В Кремле объяснили стремительное вымирание россиян
QUO VADIS Назад
QUO VADIS

ПОЛНЫЙ ТЕКСТ И ZIР НАХОДИТСЯ В ПРИЛОЖЕНИИ

Андрей Андронов
        Сборник рассказов

QUО VАDIS
БОЖЬЯ ВОЛЯ
БЫТЬ ПОБЕДИТЕЛЕМ
ДЕМОН
ДУЭЛЬ
КАК ОБЫЧНО
КУРОЧКА-РЯБА
МИГ
ОБОРОНА
ОДИНОЧЕСТВО
ПЕРЕКУР
ПОГОВОРИТЬ С МАМОЙ
РЫЦАРСКИЙ ДОЛГ,
САДОВНИК
САМОПОДГОТОВКА
СЛОВО ОЧИЩЕНИЯ
СТАЛКЕР
ТОЛЬКО РАЗ
УМЕРЕТЬ СРЕДИ РОЗ
УТРАЧЕННЫЙ И ОБРЕТЕННЫЙ
ЧУВСТВО СВОБОДЫ

Андрей АНДРОНОВ

ПОГОВОРИТЬ С МАМОЙ


Низкая, полуразвалившаяся избушка на краю леса. Старуха, подставившая
старые кости заходящему солнцу. Небольшая копна сена и пара коз,
привязанных неподалеку. Колодец с покосившимся срубом. Дубы, склонившие
свои ветви над маленьким двором без ограды. Горшки, висящие на воткнутых в
землю палках.
Дом ведьмы.
Тусклый блеск остро заточенной стали. Изрубленный герб на щите.
Боевой конь, окованный в тяжелый металл. Наброшенный на спину плащ,
небольшой мешок у седла. Уставший, грустный взгляд из-под набрякших век.
Шрамы на лице и царапины на кольчуге. Ни кола, ни двора.
Воин.
Переливы перстней и мертвый груз золотой цепи на шее. Широкая одежда
с меховой оторочкой. Мулы с переброшенными через спину тюками. Туго
набитый кошель. Неуклюжий, но богато украшенный экипаж. Слуги и приказчики
вокруг. Брезгливо поджатые губы над двойным подбородком.
Купец.
Маленький сверток на плече и перевязанные тряпкой книги под локтем.
Прищуренные глаза и измазанные чернилами руки. Сгорбленные плечи и низко
опущенная голова. Изрезанный морщинами лоб, покрытый космами седых волос.
Губы шепчут, повторяя прочитанные строки.
Ученый.
Блестящая кавалькада всадников. Флаги в руках ратников. Звон шпор и
яркие цвета одежд. Мягкие, холеные руки. Улыбки открывают белые зубы.
Гордая осанка и надменный взгляд. Земля вылетает из-под копыт, вскопанная
подковами лошадей.
Знать.
Пустые руки и полное надежд сердце. Перехваченная веревкой туника, и
непокорная шевелюра волос. Недоумение и тоска в глазах. Горячая кровь в
жилах.
Ученик.
Стертые работой, огрубевшие руки. Перехваченные лентой волосы.
Стоптанные сапоги. Обветренное лицо, шелушащаяся кожа, потрескавшиеся
губы.
Ремесленник, крестьянин... человек.
Они приходят, один за одним, к старому домику ведьмы и получают то,
что стоит больше всего, что они имеют. Они приходят за советом и
утешением. Они приходят облегчить душу.
Они приходят, и старая ведьма обкуривает комнату сизым дымом и
касается высохшей рукой поверхности воды в чаше. Они приходят, и
вглядываются в дрожащую жидкость, пока из глубины не возникает образ.
Время и расстояние не важны для старой ведьмы со странным даром, дающим
покой.
Они приходят, чтобы получить то единственное, что исцеляет сердце и
успокаивает душу. Они приходят, чтобы излить свою печаль и разделить свою
радость. Они приходят, чтобы вернуть то, что с детства было надеждой и
опорой.
Поговорить с мамой.

Андрей АНДРОНОВ

УМЕРЕТЬ СРЕДИ РОЗ


Я хочу умереть среди роз.
Упасть, подминая цветущие кусты покореженным металлом доспехов, и
увидеть как спасенная принцесса стоит у туши поверженного дракона.
Почувствовать, как ее слеза скатывается по бутону цвета моей крови...
Я хочу умереть среди роз.
Упасть в мягкую землю сада с пистолетом в руке и сквозь резные листья
цветов увидеть дымящийся ствол и глаза противника, которого я пожалел...
Я хочу умереть среди роз.
Нежные цветы склонят ко мне бутоны и пропоют колыбельную, молясь о
потерянной в битве душе... Листья смахнут слезы с моих глаз, и ветер
шепнет мне слова ободрения перед тем, как я перестану слышать... Красные
бутоны сохранят цвет моей крови для друзей и врагов, любимых и
ненавидимых, и каждый даримый женщине цветок будет памятью и обо мне...
Я хочу умереть среди роз.
Я не хочу видеть порохового дыма и сполохов разрывов на посеревшем от
гнева небе... Я не хочу слышать стоны и вопли идущих в атаку и умирающих
за идею... Я не хочу, чтобы мое безымянное тело гнило в дорожной грязи. Я
прошу у судьбы так мало... Умереть среди роз.
Дождь омывает мое лицо, затекая в ноздри и мешая дышать. Я вспоминаю
безмятежность белых облаков над розовым садом, и солнечный луч, который
мог бы быть мной...
Жидкая глина струиться подо мной и вокруг меня, вымывая остатки жизни
из моего тела и смешиваясь с моей кровью... Я лежу на краю окопа, оружие
выскальзывает из моих слабеющих пальцев и падает вниз с глухим чавканием,
как в болото... Болото... А я хочу умереть среди роз!
Мое тело скользит по жидкой грязи, и в потоках зловонной жижи я
обрушиваюсь на дно окопа, завоеванного ценой моей жизни. Запах роз
проникает в мои ноздри, и во вспышке близкого разрыва я вижу маленький
розовый кустик над другой стенкой окопа... Стенкой, до которой я не дожил.
В глазах темнеет, далекий шум моторов и грохот взрывов молотом колотит по
голове...
Я лежу на дне безвестного окопа в никому не известном поле безымянной
войны, и надо мной распускается розовый бутон. Я лежу, вспоминая остатки
своего философского образования и понимаю, что высшее счастье для человека
- это воплощение мечты. Боль от ран оставляет меня, и я вижу, как
вселенная вращается вокруг меня. Я улыбаюсь нежным розовым лепесткам и
закрываю глаза. Гонец из Марафона падает на ступени храма... Колесница
триумфатора катится по римским мостовым... `Санта-Мария` бросает якорь...
Скотт ставит ногу на лед Южного полюса. Красный флаг полощется над
рейхстагом. Армстронг топчет лунную пыль. Жизнь продолжается.
Я умираю среди роз.

Андрей АНДРОНОВ

КУРОЧКА-РЯБА
(дурка)


ПРОЛОГ

Пробившийся между досок лучик света блеснул на золотистом пуху,
рассыпавшемся по ее плечам, мягко тронул россыпь веснушек и скользнул по
ее безупречной фигуре.
Она сонно приоткрыла глаза, грациозно потянулась, переступила на
насесте лапами и закудахтала во все горло.
- Ну что, Рябая, съезд тебе в пленум, несешься, мир тебе в май? -
вошедший в курятник дед был в младые годы парторгом и до сих пор сохранил
красноречивую грубость.
Он сдвинул курочку с места, но она, сонно закудахтав, так и не
приоткрыла глаз, перед которыми все еще проплывали картины прошлой ночи,
проведенной с иностранными петухами в заезжем цирке.
- Ух, трезвость твою в общество, ты что это делаешь, депутат твою
сверхплановый! - обалдевший дед держал в руках золотое яйцо.
`Засыпалась!` - мелькнула у курицы мысль, но выскочивший за порог дед
ее уже не услышал.

1

- Бабка, решения партии тебе в жизнь! Ты гляди, чего Рябая снесла,
ударник она кому нести чего туда!
- Чего орешь, хрен старый, успехов тебе в труде! - блеснула бабка
дедовым сленгом.
- Вот! - хрипло сказал дед, с силой ударив яйцо об стол.
- Та осторожней же ж, шут горкомовый, разобьешь! - всплеснула руками
бабка.
- Да чего ему сделается, орден ему на знамя! - дед сосредоточенно
колотил яйцом об край стола.

2

После семнадцатой попытки разбить яйцо деда хватил удар. Мстительная
бабка недобро усмехнулась и поухватистей взяла кочергу.

3

Утомившись, бабка отбросила в сторону изломанную кочергу и прилегла
отдохнуть. В ее ограниченном сознании не умещалось, как это яйцо из
мягкого металла может держать удар кочерги из высокоуглеродистой
легированной стали.
- Детские сказки, стройку их в пятилетку... - ворчала она,
переворачиваясь с боку на бок.

4

Дождавшись, пока бабка уснет, из-под печки тихо, как тень,
выскользнула мышка и прокралась к яйцу. Проведя по скорлупе несколько раз
алмазным резцом, она легко подтолкнула его хвостиком и скрылась в норе.
Яйцо с грохотом разбилось.
- Мать-перемать! - от удивления и досады бабка перешла на
старорежимный диалект и грохнулась в обморок.

ЭПИЛОГ

Пробившийся между досок лучик света блеснул на золотистом пуху,
рассыпавшемся по ее плечам, мягко тронул россыпь веснушек и скользнул по
ее безупречной фигуре.
Бабка сонно приоткрыла глаза, грациозно потянулась и закудахтала во
все горло. Рядом с ней на постели лежало золотое яйцо.

Андрей АНДРОНОВ

QUО VАDIS


Ты когда-нибудь трогал рукой облака? Это потрясающее чувство, когда
ты ты машешь им рукой и вдруг одно из них изменяет свой плавный полет и
широкими кругами спускается к тебе... И если у облака хорошее настроение,
а оно у облаков всегда хорошее, ты сможешь забраться на него и оно
поднимет тебя вверх, ближе к золотому диску, сияющему посреди лазурного
неба... А на некоторые облака можно забираться и вдвоем...
Ты когда-нибудь слышал поющий ручей? Хрустально чистая вода, звенящая
мелодий потока, шорох ползущих по дну маленьких камешков... Шелковая трава
под ногами, зеленый шатер деревьев над головой, цветы, источающие тонкий
аромат, и убаюкивающий шепот листьев...
Снежно-белые единороги бродят вокруг, тихо переговариваясь, и их
почти неслышные шаги так хорошо вписываются в музыку леса... На их
грациозные движения можно смотреть часами, не уставая и не переставая
наслаждаться видом этих чудных созданий...
Ты когда-нибудь видел оленят, играющих со львятами и медвежатами на
солнечной лужайке, в то время как их родители в тенечке ведут добродушную
соседскую беседу, медленно текущую сквозь полуденную жару? Случалось ли
тебе играть в карты с обезьянами, которые отчаянно рискуют, подтасовывают
карты, дерутся за возможность раздавать и отвечают шуткой на каждое твое
слово?
Случалось ли тебе видеть сказочные миражи над клочком пустыни
величиной с небольшой пруд? Видел ли ты в колебаниях раскаленного воздуха
драконов, парящих над песчаными бурями, гномов, живущих в скалах, эльфов,
варящих эль или фей, танцующих в лунном свете? А случалось ли тебе,
обернувшись, увидеть их всех, глядящих в то же марево и видящих там свои,
другие сны?
Случалось ли тебе проходить через увитые плющом ворота замка,
стоящего между лесом, пустыней, горами и морем? Видел ли ты стены белее
снега, крытые красной черепицей, над которыми светится червленое золото
колоколен? Сидел ли ты на башне со стаканом золотистого вина, обсуждая с
баньши смысл жизни и глядя, как солнце садится за лесом, оттеняя зелень
своим багровым дымом, или на ночь и бочонок позже встречая его из-за гор,
и сравнивая розовый оттенок вершин с цветом вина в новой, покрытой пылью и
паутиной бутылке?
Сидел ли ты в библиотеке, хранящей рукописи Олимпийских богов?
Приходилось ли тебе бросать на турнире перчатку и нестись вперед на
покрытом сталью коне, думая о той, кто смотрит на тебя с трибун? Пробовал
ли ты прочесть тайны Сущего на дне тигля, в котором плавится философский
камень? Танцевал ли ты на Балу Миров?
Одним словом, был ли ты в Ланвейле?
Он ждет тебя. Рано или поздно, верхом или пешком, с мечом или книгой,
полный сил или умирающий, победивший или нет - ты обернешься и увидишь
золотые купола, красные крыши и белые стены. Хлопнут на ветру флаги, ляжет
под ноги тропа и грифон на замковой башне махнет тебе крылом.
Добро пожаловать в Ланвейл.

Андрей АНДРОНОВ

ПЕРЕКУР


Мужики, перекурим! А то в этой духоте сдохнуть можно. И послушайте,
что я вам расскажу. Не, мамаша, приличное, пусть слушает. Он у вас уже
большой, как я тогда. Когда? Да какая разница, все мы такими были. Детями.
Чтоб не сказать - интеллегентами. Почему интеллегентами? А слушай почему.


В детстве я любил играть в слова сам с собой. У меня был хороший
противник - я мог предсказать все его ходы вперед. Только было тяжело
найти незнакомое ему слово. Я до сих пор помню как расширились глаза моей
бабушки когда я в три года на вопрос ее знакомой `кем ты будешь` ответил
`эксгибиционистом`, искренне полагая что это продавец мороженного.


Сейчас, когда этот мужик в умных очках смотрит на меня так, словно я
должен помнить закон Дюлонга и Пти, и при этом нежно поглаживает мою
помятую зачетку, у меня появляется нехорошее ощущение в правом желудочке.
Левый мне удалили в детском саду вместо гланд, по ошибке. И после того,
как я чистосердечно рассказываю ему все что только что прочел на крышке
стола, он с таким тяжким вздохом ставит мне три, что мне хочется ему
сказать: `Мужик, не надо так, тут все свои, ты же знаешь, что когда
Эйнштейн писал теорию относительности, мы копали картошку`. Когда я
однажды сказал это куратору, он долго объяснял мне как будет брать мой
интеграл, цитируя Фихтенгольца и поминая функции Бесселя до пятого колена
включительно.


Когда меня вчера вызвал к себе декан, я не думал что это будет ТАК
плохо. Ну не знал я, что там 50 киловольт, ну не знал, что тут такого! И
даже не очень долго горело. Так, час, может два. Зато декан сказал что
когда лабораторию отстроят, то там повесят табличку, чтоб не трогали. Так
что я тоже буду приносить пользу.


Вы не представляете, как иногда хочется в Африку! Нет, вы не
смейтесь, вы подумайте - жирафы бегают, слоны там всякие, зебры...
Песок... И посередине, так гордо, медленно, важно - я. На этом, как его...
А, Кэмеле. Ну, такой, с горбом. На картинке видел - ну зверюга! Как наш
бывший проректор. Тоже так - с виду и не скажешь, а глаза такие
умные-умные... И жует еще все время, просто прелесть. О здоровье
заботится.


Ладно, мне пора. Там ребята с утреца за багажом знаний пошли, мне
надо за рыбкой сбегать. И хлеба добыть где-нибудь, если найду, а то
канарейка уже третью неделю почти ничего не ест. С утра только на пару
минут лапы в розетку вставит - и потом хоть бы что. Во, приспособилась!
Мой сосед тоже так пробовал на прошлой неделе - до сих пор чирикает.
Думаю, как заряд кончится, так и перестанет, а нет - сведу к врачу, а то
перед людьми неудобно.


Ну, в общем, бывайте. Как говорят, будете проходить мимо -
заглядывайте в окна. Не, через дверь не надо, у нее петель нет, так мы ее
гвоздиками прибили и она теперь не открывается. Все ходим через окно, даже
бабушка, даром что 80 лет. Не, четвертый этаж не высоко. Сначала тяжело, а
потом привыкаешь. Короче, я убег, а то моя очередь пройдет. Курите, если
есть что!

Андрей АНДРОНОВ

ДУЭЛЬ


Я увидел молнию среди туч. Черная птица спустилась ко мне в ветре из
темной пучины неба. Зеленые листья почернели и увяли.
Я шагнул вперед и поднял мой меч. Песня проклятия полилась из моего
рта, и глубокий вздох Земли сотряс почву. Безрассудный крик вознесся к
звездам, и мы начали.
Желтый песок стал красным. Петь было тяжело, но еще можно, и мы пели
друг другу песню нашей ненависти. Воздух входил и выходил из моих легких,
сгорая и дрожа между нами. Сияние клинков почти ослепило нас, и острые
лезвия резали ткань наших снов.
Мгновенный шок вернул меня к реальности. Мое тело кровоточило, и это
не было правильно. Я с трудом парировал его следующий удар в мою голову и
отступил назад.
Капля моей крови упала на землю и почва расплавилась. Я почувствовал
боль на мгновение, и гнев поднялся во мне. Сердце забилось быстрее,
дыхание сбилось с ритма... Мой разум восстал, и мозг опять взял контроль
над телом.
Он ударил опять и промахнулся. Острие моего меча проникло в круг его
защиты и рассекло кожу. Из его шеи потек ручеек крови. Мы снова были
равны.
Наши мечи сцепились и растаяли вместе. Мы стояли посреди пустыни, с
пустыми руками. Оружие больше не было аргументом.
Шепот чувства пришел ко мне, и я подбросил себя в воздух. Язык
пламени лизнул то место, на котором я только что стоял, и исчез. Я опустил
себя на землю.
Моя рука вытянулась вперед, шевеля пальцами. Тонкие струйки воды
появились между нами, вгрызаясь в него под давлением. Он дернул плечом и
исчез.
Я переместился и увидел его впереди, обрушивающим каменный ураган на
пустое место. Камни повернули ко мне, приближаясь, но ветер подул из-за
моей спины, и унес их с собой.
Я расслабился и сконцентрировался вновь. Моя кожа вдруг почувствовала
сильный холод, и я перестал дышать. Земля превратилась в лед, а я стоял на
коленях, собирая свои силы. Воздух почти стал жидким, когда я увидел, как
он приблизился.
Мои волосы поднялись и разделились. Голубой свет электричества возник
в моих глазах, наполняя их сиянием. Я медленно повернулся к нему, бережно
неся своим мозгом чашу, полную энергии. Его глаза расширились, и он
попытался отступить. Он уже не мог.
Цепи молний обняли его и подтащили ближе. Пламя поднялось вокруг
меня, и умерло на льду. Корона разряда окружила его тело. Камни появились
в смягчающемся воздухе, и превратились в песок. Молния ударила его в
грудь, и его голова откинулась назад. Дождь собрался, но так и не начался.
Он был рядом, и он стоял на коленях. Я стоял над ним, и он поднял лицо. В
его глазах не было ненависти, только боль. Не страх, но отчаяние. Я
отпустил его и он упал лицом вниз.
Я сел на зеркало расплавленного песка рядом с ним, и спросил, почему.
Он перевернулся на спину и молча уставился на звезды.
Я поднял кулак и он закрыл глаза, соглашаясь.
Я выиграл и должен был заплатить цену.
Я открыл ладонь и тихий гром нарушил тишину.
Заклятие упало на него, забирая его жизнь и отпуская его душу в
отпуск, названный - смерть. Его тело превратилось в воду, которая
впиталась в оживающую почву.
Я поднялся на ноги. Первый солнечный луч подчеркнул уходящую ночь.
Звезды ярко сияли на темной сфере, наблюдая меня в центре цветущей
пустыни. Я приветствовал их и вызвал ветер, чтобы отправиться домой.
Первый порыв ветра мягко подтолкнул меня, и я отбыл в тюрьму,
именуемую жизнью, ждать своей удачи. Думая о странных правилах игры, я
вспомнил его лицо. Я опять увидел его улыбку, и глубоко вздохнул. Ничего
не изменилось. Мои силы возросли, мой долг - тоже, и жизнь все еще не
хотела меня отпускать.
Я увидел мой дом впереди, и слезы покатились из моих глаз.

Андрей АНДРОНОВ

МИГ


Он отбросил полу плаща и вскинул автомат. Хороший, добротно
сделанный, по-домашнему ухоженный автомат. Любовно смазанный и протертый,
такой даже добрый на вид.
Его рот растянулся в усмешке, когда он передергивал затвор. Лучики
морщинок разбежались от уголков глаз, веки чуть-чуть сблизились. Губы
слегка шевелились, как будто бы он что-то шептал. Молитву? Проклятие? Я
закончил шаг и начал поднимать руки.
Женский крик всколыхнул толпу, головы начали поворачиваться,
расширились зрачки, недоверие и страх написаны на напряженных лицах... У
некоторых подкашиваются ноги...
Он медленно ведет дулом, выбирая первую жертву.
Мое тело наконец вспоминает, что к него есть ноги, и я делаю большой
шаг в сторону... До двери шагов пять, я знаю, что не успеть, но не стоять
же просто как овца перед мясником...
Мелодичный звонок. Двери лифта раскрываются, выпуская охранника...
Автомат выплевывает струю огня, сбивая тело с ног, брызги крови взлетают к
потолку и начинают медленно оседать на стены и пол...
Грохот наполняет маленький холл. Его хриплый смех настигает раньше,
чем пули, и примораживает людей к месту... Смерть медленно движется вдоль
левой стены, а я делаю еще один шаг вдоль правой... До двери остается еще
три шага.
Вой сирены, крики, стук шагов на далекой лестнице, равномерный стук
автомата, звон бьющегося стекла... Я стою на баскетбольной площадке,
осколки сыпятся вниз, и мой мяч, мой новый баскетбольный мяч пропадает в
чужом окне...
Еще шаг. Запах леса, хвои, запах ее тела, невыразимый восторг,
наполняющий меня, и я тону в ее глубоких глазах... Невнятный шепот,
угловатые, неумелые движения... Птичьи трели... Автоматная очередь.
Тишина... Легкий щелчок.
Еще шаг, и я бросаю тело вперед, вытягивая руки к двери. Еще пару
дюймов... Против своей воли, я оборачиваюсь.
Четким, красивым движением он вгоняет в гнездо новую обойму и,
опуская дуло, поворачивает его ко мне. Затвор со звонким щелчком
становится на место. Мелькает мысль - хорошо стоит. Устойчиво, ноги
расставлены, автомат у бедра, руки не напряжены, как в тире... Неожиданно
понимаю, на кого он похож - на моего первого шефа, такое же худое, строгое
лицо, жестокие, колючие глаза...
Мои ладони касаются двери. Я слышу, как тихо щелкает открывающийся
замок, и ручка поддается под моей рукой. Краем глаза замечаю, как его
палец медленно нажимает курок...
Детский плач. Я вглядываюсь в это маленькое, сморщенное личико,
пытаясь найти в нем знакомые черты, я беру сына - своего сына - на руки, и
с еще неясными чувствами прислушиваюсь к биению маленького сердца...
Щелчок курка. Боек медленно сдвигается, и, все ускоряясь, летит
вперед. Дверь уже открылась почти наполовину, и я наверняка смогу
протиснуться... Ноги распрямляются в прыжке, бросая тело вперед...
Боек бьет в капсюль, и порох загорается. Газ, расширяясь, выталкивает
пулю из гильзы и она, раскручиваясь, начинает свой путь в стволе... Часть
газа отхлынула назад, поршень толкает боек на место и новый патрон спешит
занять место старого...
Я отрываю ноги от пола и влетаю, падаю в дверной проем. Дверь
распахивается, бьется о противоположную стену, и я уже почти касаюсь
первой ступени лестницы...
Пуля, свистя, разрывает воздух и с наслаждением вгрызается в мягкое,
трепещущее тело. За ней бьют вторая, третья... Кровь толчками
выплескивается из ран, заливая дорогой костюм, и мертвое тело грузно
оседает на пол, не давая двери закрыться...
`Мама...` - успеваю еще подумать я, когда боль пронизывает тело.
Перед глазами стоит ее лицо, она что-то говорит, но я не слышу слов... За
ней встают отец, брат, жена, дети, друзья... И стена темноты встает между
нами.
Я бьюсь об нее головой и перестаю существовать.

Андрей АНДРОНОВ

КАК ОБЫЧНО


Как обычно, я сидел и разглядывал паутину в углу. Это занятие за
долгое время стало обычным и даже приятным. Постепенно тонкие серые нити
начали приобретать вес и смысл, закрывая мир непрозрачной завесой. И
наконец, когда он посерел и пыль веков тихо легла мне на плечи, сзади
раздался знакомый голос.
- Здорово, малыш!
Я обернулся и окинул взглядом серый балахон, нечесаную белую бороду,
сухие, крепкие руки, сжимающие посох, и такие живые, светлые глаза в тени
косматых бровей и крючковатого носа.
- А, Гэндальф... Входи, входи, вечная серость.
- Язык твой - враг мой, - констатировал он, окончательно выбираясь из
стены и теряя обычную полупрозрачность. - Чаю не найдется?
- С кексами? - как можно язвительнее ответил я и с сожалением покинул
стул. - Чего нахлебников дома оставил?
- Дались тебе эти гномы, злыдень, сам-то, в бытность твою...
- Ладно, ладно... Пошли чай пить, - прервал я его и двинулся на
кухню. Он пошел за мной, ворча под нос: `Распустился... Щенок... Гномы ему
мешают... Что за инкарнация такая нервная?`
- Сам такой, - ответил я оборачиваясь. Не тебе мои инкарнации
считать, понял? Щенок, а? А пришел тогда зачем? Распустился, да? Сам меня
сюда запер, Грейсвандира на тебя нету, издеваешься, правильно тебя в
народе сереньким козликом кличут, не так еще надо, чтоб тебе Танелорна не
видать, белого кролика в твою шляпу и голубей в карманы, чтоб твоим
истинным именем улицу назвали, чтоб ты...
- Спокойнее! Что ты орешь! Что ты взъелся?!
- Ору? Я ору? Элриком на травке всю жизнь, ди Гризом по тюрьмам, как
уголовник, Хокмуном булыжник на голове таскал, Обероном - по твоей же
Дворкинской дури - чуть лапти не откинул, хорошо, инкарнаций много,
Корумом всю жизнь калекой, думаешь, приятно? А Исаев, Исаев, это что,
шутки твои дурацкие? Про слепую сам небось сочинил, юморист доморощенный?
Тебе легко - ты сказал `свет` - и стал свет, а тут все своим горбом, своей
кровью, еще и помни все, как Эрикезе прямо какой-то! Был бы я на месте
того Барлога...
- Ладно, ладно, оставим грустные темы! Чай будет?
- Будет, будет, свинец ты б пил, будь моя воля.
- Свинец - это не эстетично. Аромат не тот, да и вкус, мягко
говоря... - начал было Гэндальф, размещаясь на трехногом табурете между
столом и холодильником.
- Тебе с лимоном или как обычно? - повернулся я к нему.
- Как обычно, с лимоном, - зевнул он и прикрыл глаза. Плечи его
опустились, руки неподвижно легли на колени, посох, такой одинокий,
прислоненный к стене под календарем... Капюшон упал на плечи, открывая
седые, сбившиеся волосы, изрезанный морщинами лоб... Я выронил догоревшую
спичку и сунул руку под холодную воду.
- Что, невеселая картина? - усмехнулся он, вновь открывая глаза. - А
ты жалуешься. Грубый ты, Промя, грубый и нервный. И меня ни черта не
слушаешь, а надо. Надо... - он опустил голову на грудь, затих... Я
подождал, пока закипел чайник, залил заварку, накрыл полотенцем и пошел
одеваться.
Он вошел минут через десять - пятнадцать, прихлебывая чай из
ободранной эмалированной кружки. На пороге он взмахнул рукой и достал из
воздуха свежий кекс.
- Люблю мучное - пробормотал он с полным ртом. - Особенно кексы с
чаем.
- Подержи-ка, - обернулся я к нему. Он двумя руками ухватился за дугу
лука, и кружка одиноко повисла в воздухе. Я натянул тетиву и тронул ее
пальцем. В воздухе медленно поплыла грустная нота.
- А ты становишься романтиком, - вдруг заявил он, прихлебывая чай.
- Сам такой, - огрызнулся я и меч привычной тяжестью лег на бедро. -
Куда идем-то?
- Ты там еще не был. Как обычно, - ответил он и допил чай одним
глотком. - Тебе понравиться. Прощаться будешь?
- Она все равно не поверит. Опять, - усмехнулся я. - Ты же сам
говорил - она везде. Так проще.
- Хорошо... - он стал ниже ростом, седые космы уступили место
тонзуре, животик оттянул коричневую рясу.
- Пойдем, - он взял меня за руку, и вересковое поле раскинулось перед
нами. Запах меда наполнил воздух, откуда-то донеслось тихое ржание.
- Уэльс, - выдохнул я. - Мерлин, почему я?
- Персиваль, мальчик, ну не мог же я отдать Грааль в плохие руки!
Идем, - он улыбнулся и у меня почему-то защемило сердце.
Солнце клонилось к закату, и под багровым небом лежали синие тени.
Впереди лежал долгий путь, мне - до Кавказа, ему - до креста, а здесь было
так хорошо...
Мы шагнули в мягкий вереск.

Андрей АНДРОНОВ

ОБОРОНА


Панкам, и не только панкам...
А вообще-то тебе, Сергеич.


Солнечный мячик нелепого мира...
Егор Летов.

Парнишка в драных джинсах и засаленной футболке сидел, привалясь
спиной к дубу, и играл на видавшей виды гитаре Летовскую `Оборону`. Над
его хайратой головой плыли белые облачка... Вековой лес застыл,
наполненный звенящими аккордами, и грезил о лете.
И протрубил седьмой ангел, и настал День, и разверзлась земля. С
визгом и ревом в Мир рванулись фаланги Адского воинства. Стена огня
покатилась впереди демонов, и тьма начала сгущаться за их спинами,
покрывая Мир пеленой вечности... Трое Адских Всадников мерили шагами коней
нелепый шарик Земли.
Парнишка взял слишком высокую ноту, и голос дрогнул. Его рука сама
нащупала бутылку пива и опрокинула над пересохшим ртом... Лес зашелестел,
зашептал, закачались ветви... Птицы перелетели поближе, звери переступили
лапами, разгоняя по жилам кровь... Паук поудобнее улегся на своей паутине.
Взгляд паренька терялся в листве дуба, а его руки искали нужные струны...
Города гибли медленно, крича последнее `Прости` в телефонные
трубки... Села сгорали целиком в вырывавшемся из-под земли пламени... Воли
сражаться не было. Люди сами шли под удар и в огонь. Крылатые демоны
влетали в окна небоскребов, добивая пытавшихся спрятаться; рогатые монстры
выбивали двери и срывали крыши подвалов; гиганты втаптывали в землю
автомобили. Адское воинство совершало свое триумфальное шествие.
Парнишка подтянул струну и начал со второго куплета. Ветерок
свернулся клубком; деревья склонили над ним свои ветви. Солнце искрилось
на дне бутылки, и день был так хорош...
Армия стояла насмерть. Полковой капеллан стоял под огненным дождем,
крича солдатам слова благословения... Но на месте разорванного снарядом
демона появлялось двое, а людей становилось все меньше и меньше... Седой
генерал, крестясь, повернул ключ, но взлетевшие ракеты поглотила Тьма...
Он кричал в микрофон, предупреждая, когда его живьем рвали на части... Но
уже расступался Океан, и демоны шли по морскому дну, топча площади и храмы
Древних.
Парнишка тряхнул хаером и одним глотком допил пиво. Руки нежно
гладили гитару - теперь он знал, как играть.
Кольцо Тьмы сужалось. Гиганты уже могли видеть друг друга, сходясь к
последней точке... Крылатые выписывали в небе виражи, разрывая солнечный
свет... Смерть собирала свою жатву, оставляя за собой выжженную пустыню.
Парнишка медленно начал мелодию, запел, сначала тихо, потом громче,
громче... Лес выпрямился и замер.
Демоны стянули кольцо до ничтожных размеров, и Адские всадники
смотрели на последних двоих - Человека и Лес. Монстры двинулись вперед,
выпустили первый язык пламени... Лес всколыхнулся и стал стеной.
Демоны увязли на метре травы как на зыбучем песке. Сквозь кусты
приходилось прорубаться, как сквозь монолит; каждое дерево приходилось
брать штурмом... Даже самый маленький клочок паутины не сдавался без
боя... И все равно круг сужался.
Парнишка нашел верный ритм и пел, кричал, срывая голос, играл,
разбивая гитару пальцами... Струны звенели чистейшим звуком, и последний
солнечный зайчик сверкал над его головой... Лес вздрогнул и пошел в атаку.
Земля поглощала гигантов. Ветви и лианы опутывали крылатых, сбивали,
вышвыривали во Тьму... Рогатых душили кусты, разрывали на части звери...
Птицы и насекомые тучами кружились перед Всадниками, мешая им смотреть
вперед... Круг дрогнул... Остановился... Тьма чуть-чуть отступила...
Всадники ударили вместе. Война, Мор и Смерть прошли через Лес,
разрывая его на части, и остановились у Дуба, под которым сидел гитарист.
Дуб, упираясь корнями в землю и ветвями в само небо, держал их,
держал, сколько мог, держал весь Лес, не давая ему погибнуть... Тьма
колебалась, и последний солнечный луч мелко дрожал, цепляясь за крону
Дуба.
Басовая струна лопнула резко, с глухим коротким вскриком, обрывая
аккорд на середине... Парнишка ошеломленно выронил гитару и беспомощно
огляделся по сторонам... Обгорелые стволы, вывороченные с корнем
деревья... Пустыня...
`О, моя оборона...`, - выдохнул Дуб, умирая и заканчивая песню.
`Кому нужен ломтик июльского неба...` - прошептал парнишка, глядя,
как гаснет Солнце. И зачем-то добавил: `Все идет по плану`.
И наступила Тьма.

Андрей АНДРОНОВ

РЫЦАРСКИЙ ДОЛГ,
ИЛИ КОЕ-ЧТО О КОММЕРЦИИ


...И победил великий Ансестор варваров, и основал королевство Глэйн,
и породил сына Скулла для трона его.
И был Скулл могуч и мудр, и изгнал он драконов, ведьм и Воинство
Ночное, и воссияло над Глэйном солнце правды и веры, и возрадовались
жители его.
И следовали заветам Скулла, отца своего, и Слайм Прекрасный, и Дулл
Мудрый, и Фибл Могучий, и славны были деяния их, и был народ Глэйна
счастлив.
И правил король Калф Хитроумный, и имел он дочь - прекрасную Огли, и
правил он справедливо, и были богоугодны деяния его, и процветал народ
Глэйна.
И восстало зло, изгнанное Скуллом, и приняло оно облик огненной
твари, и воспарил дракон над Глэйном, скрыв Солнце тенью своей.
И поселился он в пещере у Внешних Гор, и стал жечь села и города, и
гибли винные погреба трактиров, и уныние воцарилось в Глэйне.
И дракон - а имя его было Дранкард - наложил на Глэйн великую и
страшную дань - прекраснейшую из девственниц королевства раз в месяц, со
склада в столице, без предоплаты.
И брожение началось в народе, и хитрейшие из смутьянов придумали, как
уберечь народ от дани драконовой, и исполнили они задуманное, и не
осталось в народе недовольных (впрочем, как и девственниц).
И подошел срок... и потребовал дракон дань, и страшен был крик его, и
вздымался огонь, затмевая Солнце, ибо болела разрушенная циррозом печень
Дранкардова.
И избрали дворяне прекраснейшей дочь короля - прелестную Огли, и не
мог он возразить, ибо каждый из их легко живописал недостатки своих
дочерей и высоко превозносил достоинства принцессы.
И обрядили принцессу в белые одежды, и печальная процессия двинулась
к логову Дранкардову, оглашая окрестности воплями безысходности, скорее,
просто так, на всякий случай, ибо не знали они, как верно вести себя пред
ликом драконовым к вящей славе государевой.
И раздался окрик грозный, и появился из лесу великий и могучий рыцарь
сэр Варрант Хит, и был он грозен и страшен, и поняли все, что своими
воплями прервали они его послеобеденный отдых.
И встретили сэра Хита Калф Хитроумный и другие официальные лица, и
просили они его идти на бой с драконом, и пообещали половину Глэйна и свою
дочь в жены.
Переговоры протекали в теплой и дружественной обстановке. После
непродолжительной беседы и ожесточенного торга стороны пришли к обоюдному
согласию по основным пунктам соглашения.
И отвели прекрасную Огли к пещере, и оставили там в одиночестве. И
вздрогнула земля под пятой драконовой, но налетел на него сэр Хит как
торнадо, и сковал ужас зрителей, и замерли трибуны в безмолвии.
И взметнулся огненный столб, и скрыл сражающихся, и заметались
букмекеры, и возросли ставки, и застонала Земля, и содрогнулись горы, и
началась паника на бирже, и ставки продолжали расти. И длился бой день и
ночь, потрясая окрестности. Земля все стонала и стонала, а ставки все
повышались и повышались.
И прозвучал гонг, и вышел сэр Хит в оплавленных доспехах, и с
радостным облегчением взвыли трибуны.
Во время краткого перерыва в кулуарах были рассмотрены ближайшие
перспективы и направления борьбы с драконом, а также состоялось обсуждение
вопроса о выплате сэру Варранту Хиту дополнительного вознаграждения в
размере трех провинций, двадцати винных погребов и сорока тысяч черной
налички золотом.
И вторично потряс гонг долину, и вступил сэр Хит под своды пещеры, и
вновь закипела битва, и длилась она еще день и еще ночь. И утром третьего
дня раздался нечеловеческий вопль, и, с трудом поднимая отяжелевшие
крылья, дракон вылетел из пещеры и рухнул за соседним холмом источая
зловоние смерти и предсмертные хрипы.
И вышел сэр Варрант Хит с прекрасной Огли на руках, и тяжела была
поступь его, и упал он замертво на пороге, и выглядел он при этом слегка
уставшим.
И окружили их рыцари, и увезли во дворец Калфа Хитроумного, и
пожаловал король сэру Варранту семь провинций из десяти, и вина, и золота
в избытке, и была свадьба, и поднялся сэр Хит после пира, и взял на руки
прекрасную Огли, и скрылся в опочивальне, где и выполнил остаток своих
договорных обязательств.


Две недели спустя.
Удаленное поместье сэра Хита.
Замок Диг.
Ранним утром, когда туман еще клубился над замковым рвом, из конюшни
замка Диг, зевая и сладко потягиваясь, вышел Дранкард.
Блаженно улыбаясь, он нежно сорвал лютик, осторожно вдохнул его
аромат и двинулся в сторону замка.
Дранкард робко постучал в окно и, засунув голову в комнату, придал
морде нежное и подобострастное выражение.
- Босс, просыпайтесь, пора на работу! - заискивающе прошептал дракон.
Он вышел во двор, расправил крылья и полетел в сторону соседнего
королевства.

Андрей АНДРОНОВ

СЛОВО ОЧИЩЕНИЯ


Он смотрел на ее шею, белую, как мрамор, на нежные завитки волос,
лежавшие на плечах, на прелестное лицо, длинные бархатные ресницы, алые,
чувственные губы...


`Расчет. Ты должен думать быстрее, чем твой противник. Ты должен
думать то же, что и он, но на шаг быстрее и лучше. Ты должен видеть, что
делает он, раньше, чем он решит это сделать. Смотри!` - меч свистнул у его
лица и плашмя ударил по плечу. Его собственный лишь беспомощно рассек
воздух.
`Ты не думал, это рефлекс. Ты должен видеть, думать, знать, что
произойдет через секунду после того, как эта секунда наступит`.
Он бежал пыльными коридорами Утги, и каменные колонны падали вокруг,
складываясь в причудливый лабиринт... Он бежал, считая шаги и секунды,
вспоминая наскоро переведенное объяснение, увиденное за минуту до того,
как обвалился потолок...
Арка впереди рухнула, открывая темный проход, и ноги сами бросили бы
его туда, если бы за миг до этого он не сказал им `нет`. Он крепче сжал в
руке сумку с кристаллами, из-за которых он рисковал сейчас жизнью, и
прыгнул на завал...
Выход открылся неожиданно, и раньше чем его тело провалилось в черную
тьму, его губы шепнули: `все`. Он по инерции перевернулся в пыли несколько
раз и побежал дальше, чтобы только уйти от этого места...


Она перевернулась и натянула на плечи тяжелое покрывало. Оно
обволакивало ее фигуру, подчеркивая своей тяжестью изящество ее стана. Он
тяжело вздохнул и его взгляд уперся в витражи стрельчатого окна.


`Ты должен быть готовым. Всегда и везде. Ты не можешь глазеть по
сторонам - ты должен знать, что там происходит. Для тебя не должно быть
неожиданностей - ты должен предвидеть. Если на тебя нападают неожиданно -
это полдела. Но если ты отражаешь неожиданный удар - это три четверти
победы`.
Он стоял с Его Святейшеством среди гостей и болтал с милой графиней
откуда-то с Юга. Она, как и все, не верила отсутствию шрамов и пыталась
прочесть ложь в его глазах. И, как и всем до нее, это не удавалось.
Его рука взметнулась к уху Аббата и замерла. Крохотная стрела,
торчавшая между его пальцев, тихо подрагивала оперением. Его глаза
упирались в противоположную сторону зала. И когда монахи сомкнули кольцо
вокруг Аббата, его меч с радостной песней вылетел из ножен.
Он шел сквозь толпу, видя, как останавливаются у закрытых дверей
четверо, как оборачиваются первый заметившие что что-то не так, как
поднимается в воздух сверкающая сталь... И кровь лилась по ступеням
дворца, заливая дорогие ковры и бесценные мозаики... Руны тускло светились
на его клинке, и стальной смерч шел по залу, обходя одних и разя других.

ПОЛНЫЙ ТЕКСТ И ZIР НАХОДИТСЯ В ПРИЛОЖЕНИИ



Док. 113529
Опублик.: 20.12.01
Число обращений: 0


Разработчик Copyright © 2004-2019, Некоммерческое партнерство `Научно-Информационное Агентство `НАСЛЕДИЕ ОТЕЧЕСТВА``