоустойчивый.
Глянул еще раз по сторонам Павел Лаврентьевич - на этот раз
внимательно - улыбнулся ехидно ругателю-орнитологу - и кнопочку надавил.
Раз - и нет деда.
Плюнул тогда Манюнчиков на асфальт и в приятном расположении духа
домой пошел.
Утром Павел Лаврентьевич на работу опоздал по причине
сколлапсированного будильника. И не просто опоздал, а на целых сорок три
минуты. Так что вахтер на проходной аж подпрыгнул от радости и служебного
рвения и палец в телефонную дырку сунул - начальству доносить. Посмотрел
Манюнчиков - одни они в холле с вахтером. Давно ему, кстати, этот вахтер
не нравился, и фуражка его противная, и морды выражение неприятное для
глаза, и вообще...
Рванулся подлец-вахтер в сторону, но не зря коллапсатор у Павла
Лаврентьевича звался тангенциальным, ой не зря! Хлоп - и нет вахтера. А на
нет - и суда нет. Пора идти на работу.
В тот же день Манюнчиков подкараулил на лестнице своего начальника -
хама и бездаря - и отправил вслед за вахтером. А назавтра пришла очередь и
зама - тупицы и чистоплюя - имевшего неосторожность разогнать в туалете
курильщиков, в том числе и Павла Лаврентьевича лично. Хотели еще
Манюнчикова в колхоз заслать, но ответственная за колхозы - дура крашеная
- запропастилась куда-то, искали ее, искали, не нашли и бросили.
Думал Павел Лаврентьевич и жену свою, Люсю, сколлапсировать, да
передумал ввиду некоторой пользы ее существования, в горячих обедах и
стираных носках проявляемой. Так что с этим пришлось повременить.
Ну, ясное дело, стал народ вокруг нервничать, слухи поползли разные,
дескать, люди куда-то пропадают. Кто международный империализм винит, кто
- сепаратистов и номенклатуру, а некоторые, страшно сказать, - самого...
Пришлось милицию вызывать. Двух не в меру ретивых служителей порядка Павел
Лаврентьевич быстренько сколлапсировал, а остальные сами смылись. По
причине отсутствия вещественных доказательств и скудной оплаты
героического труда работников органов.
И всем бы доволен был Манюнчиков, но стала к нему закрадываться
этакая подленькая мыслишка: `А куда ж все эти, сколлапсированные,
деваются? Хоть и подлецы они все, а интересно...`
Снова засел Павел Лаврентьевич за книги да расчеты, еще треть пробела
своего с великим трудом засыпал и вывел-таки формулу конечную, вывел,
глянул - и ужаснулся, потому как по формуле этой треклятой выходило, что
все, кого он сколлапсировал, живы-здоровы, только перешли они все в
восемнадцатое измерение, где испытывают неудобства немалые, и ровно через
девять дней и шесть часов после факта исчезновения вернутся обратно крайне
обозленные - и окажутся в радиусе трех с половиной метров от
тангенциального коллапсатора!..
Дернулся Павел Лаврентьевич, на часы взгляд бросил, с воплем к двери
кинулся - да поздно было. Грянул гром, ударила молния, противно зазвонил
будильник `Чайка` на семнадцати псевдорубиновых камнях, и толстый сизый
голубь обгадил весь пиджак гражданина Манюнчикова под радостный вопль
ворвавшегося деда: `Хватайте его, ирода, люди добрые!..`
Не ищите в энциклопедии имя Манюнчикова Павла Лаврентьевича. Ни к
чему это. И в курилке институтской тоже не ищите, не стоит. Впрочем, если
у вас много лишнего времени...

СЧАСТЬЕ В ПИСЬМЕННОМ ВИДЕ

В воскресенье вечером Павел Лаврентьевич Манюнчиков получил письмо
следующего содержания:
`Письмо - счастье.
Это письмо - подлинное счастье. Находится в Голландии. Оно обошло
вокруг света 1000 раз. Теперь оно попало и к вам. С получением этого
письма к вам придет удача и счастье. Но с одним условием - отправьте его
дальше. Это не шутка. Никаких денег не надо, потому что ни за какие деньги
не купить счастья. Отправьте письмо тому, кому вы желаете счастья. Не
задерживайтесь с отправлением. Вам необходимо отправить 20 штук в течение
96 часов после получения этого письма.
Жизнь этого послания началась в 1853-м году. Артур Саян Даниель
получил его и велел секретарше размножить. Через четыре дня он выиграл
миллион. Служащий Хорита из Нагасаки, получив это письмо, порвал его и
через четыре дня попал в автокатастрофу.
Хрущев получил это письмо, отдыхая на даче в 1964-м году. Он
выругался и выбросил его в урну. Через четыре дня Хрущева свергли. Ни в
коем случае не рвите это письмо, отнеситесь к нему серьезно! Итак, 20
писем в течение 96 часов. Результат - на четвертые сутки после
отправления. Желаем счастья!`
Дочитав письмо, Павел Лаврентьевич собрался было последовать
пагубному примеру Никиты Сергеевича и служащего Хориты, но тут, после
рекламного сообщения, начался третий тур телеигры `Поле чудес`, где
молодой майор и две агрономши никак не могли получить стиральную машину,
угадав последнюю букву в иностранном слове `аборт`, - и назойливое письмо
мирно упокоилось в глубинах потертых брюк несуеверного Манюнчикова.
Обнаружилось письмо только завтра, на работе, когда Павел
Лаврентьевич, зайдя в курилку, полез в карман за сигаретами. Естественно,
Манюнчиков не преминул показать послание приятелям, большинство которых
отнеслось к нему скептически. Однако, Сашка Лихтенштейн из соседнего
отдела вдруг заявил, что его теща получила такое же, в отличие от
некоторых, размножила - и спустя четыре дня умотала, наконец, в свой
Израиль - после чего лично он, Сашка Лихтенштейн, искренне верит в
счастье. Манюнчиков глянул в сияющие Сашкины глаза - и его осенило.
Вернувшись в отдел, Павел Лаврентьевич быстро набрал на клавиатуре
своей персоналки (кстати, соотечественницы упрямого служащего Хориты из
Нагасаки!) текст письма, проверил, нет ли ошибок - и сбросил текст на
принтер. Через восемь минут два десятка экземпляров лежали перед довольным
Манюнчиковым.
По дороге домой Павел Лаврентьевич раскидал письма по первым
попавшимся почтовым ящикам и с приятным чувством выполненного долга стал
ждать заслуженного счастья.
Прошло четыре дня.
Манюнчиков выиграл рубль в лотерею и не поехал в колхоз, так как
заболел гриппом. Все вышеуказанные события он приписал действию письма,
но, получив еще одно, аналогичное, также отпечатанное на принтере - не
раздумывая, выбросил его в мусорное ведро. И ничего страшного с
Манюнчиковым не произошло. Разве что машина грязью окатила, так не через
четыре дня, а через неделю!
А персоналочке японской, на которой Павел Лаврентьевич работал,
наладчик поставил на место все украденные ранее микросхемы, старый плоттер
заменил, а потом кто-то, видимо, по ошибке, загрузил импортную
суперпрограмму `бой в памяти`. И играет она теперь в эту игру с утра до
вечера, и ни на какие запросы не отвечает.
Счастлива, наверное...

СКРЫТАЯ ПРОВОДКА

Стихийное бедствие из шести букв, по горизонтали...
- Ремонт! - подсказали сзади, и измазанные спецовки выставили-таки
упирающегося Манюнчикова из четвертого по счету кабинета, выставили вместе
со стареньким электрочайником и подозрительным ржавым порошком
чаеразвесочной фабрики г.Очамчира. Плюнул Павел Лаврентьевич в сердцах,
посмотрел грустно на ботинок оплеванный и пошел искать по институту, где
оскорбленному есть чувству уголок.
Уголок отыскался на третьем этаже - мирный благодатный оазис среди
барханов песка, цемента и известки, с чахлой вечнозеленой пальмой и белым
неоновым солнцем пустыни, весело подмигивавшим очарованному Манюнчикову. И
вот уже радует глаз связующая нить от греющегося чайника к розетке у
самого плинтуса, уже мягкое полудиректорское кресло приняло в объятия свои
лучшую из составных частей Павла Лаврентьевича, уже неприступная твердыня
кроссворда готова выбросить белый флаг и отдаться победителю по вертикали
и по горизонтали...
- Здорово, Манюнчиков! Чаи гоняешь? - в дверях оазиса возник
верблюжий профиль Сашки Лихтенштейна из соседнего отдела, скалящийся всеми
своими золотыми россыпями. Собственно, хам Сашка исказил, как всегда,
родовую фамилию Павла Лаврентьевича, меняя в ней первые буквы по своему
усмотрению, но результат получая одинаково неприличный и чувствительно
задевавший гордого Манюнчикова.
Подождав реакции на любимую шутку, Сашка шагнул в кабинет и явил себя
миру целиком, обнаружив неожиданное сходство с небезызвестным Лаокооном,
борющимся с древнегреческими змеями. От небритой шеи до предполагаемой
талии на нем был намотан грязный лапшеобразный провод, конец которого
исчезал в глубинах Сашкиного организма.
- Директор послал, - трепался Лихтенштейн, приседая на корточки и
выдергивая из розетки штепсель многострадального чайника, - сделай,
говорит, проводку скрытую, а то скрытности у нас маловато, и про водку
слышать тошно, это каламбур такой тонкий, Манюнчиков, про водку-то, только
темный ты у нас, и с чувством юмора у тебя, как у директора, даже хуже...
И уснул бы, наверное, Павел Лаврентьевич, уснул в тепле и уюте под
болтовню нудную, волнообразную - когда б не пауза длительная, трепачу
Сашке не присущая, и не вопль дикий несуразный, взорвавший Манюнчикову
нирвану.
Всклокоченный Лихтенштейн стоял на коленях у стенки и совал отверткой
в раскуроченную розетку. - Ты глянь, нет, ты глянь, Манюнчиков, нет, ты
глянь... - бормотал он, тупо моргая рыжими ресницами. Павел Лаврентьевич
склонился над розеткой, последил с минуту за бессмысленными Сашкиными
манипуляциями и осведомился об оказании первой помощи человеку, Богом
обиженному и током ударенному.
Дальнейшая информация, скрытая в монологе неудачливого электрика под
шелухой оскорбительных выпадов в адрес Манюнчикова, в очищенном виде
сообщала, что к данной розетке никаких проводов не подведено и подведено
никогда не было, и если бы не Сашка, то электричество бы здесь и не
ночевало, ныне, и присно, и во веки веков, аминь.
Надоело Павлу Лаврентьевичу сопереживать речи страстной и
неуравновешенной, взял он кроссворд недорешенный и вышел вон. А спускаясь
по лестнице, вспомнил он чайничек свой верный, к неработающей розетке
подключенный, тепло бока его округлого вспомнил - и остолбенел, истину
уяснив. И обратно кинувшись через препятствия многообразные, застал
Манюнчиков Сашку над чайником склоняющимся и ноздри носа своего
породистого, с горбинкой, раздувающим.
- Слышь, Паша, - в дрожащем голосе Лихтенштейна вибрировало
неподдельное уважение, - ты гений, тебе Нобелевскую надо, я тару сейчас
организую, и мы немного вздрогнем...
На столе обнаружились две синенькие чашки, чайник завис в воздухе, и
густо-коричневая струя полилась вниз, наполняя комнату отменным коньячным
ароматом, вызывающим светлые воспоминания о белоглавых горах Армении.
Манюнчиков медленно приблизился к столу, поглядел на таинственную розетку,
на пятизвездную жидкость в чашках...
- Саша, - необычайно торжественно произнес Павел Лаврентьевич, -
Саша, я себя уважаю. А ты?
За пьянство в рабочее время Манюнчиков с Лихтенштейном получили по
выговору. Тщетно взывали они к научному мышлению случайно вошедшего
начальства, тщетно будили дух просвещенья в темных административных умах,
тщетно ткнул Павел Лаврентьевич отверткой в предательскую псевдорозетку.
Тем более, что пока Манюнчиков размышлял на лестнице, постигая тайны
природы, подлец Сашка успел-таки подключить розетку к щитку
распределительному - забыв в эйфории поставить в известность соавтора!
Всю последующую неделю ударенный Манюнчиков с Сашкой не здоровался.
Здоровью это, правда, особенно не помогало. А в среде институтских уборщиц
да сторожей слухи поползли, один другого ужаснее. И передавали тети Маши
дядям Васям, что призрак бродит по институту, вздыхает тяжко по ночам и
провода у всех розеток на пути своем режет. Кто шаги слыхал, кто проводку
потом чинил, а кто и спину привидения, нетвердо прочь шагавшего, видеть
сподобился. И в руках порождения адова, краем савана прикрытый, чайничек
покачивался, старый, электрический. И нетопыри кружили над гладким черным
хвостом с помятым штепселем на конце...

СИНДРОМ КАССАНДРЫ

`...Если бы вы ведали то, что
ведаю я, то перестали бы смеяться,
и много бы плакали...`
Коран, сура 16, аят 3

Мироздание относилось к Павлу Лаврентьевичу приблизительно так же,
как и его жена Люська. Обычно, когда Манюнчиков стоял уже в дверях, за
пивом собравшись, то немедленно требовалось выносить мусор и выбивать
ковер; а когда в жизни Павла Лаврентьевича наклевывалась рыбалка, опять же
с перспективами крупного возлияния - то гримасы мироздания неизменно
выражались в осадках, командировках и прочих несуразностях.
Видимо, из-за непокладистого мироздания и упрямой спутницы жизни и
стал мутировать гомо сапиенс Манюнчиков, подтверждая догадки сэра Чарльза
Дарвина и неприятно удивляя друзей и знакомых. А удивляться было чему, ибо
проявился в Павле Лаврентьевиче некий дар, людям вообще-то мало
свойственный и к последствиям разнообразным приводящий.
Начало событиям положил черный кот Вячеслав Николаевич, обитавший на
помойке и нагло перебежавший дорогу спешащему Манюнчикову. Остановился
Павел Лаврентьевич, на проходимца лишайного глянул - и вдруг понял, что не
жилец кот на белом свете, ну не жилец - и все тут!.. Да и Вячеслав
Николаевич занервничал, хвост грибом ядерным распушил и чесанул от
пешехода подозрительного через дорогу, а на дороге-то грузовик, а за
рулем-то веселый парень Владик, размечтавшийся с устатку о подружке
вчерашней, с вот такими...
Вот этот-то визг тормозов, оборвавший антиобщественное бытие черного
короля помоек, определявшее его же антиобщественное сознание - он и
ознаменовал в жизни Павла Лаврентьевича новую прелюбопытнейшую веху.
Пришел Манюнчиков на работу, а там у шефа в кабинете встреча деловая,
и сам шеф сияет, как свежепокрашенный, втирая очки наивным импортным
бизнесменам на предмет купли некоего аппарата, лично шефом
сконструированного и любые реки на чистую воду выводящего.
Глянул Павел Лаврентьевич на кивающего азиата в пиджаке от Кардена и
с телевизором на запястье, глянул - и понял, что не возьмет раскосый
шефово детище, ну ни за какие коврижки отечественного производства.
Отвел Манюнчиков начальство в сторонку, мнение свое изложил, ответное
мнение выслушал, подавился инициативой и дверь за собой тихо прикрыл. А
назавтра выговор схлопотал, с занесением и устным приложением, за срыв
договора важнейшего и пророчества вредные, работающие врагам нашим на
руку, кольцами да часами увешанную.
Только беда одна не ходит, и когда Манюнчиков домой возвращался,
пристали к нему хулиганы. Стоят на углу могучей кучкой, эй, кричат,
дядька, дай сигарету!.. Дальше - больше, слово за слово, и двинулся
наконец атаман на укрощение строптивого дядьки Павла Лаврентьевича. Глянул
на него Манюнчиков - и сразу все понял.
- Не подходи, - умоляет, - не подходи, пожалей себя!..
Да куда там, разве атаман послушает... Взял гроза подворотен крикуна
за грудки, к стенке прислонил для удобства, а стена-то дома пятиэтажного,
а на крыше-то каменщик Василий трубу кладет, и хреновый он каменщик-то,
доложим мы вам, кирпича в руках - и то удержать не может...
Одернул Манюнчиков куртку и прочь пошел от греха подальше. Хоть и
предупреждал он покойного, а все душа была не на месте.
И пошло - поехало. Отвернулись от Павла Лаврентьевича друзья, потому
что кому охота про грядущий цирроз печени да скорую импотенцию
выслушивать; жена ночами к стенке и ни-ни, чтоб не пророчил о перспективах
жизни совместной; на работе опять же одни неприятности, - так это еще до
предсказаний судеб начальников отделов, судеб одинаковых, и одинаково
гнусных...
Пробовал Манюнчиков молчать, и три дня молчал-таки, хотя и зуд
немалый в языке испытывал, а также в иных частях тела, к пророчествам
вроде бы касательства не имеющих - три дня, и все коту Вячеславу под
хвост, потому как подлец Лихтенштейн при виде душевных терзаний коллеги
взял да и спросил с ехидством: `Ну что, Паша, скоро заговорит наша
Валаамова ослица?!`
Глянул на эрудита взбешенный Манюнчиков, и `Типун тебе на язык!` сам
вырвался, непроизвольно. Не поверил Сашка, улыбнулся, в последний раз
улыбнулся, на неделю вперед, по причине стоматита обширного, от эрудиции,
видимо, и образовавшегося...
И вот однажды сидел удрученный Павел Лаврентьевич в скверике, думу
горькую думая, а рядом с ним старичок подсел, седенький такой, румяный,
бодрый еще - и изложил ему Манюнчиков неожиданно для себя самого всю
историю предсказаний своих несуразных и бед, от них проистекающих.
Не удивился старичок, головкой кругленькой покивал и говорит: `Ничего
экстраординарного я у вас, голубчик, не наблюдаю, обыкновенный синдром
Кассандры, и все тут.`
Хотел было Манюнчиков обидеться, но сдержался, и правильно, потому
как изложил ему академический старичок и про пророчицу Кассандру, в
древней Трое проживавшую, и про проклятие Аполлона, за треп
несвоевременный на нее наложенное, так что в предсказания ее никто не
верил, хоть и правду вещала Кассандра, только неприятную весьма, даже для
привычного эллинского слуха неприятную...
А в конце лекции своей подал старичок надежду вконец понурившемуся
Павлу Лаврентьевичу.
- Вы, говорит, людям дурное пророчите, вот они вам и не верят, ибо
человек по натуре своей оптимист. Тут, голубчик, связь
причинно-следственная имеется: вам не верят, а оно сбывается. Вот и
найдите кого-то, кто в слова ваши поверит - глядишь, оно тогда и не
сбудется, и вздохнете вы с облегчением...
Сказал, встал с лавочки и к выходу направился. Поинтересовался
Манюнчиков, откуда старичок столь осведомленный образовался, а тот и сам
признался, дескать, и у него синдром, только другой, имени маркиза
какого-то заграничного.
Порылся после любопытный Павел Лаврентьевич в энциклопедии, и отыскал
там маркиза оного, де Сад именуемого, а заодно и о происхождении садизма
вычитал - то есть совет советом, а убрался он из скверика крайне
своевременно.
Полный список людей, не поверивших Павлу Лаврентьевичу и за неверие

ПОЛНЫЙ ТЕКСТ И ZIР НАХОДИТСЯ В ПРИЛОЖЕНИИ

Док. 114089
Опублик.: 19.12.01
Число обращений: 0