ПОЛНЫЙ ТЕКСТ И ZIР НАХОДИТСЯ В ПРИЛОЖЕНИИ

Овчинников Олег
Рассказы

АВТОБИОГРАФИЯ
МИР БЕЗ ЛЮБВИ
МИГРАЦИЯ
МНЕМИЗАТОР
ВСЕМУ СВОЕ ВРЕМЯ
НА КРАЮ ВСЕЛЕННОЙ
Антинародная мудрость
Открытое письмо к матери
Рассказ в стиле фэнтези
Игрушкин дом
Нелепая смерть любимой девушки

АВТОБИОГРАФИЯ

Я, Овчинников Олег Вячеславович, родился в 1973 году в г. Оренбурге.
Там же в 1990 году закончил среднюю школу N 27 с золотой медалью. Затем
приехал в Москву и поступил на факультет Вычислительной Математики и Ки-
бернетики МГУ. Окончил его с красным дипломом. В данный момент являюсь
аспирантом второго года обучения. Женат, имею замечательную дочку Катю-
шу, ей скоро 5 месяцев.
Читаю книги (не только фантастические) сколько себя помню. Особо по-
любившиеся перечитывал до семи раз. Любимые писатели-фантасты - из на-
ших: Стругацкие, Пелевин, Штерн, сейчас знакомлюсь с творчеством
Лукьяненко; из импортных: Желязны, Саймак, Гаррисон, в последнее время
увлекся Хаббардом.
Первый раз попробовал писать классе в 5-м. Поражает грандиозность мо-
их юношеских планов: помню, начинал `Не научный, но фантастический роман
в 100 частях`. Написал первые пять частей (одна часть - 18-тистраничная
тетрадка в клетку), надоело. Тетрадки, слава Богу, утеряны. Вторая попы-
тка проводилась в 1994 году. Видимо, дело было в моей тогдашней работе -
весь день на свежем воздухе, заняты только руки. А в голове зреют планы.
Написал рассказов шесть-семь. И бросил работу. Сейчас готов к третьему
подходу.

июль 1997

Овчинников Олег
МИР БЕЗ ЛЮБВИ

Жизнь, подчиненная строгой целесообразности - что может
быть естественнее, логичнее? Когда каждый твой поступок является
логическим следствием предыдущих. Когда система правил,
зафиксированная в мозге, позволяет тебе однозначно, а главное -
правильно осуществить выбор в любой ситуации, которая только
может возникнуть. Когда тебе с момента рождения известен
`алгоритм` всей твоей жизни и ее конечная цель. Когда ты просто
не можешь совершить необдуманного поступка, а вероятность
совершения ошибочного действия стремится к нулю. Что может быть
логичнее?
А чувства... Разве мало нам тех семи чувств, которые дает
природа? Неужели нам не хватает зрения, слуха, вкуса, обоняния,
осязания, эманирования и астризма? Зачем придумывать что-то еще?
Чувство, не подкрепленное ощущением, не имеет смысла. Это
аксиома.
Так думала она. Так жила она. Так жила вся ее цивилизация.

Но однажды она увидела книгу.
Это случилось в Галактическом Музее. Книга являлась одним
из экспонатов в большой экспозиции под названием `Земля`.
Она уделила книге ровно столько внимания, сколько
требовалось. Отсканировала содержание книги и спроецировала его
в мозг. Поместила туда же ключ-код для восприятия земного
текста.
Когда наступил благоприятный момент, информация,
содержащаяся в книге, была осознана. И информация оказалась
совершенно нелогичной. Она вошла в совершенно новое для себя
состояние, которое спустя некоторое время будет классифицировано
ею как `удивление`.
Если то, что говорилось в книге, было правдой... А она не
могла предположить, что может быть иначе. В самом деле, зачем
кому бы то ни было может понадобиться писать книгу, не
объективно отражающую реальность?! Так вот, если книга говорила
правду, то жизнь людей, населяющих планету Земля, подчинялась
законам, начисто отрицающим логику. В выборе своих действий
земляне руководствовались не столько голосом разума, сколько
чувствами. Причем множество чувств не было ограниченным. Земляне
могли испытывать `радость`, `страх`, `волнение`, `удовольствие`,
`боль`, существовало даже совершенно непонятное чувство -
`интуиция`.
Но главным чувством, которое было целью, смыслом и причиной
жизни на Земле, была `любовь`.
Это было настолько необычно, что у нее впервые в жизни
возникли сомнения в адекватности восприятия информации. Она
вернулась в Музей. Она не стала даже астрацировать книгу, вместо
этого она прочла ее, воспользовавшись органами зрения. Крайне
неэффективный способ, но она хотела быть уверенной. И она обрела
уверенность.
Земля действительно жила чувствами, каким бы нелогичным это
ни казалось.
И она захотела испытать все эти чувства. Найти свою
`любовь`. Сделать это можно было единственным способом.
Она узнала координаты планеты под названием Земля,
сфокусировала себя в луч и направила этот луч по касательной к
поверхности планеты.

Хотя максимальная вероятность встретить людей достигалась
на территории города, она предпочла расфокусироваться посреди
широкого поля, невдалеке от городской окраины. У нее не
возникало проблемы, в каком виде она должна предстать перед
землянами. Форма определялась целью визита. Чтобы найти `любовь`
проще всего стать символом `любви`. Вся необходимая информация
содержалась в книге.
Тело ее стало цветком, а все девятнадцать конечностей -
белоснежными лепестками.

Ожидание не было долгим.
Один из представителей земной цивилизации показался из-за
невысокого холма и продолжал движение в ее направлении. Судя по
тем иллюстрациям, что были в книге, землянин был мужчиной. И это
было хорошо: ведь она была женщиной!
`Все-таки я оптимальным образом выбрала место появления!` И
это была `радость`.
Мужчина подошел уже совсем близко, но, тем не менее, пока
не обращал на нее никакого внимания.
`Он не видит меня! Он пройдет мимо и не заметит меня!` И
это был `страх`.
Но мужчина заметил. Он даже слегка изменил направление
движения, чтобы подойти к ней. Он низко наклонился и протянул к
ней руку. `Чего он хочет? Что он собирается сделать со мной?` И
это было `волнение`.
Мужчина нежно коснулся ее стебелька кончиками пальцев и
резко потянул. Она оторвалась от земли и осталась в его руке.
`Он хочет, чтобы я была рядом с ним!` И это было `удовольствие`.
Мужчина продолжил свой путь. Внезапно он совершил
непонятное действие - пальцами свободной руки резко дернул за
один из лепестков. Лепесток оторвался.
Ощущение утраты, потери. И это была `боль`.
Но она не стала обращать на нее внимания, ведь мужчина
заговорил с ней! Он говорил тихо и невнятно, у нее даже возникли
сомнения, к ней ли была обращена его речь? Но кроме нее
поблизости никого не было. И в словах его она разобрала что-то о
`поцелуях`. И это было хорошо, потому что `поцелуй` - это
неотъемлемый спутник `любви`. Это следовало из книги. Затем он
пробормотал что кого-то нужно `прижать к сердцу`. И ее сердце
наполнилось радостью, ведь и об этом было написано в книге.
`Так что же, это и есть `любовь`?`
Она была уже почти уверена в этом, когда он оторвал
последний, девятнадцатый лепесток и произнес единственное слово,
разом положившее конец всем ее сомнениям:
- Любит!
`Он любит меня!`
Мужчина поднес цветок с оборванными лепестками к самому
лицу и сильно вдохнул воздух. `Жаль, что у него нет
фиторецепторов! Он не может меня эманировать...`

Бледный космодесантник, представитель `Комиссии по
Космическим Контактам` Редуард Кинг не ощутил никакого запаха.
Он улыбнулся каким-то своим мыслям, повторил еще раз: `Любит!` и
выбросил ставшую ненужной ощипанную ромашку в траву. Настроение
было превосходным!

`А может быть, люди просто не могут любить, одновременно не
причиняя боли тем, кого любят?` - подумала она. И это была
`интуиция`.

13 июля 1997

Олег Овчинников
МИГРАЦИЯ

Уродцы шли по неасфальтированной дороге, чуть колыхаясь в
лучах заходящего солнца. Ничто в природе уже не волновало их...
Временами, когда кто-нибудь из них падал на землю,
обессиленный, вся процессия останавливалась, ожидая. Если по
прошествии разумного времени, обычно не больше четверти часа,
упавший не поднимался, ожидание заканчивалось, уродцы
отправлялись дальше. Потеря одного уродца никак не отражалась на
отряде. Отряд мог пережить еще множество таких потерь...
Никто ни разу не пытался помочь упавшему товарищу.
Должен ли я добавить, что шествие их проходило в полном
молчании?
Дорога привела их к лесу и резко оборвалась. Ни проселочной
дороги, ни даже узкой тропки. Деревья толщиной с человека
равномерно заполняли все пространство впереди, препятствуя
проходу.
Несколько уродцев, шедших впереди, подойдя к самым
деревьям, ненадолго остановились, затем медленно повернулись на
180 градусов и пошли назад. Разочарование читалось на их лицах,
в сутулости их спин. Отряд молча расступился, пропуская
уходящих. Не было попыток удержать их.
Ибо никто не сомневался в их возвращении.
Уродцы всегда возвращались. Все-таки, вместе им было легче
идти. Правда, некоторые осознавали это не раньше, чем доходили в
одиночку до Края Мира.
Как раз для подобной ситуации в отряде был выделен один
человек. Это не значит, что он мог справляться с этой работой
лучше других. Правильней было бы сказать, что любой из отряда
сделал бы это не хуже. Но и не лучше... Одно из немногих
достоинств уродцев - их взаимозаменяемость.
Просто он был выделен для этой цели.
Движением средней ловкости он вытащил из своего рюкзака
топор. Он не стал плевать себе на руки, прежде чем взяться за
топор. Не стал проверять остроту лезвия, слегка проводя по нему
пальцем. В общем, не сделал ни одного ритуального действия,
которым опытный лесоруб начинает свою работу. Он просто пошире
расставил ноги и начал рубить ближайшее дерево.
Делал он это не совсем обычным способом. Ни классического
замаха над левым плечом, ни резкого удара на завершающем этапе
движения по дуге. Он держал топор чуть впереди себя,
горизонтально, лезвием вперед. И совершал им не рубящие, но,
скорее, зачерпывающие движения.
Однако движения эти оказались на удивление действенными.
Уродец вгрызался в гущу леса с поразительной скоростью.
Остальные уродцы продолжали идти вслед за ним по
свежепрорубленной просеке. Они практически не замедлили своего
шага.
Так, в авангарде отряда, он и прошел весь лес насквозь,
оставляя за собой след из поверженных деревьев и опровергая
приличествующую случаю пословицу. Ни одной щепки не отлетело за
время его работы...
Такая же неасфальтированная дорога ждала их по ту
сторону. Лес, пересекающий ее, казался досадным недоразумением,
ошибкой, допущенной создателями этого мира.
Идти по дороге было много легче. Может быть, кто-то думает,
что еще легче было бы вообще никуда не идти. Но, как правило,
это плохо заканчивалось.
Хотя никто из уродцев по своей воле не останавливался. Они
знали, что в их непрерывном движении есть смысл. Не знали,
какой, но знали, что он есть. И поэтому они шли, не
останавливаясь, с того самого момента, когда Ворота, висящие в
небе, отворились и выпустили их на поверхность этого мира.
Их было еще слишком много, чтобы начать различать их друг
от друга. Не столько, конечно, сколько было в начале пути, но
все-таки слишком много для идентификации. Однако один из них уже
получил имя. Имя было странным - Глазастик. Странность
заключалась в том, что внешне уродец практически не отличался от
своих собратьев. Глаза его были не больше и не меньше, чем у
других. Да если бы такое отличие и имело место, кто бы смог его
заметить? Ведь уродцы не предназначены для тщательного
разглядывания. На них можно лишь бросить беглый взгляд и
стыдливо отвернуться.
Однако один из уродцев внезапно понял, что его теперь зовут
Глазастиком. Не было сказано ни слова. Осознание пришло свыше.
Он шел... секундочку... седьмым в отряде. И не смотрел по
сторонам. Никто из них не смотрел по сторонам.
Следующим препятствием на пути отряда был ручей. Он
выглядел совершенно безобидным, поэтому не сразу был отнесен к
разряду препятствий. Неширокий ручей, плавное течение воды,
блики заходящего солнца на поверхности. Если высоко в небе и не
пели птицы, то это казалось случайностью.
Уродец, идущий первым, подойдя к самой воде, просто сделал
шаг вперед. Он был уверен, что перейдет ручей вброд, даже не
замочив своих зеленых штанишек. Он успел увидеть свое отражение
в зеркальной поверхности ручья: испуганные глаза, широко
распахнутый в молчаливом крике рот, прежде чем воды ручья
сомкнулись над его головой. Уродец больше не выплыл на
поверхность, скорее всего, он просто не умел плавать.
А ведь ручей вполне можно было перепрыгнуть. Нужно было
только хорошенько разбежаться. Но уродцы никогда не разбегались
и не прыгали, им привычнее было идти.
Еще пять уродцев стали жертвами своих привычек. Они входили
в ручей, как крысы, влекомые дудочкой крысолова, и так же, как
они, заканчивали свою жизнь. Следующим шел Глазастик. Он видел
смерть своих спутников, он умел делать выводы, он предчувствовал
свой конец. И не испытывал по этому поводу особой грусти. Но
внезапно он почувствовал озарение. Это было как указание свыше.
Он четко представил себе выход из создавшейся ситуации и даже
удивился слегка, как его не увидели другие.
Глазастик снял свой рюкзак. Чуть замешкался, развязывая
тесемку. Заминка оказалась фатальной для еще одного уродца,
который шел вслед за Глазастиком, а теперь обогнал его. `Не
уверен - не обгоняй,` - флегматично подумал Глазастик. В рюкзаке
аккуратной стопкой лежали тонкие, но очень крепкие деревянные
дощечки. Глазастик взял одну из них и положил на берег ручья
так, чтобы ее край чуть нависал над водой. Не без опасения он
ступил на дощечку. Он боялся, что дощечка под ним упадет, по
законам земной природы она и должна была упасть. Но она
выдержала вес Глазастика, даже не шелохнувшись. Видимо, в этом
мире действовали другие законы. Он положил вторую дощечку на
край первой. Два взмаха молотком и импровизированный мост вырос
в длину. Понадобилось всего шесть дощечек. Глазастик ступил на
противоположный берег ручья. Пока он снова завязывал свой мешок,
отряд обогнал его, и Глазастик поплелся в хвосте колонны.
Кто они, куда, а главное - зачем они идут? Уродцы не знали.
Те, кто шел сзади, считали почему-то, что цель пути
известна впереди идущим. Может, когда-то, в начале пути, так и
было. Но действовал закон, согласно которому те, кто идет
впереди, умирали раньше.
Об этом никогда не говорили вслух, но существовала легенда
о том, что где-то далеко, в конце пути их ждут вторые Ворота.
Что скрывается за ними - неизвестно. Но уродцы чувствовали, что
должны дойти до этих Ворот. Пусть не все, пусть хотя бы один из
них.
Дорога обрывалась в никуда.
Первый уродец шел, пристально глядя в даль. Если бы он
смотрел себе под ноги, он бы не так удивился, почувствовав, как
земля внезапно разверзлась под ним. Второй уродец увидел, но не
смог остановиться. Третий успел зажмуриться, прежде чем шагнул в
пропасть. Где-то много ниже раздался чавкающий звук
разбивающегося тела.
`Вот ведь как, - подумал Глазастик, делая шаг. - Выходит -
никто.` Падение казалось долгим и как бы замедленным.
Недостаточно замедленным, чтобы не оказаться фатальным.
Глазастик мог уже отчетливо разглядеть все особенности рельефа
на дне пропасти, когда мысль-вспышка пронеслась в его мозгу.
Ведь у него еще есть шанс! Внезапно он догадался, для чего из
одного маленького кармашка рюкзака всегда свисал довольно
длинный отрезок шнура. На конце шнура было закреплено тонкое
металлическое кольцо. Обычно Глазастика забавлял этот шнурок,
нелепо покачивающийся при ходьбе. Теперь он мог спасти ему
жизнь. Если, конечно, Глазастик не ошибался.
Глазастик крепко взялся за кольцо правой рукой и резко
дернул. Купол парашюта раскрылся над его головой.
Лишь небольшой краешек Солнца был виден над горизонтом,
когда Глазастик увидел Ворота. Внешне они ничем не отличались от
первых, через которые Глазастик попал в этот мир. Тогда он был
одним из множества уродцев, сейчас он остался в одиночестве. И у
него появилось имя.
`Ну что ж, посмотрим,` - подумал Глазастик. Он на секунду
замер перед входом в неизвестность.
Затем сильно оттолкнулся ногами и впрыгнул в ворота головой
вперед. Раздался всасывающий звук.
В тот же миг последние лучи Солнца погасли и темнота упала
на этот мир. Мир, в котором не осталось ни одного живого
существа.

И ведь в чем-то я, пожалуй, прав...
Далеко ли мы ушли от этих уродцев? Опережаем ли мы их на
два порядка? Или только на три этапа?
Разве не все мы приходим на этот свет через одни ворота и
уходим из него через другие? Кто сомневается - полистайте
Экклесиаста.
А мотивированность наших поступков? Только самые наивные
могут полагать, что их действия подчинены их же воле. Захочу -
почешу себя за ухом, захочу - попрыгаю на левой ноге. А захочу -
а почему бы, собственно, и нет? - возьму топор и пойду рубить
лес... Другие люди, может быть, более слабые, а может - они
действительно догадываются об истинном положении дел, пытаются
найти некое целеполагающее начало, управляющее ходом их жизни. И
кто-то чувствует, как над ним тяготеет длань Бога, над кем-то
довлеет рука Судьбы. Я же почти уверен, что над всеми нами
тяготеет курсор. Который, в свою очередь, подчиняется движению
мыши. (Вряд ли кто-нибудь захочет управлять нами при помощи
джойстика: слишком много степеней свободы осталось бы у нас.) И
все, что нам остается - это молиться своему Богу и молить у
своей Судьбы, чтобы рука, довлеющая на мышь, оказалась
достаточно опытной.
И временами, когда ты внезапно отчетливо осознаешь, что
твоя жизнь на этом свете имеет цель, это значит, что тебя
выделили. Курсором. Правда, как правило, ненадолго. А в
продолжительных промежутках между выделениями ты понуро идешь,
не видя цели, проходя через вереницу суточных изменений
освещенности, сезонных изменений климата и возрастных изменений
себя. Идешь просто так, потому что все идут, потому что идти
легче. А иногда (не чаще, чем один раз за одну жизнь, но обычно
много реже) ты зажмуриваешь глаза и делаешь шаг в пропасть...
И нет на этом свете человека, который ни разу не задавался
вопросом: `А что там, за вторыми воротами?` Ведь не может же
быть, чтобы... Ведь должен же быть какой-то... А иначе - ...
Или все это - только для того, чтобы какой-нибудь
девятилетний мальчик...

Девятилетний мальчик откинулся на спинку кресла и зажмурил
слегка уставшие глаза. Вытер вспотевшую ладошку о коврик для
мыши.
Цель этапа была достигнута. По правилам достаточно было
провести одного человечка из сорока, которые были в начале. Да
больше бы все равно не получилось: на всех был всего один
парашют.
На экране загорелась надпись: `ПАРОЛЬ - JК79В14F`. Мальчик
аккуратно записал пароль на листке бумаги, чтобы на следующий
день...

И все?
И все! Хотя...

Не было ни времени, ни места.
Но это скоро кончилось.
Вот только что он шагнул в Ворота, и вот уже, в составе
нового отряда, он очутился в другом мире. Здесь только-только
начинался день. Другим был мир, изменился цвет неба, фактура
дороги, сменился рельеф местности. Прежней осталась суть.
Другим был Глазастик.
Сначала он по привычке шел вместе с отрядом, не ускоряя и
не замедляя шаг. Затем попытался остановиться. И не смог. Идти
вместе со всеми было естественно и легко. Всякое движение,
выбивающееся из ритма, стоило огромного напряжения.
Ему в голову пришла мысль. Она показалась ему настолько
правильной, что он - такого с ним никогда не случалось прежде -
повторил ее вслух.
Из колонок, прикрепленных по бокам монитора, донесся еле
слышный шепот:
- Легко двигаться куда-то, если не знаешь, зачем ты это
делаешь. Но бессмысленно продолжать движение, когда ты знаешь,
что движешься ни за чем.
Мальчик вздрогнул. Он был удивлен, может быть, слегка
напуган. Удивлен этой непонятно кем произнесенной фразой и тем,
что происходило на экране.
Один из крохотных человечков внезапно перестал идти. Он
показался мальчику смутно знакомым, напоминая того, которого он
по непонятной причине назвал Глазастиком. Но это было на прошлом
этапе. И вообще, все человечки были абсолютно одинаковыми.
Человечек медленно повернулся лицом к экрану.
С правой стороны мира, если можно так выразиться,
возвышалась прозрачная стена. По видимому, из стекла. Она
начиналась от поверхности земли и заканчивалась где-то за
границей неба, простираясь влево и вправо насколько хватало
взгляда. То, что находилось за стеной, не сразу было осознано
Глазастиком как гигантское лицо. Детское и немного испуганное.
Глазастик ухмыльнулся.

Этот странный человечек вышел из под контроля! Когда
мальчик наводил на него курсор, значок курсора исчезал.
Человечек улыбнулся! Забавным, неуверенным движением
почесал себя за ухом. Медленно согнул в колене правую ногу и три
раза подпрыгнул на левой. Он улыбнулся еще шире.
`Такого не может быть! - подумал мальчик. - И не будет!
Остальных-то я еще контролирую.`
Лицо по ту сторону стекла улыбнулось в ответ.
Внезапно два ближайших к Глазастику уродца, один - слева,
другой - справа, остановились. Они стояли очень близко к нему,
широко расставив руки. Если бы Глазастик захотел, он не смог бы
обойти их.
После того, как были выделены два `задержателя`, мальчик
включил для них механизм самоуничтожения. На экране над ними
стали мелькать цифры обратного отсчета: 5, 4, 3...
Глазастик больше не улыбался. Но и не пытался убежать.
Бежать было некуда. Он посмотрел в огромные глаза и закричал как
можно громче:
- Ты действительно считаешь, что достоин управлять жизнью и
смертью? Ты просто не хочешь понять, что...
Резким движением руки мальчик отключил колонки.
Два взрыва прозвучали одновременно. Глазастику даже не было
больно. В том месте, где он упал, появилось красное пятнышко.
Оно не исчезло даже после отключения монитора.

4 июля 1997

Овчинников Олег
МНЕМИЗАТОР

1
В тот день я едва не пожалел, что изобрел мнемизатор. Дело
было так.
Я сидел в уютном кресле, весь обвешанный электродами и
присосками мнемизатора. Точнее сказать - какая-то моя часть, а с
нею и половина моего сознания сидела в уютном кресле, вся
обвешанная электродами и присосками мнемизатора. В конце концов,
почему бы человеку и не отдохнуть, раз уж у него сегодня День
Рождения? А что это за отдых без мнемизатора?
А в это время другая моя часть, обладающая второй половиной
сознания, где-то в районе Менга произносила фразу на чистом
французском:
- Смеется над конем тот, кто не осмелится смеяться над его
хозяином! - красиво сказано, черт возьми!
Но мой словесный выпад его не испугал. Он только
снисходительно улыбнулся. С детства ненавижу такие улыбки!
- Смеюсь я, сударь, редко, но...
`Метко?`- удивился я.
- ... я хочу оставить за собой право...
Вот-вот, и голос у него сейчас как у моего бывшего учителя
словесности. С детства ненавижу такие голоса!
- ... смеяться тогда, когда я этого пожелаю!
Да он просто издевается надо мной! Надо мной -
восемнадцатилетним гасконцем! Что ж, он играет с огнем! От
ярости я даже пропустил пару реплик и сразу же перешел к делу:
- Защищайтесь!
Он не успел выхватить шпагу, я не успел сделать выпад.
Внезапно солнечный свет погас и миллионы звезд засверкали
во тьме. Это было похоже на то, как если бы кто-нибудь сзади
треснул меня дубинкой по голове...

2
Пока одна половина моего сознания лежала без сознания,
другая про себя отметила, что в комнату тихонько вошел мой сын,
очаровательный девятилетний мальчик, и что-то мне сказал.
- Что? - переспросил я. Почему-то, когда у меня в каждом
ухе по электроду, я начинаю плохо слышать.
- С Днем Рождения, папочка! - прокричал он. - Я приготовил
тебе подарок!
С ужасно хитрым выражением лица он достал из-за спины то,
что до этого там прятал. Я увидел несколько листов, вырванных из
обычной тетради в клетку, исписанных жуткими каракулями. Ошибки
быть не могло - это был почерк моего сына.
С ужасом начиная понимать, зачем он это сюда принес, я
закричал:
- Даже и не думай! - и стал судорожно отстегивать от головы
присоски и электроды.
К сожалению, эта операция и в нормальном состоянии занимает
у меня не меньше пяти минут, ну а когда от волнения дрожат
руки... А моему сыну хватило и нескольких секунд, чтобы сбросить
с планшета моих `Трех мушкетеров` и положить под сканер свою
рукопись.
- Извини, папа, но ты должен это видеть! - заявил он,
сделав ударение на `должен`. - И не волнуйся так, пожалуйста,
там хороший конец.
- А ну прекрати немедленно! - испуганно закричал я,
стараясь говорить спокойно.
Но он уже переключил тумблер вовлеченности в положение
`полное погружение`.
Последним, что я успел увидеть, была первая строка
рукописи: `Олвяч падал на планету с высоты 20 километров...`
Последнее, что я успел подумать:`Ну разве могло быть другое
начало?..`

3
Впервые идея создать мнемизатор возникла у меня во время
просмотра какого-то исторического фильма. В некоторых местах его
достоверность меня не совсем устраивала.
- Ну не такой будуар был у Елизаветы! - воодушевленно
убеждал я сам себя. - Ну откуда у Елизаветы такой будуар? И
подсвечники. Ну разве такие были подсвечники? Такие подсвечники
вышли из моды еще в середине ХVII века! И куда это смотрит
режиссер?
С изобретением мнемизатора такие проблемы отпадут раз и
навсегда. Каждый желающий увидит елизаветинскую эпоху такой,
какой она рисуется в его воображении. Дома, обстановка, костюмы
- такие, какие он хочет видеть. Даже внешность самой Елизаветы
зависит от фантазии зрителя.
Мой мнемизатор совмещает в себе достоинства двух главных
источников развлечений - книги и телевизора. Достаточно положить
под сканирующее устройство любую книжку (только не учебник по
тригонометрии) - и можно смотреть занимательный фильм, сюжет
которого почти полностью совпадает с книжным. И смотреть не на
экране, а прямо в сознании.
Разумеется, не каждая фраза книги проецируется в сознание.
Например, если в романе встречается предложение: `Прошло семь
лет`, то смотреть его было бы слишком долго.
Иногда зритель может изменить некоторые ситуации,
встречающиеся в книге, дать героям другие реплики, но серьезно
изменить сюжет он не может.
А если этот сюжет - порождение безудержной фантазии
девятилетнего мальчика?
А если главный герой в конце героически погибает?
Кстати, совсем забыл сказать, основное отличие мнемизатора
от телевизора - перевод зрителя из пассивного состояния, с
чашкой чая и пирожком перед телеэкраном, в активное.
Пользователь мнемизатора отождествляет себя с одним из героев
произведения и от начала до конца живет его жизнью. Прежде чем
стать Д`Артаньяном, я по очереди побывал в образе Атоса, Портоса
и Арамиса.
Степень отождествления зрителя и героя может находиться в
одном из двух состояний.
Состояние первое - `раздвоение личности`. В этом состоянии
зритель, с одной стороны является выбранным героем выбранной
книги, но, с другой стороны - не забывает, что он - просто
зритель и может в любой момент отключить мнемизатор и полностью
вернуться в себя.
Состояние второе - `полное погружение`. Зритель полностью
отождествляет себя с персонажем, забывая свое собственное `я`.
Достоинства - полнота ощущений, никакой подделки.
Недостатки: зритель становится несколько беззащитным. Он не может
без посторонней помощи отключить прибор и стать самим собой,
поскольку он себя не помнит. А если посторонней помощи нет -
придется досматривать сюжет до конца.
А если в конце его ждет гильотина?
Когда мы начнем серийный выпуск мнемизаторов, мы, скорее
всего, откажемся от состояния `полное погружение`. Но пока у
меня дома - только опытный экземпляр.
Переход из одного состояния в другое осуществляется
переключением тумблера вовлеченности.
Вот его-то как раз и переключил мой сынок, когда я...

4
Я падал на планету с высоты двадцать километров.
`И зачем я это зделал?` - подумал я.
Да, да, так и подумал: `зделал`.
(Краткое отступление. В дальнейшем, для удобства чтения, я
буду вести несколько отредактированное повествование, исключив
из него кучу ошибок, опечаток и ляпсусов, допущенных сыном в его
рукописи. Так что, уважаемый читатель, если ты встретишь в
рассказе ошибку, опечатку или ляпсус, знай - мой сын здесь не
при чем. Это все я.)
Но тогда я не знал, что я - это я. Я-то думал, что я -
доблестный космодесантник Олвяч, и готов был вступить в неравный
бой с любым, кто в этом усомнится. У меня и в мыслях не было,
что у меня есть какой-то там сын. В мыслях у меня было только:
`И зачем я это зделал?` Ну почему я в последнее время стал таким
раздражительным? Почему ушел и даже не взял парашюта? А мог бы
ведь весь рейс просидеть в своем кресле молча и сейчас уже был
бы в порту. Все-таки правильно говорят: язык мой...
`Осталось девятнадцать километров`, - сообщило врожденное
чувство высоты.
Еще лететь и лететь. Ну ничего, вот долечу, тогда-то мне
придется ответить за свои идиотские поступки. Скорее бы уж.
Жаль, что сила тяжести здесь всего 0.2 от земной. Все-таки
правильно говорят: ожидание смерти хуже...
`Осталось восемнадцать километров`.
На шестнадцатом километре я начал вспоминать молитву
жителей Аахии, ожидающих наступления радиоактивного снега.
Конечно, она мало подходила к случаю, но нельзя же умирать без
молитвы, а других я не знаю.
`О, Кармалан, тропиняющий альные охи,
Цамбами своими улюлеющий рохи...`
`Осталось пятнадцать километров` - заявило чувство.
- Да замолчи ты! - не выдержал я.
Но тут уж ничего не поделаешь: если чувство высоты
врожденное, то замолчит оно только после смерти. Примерно через
семь минут.

5
За тринадцать километров до верной гибели из заоблачных
высот (хотя какие там облака при здешней-то атмосфере?) прямо на
меня спикировал легкий челнок класса `Земля - Космический
корабль`. Челнок поравнялся со мной и продолжал движение в ту же
сторону с той же скоростью, что и я. Люк челнока ушел в сторону
и оттуда показался... Кто бы вы думали?
Уверен, что никто из вас не угадал.
Это был Дидат!

6
- Какими судьбами? - вежливо поинтересовался я.
- Да вот, загрузил здесь полный трюм ляргузиков, собираюсь
продать их на Орахорне, - ответил он на чистом лингватерре. -
Смотрю: кто-то летит. Пригляделся - ты! Решил поставить новый
рекорд по прыжкам без парашюта?
- Да нет, - флегматично ответил я. - Я бы рассказал, да
боюсь, не успею.
- А не перебраться ли тебе ко мне в кабину?
Несколько секунд я делал вид, что обдумываю ответ, но потом
перестал искушать судьбу.
- Ну, если ты не против...
И схватился за руку, любезно протянутую Дидатом.
Если бы он знал, как я рад его видеть!
- Если бы ты знал, как я рад тебя видеть! - сказал я.
- Взаимно, - ответил Дидат, выводя челнок из пике.
- Мне на Орахорн, - сказал он, - а тебя где высадить?
- Там же, - я ни секунды не размышлял.
- Так ты со мной? - не сразу понял Дидат.
- Всегда!

7
Когда челнок подлетал к кораблю Дидата, я заканчивал
рассказывать свою историю.
- А ты? - волновался Дидат.
- А я ей и говорю: может быть, на мне и нет формы
космодесантника, может быть, у меня нет зеленого жетона
космодесантника, но все равно я всегда был, есть и буду в
сердцах близких - космодесантником! Незабвенным героем битвы при
Сатурне`.
- А она?
- Она говорит: на Сатурн брали только крепких парней! Каково?
- А ты?
- А я смотрю - что бы я ей не сказал, она мне не поверит.
Как я еще мог ее убедить? Вышел из салона, не дожидаясь посадки,
и громко хлопнул дверью. Чуть не разбился. Спасибо, ты вовремя
подоспел.
Челнок тем временем подлетел к кораблю.
Открылась шлюзовая камера, и челнок юркнул туда. Встречать
нас выкатился полутораметровый коротышка-робот. Последний раз я
встречал таких роботов в ХХII веке. Точнее - в музее
робототехники ХХII века. Но этот, как ни странно, еще
функционировал.
- Знакомьтесь, - сказал Дидат, - это Е2Е4, корабельный
робот. А это - мой старый друг Олвяч, я тебе много про него
рассказывал.
- Оазис! - с восторгом пропищал робот. Я его не понял.

8
Мы сидели в рубке управления. Дидат настраивал бортовой
компьютер на Орахорн. Я спросил:
- Где ты раскопал этот антиквариат?
- Да, именно раскопал, лучше и не скажешь. Я купил его на
Юпитере.
- На этой помойке?! - я невольно сморщил нос.
- Ну, во-первых, не на помойке, а на свалке, - оправдывался
Дидат, - а во-вторых, где еще можно купить хорошего робота всего
за 20 единиц? Я не так уж богат.
- Хорошего? - усомнился я.
- Ну... тогда он еще вполне сносно работал.
- А почему такое странное имя- Е2Е4?
Дидат откинулся было на спинку кресла, забыв, что сидит на
табурете.
- Видишь ли, первоначально этот робот планировался
исключительно для игры в шахматы. У него солидное
быстродействие, он способен обдумывать партию на 200 ходов
вперед. Как-то раз, чтобы скоротать время, я сел сыграть с ним
партейку. Начал я классически: Е2- Е4. Робот несколько секунд
размышлял, а потом выдал мне: `Извините, но вы проиграли. Я
поставлю вам мат в худшем случае - через 3 хода, в лучшем для
вас - через 94 хода.` С тех пор я не сажусь с ним играть.
- Да, это конечно... - переваривал я.
- А потом у него сбилась настройка речи. Не знаю почему,
наверное - время его пришло. И он потерял примерно 97.8
процентов своего словарного запаса. Остались какие-то крохи.
Первое время я не знал, как с ним общаться. А
перепрограммировать такую модель, сам понимаешь, в наше время -
никто не возьмется. Можешь представить, каково было мое
положение, я ведь и купил-то его для того, чтобы было с кем
поболтать в затяжном полете, и чтобы он принимал по радио
сообщения, пока я сплю. А теперь - какой от него толк?
Сообщение-то он примет, а вот мне его передать- не сможет.
- Да... - посочувствовал я.
- Но я нашел выход, - гордо сказал Дидат. - Правда, он не
всегда работает, но довольно часто помогает.
- И что же ты придумал?
- Прежде всего, я исследовал остатки его лексикона.
Набралось чуть больше пятисот слов.
- Что ж, для некоторых это даже много.
- И почти все слова какие-то бесполезные. Не знаю, где он
их набрался. Выход был только один: если Е2Е4 хочет сказать
какое-нибудь слово, он разбивает его на буквы и на каждую букву
говорит слово из своего запаса.
- Да, это выход.
- Другой вопрос - что он знает слова всего на 13 букв.
Недостающие буквы он заменяет шлепками по корпусу. Сейчас мы
тебе продемонстрируем. Эй, Е2Е4!
Е2Е4 вкатился в рубку.
- А ну-ка, скажи `туча`, - обратился к нему Дидат.
- Толкать, укол, чучело, ах! - скороговоркой выпалил робот.
- А теперь- `астероид`.
- Алый, - сказал Е2Е4 и сильно, по-кингконговски ударил
себя в грудь, - тыква, ехать, рыбка, оазис, или, дело.
- Нормально, - заметил я, - понять можно.
- Да, но иногда бывают и промашки. Скажи `цыц`!
Бум, бум, бум - среагировал робот.
- Но зачем ему говорить `цыц`?
- Это я так, к примеру.
- Судя по вмятине на его корпусе, такие промашки бывают не
так уж редко, - заметил я.

9
- Очко! - я бросил карты на стол и с гордостью взглянул на
Дидата.
На мой взгляд, комментариев не требовалось: туз и десятка -
счастливая комбинация. Но Дидат был со мной не согласен.
- Извини, приятель, - сказал он вкрадчиво, - но я ведь дал
тебе три карты!
И выжидательно посмотрел на меня.
О-о... ну нельзя же быть таким формалистом! Поднимать шум
из-за какой-то бубновой семерки!
- Нет уж, это ты меня извини! - так же вкрадчиво ответил я.
- Уж не хочешь ли ты сказать, что я жульничаю?
- Но ведь я же помню... - начал оправдываться Дидат.
- Да знаешь ли ты, кого ты обвиняешь? Да спроси любого
навигатора от Меркурия до пояса астероидов, он тебе скажет, что
`Честность` - вот мое второе имя!
`Первое имя - `Не`, - подумал я про себя.
- Да я и не спорю...
- Нет, иногда ты бываешь просто несносен! Временами я
начинаю жалеть, что ты спас мне жизнь! Лучше бы я...
Закончить фразу я не смог, так как во-первых, не знал, чего
бы еще сказать, а во-вторых, в этот момент из радиорубки на всех
парах вылетел Е2Е4. Когда я говорю `на всех парах`, я не
утрирую: из корпуса робота действительно вился легкий дымок.
Наверное - от трения, пятьсот лет без смазки - не шутка!
Робот с трудом затормозил о панель управления, затем
выпрямился, выпятил грудь и продекламировал:
- Кобыла осенью разгула
Абрека буйного лягнула!
И как бы от охватившей его волны чувств ударил себя кулаком
в грудь.
- Свихнулся! - испуганно произнес Дидат.
- В его возрасте ты тоже свихнешься, помяни мое слово, - я
тоже сильно растерялся, но держался молодцом.
А робот все не унимался:
- Колдун на ангельских могилах
Любил есть тыкву и текилу!
Е2Е4 определенно свихнулся. А с сумасшедшим роботом, как
известно, шутки плохи! На всякий случай я похвалил его:
- Молодец! Только, насколько мне известно, текилу не едят.
Из нее выжимают сок, а потом пьют.
И зачем только я стал с ним спорить? Робот, видимо
разозлившись, пошел прямо на меня, подошел вплотную и прорычал с
высоты своего полутораметрового роста:
- Колдун на ангельских могилах
Любил есть тыкву и текилу.
Кобыла осенью разгула
Абрека буйного лягнула!
И угрожающе стукнул себя по груди.
- Да, да! - поспешно согласился я. - Совсем забыл! Конечно
текилу едят! Я даже сам пробовал пару раз. Из нее даже делают
рогалики!
Робот в раздумьи застыл надо мной. Я чувствовал, что сейчас
решится моя судьба. На всякий случай я решил ему польстить:
- А у тебя хороший робот, - сказал я, обращаясь к Дидату. -
Не думал, что он умеет сочинять стихи.
- Я тоже, - глухо ответил Дидат. - И это при его-то словаре
в пятьсот слов!
- Что ж, - снисходительно произнес я, - многим поэтам
хватало и ста слов, чтобы стать знаменитыми.
Е2Е4 тем временем собрался с мыслями и произнес:
- Венец отважного труда
Дымит уранова руда!
И тут же запричитал:
- Ад, чад, клад, Исламабад.
`Что такое Исламабад? - подумал я. - Должно быть - нечто
очень древнее.`
Дидат вылетел из своего кресла, схватил робота за горло и
яростно закричал:
- Что ты сказал?! А ну - повтори, создание каменного века!

ПОЛНЫЙ ТЕКСТ И ZIР НАХОДИТСЯ В ПРИЛОЖЕНИИ

Док. 113776
Опублик.: 19.12.01
Число обращений: 5